Будова атому 9 страница

При этом действительно рискуют. Положением, благополучием. Сегодняшнее приключение не в счет, случайность, просто яркий эпизод. Но все Левины женщины неплохо устроились, у всех богатые мужья, обеспеченная жизнь и… скелеты в шкафах. Неужели в них настолько силен материнский инстинкт?

– Слушай, тебя самого это не смущает?

– А что делать? – вздохнул Корзинкин. – Все-таки жены.

– Бывшие, – уточнил Федор.

– Не бывает бывших жен, – нравоучительно произнес Лева. – Бывают женщины, с которыми ты теперь живешь в разных местах. Это я после первого случая понял. – Помолчал, улыбнулся, словно припомнил какой-то забавный эпизод, и закончил: – Запомни, старик: для нормального мужчины женщина, особенно когда она мать твоего ребенка, – это навсегда.

Столик, который выбрала Испанка, находился за спиной Волкова. Зато его пухленький спутник смотрел прямо на нее. И если в течение первого часа, который беловолосая провела в ресторане, пухленький был увлечен беседой с Волковым, то последние двадцать минут он стал больше внимания уделять окружающему миру, а после того, как Травник вернулся в машину, несколько раз бросал на Испанку заинтересованные взгляды.

Которые, как ни странно, заставляли сердце женщины биться сильнее.

«У меня что, давно не было мужчины?»

Это не так. Испанка, в отличие от Проказы, свою страстность не афишировала, но в удовольствиях себе не отказывала.

«Тогда в чем дело? Опомнись! Ты здесь по делу!»

Но опомниться не получалось. Толстенький мужчина, остатки волос которого были собраны в смешную косичку, волновал Испанку. А его недвусмысленные взгляды показывали, что интерес – взаимный. И поэтому, когда женщина услышала фразу Волкова: «Тебя довезти до дома?», она взяла телефон…

«Боже, что я делаю?»

И прошептала:

– Хосе, сейчас он выйдет, езжай за ним один.

– А ты? – насторожился Травник.

– У меня есть дела…

И отключила телефон. Потому что Волков уже выходил из зала, а к ее столику, улыбаясь, направлялся его толстенький приятель.

«Боже, что я делаю?!»

* * *

Он считал, что все сделал правильно, но почему-то постоянно появлялись сомнения. Постоянно. Нет, его не мучила совесть, не терзали переживания, не оглушала мысль: «Я стал убийцей!» Смерть Арифа, точнее, его в ней участие, не вызывала у Ильгара никаких эмоций. Убил и убил, забыли. Возможно, если бы ему пришлось бить ненавистного Гусейна ножом в грудь, или спину, или стрелять в него из пистолета, одним словом, принимать деятельное участие в процессе, молодой человек воспринял бы убийство глубже. Но ничего такого не потребовалось. Была лишь палка, простая палка, установленная в указанном месте.

И все.

И беспокоился Ильгар не из-за того, что обагрил свои руки кровью, нет, он боялся, что совершил роковую ошибку. Что его найдут.

«Но как найдут? А главное – как докажут? План идеален!»

Эти мысли заставляли Ильгара улыбаться. Он ненадолго обретал спокойствие, занимал себя какими-нибудь делами, но вскоре вновь начинал нервничать. Вздрагивать от каждого шороха. И причиной возвращающихся волнений, тем толчком, что вызывал приступы панического страха, служило то, что он никак не мог дозвониться до Лалы.

«Почему она не отвечает?»

Ильгар готов был сделать все что угодно, лишь бы услышать любимый голос. Снова и снова набирал телефонный номер, но…

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Разумеется, он звонил не на тот, «особый» телефон, которыми они обзавелись по предложению Лалы. «Особые» они уничтожили сразу после операции. Он звонил на ее настоящий мобильный, имел полное право поддержать хорошую знакомую в минуту утраты, кто придерется? Однако…

«Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

Что происходит?!

