Глава тринадцатая. Уже совсем стемнело, когда я оказалась дома. У двери моей опочивальникто-то нетерпеливо спросил меня по-гречески: "Ну как?" Это был

Уже совсем стемнело, когда я оказалась дома. У двери моей опочивальникто-то нетерпеливо спросил меня по-гречески: "Ну как?" Это был, разумеется,Лис. Он уже давно стерег под моими дверьми, словно кот у мышиной норки; такмне потом сказали мои служанки. - Она жива, дедушка, - сказала я и поцеловала старика. - Приходи ко мнекак только сможешь, я промокла до костей, мне нужно вымыться, переодеться ипоесть. Приходи после, и я все расскажу тебе. Когда я сменила одежду и поужинала, грек снова постучался в дверь. Явпустила его, усадила за стол и налила вина. Кроме нас, в комнате былатолько темнокожая служанка Пуби; девушка была мне очень предана и к тому жене знала ни слова по-гречески. - Ты сказала, она жива, - начал Лис, поднимая кубок, - так совершимжевозлияние Зевсу Спасителю. И он пролил вино на пол ловким греческим жестом, так, что на землюупала только одна капля. -- Да, дедушка, она жива, здорова и, по ее словам, счастлива. -- Мое сердце, доченька, вот-вот выпрыгнет из груди от радости, -сказал старик. - Ты говоришь вещи, в которые с трудом верится. -- Не все розы, дедушка. Есть и шипы. -- Расскажи мне правду - я выдержу. И я рассказала ему все, опустив, разумеется, призрачный дворец втумане. Мне было больно видеть, как радость гасла на лице грека, исознавать, что я тому виной. И я спросила себя, как же я собиралась отнять уПсихеи ее счастье, если даже то, что я делаю с Лисом, причиняет мне боль. - Увы, бедняжка Психея, увы! - воскликнул Лис. - Наша беднаядевочка!Сколько она всего вынесла! Ей бы отдохнуть, выспаться, попить отваручемерицы...Мы бы за ней ухаживали! И тогда бы она поправилась. Но как всеэто сделать, умане приложу. Давай придумаем что-нибудь, доченька! Ах, почемуя не Одиссей и неГермес! - Значит, ты уверен, что Психея сошла с ума?Он кинул на меня быстрыйвзгляд: - Почему ты спрашиваешь, доченька? А ты что думаешь? -- Дедушка, ты можешь и меня посчитать безумной, но ты же не видел ее!Онаговорит обо всем так спокойно! В речах ее нет путаницы. Она чуть несмеется отсчастья, и глаза у нее чистые, ясные. Если бы я была слепой, я былегко поверила вовсе, что она говорит. -- Но ты не слепая, и никакого дворца ты не видела. -- А ты никогда не допускал - хотя бы на миг, хотя бы просто каквозможность, - что существуют вещи, на самом деле существуют, которые мы не можемувидеть? - Ну разумеется, существуют! Например, Справедливость, Равенство,Душа,Музыка... - Ах, дедушка, я не о том! Скажи, если существуют души, может быть,существуют и невидимые дома, в которых эти души живут? Он провел по лбу рукой знакомым, привычным жестом учителя, недовольноговопросом ученика. -- Доченька, - сказал он, - мне сдается, за столько лет учебы ты так ине постигла истинного значения слова "душа". -- Я прекрасно знаю, какой смысл ты вкладываешь в это слово, дедушка.Но разветы знаешь все на свете? Разве не существует невидимых вещей - именновещей? - Таких вещей множество. То, что у нас за спиной. То, что слишкомдалеко отнас. Весь мир, когда стемнеет. - Старик наклонился вперед и взялмою руку в свою. - Мне кажется, доченька, что и тебе не мешало бы попить чемерицы, -сказал он. У меня промелькнула мысль, не рассказать ли ему о моем видении, но ятут же поняла, что в целом мире не сыскать хуже слушателя для подобнойистории. Он и так уже заставил меня покраснеть - я устыдилась своихсомнений. Но тут радостная догадка озарила меня. -- Но тогда получается, - сказала я, - что ее полуночный любовник ейтожетолько мерещится? -- О, если бы это было так, - вздохнул Лис. - Что ты хочешь сказать, дедушка? - Ты ведь говорила, что она сыта и здорова, что на лице у ней румянец? -- Она хороша как никогда. -- Кто же кормил ее все это время? Я онемела от неожиданности. - А кто снял с нее оковы?