Женщины в Древнем Риме 14 страница

· монастырь", идеальным образом которого было "Телемское аббатство" Рабле"

· (Там же. С.94).

·

·

· исторический подход 151

· Каждый художник вступает в противоречие с принятым на тот период

· каноном прекрасного. "Считалось, что этот канон был найден древними.

· Средневековое искусство соблюдало его. Если оно казалось людям Ренессанса

· "диким" и "грубым", то причиной тому была его строгость, отвлеченность,

· монотонность. Одной из задач искусства Ренессанса было соблюсти канон

· прекрасного так, чтобы при этом не пострадали реалистичность и жизненность

· изображения (Там же. С.98).

· "Открытие человека" Ренессансом П.Бицилли видит в значении его

· творческой способности как органа познания мира. Средневековье видело мир

· по-иному. "Миру эмпирического бытия, бытия частных, "случайных" вещей, мысль

· средневековья противопоставляла мир чистых понятий. Эмпирические вещи были

· лишь элементами этих понятий и символами, указующими на них,

· то есть сами по себе как бы ничем. Отсюда теория искусства, развиваемая еще

· первыми теоретиками Возрождения, согласно которой искусство в лживых

· образах открывает истину" (Там же. С.109).

· Ренессанс же открывает мир чистых форм, раскрывающихся в свободном

· творчестве художника. И еще одно важное отличие. "Мир античности, как и мир

· средневековья, дан раз и навсегда. (...) Напротив, в мире Ренессанса каждая

· форма, каждая идея, каждый тип осуществляются в каждой новой величине

· по-новому, и притом так, что эта реализация индивидуума есть акт его

· собственной "virtu", его выбора. Человек, как его мыслили античность и

· средневековье, пассивен. Древний человек -- все равно, Иов или царь Эдип --

· обречен богом. Его трагедия -- трагедия беспомощности, обреченности и

· сознания своей обреченности и своей невиновности" (Там же. С.164).

· Семиотические и структурные характеристики постоянно возникают и в

· исследованиях П.Бицилли по вопросам языка. Для русского языка, как он

· считает, характерна борьба двух стихий. Русская культура, характеризуется

· им, как культура по преимуществу "дворянских гнезд". Русский язык

· развивается под влиянием церковнославянского как письменного варианта. В

· возникновении в связи с этим разнообразных способов словообразования

· П.Бицилли видит близость русского языкового развития и немецкого. Он

· делает структурное сопоставление этих двух стран. "Тем, чем в России

· была усадьба, "дворянское гнездо", в Германии был город.

·

·

· послереволюционный период 152

· Носителем светской культуры здесь был бюргер, торговец, мастер. В

· пределах городской общины, гильдии, цеха не было резкой грани, отделявшей

· высшие слои от низших, "патриция" от пролетария, "подмастерья" от "мастера",

· "простого" человека от интеллигентного: люди всех общественных слоев были

· носителями одной культуры -- коренное отличие этих культурных очагов от

· русских. В русском поместье, при всей прочности связей между барином и

· слугою, все же их отделяла друг от друга некоторая грань" (Бицилли

· П.М. Заметки о роли фольклора в развитии современного русского языка и

· русской литературы // Бицилли П.М. Избранные труды по филологии. -- М.,

· 1996. С.243). Отсюда следует преобладание единой бюргерской стихии и

· борьба двух стихий в русском варианте.

· Точно так же он переписывает историю как взаимодействие центра и

· окраин, что является также чисто семиотическим построением. "По

· отношению к центру, Европа и Китай держатся преимущественно оборонительно.

· "Китайская стена" стала символом косности и вовсе не премудрого "знания

· иноземцев", хотя на самом деле ее смысл был совершенно иной: Китай заслонял

· свою культуру от варваров;

· таким образом эта стена вполне соответствует римскому "рубежу", которым

· средиземье старалось отстоять себя от варварства, давившего с Севера и

· Востока" (Бицилли П.М. "Восток" и "Запад" в истории Старого Света //

· Бицилли П.М. Избранные труды по филологии. М., 1996. С.23). После

· евразийского периода истории следует период дробления:

· "Европа отделяется от Азии, в самой Азии выпадает "центр", остаются

· одни "окраины", духовная жизнь замирает и скудеет. Новейшие судьбы России,

· начиная с XVI в., можно рассматривать, как грандиозную попытку

· восстановления центра и тем самым воссоздания Евразии" (Там же.