Ильгар пытался взять себя в руки, говорил, что все в порядке, что Лала просто отключила телефон, чтобы ни с кем не общаться, чтобы случайно не выдать свою радость по поводу избавления от Арифа, но сеансы самоуспокоения получались у юноши плохо. Мысли путались, страх возвращался, а среди царящих в голове панических воплей выделялся самый главный:

«Я хочу поговорить с Лалой! Я должен услышать ее голос!»

Ильгар звонил сам и надеялся, что любимая даст о себе знать. Не выпускал из рук трубку мобильного, но дождался лишь весточки от капитана Мамедова.

* * *

Кто-то строит космические корабли, а кто-то коллекционирует задранные юбки.

Любвеобильность не единожды женатого Левы давно стала в их компании темой для шуток, а потому услышанная история не произвела на Волкова особенного впечатления. Удивила, конечно, но не более. В конце концов, какая разница, за кем бегает Корзинкин: за молодыми девчонками или за бывшими женами? Результат-то один. Да и юными красавицами, если честно, Лева не пренебрегал, в периоды, когда он бывал «временно холост», его спутницы менялись с калейдоскопической частотой. Затем среди них появлялась «самая главная», «самая желанная», «самая, самая…», которая железной рукой вышибала конкуренток и вела плачущего от счастья Корзинкина в загс. Рекорд совместной жизни установила Рита Шашкина – год и семь месяцев, остальные покидали Леву раньше, как правило, месяца через два-три после рождения ребенка. И вот, как выяснилось, все возвращались.

«Загадка, черт побери! Вот что надо расследовать!»

Федор улыбнулся и остаток пути размышлял над тем, стоит ли рассказать Петровичу о шалостях Левы или заставить Корзинкина лично поведать историю другу. Разумеется, только мужикам, во время очередной ночной посиделки. И уже загоняя машину в гараж, решил, что лучше надавить на Леву.

Благодушное настроение не оставило Очкарика и во время прогулки до подъезда. Он сознательно заставил себя не думать о расследовании, фальшиво насвистывал услышанный по радио мотивчик и размышлял, что подарить Альбине на приближающийся день рожденья. Самым идеальным вариантом почему-то казалось кольцо.

«И не просто поздравить, а сказать…»

– Товарищ полковник!

Оклик настиг Федора почти у самых дверей дома. Очкарик остановился и обернулся.

– Вы не уделите мне пару минут?

Мужчина говорил через открытое окно темного «Мерседеса», припаркованного напротив подъезда. Волков молча кивнул, и незнакомец вышел из автомобиля.

– Меня зовут Андрей.

– Федор. – Очкарик пожал протянутую руку.

«Смежники?»

– Федеральная Служба Охраны. – Мужчина раскрыл удостоверение.

«Полковник Шипилов Андрей Геннадьевич». Все нормально. Волков, разумеется, не был лучшим экспертом в мире, но распознать фальшивку мог. К тому же поведение мужчины не вызывало подозрений – служака служаку чует.

– Чем обязан?

– Вы уже поняли чем.

Андрей не выглядел могучим воином, которыми в представлении обывателей должны быть телохранители первых лиц государства. Высокий? Да. Плечистый? Да. Крепкий. Но не бросающийся в глаза. Умеющий быть незаметным.

– Наша встреча связана со смертью Арифа Гусейна.

– Неужели вы его охраняли?

– Нет, – улыбнулся Шипилов. – Мы заботимся о других людях. Однако занимаемся не только охраной, но и предупреждением э-э… правонарушений.

Идеальные телохранители не спасают шефа во время покушения, а предотвращают нападение.

– Понимаю, – кивнул Федор.

– Может, присядем? – Андрей указал на лавку.

– Почему нет? – Волков опустился на скамью и достал сигареты.