Об этом я даже и не думала. -- Дедушка! - вскричала я. - Что у тебя на уме? Изо всех людей тыпоследнийстал бы утверждать, что речь идет о боге. Скажи я такое, ты быподнял меня на смех. -- На смех? Да мне было бы горько до слез! Ах, доченька, доченька!Когда только мне удастся вытравить из тебя все нянькины сказки, всеглупости, которые нашептали тебе жрецы и предсказатели? Неужто ты думаешь,что Божественная Природа...ах, какое невежество, какое смехотворноеневежество! С таким же успехом ты моглабы сказать, что у Вселенной чесоткаили что Суть Вещей упилась в винном погребе. -- Я не сказала, что к ней приходит бог, дедушка, - перебила я старика.- Ятолько спрашивала тебя, кто к ней приходит. -- Человек, разумеется, человек! - воскликнул Лис, стуча кулаком постолу. -Ты уже не ребенок! Тебе ли не знать, что в горах тоже есть люди! -- Люди! - воскликнула я. - Да, люди. Бродяги, беглые рабы, разбойники, воры! Неужели ты этогонезнаешь? Я покраснела от негодования и вскочила на ноги. Для девушки из нашегорода будет большим бесчестьем, если она сойдется, пусть даже в законномбраке, с человеком, в жилах которого нет хотя бы четверти божественнойкрови. То, что утверждал Лис, было невыносимо. -- Как ты смеешь? - вскричала я. - Психея скорее бросилась бы наострыеколья, чем... -- Не горячись, доченька, - сказал Лис. - Она же ничего не понимает. Помоему разумению, какой-то разбойник с большой дороги нашел бедняжку,обезумевшую от страха, одиночества и жажды, и снял с нее оковы. Несчастнаяуже бредила, ао чем она могла бредить в подобном положении? Конечно же, озолотом и янтарномдворце на Горе - она ведь мечтала о нем с самого детства.Парень сразу все смекнули выдал себя за посланца богов - вот откуда взялсябог Западного Ветра! Он отвелее в эту долину и нашептал ей, что сам бог, еежених, придет к ней под покровом тьмы.Потом он ушел, а ночью вернулся. -- А как же дворец? - Безумие заставило ее поверить в свой детский сон и принять его задействительность. А негодяй только поддакивал ей во всем. Возможно, и отсебя что-нибудьприбавил, и тогда она совсем уверовала в свой бред. Второй раз за этот день я впала в глубокое отчаяние. Лис объяснил всеслишком правдоподобно и логично, он отнял у меня сомнения, а значит -надежду. Впрочем, так было и с Бардией. -- Похоже, дедушка, - сказала я понуро, - ты лучше меня справился сзагадкой. -- Не нужно быть Эдипом, чтобы отгадать такую загадку. Куда сложнеерешить,что нам теперь делать. Ах, мне ничего не приходит в голову! Видно,твой отец слишком часто драл мне уши и тем попортил мне мозги. Должен,должен быть выход... авремени совсем нет! - Ни времени, ни возможности. Я не смогу долго притворяться больной.Кактолько Царь узнает, что я выздоровела, путь на Гору будет мне заказан... - О, я совсем забыл!.. Такая важная новость! Снова появились львы.-Что? - вскричала я в ужасе. - На Горе? - Нет, нет, все гораздо лучше! Львы объявились на юге, к западу отРингаля.