Будова атому 6 страница

Карманный «Шерлок Холмс».

Очкарика использовали только тогда, когда существовала необходимость обязательно докопаться до правды. В делах очень шумных или, наоборот, – очень тихих, неизвестных широкой публике. В случаях, когда обстоятельства запутанны, мотивы неочевидны, а подозреваемых или слишком много, или нет вовсе.

Основными достоинствами Волкова считались глубокий ум и четкое понимание правил игры. Федор никогда не проводил расследование «для галочки», не назначал преступников, а доказывал их вину и не скрывал поражения. Самое же главное заключалось в том, что Очкарик делился результатами только с руководством. Ему не доверяли члены приходящих команд, зато лидеры, послушав рекомендации предшественников, брали умного сыщика на заметку и оставляли при себе.

– Мысли появились?

Волков неопределенно пожал плечами:

– Надо копать.

Сам факт его участия в совещании говорил о том, что смерть Арифа стала для всех полной неожиданностью.

Громкие заказные убийства давно вышли из моды, теперь бизнесмены, даже те, чье мировоззрение сформировалось в девяностых годах, предпочитали договариваться друг с другом. Для убийства требовался весомый повод, о существовании которого становилось известно задолго до выхода на сцену исполнителей. Долги, неуступчивость в бизнесе, агрессивное поведение – противоречия накапливались постепенно, часто бывало так, что окружающие пытались их погасить и, если дело доходило до заказа, подозреваемые отыскивались без особых проблем. Есть повод – есть разговор. И тогда в игру вступал Сидоров, который, при всех своих недостатках, умел идти по четкому следу. В деле же Арифа поводов для убийства не находилось, очевидного следа не было, и прыткий генерал напоминал запертого в стойле рысака: скакать готов, но не знает куда. Хорошие, злые рысаки в таких случаях начинали ломать стойло, но местный конюх свое дело знал хорошо и умел управляться с жеребцами.

– Очевидных причин для убийства Арифа не было, – медленно произнес хозяин кабинета. – Разумеется, есть застарелые конфликты, недопонимание с деловыми партнерами, кое-какие долги – все эти ниточки проверит Виктор. – Сидоров согласно кивнул. – Возможно, эти ниточки приведут нас к преступнику, но… Но есть весомые основания полагать, что убийцу следует искать в другом месте.

Хозяин кабинета сделал глоток кофе. Помолчал, давая возможность Волкову обдумать предыдущее сообщение, и продолжил:

– Нужна правда, Федор, все хотят знать имя преступника. – Он позволил себе улыбку: – На этот раз действительно все, потому что никому, как бы странно это ни прозвучало, не было выгодно убивать Гусейна.

– Кому-то выгодно, – заметил Очкарик.

– Выгодна смерть, но не убийство, – слегка высокомерно пояснил Сидоров. – Теперь его коллеги нервничают – они все у нас на подозрении.

Все понятно: Арифу с удовольствием бы устроили сердечную недостаточность или фатальный приступ аппендицита. Если бы могли. Но действовать открыто никто не желал, не те времена. Да и лишнего внимания спецслужб привлекать не хотелось, не зря ведь Сидорова частенько называли «Пресс-атташе» – отпрессовать генерал мог кого угодно.

Тем не менее произошло убийство. Громкое. Из разряда тех, от которых успели отвыкнуть. Которое займет первые полосы, во всяком случае в понедельник, которое примутся обсуждать в газетах и на телевидении, что вызовет дополнительное раздражение у шефа. Впрочем, проблемы с прессой Волкова не волновали – он редко общался с журналистами, только тогда, когда ему было что-то от них нужно.

– Ходят слухи, что Генеральный прокурор не прочь взять дело под контроль, – сообщил Сидоров.

– Он настолько уверен в своих силах? – осведомился хозяин кабинета.

– Виноватых всегда можно найти, – усмехнулся генерал. – А дело шумное, хороший повод покрасоваться в новостях и набрать очки.

– Я заявлений делать не буду, – подумав, протянул шеф. – Но на успех рассчитываю.

И многозначительно покосился на Волкова.

О «добрых» отношениях хозяина кабинета с Генеральным прокурором складывали легенды. Друг друга они не то чтобы недолюбливали – на дух не выносили, и Федор понял, что шеф не прочь умыть врага. Один треплет языком, другой находит убийцу. Политика.

Однако заверять шефа в том, что приложит все силы, Очкарик не стал. Выдержал взгляд, коротко кивнул в ответ и повернулся к подавшему голос Сидорову:

– Грушин рассказал, как охраняли Гусейна?

– В общих чертах.

– Это еще одна проблема, – вздохнул генерал. – Убийца прошел через хорошо отлаженную систему защиты.

– Даже в самой надежной системе можно найти слабые места.

– Но для этого нужна долгая и кропотливая работа, – бросил хозяин кабинета. – То есть преступление задумывалось давно, тщательно готовилось и, наконец, свершилось. Все бы ничего, да вот момент выбран неподходящий. Не выгодно сейчас никому убийство Арифа, не выгодно.

Он знал больше, чем говорил, но резоны свои не раскрывал: для подчиненных достаточно слова. Если повторил: не выгодно, значит, так оно и есть.

– Может, потому и выбран такой момент? – Волков почесал кончик носа. – Сейчас никому не выгодно, явных подозреваемых нет, заказчик спит спокойно.