– Наша служба получает информацию из всех возможных источников, – продолжил разговор Шипилов. – Мы ее обрабатываем, систематизируем и, разумеется, обращаем внимание на интересные факты. Или совпадения.

– Кому-то из видных чиновников поставили кол в унитазе?

Однако Шипилов шутки не принял, остался серьезен.

– В течение последних двадцати лет произошло несколько странных убийств. Гибли не лидеры государств, но весьма влиятельные люди, охранявшиеся спецслужбами.

– Чем же они странные?

– Преступления совершались так, словно убийца знал, когда и как нужно действовать, чтобы добиться цели. И орудия при этом использовались совершенно удивительные. Но эффективные.

Волков насторожился:

– Например?

– Три года назад убрали американского сенатора. Бедняга обожал плескаться в бассейне ранним утром, а поскольку ранчо тщательно охранялось, телохранители относились к моциону шефа без должного внимания и не всегда сопровождали его во время купания. В тот день сенатор оказался у бассейна один, как обычно, нырнул с бортика – он не любил входить в воду по лесенке, – а на поверхности оказалась расстелена тонкая, но прочная пленка. В которой сенатор благополучно запутался.

– Такое возможно?

Шипилов пожал плечами:

– Паника, потеря контроля. Возможно все. Главное – результат. Человек умер, и это не было несчастным случаем.

Однако Очкарика такой ответ не удовлетворил.

– Если убийца смог добраться до бассейна, что ему мешало проникнуть в спальню и просто шлепнуть сенатора?

– В доме автономная система защиты, – объяснил Шипилов. – Плюс два телохранителя у двери. А вот территория ранчо, как потом выяснилось, просматривалась недостаточно хорошо. К тому же… – Андрей бросил на Волкова многозначительный взгляд, – в эту ночь вышла из строя одна из видеокамер.

Действительно совпадение. Очкарик хотел улыбнуться, но передумал – слишком серьезен был Шипилов.

– Ариф, конечно, не был сенатором, но его тоже хорошо охраняли. И стиль убийства совпадает: максимально эффективное использование слабых мест, узнать о которых чрезвычайно сложно.

– В России этот человек… – начал Федор.

– С подачи американцев его называют Призраком, – сообщил Шипилов.

– Пусть так. – Волков поморщился, он не любил громкие фразы. – В России Призрак работал?

– Нет. Но география его преступлений широка.

– Какие-нибудь зацепки? Следы? Версии?

– Нет.

– Вообще? – удивился Очкарик.

– Абсолютно, – подтвердил Андрей. – Его ищут американцы, англичане, французы, немцы, израильтяне и китайцы. Безуспешно.

«Чем дальше, тем интереснее…»

– Кажется, я понимаю, чего вы от меня хотите, – усмехнулся Волков.

– Несмотря на вашу репутацию и послужной список, я не верю, что вы его возьмете, – честно сказал Шипилов. – Тем не менее шанс есть, и поэтому я решил встретиться. Нас интересует не заказчик, а исполнитель, разработчик плана. Призрак. Если поймете, что взяли след, – обращайтесь за любой помощью. Я знаю о вашем особом положении в МВД, но поверьте: мы можем значительно больше.

Андрей протянул Федору визитку:

– Здесь указан мой телефон.

– Я должен буду доложить о нашем контакте, – сообщил Очкарик, принимая картонный прямоугольник.

– Разумеется, – не стал протестовать Шипилов. – Но ваше руководство уже в курсе. С ним разговаривал мой шеф.

Он не попрощался, просто направился к машине, оставив Волкова у подъезда.

Второй раз за день Федору предлагали любую поддержку в расследовании смерти Арифа. Если так пойдет и дальше, то скоро следует ожидать появления раскаявшегося преступника.

Сибирь 2004 год,

тридцать восьмой день экспедиции

– Ты говорил, что путь не займет и трех недель, а мы блуждаем по тайге больше месяца, – холодно и предельно жестко произнес Остин, глядя на проводника в упор. – Как ты это объяснишь?

