Принципы конфуцианства

Понятие традиции теснейшим образом связано с понятием куль­туры. Культура не может существовать отдельно от ее передачи, от преемственности. Представить себе культуру, существующую независимо от традиции, было бы примерно равнозначно пред­ставлению о живом организме, в котором прекращен обмен ве­ществ. Совокупность информации, составляющая содержание по­нятия «культура», живет в традиции. Культура немыслима без традиции, как традиция немыслима без культуры. Эти термины обозначают, т.о., не два различных феномена, а два аспекта одного

феномена.

Для Конфуция традиция воплощалась в понятии «ли», которое переводится на европейские языки как «обряды», «этикет», «риту­ал», «правила благопристойности». «Ли» — не только правила веж­ливости и благопристойного поведения, но и религиозный ритуал, ритуал охоты, дипломатии, управления. В древнекитайском городе-государстве любая социально значимая форма деятельности требовала своего ритуала. В «ли», следовательно, включались не толя ко правила вежливого обхождения; в форме ритуала символизиро­вались и религиозные взгляды народа, и его культурные традиции, и представления о добре и зле. Соблюдение «ли» означало не толь­ко выполнение определенных правил; в понимании Конфуция сюда входило и принятие ценностей, в этих правилах воплощенных.

Конфуций большей частью употребляет данное слово в паре со словом «юэ», которое принято переводить как «музыка». В первую очередь оно обозначает ритуальные танцы, исполнявшиеся при дво­рах древнекитайских правителей под аккомпанемент музыкальных инструментов. Каждый звук и жест «музыки» воспринимались как нечто значимое, символизирующее чувства и действия историче­ских героев и помогающее почувствовать прошлое как нечто неот­делимое от настоящего. Интерпретация музыкального произведе­ния бывала весьма далека от беспристрастного анализа. Через историю она всегда вела к этике, к основным вопросам человече­ских взаимоотношений и жизни общества.

Обряды («ли») вместе с музыкой («юэ») образуют в китайской традиции культуру, обозначаемую словом «вэнь». Это понятие возво­дится Конфуцием к Вэнь-вану (XI в. до н. э.), основателю династии Чжоу. В таком отождествлении качества с именем сказывается одна из особенностей мышления древних китайцев, связанная со струк­турой древнекитайского языка.

Дело в том, что, в отличие от европейских языков, в древнеки­тайском полностью отсутствует категория времени. В древнекитай­ском языке для этого необходимо упоминание каких-то конкретных имен и событий. При такой структуре языка исчезает принципиаль­ная разница между прошлым, настоящим и будущим. Отсюда, с одной стороны, как бы постоянное «присутствие» фигур прошло­го; с другой — глубоко укоренившаяся привычка к приведению ис­торических прецедентов. Иначе говоря, определенный деятель ста­новится, как правило, воплощением определенного качества, и, вместо того чтобы сказать «деспот», называли имя деспота.

Историк Сыма Цянь рассказывает, что Вэнь-ван отличался ис­ключительными нравственными достоинствами. Возникает принцип «вэнь», сочетающий в себе миролюбие, нравственность и культуру, выступающий как контраст воинственности.

Термин «вэнь» объединяет в себе широкий спектр значений, Однако после того, как в качестве основного этического понятия Конфуций выдвинул принцип «жэнь» («человечность»), в понятии «вэнь» все более сосредоточивается то, что характеризует культу­ру как таковую. Доказательство преимущества «вэнь», понимавше­гося как путь мира, человеколюбия и культуры, над путем войны стало с тех пор популярной темой политических размышлений кон­фуциански настроенных мыслителей. Понимание огромной роли, какую играет культура в жизни отдельного человека и всего об­щества, было настолько глубоко внедрено ранним конфуцианством в китайскую общественную мысль, что в сочинении крупнейшего мыслителя II в. до н. э. Дун Чжун-шу принцип «вэнь» фигурирует как конституирующее начало для всей эпохи Чжоу.