Лирическое отступление 1

... Начальник столовой, сержант контрактной службы Игорь Набирухин, спал всвоей каптерке и видел сны. Впоследствии, нервно прихлебывая водку, он так ине смог внятно объяснить, что за дикий кошмар подбросил его с койки ивышвырнул вон, под крылечко, за секунду до того, как в дверной проем влетелауправляемая противотанковая ракета "фагот", превратив содержимое кладовой втворение сумасшедшего повара-сюрреалиста. Факт остается фактом: из каптеркион выпал до, а не после взрыва, иначе мешанина из квашеной капусты, печеньяи макарон была бы обильно приправлена его собственными потрохами... После первых же выстрелов бойцы заняли свои места на огневых или, покрайней мере, убрались с открытых пространств -- это было проконтролировано.Но никому (мне в том числе) не пришло в голову вспомнить о часовом у входа вкараульное помещение. Часовой стоял за короткой Г-образной кирпичной стенкойв рост человека, примыкавшей к высокой, в два этажа, глухой стене гаража. Вкакой-то степени можно понять, почему не нюхавшие пороха офицеры считали этустенку защитой, но я-то, старая полевая крыса, прекрасно знал, что осколкигранат ВОГ-25 и ВОГ-17 уверенно валят людей при разрыве и сзади, и сбоку, исверху. В первые же секунды боя штук шесть гранат врезались в стену гаража,окатив часового потоком рваной стали; на крики о помощи бросился Паша,санинструктор-контрактник, прилетевший из Грозного буквально за пару часовдо боя. Он не успел еще толком начать перевязку, как новой лавиной осколковего убило наповал... Зенитные автоматы, в силу их специфического назначения, практическиневозможно по-настоящему защитить от пуль и осколков. Как минимум дваключевых номера -- наводчик и прицельный -- торчат над бруствером, кактополь на Плющихе. И хотя железная логика боя требует, чтобы офицер какможно дольше оставался в живых, у меня язык не повернулся послать к орудиюрасчет, не попробовав предварительно уцелеть в этой свистопляске самому. Впротивном случае мне до конца дней моих пришлось бы ходить небритым: япросто не смог бы смотреть на себя в зеркало. Дежурный наблюдатель, заряжающий Фазлиахметов, деловито постукивал изавтомата. Так же деловито, негромко, скупо постукивал весь батальон. И этобыло гут, ибо беспорядочная пальба во что попало и во что ни попадя естьсимптом клинический, начало конца. Хлопцы еще только примеривались, нужнобыло их слегка воодушевить. Ну-с, приступим! Я в кресле наводчика, и шестикратный прицел скачком приближает дома,кусты и беспорядочно брошенную дорожно-строительную технику. Страху нет,один задор. Страх был до первого выстрела, страх придет после последнего.Происходящее вокруг воспринимается совершенно отстраненно, разум словноотодвинулся куда-то в глубь зрительного зала, с удобством устроившись нагалерке. А бурлящий водоворот боевого азарта громыхал вокруг меня на полныхоборотах, лязгая, как большегрузный состав; восторг и жажда убийствасмешались в адскую реактивную струю, и мы ревели на пару с автоматом -- онсквозь жерла стволов, я -- сквозь оскаленные зубы. Тут и там в прицельных линзах подрагивали белесые вспышки выстрелов.Первую очередь я влепил в окно низкого кирпичного дома, что-то вродекоровника с двускатной крышей. Спусковая педаль зенитной пушки, во избежаниеслучайных выстрелов, сделана тугой и с большим свободным ходом; но в этотраз мне показалось, что я жал на нее целую минуту, прежде чем автоматзаговорил. Взревев, как разъяренный дракон, пушка извергла в противника струювзрывчатки и стали. Зенитный автомат, в отличие от пехотного оружия, нестрочит, не стучит и не хлопает -- он именно ревет, ухо не в состоянииуловить паузы между выстрелами при суммарной скорострельности двух стволов в2400 выстрелов в минуту. Соответственно вся отправленная получателю дозавзрывается почти одновременно. Изо всех окон, дверей и щелей коровникавыбило струю пыли и каких-то лохмотьев, словно я расстреливал гигантскиймучной мешок. В считанные секунды я расколошматил фасад, смешав укрывшихся внем боевиков с битым кирпичом. Держу пари, такой подлянки правоверные неожидали. Рывком перебрасываю стволы на 15-00 вправо. Автомат стал продолжениеммоих нервов; нас не интересует бандитская шпана -- мы играем по-крупному. Вдвухстах пятидесяти метрах, за неровным пустырем, -- длинный гараж-деподорожно-строительной автоколонны. И что-то солидное гвоздит по нас именнооттуда, перекрывая гулким перестуком автоматно-пулеметную трескотню. Вот он -- мерцание крупной бледной вспышки, басовитый грохотавтоматического гранатомета. Мучачо засел в кирпичной надстройке на триокна, видимо, бывшей диспетчерской гаража. Мы с Фазой едва успели сменитькоробки с лентами, когда артплощадка буквально заплясала под ногами,рубероидный навес рвануло клочьями и что-то где-то куда-то посыпалось. Яотметил это -- не более...