– Шаманы дорогу прячут, – манси жалко улыбнулся и в поисках поддержки покосился на профессора Кантора.

Эммануил промолчал.

– Шаманы? – переспросил Джеймс.

– Да.

– Как прячут?

– Они хорошо тайгу знают, – дрожащим голосом пояснил проводник. – Умеют прятать. Они много умеют.

Его звали Ерофеем, Ерофеем Портянкиным, и этот спившийся охотник был главной надеждой Кантора на успех миссии. Собственно, не будь у профессора этого козыря, не видать бы ему средств на экспедицию как своих ушей.

Отыскалась надежда самым случайным образом: о Портянкине Кантору рассказал безвестный русский ученый, фанатик, одержимый поисками сибирских сокровищ. Бедолага грезил лаврами Шлимана, жаждал всемирной славы, а потому рыскал по таежным углам в поисках то золота Ермака, то золота Колчака, то золота Сталина, то персидского серебра. Упорства, как и всяким одержимым, ему было не занимать. Он искал, расспрашивал, наблюдал и в результате отыскал в дешевом привокзальном буфете спящую под столом, храпящую и воняющую мочой жемчужину. Ерофея Портянкина. И, поговорив с ним, понял, что вытянул счастливый билет: после второго стакана Ерофей похвастался, что знает дорогу к главному капищу Золотой Бабы.

Однако безымянный ученый допустил обычную в таких случаях ошибку. Он мечтал заполучить все и сразу, не хотел, чтобы судьбу «дела всей его жизни» решали престарелые советские академики, которых он абсолютно не уважал, или, что еще хуже, академики новые, скоробогатеи, прикупившие недорогое звание в расплодившихся «академияхсамыхразныхнаук», которых он и вовсе ненавидел. Он мечтал найти честных людей, но, как это часто бывает, не преуспел. Не доверяя соотечественникам, одержимый имярек принялся искать выходы на «цивилизованных ученых» и сумел привлечь внимание Кантора. И не просто привлечь, а заинтриговать.

Для Эммануила же информация русского стала слаще манны небесной. В те дни Кантор как раз переживал кризис, с тоской вспоминал, что последнюю статью в научном журнале опубликовал больше года назад, никак не мог найти подходящее направление для исследований и всерьез подумывал над тем, чтобы впасть в краткосрочную, недели на две-три, депрессию.

И вдруг!

Весть о том, что существует человек, знающий дорогу к капищу таинственной Золотой Бабы, вернула Кантора к жизни, заставила надавить на все доступные ему рычаги. И даже на недоступные. Он провел колоссальную работу: всего за несколько месяцев нашел финансирование, поддержку от американского правительства, договорился с РАН – добился сотрудничества, не раскрывая главной цели экспедиции, завершил подготовительный этап и перебросил людей и оборудование в Сибирь. Правда, русскому ученому места в составе экспедиции не нашлось.

Да о нем никто и не помнил.

Тем временем «жемчужина» шумно высморкалась, а Джеймс строго произнес:

– Я хочу знать, когда мы достигнем цели?

– Ерофей давно не ходил к капищу, – примирительным тоном произнес Кантор. – Ничего странного в том, что он слегка путается.

Последние две недели Эммануил повторял эту мантру так часто, что сам стал в нее верить.

– Возможно, он бы путался меньше, если бы прекратил пить, – угрюмо заметил Остин, перейдя на английский.

В день Портянкин выпивал, или, как он сам говорил: «vyzhiral», не менее двухсот пятидесяти граммов водки. Наливать проводнику сверх этой дозы Джеймс запрещал категорически: в самом начале пути экспедиция потеряла целый день из-за невозможности разбудить упившегося ночью Ерофея. Но и заставить Портянкина отказаться от регулярного употребления спиртного оказалось невозможным. Вот и сейчас от него пахло: первое, что сделал Ерофей по окончании дневного перехода, – потребовал сто граммов из ежедневной дозы.