Царь собирается отправиться на львиную охоту. - Так, львы вернулись... значит, Унгит нас обманула. Может, на этот разпринесут в жертву Редиваль. Царь в бешенстве? - В бешенстве? Нет. Когда ему сказали, что погиб пастух, десятокбаранов инесколько добрых псов (а ты знаешь, как он их ценит), он такобрадовался, словноему принесли радостное известие. Я давно его не видел встоль приятном расположении духа. Весь день он только и говорил, что особаках, загонщиках, о погоде... итому подобной чуши. То посылал гонцов кочередному князю, то вел глубокомысленные беседы с егерями, то наводилпорядок на псарне, то проверял, как подковали коней. Пиво лилось рекой, идаже я удостоился дружеского хлопка по спине, от которого у меня до сих порболят ребра. Но нам-то важнее всего, что два дня он пробудет на охоте, аесли повезет, то дней пять или шесть. Он выезжает завтра засветло. Значит,мы должны торопиться, - Да. Потом будет слишком поздно. Психея умрет, если зима застигнет еев горах. У нее нет крыши над головой. К тому же не успеем мы и оглянуться,как у неебудет ребенок. Эти слова ударили меня в самое сердце. - Подлец, чтоб ему сгнить от проказы - прорычала я. - Будь он проклятнавеки! Неужто Психея родит от голодранца? Мы посадим его на кол, когдапоймаем.Он будет умирать долго и медленно. О. я бы растерзала сю на клочкисобственнымизубами! Ты омрачаешь темными страстями нашу беседу и свою душу, - остановилменя Лис. - Нам нужно придумать, где мы се спрячем. Я уже придумала, сказала я. Мы спрячем ее у Бардии. У Бардии! Да он никогда не примет у себя в доме ту, что была принесенав жертву богам! Он боится собственной тени и верит в бабьи сказки, этотБардия! Он обыкновенный дурак. - Бардия не дурак, отрезала я не без раздражения, потому что мне ненравилось, как пренебрежительно относится грек к смелым и честным людям,если онине обладали его ученостью. Даже если Бардия и согласится, добавил Лис, ему женушка не позволит. Акто не знает, что Бардия у жены под каблуком? - Бардия? Я не могу поверить, что такой смельчак... - Ба, да он влюблен, как Алкивиад! Парень женился на бесприданнице,взял заодну красоту, можно сказать Весь город об этом знает. Она помыкает имкак захочет. Должно быть, она очень дурная женщина, дедушка... Нам-то что за дело? Нам важно только то. что нашу голубку в лом доме неспрячешь. Более того, скажу тебе, доченька, что во всем Гломе такого местане сыщешь. Если хоть один человек в Гломе узнает, что она жива, ее найдут иснова принесут в жертву. Если бы мы могли отправить ее к родственникамматери... но это невозможно. О великий Зевс, если бы у меня было десятьгоплитов и опытный командир в придачу! Я не знаю, - перебила его я, - как заставить се покинуть Гору. Онаупрямится, дедушка. Она больше не слушается меня. Я боюсь, что придетсяприменить силу. - Откуда у нас сила? Ты слабая женщина, я раб. У нас нет отряда вдесятьгоплитов, чтобы отправиться с ним на Гору. А если б он у нас был, мыне смогли бысохранить это в тайне. Мы долго сидели в молчании: огонь в очаге мерцал. Пуби сидела перед нимна корточках и подбрасывала дрова Она играла в странную игру с бусами,принятую среди ее народа: я так и не смогла обучиться ей, хотя девушка нераз пробовала объяснить мне правила. Лис то и дело порывался заговорить, нотак и не сказан ничего. Планы рождались у него быстро, и так же быстро онумел находить в них недостатки. Наконец я нарушила молчание: Значит так, дедушка, я возвращаюсь к Психее и пытаюсь переубедить ее.Если она поймет, в какой она опасности, втроем мы что-нибудь придумаем.