· С.34).

· Культура при этом постоянно отделяется от Цивилизации, в рамках

· культуры каждое явление самоценно и не сводимо к другому. "Чудо культуры --

· ее собственный смысл, тогда как средний "цивилизованный" человек

· ценит в Культуре единственно ее значение для Цивилизации, т.е. общего

· уровня, общих навыков поведения, общих представлений и соответствующей

· им системы общезначимых символов. Поэтому "цивилизованный" человек сплавляет

· Толстого и Достоевского в Толстовского и меряет Тригорина-Чехова Тургеневым

· (... хороший был писатель, но он писал хуже Тургенева),

·

·

· исторический подход 153

· просто не понимая того, что в мире Культуры все феномены несоизмеримы"

· (Бицилли П.М. Трагедия русской культуры // Там же. С. 156).

· Поэтому отставание России от Европы на уровне Цивилизации -- плохо, чего

· нельзя сказать об уровне Культуры. "В плане Культуры продукты человеческой

· деятельности, так сказать, изъяты из времени: они обладают вечной ценностью

· или лишены ее вовсе. Они общечеловечны и всемирны. Именно таковыми они стали

· в России -- знак, что русская культура явилась "чистой" культурой, без

· примеси "цивилизации" (Там же. С. 147).

· Однотипно противопоставлял культуру и цивилизацию Александр

· Блок, когда писал о европейской истории:

· "великое движение, бывшее фактором мировой культуры, разбилось

· на множество малых движений, ставших факторами европейской

· цивилизации. Цивилизация, все более терявшая черты культуры, все

· более приобретавшая характер разрозненности, лишающаяся духа цельности,

· музыкальной спаянности, все более держалась, однако, за свое гуманистическое

· происхождение. Потеряв право на имя, цивилизация тем крепче держалась за это

· имя, как вырождающийся аристократ держится за свой титул" (Блок А.

· Крушение гуманизма // Блок А. Собр. соч. Т.7. Статьи. Книга первая.

· 1906-1921. - Берлин, 1923. С.314).

· В судьбах русской церкви П.Бицилли прослеживает двойственность

· русского культурного процесса в отличие от западного: "дискретность"

· сущности и "внешнего оформления", "духа" и "материи", Культуры и

· Государственности, "идеи и политики", -- подобно тому, как на судьбах Церкви

· Западной обнаруживается их "конкретность", сращенность" (Бицилли П.М.

· Нация и Государство // Бицилли П.М. Избранные труды по филологии. -- М.,

· 1996. С.63). Западную церковь он видит как церковь монашествующих: "для

· восточной церкви характерно резкое разделение на "белое" и "черное"

· духовенство. В противоположность Западу, где монашество, т.е. в сущности

· вся Церковь, обособляясь от гражданского общества, жило и действовало

· среди "мира" и для "мира", Церковь восточная предоставила эти функции

· единственно "белому" духовенству во главе с призрачными монахами,

· иерархами, извлеченными из монастыря. Монастырь же стал здесь "скитом",

· "пустынею", поместился не только вне "мира", но и пространственно и

· духовно вдали от "мира" и -- от всей остальной церкви" (Там

· же. С.62-63).

·

·

· послереволюционный период 154

·

· Как видим, П.Бицилли постоянно оперирует инструментарием

· бинарного представления ситуации. Точно так же он анализирует ситуацию

· постреволюционную: "сознательно поставленной в Октябрьскую революцию целью

· было -- полное вытеснение "Государства" "Обществом" и "политики" --

· "культурою" (Идеею). Для достижения же этой цели сперва одна часть народа,

· затем, по прекращении гражданской войны, уже весь народ был поставлен

· в положение "внешнего" врага, так, как это было при Иване Грозном. Другими

· словами "политика" получила безраздельное господство. А тем самым Идея,

· которая номинально восторжествовала, обратилась, сохранив всю символику и

· свои формы реализации, в свою противоположность" (Там же. С.65). В

· последнем случае речь идет об идее социальной справедливости. Нельзя

· говорить о ложности идей, считает П.Бицилли, поскольку каждая идея

· соответствует какому-то внутреннему переживанию. "Всякая идея всегда дает

· начало мифу и обычно именно в этой своей мифической оболочке и является

· исторической силой" (Бицилли П.М. Нация и Народ // Там же.