– Если бы он не пил, то вряд ли бы согласился вести нас к Золотой Бабе, – так же по-английски ответил профессор.

– Вы думаете?

– Я уверен, – резко произнес Кантор. – Ведь ему грозит месть.

– То есть сказки о шаманах…

– Не сказки, – перебил офицера Эммануил. – И давайте сначала закончим с Ерофеем, а затем переговорим обо всем остальном. Хорошо?

– Хорошо, – согласился Остин. Он вновь повернулся к проводнику и по-русски спросил: – Посмотри на карту. Ты можешь сказать, где мы находимся?

Портянкин неуверенно пожал плечами:

– Нет.

Экспедиция остановилась на ночевку на небольшой поляне, со всех сторон окруженной непроходимой тайгой. Ее размеры делали невозможным конфиденциальный разговор, а потому Джеймс увлек Кантора и Портянкина ближе к деревьям. Источником света служил висящий на ветке фонарь, а топографическую карту офицер расстелил прямо на земле.

– Смотри сюда, – приказал Джеймс, указывая на ломаную красную линию. – Это наш путь. Каждый день мы отмечали направление и пройденное расстояние, сверяясь с навигационным спутником.

– Хорошо, – кивнул Ерофей. – Красиво.

Ему нравилось разглядывать цветную карту и водить по ней пальцем, но читать ее Портянкин не собирался.

– Мы находимся здесь? – Остин ткнул в точку, на которой заканчивалась линия.

– Наверное, – протянул проводник и жалобно добавил: – Я человек маленький, я ничего такого не знаю.

– Джеймс, по-моему, вы уже пытались заставить Ерофея прочесть карту, – вздохнул профессор. – Недели три назад.

Не три, а гораздо больше, еще перед тем, как экспедиция ушла в тайгу. Однако ни угрозы, ни обещания увеличить ежедневную дозу спиртного не помогли – Портянкин не был способен совместить окружающую действительность с рисунком на бумаге.

– За это время он вряд ли поумнел, – пошутил Кантор.

– Пошел вон! – угрюмо велел выпивохе Остин.

Портянкин икнул и радостно засеменил от приставучих командиров прочь, к лагерю, где его ожидал капрал Роджерс, вечный спутник Ерофея, наполовину телохранитель, наполовину охранник. Джеймс распорядился не выпускать Портянкина из виду ни днем ни ночью, но присутствовать при разговоре Роджерс не мог, потому ожидал подопечного в тридцати шагах от места совещания.

Кантор проводил парочку долгим взглядом, затем повернулся к Остину и поинтересовался:

– Почему вы так настойчиво пытались узнать у Ерофея, где мы находимся?

– А почему вы верите в шаманов? – вопросом на вопрос ответил Джеймс.

– Но… – начал профессор, однако Остин не дал ему закончить мысль.

– Вы обещали поговорить о том, что меня волнует, – напомнил он. – О том, что интересует вас, переговорим после.

– Хорошо, – после короткого раздумья Эммануил решил не спорить с офицером. – Я верю в шаманов, потому что видел их в деле.

– Вы мне об этом не рассказывали.

– Я много чего вам не рассказывал, – загадочно, как ему показалось, усмехнулся Кантор.

Однако добился совсем не той реакции, на которую рассчитывал. Джеймс отнесся к заявлению с усталым пренебрежением:

– Эммануил, перестаньте валять дурака и просто расскажите, что видели. Мы не в том положении, чтобы ходить вокруг да около.

– А в каком мы положении? – осведомился профессор. – И, может быть, вы будете обращаться ко мне, как к своему командиру?

– Что вы видели?! На что способны эти трёхнутые шаманы?!

Вопль разъяренного Остина перепугал Кантора. Если до этого момента он считал разговор обычным совещанием, то теперь сообразил, что офицер чем-то сильно расстроен. И поспешил ответить на вопрос:

– Я видел, что умеет Ерофей.