Возможно, нам придется отправиться странствовать, подобно Эдипу. Я пойду с вами, сказал Лис. Однажды ты подбивала меня на побег. Теперьмоя очередь. Ясно одно. сказала я. Она не должна оставаться в руках обманщика имерзавца. Все что угодно, но этого я не допущу. Это мой долг, ибо мать ееумерла и у нес нет другой матери, кроме меня. Ее отец недостоин зватьсяотцом, как, впрочем, и царем. Нет никого, кроме меня, кто мог быпозаботиться о безопасности Психеи и о чести нашего дома. Это нельзя такоставить. Я... я... - Что с тобой, доченька? Ты побелела! Тебе плохо? - Если не будет другого выхода, я убью ее. Вавай! - воскликнул Лис так громко, что Пуби бросила свою игру иуставилась на него. - Доченька, ты потеряла рассудок и погрешила противприроды вещей. В сердце твоем на одну часть любви приходится пять частейгнева и семь частей гордыни. Ведают бот. и я люблю Психею. Ты это знаешь, имоя любовь ничем не меньше твоей. Ужасно, что наша возлюбленная дочь,равноподобная Артемиде и Афродите, должна прозябать с бродягой и делить сним ложе. Но даже такая жизнь не столь презренна, как представляется тебе.Посмотри трезвым взглядом, прислушайся к голосу рассудка и естества, не дайстрастям овладеть тобой. Быть бедной и жить в нужде, быть женой бедняка... - Женой! Скажи лучше - подстилкой, потаскухой, наложницей! - Природа не знает этих слов. Брак установлен обычаями людей, а незаконамиприроды. Мужчина уговаривает, женщина соглашается - вот и все. чтоот природы. - Уговаривает? А если принуждает и берет силой? Если этот мужчина -убийца, чужеземец, беглый раб или еще какая-нибудь дрянь? - Дрянь? Видно, мы с тобой по-разному понимаем вещи. Я сам чужеземецираб, а скоро из любви к вам стану беглым рабом, и меня не устрашают ниплети, никол. Ты мне больше отца! - воскликнула я и поцеловала его руку. - Я нехотела обидеть тебя, дедушка, но есть вещи, в которых ты не разбираешься.Психея тоже так считает. Милая Психея! сказал старик. - Я ей часто говорил об этом. Оназапомнила. Она усвоила урок, Она всегда была хорошей ученицей. - Ты не веришь в божественность нашего рода. - сказала я, - Почему не верю? Охотно верю. Все люди ведут свой род от богов, и вкаждомчеловеке есть частичка бога. Мы вес люди. И тот, с кем живет Психея, -тоже человек Я назвал его подлецом н мерзавцем и, скорее всего, не ошибся.Но случается всякое - бывает, что и хороший человек становится разбойником иизгоем общества. Я молчала. Все эти рассуждения были мне неприятны. - Доченька, сказал внезапно Лис. Сон приходит рано к старикам. Уменяглаза слипаются. Отпусти меня - утро вечера мудренее. Что оставалось мне делать? Я отпустила Лиса с мыслью, что ни однаженщина на ею месте не поступила бы подобным образом. Но уж таковы мужчины:даже самые надежные из них подводят в такой час, потому что сердце ихникогда не способно полностью сосредоточиться на чем-то одном. Еда, выпивка,сон, игра, новая баба всегда могут отвлечь их внимание, и с этим, будь тыхоть царица, ничего не поделаешь. Но тогда я еще не понимала этого иобиделась на старого учителя. Все от меня уходят, сказала я себе. - Никому и дела нет до Психеи...Она для них значит меньше, чем Пуби значит для меня. Они на миг вспоминают оней. а потом возвращаются к своим любимым занятиям - Лис в постель, а Бардия- к своей женушке. Ты одна в этом мире. Оруаль. Никто ничего не сделает затебя. Ни на кого нельзя рассчитывать. Боги и смертные отступились от тебя.