· С.69).

·

· * * *

· Теперь мы постараемся ответить на следующий вопрос, почему именно

· исторический подход был столь богат выходами на семиотику. Какие вопросы

· ставил и пытался разрешить в нашем специфическом срезе исторический подход?

· Можно перечислить следующие принципиально семиотические его результаты:

· -- реконструкция всей знаковой системы по сохранившимся разрозненным

· знакам,

· -- особенности знаковых механизмов культуры, в данном случае

· средневековой,

· -- проблема символа и символического.

· Можно с достаточной уверенностью сказать, что в подобных исторических

· исследованиях работает именно семиотический инструментарий. Это объясняется,

· вероятно, нестабильностью среды, определяемой для исследователя ситуацией

· далекого прошлого. Естественное отсутствия некоторых звеньев приводит к

· необходимости принципиальной реконструкции системы во многом на основании

· чисто текстовой реальности.

· Дополнительно к этому средневековье оказалось принципиально

· символической средой. Как пишет Романо Гвардини:

·

·

· исторический подход 155

·

· "Средневековый человек видит символы повсюду. Вселенная состоит для

· него не из элементов, энергий и законов, а из образов. Образы обозначают

· самих себя, но помимо этого еще и нечто иное, высшее: в конечном счете --

· единственное подлинно высокое -- Бога и вечные вещи. Так каждый образ

· становится символом. Он указывает вверх, за пределы самого себя. Можно

· сказать точнее: он сам происходит сверху, из области, лежащей по ту сторону

· его самого. Символы обнаруживаются всюду: в культе и в искусстве; в народном

· обычае и в общественной жизни" (Гвардини Р. Конец нового времени //

· Вопросы философии. -- 1990. -- No 4. С.134).

· Субъективной "подсказкой" именно к такой интерпретации средневековой

· действительности был огромный переведенный том Генриха Эйкена со

· вступительной статьей профессора И.Гревса (Эйкен Г. История и система

· средневекового миросозерцания. СПб., 1907). Приведем только одну цитату из

· него: "Люди, животные и растения могли входить в круг изображаемых предметов

· не ради их самих, а лишь постольку, поскольку за ними признавалось

· какое-нибудь отношение к конечной цели всех вещей, царствию Божию того

· света. Художественные изображения должны были быть не чем иным, как

· чувственным символическим выражением сверхчувственного" (Там же.

· С.634-635).

· Исторический подход особо выгоден для проращивания "семиотических

· зерен" еще и по следующей причине: здесь перед исследователем происходит

· столкновение принципиально несовпадающих знаковых систем -- его собственной

· и в данном случае средневековой. П.Бицилли пишет об этом ином мире:

· "медленность течения жизни в средние века и совпадение субъективной и

· интерсубъективной сфер делало человека нечувствительным к восприятию

· жизненного ритма, заставляло его ощущать мир неподвижным прежде, чем

· он выразил идею этой неподвижности в понятиях. Если для нас мир есть

· процесс, то для средневекового человека мир -- готовый результат"

· (Бицилли П., указ. соч. С. 138). "Непроцессный" характер мира

· П.Бицилли видит в живописи и скульптуре средневековья: "Поднятые в

· прыжке ноги коня, кажется, никогда не спустятся; ангел, слетевший с неба в

· келью Пречистой Девы, как будто прирос к полу; сцепившиеся в отчаянной

· схватке воины застыли в своих позах; руке, занесшей меч, не поразить врага.

· Как далеко это искусство от Ренессанса!" (Там же. С.139). Причем даже

· параллели

·

·

· послереволюционный период 156

· с нашим временем типа отмеченной выше "перестройки" в средние века не

· столь удивительны.

· Следует признать с точки зрения сегодняшней семиотики, что в тартуских

· сборниках, к примеру, вполне могли появиться как конкретные исследования

· типа вышеупомянутых о часах в средневековье или о петухе как символе, так и

· более общие работы о функционировании механизмов средневековой культуры типа

· исследования П.Бицилли. Отклонение от общепринятого взгляда -- своего

· рода "перемещение" историка в средние века -- открывает ему не только

· символический характер жизни в прошлом, столь же явно впечатляет символизм

· современной ему жизни. Историк более явственно ощущает данный мир в качестве

· одного из вариантов возможных миров. П.Бицилли прямо пишет:

· "психический мир человека прошлых времен отличается от психического мира

· современного человека не только по содержанию, но и формально.