– Он что, шаман? – недоверчиво прищурился Джеймс.

Вспышка гнева прошла столь же стремительно, как началась. В сущности, ее и не было: опытному офицеру не составило труда разыграть приступ ярости, чтобы заставить профессора подчиниться.

– Поэтому он так ценен, – объяснил Кантор. – Думаете, правительство дало мне деньги только потому, что я показал им пьяного русского мужика? Этот мерзавец должен был стать шаманом. Но что-то не сложилось. Я не знаю что: Ерофей не говорит. Его выгнали. Не убили, но выгнали. Давно уже выгнали. Он растерял почти все способности, но кое-что умеет, и это «кое-что» заставило наше правительство вложить в экспедицию несколько миллионов баксов.

– Что он умеет?

– Что-то вроде ясновидения. Лаборант сидел в закрытой комнате и открывал карты, а находящийся в другом помещении Ерофей называл их.

– И все?

– А вы занимаетесь ясновидением перед завтраком? – огрызнулся профессор. – Или оно входит в стандартную подготовку морпеха?

– Нет… – Остин немного смутился. – Но ясновидение? Всего один фокус заставил правительство раскошелиться на такую сумму?

– Ерофей сильно деградировал, – напомнил Кантор. – Он не скрывает, что ясновидение – единственное сохранившееся умение, да к тому же требующее от него колоссальных усилий. А для обычных шаманов оно является детской забавой. Они умеют больше.

– Насколько больше?

– Можно только гадать, – вздохнул Эммануил. – Настоящие шаманы – это люди, достигшие вершины развития, способные использовать едва ли не все возможности организма. Они лечат и насылают порчу, призывают животных и рыбу или, наоборот, отгоняют их. Рассказывают, что некоторые из них способны оборачиваться дикими зверями и птицами. Сибирские шаманы скрывают много тайн, но главная из них – Золотая Баба, идол, который ищут больше трехсот лет.

– Вы считаете, что она дает шаманам их силу, – догадался Остин.

– Верно, – кивнул Кантор. – Это одна из теорий.

Теперь стало понятно, почему правительство вложилось в экспедицию. Если Золотая Баба действительно является генератором «какогототамневиданногополя», она должна находиться в Америке и нигде больше.

– Я ответил на ваш вопрос? – поинтересовался профессор.

– Да.

– Теперь ваша очередь, Джеймс. Почему вы так настойчиво пытались узнать у Ерофея, где мы находимся?

– Потому что мы находимся не там, где должны. – Остин, все еще обдумывающий слова Эммануила, рассеянно посмотрел на карту, а затем развернул поверх нее другую, тоже с отметками пройденного пути, но не топографическую, а составленную из сделанных со спутника фотографий. – Сегодня вечером мы должны были выйти к берегу небольшого лесного озера.

Кантор внимательно изучил карту, затем оглядел окружающий поляну лес и неуверенно спросил:

– Может, мы не дошли?

– Если верить приборам, мы разбили лагерь в самом центре озера.

– Ошибка исключена?

– Мелкие несоответствия я стал замечать несколько дней назад, – признался Остин. – Не отмеченная на карте скала, болото, оказавшееся не там, где нужно… Я не придал им особого значения, и по всей видимости – зря. Сегодня стало окончательно ясно, что спутниковым навигаторам доверять нельзя. Но это не самая плохая новость.

– Что может быть хуже? – Профессор испугался. Сильно испугался. Даже в вечернем сумраке офицер разглядел, что руководитель экспедиции побледнел.

«Рассказывать дальше? А если он запаникует?»

Но делать нечего, Остин не имел права скрывать от начальника правду.

– Час назад перестали работать приборы связи. Рация и спутниковый телефон молчат. Но и это не все. Вы носите компас?

– Конечно.