Тебе самой предстоит разгадать все загадки. Не жди ни от кого подсказки и несмей на них обижаться, не то они навалятся на тебя всем скопом, и обвиняттебя, и насмеются над тобой, и в конце предадут тебя казни. Я отослала Пуби. а затем сделала недозволенное. Я думаю, почти никто неосмеливался сделать это. Я обратилась к богам сама, своими словами, наединес ними, не входя в храм и не принося жертвы Я распростерлась на полу и отвсего сердца воззвала к ним. Я взяла назад все обидные слова, сказанные мноюпротив небожителей. Я обещала им, что выполню любую их волю, сети они дадутмне знак. Но боги молчали. Когда я приступила к молитве, пламя в очаге яркопылало и дождь стучал по крыше. Когда я закончила, дождь по-прежнему шел, нопламя уже почти погасло. Теперь, когда мне стало ясно, что я представлена самой себе, я сказала: - Завтра... завтра я сделаю все, что нужно... а сейчас... спать. Я легла в постель в таком состоянии, когда изнуренная плоть сразууступает сну, но встревоженная душа может разбудить ее в любое мгновение.Проснулась я глубокой ночью и сразу поняла, что не смогу больше заснуть.Огонь погас, и дождь прекратился. Я подошла к окну и долю стояла,вглядываясь в ночь и прислушиваясь к порывам ветра. Подперев виски кулаками,я напряженно думала. Рассудок мой прояснился, и теперь я удивлялась, что приняла иобъяснение Лиса, и мнение Бардии, имя кто-то из них, несомненно, был неправ. Я не могла решить кто, потому что, если верно то. что говорят в Гломе,прав Бардия, но если верна философия греков прав Лис. Но я не тала, за чтодержаться, - ведь я была дочерью Глома и ученицей Лиса. Тогда я впервыепоняла, что все чти годы я состояла из двух половинок, которые плохоподходили друг к другу. Мне не удавалось сделать выбор между Бардией и Лисом, но как только яотказалась от всяких попыток, меня осенило. Неважно, кто из них прав, потомучто в одном они сходятся. Некто отвратительный и гнусный завладел Психеей.Какая разница, кто это - кровожадный разбойник или призрачное чудище?. Нивоин, ни грек не верили, что ночной гость может быть порождением добра икрасоты. и это было самое главное. Только мне могла взбрести в голову такаямысль. Существо это приходит в темноте и запрещает смотреть на себя. Какойлюбовник будет поступать гак, если на то нет какой-то ужасной причины? Я усомнилась в этом всего лишь на миг, когда увидела призрачный дворецна другом берегу реки. "Она не будет больше его! - сказала я себе. - Она не останется в егомерзких объятиях. Сегодняшняя ночь последняя". Внезапно я вспомнила, как счастлива была Психея в горной долине, каксняло се лицо и лучилась радостью улыбка. Искушение снова овладело мной: нелучше ли оставить все как есть, предоставить сестре тешиться безумнымимечтами, не раскрывать ей глаза на весь ужас ее положения? Я всегда былаПсихее нежной матерью, 1ак к чему становиться карающей фурией? Какая-точасть моей души нашептывала мне: "Оставь их в покое. Есть чудеса, которыхтебе не дано понять. Не торопись: кто знает, что станется с ней и с тобой,если ты вмешаешься?" Но другая часть напоминала мне, что я для Психеи - имать и отец, что любовь моя должна быть суровой и дальновидной, а невсепрощающей и близорукой, что иногда она должна быть даже жестокой. В концеконцов. Психея - всего лишь ребенок. Если даже я не могу разобраться в этойзагадке, что может она? Дети должны слушаться старших. Мне было больно,когда цирюльник вынимал занозу у Психеи. Но разве я отослала цирюльникапрочь? Я набралась решимости. Я шала теперь, что я сделаю на следующий день,потому что позже времени уже не будет. Мой замысел требовал только, чтобыБардия не уехал вместе с Царем на львиную охоту и чтобы в это дело невмешалась его женушка. Эта мысль о жене постоянно тревожила меня, какназойливая муха. А вдруг она воспрепятствует отлучке Бардии или задержитего? Я легла в постель, чтобы скорее настало утро. Я была спокойна и твердознала, что мне теперь нужно делать.