· Поэтому историю нельзя свести к социологии.

· Историк вынужден считаться с формами восприятия мира в тот или

· другой исторический момент, совершенно так, как считается с ними психолог,

· изучающий душевные процессы у детей, животных, патологических субъектов"

· (Там же. С. 132). Иначе говоря, историк практически вводит в свой

· инструментарий семиотическую идею "точки зрения", только еще более сложную

· из-за несоответствия форм восприятия. Здесь происходит практически то же

· самое, что имеет место в исследовании литературы, которая явилась главным

· источником порождения как семиотического взгляда, так и семиотического

· инструментария. Там так же (как и в случае, театра, кино, живописи и под.)

· есть вариантность, которая и подводит исследователя к идее символичности,

· лежащей в основе реализации этой вариантности. Именно наличие символичности

· позволяет осуществлять любую вариантность, поскольку при единичной

· возможности построения не шла бы речь о знаковом характере явлений

· человеческой жизни и культуры, и не было бы построено разноязыкое множество

· текстов культуры. Бицилли пишет:

· "Среда" творится личностью в такой же мере, как личность творится

· "средою", и если индивидуальная воля может повлиять на изменение условий

· жизни, то, в свою очередь, эти изменившиеся условия начинают в новом

· направлении влиять на индивидуальную волю, так что здесь приходится говорить

· о взаимоподчиненнн: один и тот же фактор является то

·

·

· исторический подход 157

· причиной, то следствием. В этом смысле и можно вводить в историю в

· качестве фактора объективные условия, помня, однако, что сами по себе

· эти условия -- ничто и что влияние они в состоянии оказывать, только

· будучи пропущены через сознание. Но людское сознание не есть какая-то

· нейтральная среда. Необходимо настоятельно подчеркивать, что способы

· преломления впечатлений, получаемых сознанием извне, вовсе не одинаковы во

· все исторические моменты и что, следовательно, историк не имеет права

· устраняться от учета личного коэффициента..." (Там же. С.131-132).

· Мистический акт он также рассматривал сквозь процесс символизации "как

· процесс зачатия и рождения Божества в душе" (С. 32). Или: "Мистический акт

· как акт творческий, как высшее проявление личности, сводится, таким образом,

· к самопознанию или, что то же, к обнаружению в субъекте-символе того,

· что составляет для него необходимое условие самой возможности быть символом,

· -- внутреннего сродства в символизируемым" (Там же. С.33).

· Здесь возникает известная семиотическая проблема непереводимости без

· остатка с одного семиотического языка на другой. "Сама святая, выразив

· желание диктовать ему свои откровения, часто смущалась трудностями

· выполнения: ей казалось подчас, что, передавая невыразимые экстазы

· человеческими словами, она совершает богохульство, до такой степени трудно

· было подыскать выражения, хотя бы в малой степени соответствовавшие ее

· переживаниям" (Там же. С.40).

· В завершение отметим, что в исторических исследованиях мы сталкиваемся

· практически со всем набором семиотических идей, развернутых в той или иной

· степени. Это же нам может подтвердить и творчество Льва Карсавина,

·

· Основные работы

· Бицилли П. Элементы средневековой культуры. СПб.: Мифрил,

· 1995

· Бицилли П. Место Ренессанса в истории культуры. СПб.: Мифрил,

· 1996

· Бицилли П. Избранные труды по филологии. -- М.: Наследие,

· 1996

· Бицилли П. Заметки о роли фольклора в развитии русского языка и

· русской литературы. София: Университетска печатница, 1944

· * * *

·

·

· послереволюционный период 158

·

·

· Вомперский. В.П. Петр Михайлович Бицилли. Жизненный и творческий

· путь // Бицилли П. Избранные труды по филологии. -- М.:

· Наследие, 1996

· Библиография трудов П.М.Бицилли // там же

· Каганович Б.С. П.М.Бицилли и культура Ренессанса // Бицилли

· П. Место Ренессанса в истории культуры. СПб., 1996

·

· 3.2. Лев Карсавин

·

· Лев Карсавин (1882-1952) принадлежал к той же петербургской

· исторической школе, он даже выступал на защите у П.Бицилли в 1917

· году в качестве неофициального оппонента (одним из официальных был Иван

· Гребс). И судьба его реализовывалась по близкой канве. В 1922 г.