– Достаньте его.

Кантор поковырялся в карманах, вытащил приборчик и вскрикнул. Стрелка крутилась, не переставая.

– Что все это значит?

– Я думал, вы мне объясните.

Две одинокие лучины не были способны разогнать царящий в пещере полумрак, они едва тлели. Скорее точки на стене, чем светильники. Впрочем, Семен даже обрадовался отсутствию света. Старый охотник не хотел видеть лицо шамана, не хотел встречаться с ним взглядом. Не хотел, чтобы тот видел его глаза. Сложные вопросы проще обсуждать, когда перед тобой всего лишь неясная фигура, контуры которой едва улавливаются в темноте.

– Как далеко они зашли? – тихо спросил шаман.

Он сидел на камне, прислонившись спиной к стене. Неподвижная тень. Бесстрастный голос.

– Им не выбраться без проводника, – уверенно ответил охотник.

– Точно?

– Абсолютно.

Всю последнюю неделю шаман влиял на приборы американцев, на компас и спутниковый навигатор одновременно, заставляя их показывать не то, что было на самом деле. Сегодня он их полностью вывел из строя.

– Мы убрали все зарубки, которые они оставляли, уничтожили все следы, – продолжил охотник. – Ерофей способен найти дорогу, он знает тайгу, но если он исчезнет, американцам не выбраться.

На несколько мгновений в пещере воцарилась тишина. Ни шороха, ни даже вздоха.

– В таком случае, – медленно произнес шаман, – пусть проводник исчезнет. Не сегодня, через пару дней. Пусть он заведет их еще дальше, а потом исчезнет.

Семен ждал этого приказа. Без волнения ждал, без страха, он знал, как следует поступать с предателями. Машинально кивнул, не отдавая себе отчета в том, что его движение вряд ли будет увидено, и поинтересовался:

– А что будет с американцами?

– Поступим с ними так, как решили, – бесстрастно ответил шаман.

– Ты решил, – уточнил охотник.

– И объяснил тебе мотивы.

– Им не выбраться без проводника и приборов, – повторил Семен. – Сначала они этого не поймут, потом начнут бояться, потом – паниковать. Через неделю они будут рыдать, не переставая молить своего бога, чтобы их кто-нибудь нашел, и драться за последние припасы. Испытав такое, они никогда не вернутся в тайгу.

– Вернутся, – односложно ответил шаман.

– Они за километр будут обходить любой лес. Неделя в тайге… да они забудут само слово «Сибирь».

– Не забудут. Вернутся в следующем году, но будут гораздо осторожнее. Они найдут нового проводника…

– Но люди будут знать, что ждет предателя!

– Люди знают это и сейчас. – Шаман негромко кашлянул. – Люди слабы. Многие забыли, что значит для нас Богиня, приходят к ней по привычке. Думают о ее сокровищах. – Шаман поднялся на ноги, сделал шаг вперед, и Семену все-таки пришлось увидеть его лихорадочно блестящие глаза. – Если мы отпустим американцев, они вернутся уже в следующем году. Они упорные. Они очень хотят ее найти.

Их было шестеро, их всегда было шестеро – хранителей Богини. И решения они всегда принимали сообща. И на этот раз большинство шаманов склонялось к обычному варианту поведения: спрятаться, затаиться, подождать, пока американцам не надоест блуждать по тайге. Но молодой настоял на своем. Убедил товарищей, что пора показать ученым, что в Сибири их не ждут. И сам вызвался решить проблему.

– Если мы не отпустим американцев, придут другие, – убежденно произнес охотник. – Богиня влечет их.

Шаман улыбнулся. Плохо улыбнулся. Не зло, не агрессивно – просто плохо. Такая улыбка могла вызвать дрожь у любого человека, но Семену довелось видеть слишком много, и напугать его одной только улыбкой было не под силу даже шаману.