· выслан из России, после Берлина и Парижа в 1928 г. становится профессором

· всеобщей истории Каунасского университета в Литве. По одним воспоминаниям

· через год, по другим -- через три он начинает писать и читать лекции

· по-литовски. Однако в 1940 году Литва становится советской, и в 1949 году

· Л.Карсавин отправляется в лагеря. В изложении его идей мы остановимся

· в основном на его книге "Культура средних веков" (Карсавин Л.

· Культура средних веков. -- П., 1918; переизд. Киев, 1995). Книга начинается

· практически теми же словами, которые мы только что слышали от

· П.Бицилли: "Историю культуры автор понимает как изображение развития

· или раскрытия некоторой основной психической стихии, проявляющейся через

· индивидуальные осуществления во всех сферах жизни изучаемой коллективности

· -- от социально-экономических отношений до высот мистико-философского

· умозрения" (С.1).

· Некоторые свои тексты Л.Карсавин облекает в чисто литературные

· формы. Одно из них -- Noctes Petropolitanae -- он посвятил любви, где за

· лирической героиней книги стоит реальное лицо -- выпускница Бестужевских

· курсов Елена Скржинская. В упомянутом в предыдущем параграфе сборнике

· "Средневековый быт" есть и ее статья на тему "Об одном средневековом

· "курорте". Высылка 1922 г. разорвала их судьбы, и последний раз они

· увиделись в Ленинграде в 1950 году, когда эшелон, отвозивший на Север

· арестованного Л.Карсавина, стоял на станционных путях.

· Л.Карсавин пишет в этой книге, изданной в 1922 году (кстати, одна из

· рецензий на нее звучала как "Кафедральная эротика"):

· "Любовь возвращает мне в тебе что-то исконно-мое, давно утраченное

· мною, сращивает разорванное и дает мне целостность мою. Она раскрывает мне

· тебя, любимая, ту, что --

·

·

· 159

· исторический подход

· неведомо почему -- смеется при встречах со мною и говорит больше, чем

· можно сказать, не говоря ни слова" (переизд. в Карсавин Л.П. Малые

· сочинения. СПб., 1994. С.109).

· Мы вновь сталкиваемся с вопросом, почему в данных исторических работах

· возникает семиотическая проблематика. Итальянский семиотик Умберто

· Эко (Eco U. A theory of semiotics. -- Bloomington etc., 1976)

· говорил о семиотическом объекте как о точках коммуникации, где возможно

· возникновение лжи. Исходя из данного исторического рассмотрения, мы можем

· дать более общее определение семиотики как науки о возможных мирах. Тогда

· становится понятным ее интерес к таким объектам, как литература, живопись,

· театр, кино и под., которые реально задают те или иные варианты других

· миров. "Искусство, -- пишет Юрий Лотман, -- наиболее развитое

· пространство условной реальности" (Лотман ЮМ. Культура и взрыв. --

· М., 1992. С.62). Но также и история, поскольку она занята не наблюдением, а

· реконструкцией одного из таких возможных миров. При этом главным становится

· не поиск подобий, а как раз наличие отличий от мира

· настоящего.

· Поэтому и возникает в исследовании Л.Карсавина понятие

· формы: "Власть "формы", т.е. и формы собственно и формы-традиции...

· как разных проявлений одной и той же стороны психики, прослеживается во всех

· сторонах средневековой жизни и мысли, не только в схоластике.

· Социально-экономические и политические отношения тяготеют к быстрому

· закрепощению их в "обычае", и только что возникший голос выливается в

· феодальные традиционные формы и в новые, им создаваемые, которые тотчас же

· стремятся окостенеть. (...) форма застилает содержание и самодовлеет, как

· часто самодовлеет и диалектическая техника, уродующая труды поздних

· схоластиков. Можно принести ложную клятву над ящичком с реликвиями, если

· предварительно реликвии из него вынуть" (Там же. С.206).

· Л.Карсавин разграничивает действие разума и инстинкта как

· двух характеристик коллективного сознания. "Инстинкт слеп, но он вечно

· неудовлетворен, вечно увлекает вперед, чувствуя неполноту достигнутого. Ему

· нужна помощь разума для опознания своих неудач и определения своих хотя бы

· временных целей. Разум всегда готов закоснеть в достигнутом,

· удовольствоваться ограниченным, им "определенным". Сам по себе он сила

· консервативная, источник и творец ав-

·

·

· послереволюционный период 160

·

· торитета и веры в авторитет. Разум ведет к окостенению жизни, к

· закреплению и умерщвлению ее в создаваемых им недвижных "определениях",

· "формах" (С.198).

· И далее: "Инстинкт и разум находятся в состоянии постоянного

· взаимодействия и взаиморастворения. Инстинкт преобладает в массовых,

· "стихийных" процессах, в области самопроизвольного, разрушающего старое

· творчество государственной, социально-экономической и духовной культуры.

· Разум полнее сказывается в сознательной и целевой, оформляющей стороне того

· же творчества. (...) В силу разъединения разума и инстинкта и сосредоточения

· преобладающей деятельности каждого из них в разных слоях жизни и общества

· чрезвычайно важным является вопрос о культурном общении: о воздействии

· инстинкта на меньшинство и о распространении опознаваемой меньшинством,

· "определяемой" им культуры в живущих преимущественно инстинктом массах.

· Только еще раз -- ни разум, ни инстинкт в чистом, беспримесном своем

· действии отдельно друга от друга не проявляются" (С.198-199). Новым в этом

· подходе является подчеркивание положительного в инстинкте и обратное --

· элементы негативного в разуме, которые, как оказалось, невозможны один без

· другого.

· Гибель римской империи Л.Карсавин "просчитывает" также в рамках

· категорий сознания. Он пишет: "Состояние психики римского общества

· характеризуется понижением напряженности и энергии жизни, что выражается в

· утрате эмоционально-волевого значения и познавательной доступности идей

· государства, общества, материальной и духовной культуры. Но эта атония

· только одна сторона процесса. Другая, по существу с ней тождественная,

· заключается в уходе личности в себя, в индивидуализации и самозамыкании ее,

· и не в самоуглублении "коллективной личности", а в индивидуализации

· личностей, разлагающих этим коллективное единство" (Там же.

· С.25). В германском мире Л.Карсавин, наоборот, видит тягу к единению.

· "Вне рода германец беззащитен и бессилен: всякий может его безнаказанно --

· род не заступится -- убить, обратить в рабство, и не на кого ему опереться

· вне сплоченных родов (...) В формах семейного и родового единства выражается

· определенный психический уклад, поглощение индивидуального сознания родовым"

· (Там же. С.27). Соответственно, это должно приводить к двум вариантам

· построения семиотических систем.

·

·

· исторический подход 161

·

· Как и П.Бицилли, Л.Карсавин подчеркивает определенный

· "неконкретный", "неиндивидуальный" характер мира в средние века. "Даже

· авторы руководств для исповеди от человека вообще нисходят не к индивидууму,

· а к рыцарю вообще, купцу вообще и т.д. Восприятие индивидуального сейчас же

· превращают в восприятие общего, прибегая к традиционному шаблону или

· символу; новое сейчас же вводят в грани привычного, как вводят город в

· иерархическую систему феодализма, или лишают его свежести и своеобразия во

· вновь определяемой форме. (...) За малыми исключениями не чувствуют чужой

· индивидуальности как таковой, не чувствуют и своей индивидуальности. Этим

· объясняется неустойчивость личности, быстрое проникновение ее при переходе в

· новую среду идеями и бытом этой среды. (...) Однако жизнь в отвлеченном виде

· не следует считать жизнью слабой и анемичной. Напротив, она полна такою

· энергией, что часто вызывает полную иллюзию "индивидуализма".

· "Отвлеченность" не исключает ни силы, ни глубины переживаний" (Там

· же. С.216). Соответственно, "не срабатывает" индивидуализация и в личных

· процессах.

· "Исповедь обостряет душевную жизнь средневекового человека, -- пишет

· Л.Карсавин. -- Но ему важно было его личное спасение, не его личные

· особенности, скорее пугавшие, чем привлекавшие; а в себе самом он видел

· грешника вообще, борьбу добродетелей с пороками, усилия воли и благодать --