– Придут другие, но не в следующем году. Цена покажется им чрезмерной, и пройдет немало времени, прежде чем они победят свой страх.

– Но другие все равно придут.

– Да. И мы будем ждать. – Шаман возвратился к своему камню. Снова сел. Снова прислонился спиной к стене пещеры. По всей видимости, закрыл глаза. И в его голос вернулось прежнее безразличие: – А сейчас поступим с американцами так, как решили. – Но через пару секунд поправился: – Как я решил.

Сержант Андерсен отыскал Остина вскоре после совещания. Формальному и одновременно неформальному лидеру морпехов не терпелось узнать, какое решение приняли руководители экспедиции. И ответ офицера его не обрадовал:

– Значит, мы идем дальше?

– Совершенно верно, сержант, – подтвердил Джеймс.

Андерсен задумчиво потеребил ремень. Разумеется, подобный жест при разговоре с офицером не являлся допустимым, но Остин понял, что морпех желает продемонстрировать свое неудовольствие всеми доступными способами, а потому воздержался от замечания.

– Прошу прощения, сэр, но ведь связь не работает.

– Скажу больше, сержант, компасы сошли с ума.

– Мне это уже известно.

– Отлично.

Андерсен поколебался, но все-таки задал следующий вопрос:

– Профессор способен объяснить происходящее?

– Мистер Кантор полагает, что мы находимся в некой аномальной зоне, – любезно объяснил Остин. – Вы понимаете, что значит «аномальная зона»?

– Теперь – да, – не удержался от язвительного ответа Андерсен.

– Вот и хорошо.

– Почему бы нам не пойти назад?

– Потому что у нас есть цель, и эта цель пока не достигнута. Мы знали, что будет трудно, а потому не должны робеть при появлении… э-э… временных неудобств.

– Отсутствие связи – это не временное неудобство, сэр, – отчеканил Андерсен. – Это серьезная нештатная ситуация, которая несет угрозу жизни. В случае необходимости мы не сможем своевременно получить помощь.

– Ребята пытаются починить передатчики, – спокойно ответил Остин.

– А если у них не получится?

– Значит, нас начнут искать, – пожал плечами офицер. – Сформируют спасательную экспедицию и направят ее в тайгу. Нас не бросят, сержант. А мы, в свою очередь, обязаны продолжить выполнение поставленной задачи.

– Я могу вам только советовать, сэр, но, по моему скромному мнению, двигаться по тайге без связи не совсем правильно.

Джеймс нахмурился:

«Что это: еще ворчание или уже ультиматум?»

– Насколько я понимаю, солдаты разделяют ваше скромное мнение?

– В большинстве, сэр, – не стал скрывать Андерсен.

– Мне нравится, что вы контролируете своих людей, сержант. Это показывает ваш профессионализм.

– Спасибо, сэр.

– Но, демонстрируя профессионализм, не следует забывать о долге, не так ли, солдат?

У Андерсена заходили желваки, но ответил он спокойным голосом:

– Я помню о присяге, сэр.

– Не сомневаюсь! – «Пока ворчание. Пока…» – Передайте ребятам, что завтра мы продолжим путь согласно намеченному плану. Временная неисправность техники не должна нас смущать, ибо есть проводник, который доведет нас до места и выведет обратно. – Остин произнес слова предельно твердо и предельно жестко, так, чтобы Андерсен вспомнил о существовании военного трибунала. – Кстати, я хочу, чтобы с этой минуты проводника охранял не один человек, а двое.

– Слушаюсь, сэр.

– И оставляйте как можно больше следов по пути следования. Не убирайтесь на стоянках, делайте зарубки, засечки, фотографируйте места и обязательно указывайте время и дату. Я хочу быть уверен, что мы выберемся отсюда при любом развитии событий. – Джеймс внимательно посмотрел на Андерсена: – Но сейчас мы идем вперед, это понятно? Надеюсь, вы не станете оспаривать официальный приказ?