– Может быть, – согласился шеф. – Однако найти убийцу мы должны обязательно. Уж больно он интересен…

Естественно, интересен! Большим людям стало неуютно при мысли, что некий молодец способен под носом у телохранителей вогнать им в задницу отравленный колышек. Пуля, автокатастрофа, бомба – от подобной ерунды они спасаться научились, но виртуозное убийство вызывает страх. И панику. И желание обезопасить себя от умельца.

– Я все понял, – кивнул Очкарик. – Постараюсь.

Разговор подходил к концу, и следовало продемонстрировать начальству здоровый рабочий энтузиазм.

– Копай, Федор, нам нужен результат.

* * *

– А-а-а…

Характерные стоны, вырывающиеся из окна на четвертом этаже, привлекали внимание всех, кто оказался во дворе. Пара дворников, позабыв об обязательном ритуале ежедневного подметания, оживленно обменивалась впечатлениями, периодически указывая пальцами на распахнутое окно. Прилично одетый мужчина, вышедший из подъезда к припаркованному во дворе «Бентли», с улыбкой покачал головой. Кто-то с грохотом захлопнул раму на втором этаже, подчеркнув свое раздражение. Без сомнений, ближайшую пару дней жители респектабельного дома посвятят обсуждению нахального поведения соседей. Возможно, их представитель позвонит хозяину квартиры и выскажет мнение жильцов, среди которых случайных людей не наблюдалось – сплошь богатые и уважаемые.

Но это – потом. Но это – возможно. Но это, на самом деле, ничуть не волновало увлеченных друг другом любовников. О каких соседях, пусть даже известных, уважаемых и богатых, можно думать, когда одежда разбросана по полу, вперемешку с одеялом, покрывалом и подушками? Когда мятая простыня съехала, а разгоряченные тела залиты лучами летнего солнца? О чем может думать мужчина, когда его руки скользят по бархатистой женской коже, по изогнутой спине, по упругой груди? Когда ладони натыкаются на твердые соски, и это прикосновение током пронзает тело? О чем может думать женщина, когда оглушающие волны накатывают столь часто, что непонятно, что они приносят: удовольствие или боль? Когда пылает огнем каждая клеточка, каждая частичка тела, когда хочется, чтобы ласки поскорее закончились упоительным взрывом, и мечтаешь, чтобы они продолжались бесконечно?

Стоны становились все сильнее, а слушатели продолжали смеяться и поглядывать на часы.

Они нечасто занимались любовью, хотя считали друг друга идеальными партнерами. Они угадывали желания; когда нужно, становились нежными и податливыми, когда нужно – сильными и агрессивными. Возможно, редкость их встреч объяснялась сознательным выбором: они боялись надоесть друг другу, привыкнуть, перестать получать от близости тот максимум удовольствий, к которому привыкли. Боялись потерять мостик, который связывал их души, помимо всего остального. Тем более все остальное было весьма и весьма зыбким: одна общая тайна, пара общих врагов и никаких общих интересов.

Им даже не о чем было поговорить, кроме как о деле, и поэтому после того, как осталась позади бурная вспышка, дыхание успокоилось, а довольный Гончар перевернулся на спину и закрыл глаза, Проказа положила голову ему на грудь и негромко произнесла:

– Я не доверяю Испанке.

– Ты просто ее не любишь, – улыбнулся Гончар, не открывая глаз.

– Она не леденец, чтобы я ее любила, – буркнула Проказа. – К тому же я не люблю Неваду. Но ему я доверяю, а Испанке – нет.

– Доверяешь Крусу? – удивился Гончар.

Заявление подруги стало для него полной неожиданностью.

– В нашем деле, – уточнила Проказа. – Тебя Невада не предаст.

– Верно.

– А Испанка…

– Испанка тоже, – уверенно отрезал Гончар.

– Как ты с ней договорился? Что пообещал?

А вот теперь Гончар открыл глаза. Он чуть приподнялся, опираясь на локоть, внимательно посмотрел в глаза Проказе, которой тоже пришлось привстать, и очень мягко, но в то же время очень твердо, произнес:

– Не твое дело. Но я уверен, что Испанка пойдет до конца.

– Я хочу подтвердить нашу договоренность, – так же твердо сказала девушка. – Механикус мой!

Ее глаза заблестели, ноздри чуть раздулись, губы приоткрылись. Одна только мысль о том, что она доберется до старого врага, возбуждала Проказу не меньше, чем умелые ласки Гончара. Кровь и секс – только они доставляли девушке удовольствие.

– Ты получишь Механикуса, – пообещал Гончар.

Проказа улыбнулась, и ее острый черный ноготь прочертил на груди мужчины тонкую, мгновенно покрасневшую царапину.

– Спасибо, милый. – Глаза заблестели сильнее, рука девушки скользнула по бедру Гончара, а язык – по свежей ранке. – Может…

– У нас много дел, – напомнил мужчина.

– Ах да… – Ничуть не обидевшись, девушка откатилась от Гончара, встала с кровати и подошла к окну, вызвав одобрительные возгласы дворников. – Кстати, милый, для тебя есть посылка.

– Какая еще посылка?

– Где-то здесь… – Проказа прошлась по комнате, лениво поддевая ногами одежду. – А, вот! – Наклонилась и подняла с пола маленький пластиковый пакет, в котором лежала белая пуговица. – Это твое?

Гончар резко сел на кровати:

– Кто ее принес?

– Невада приволок, пока тебя не было. Еще просил передать, что Дантист рассчитался.

– Почему ты не сказала мне сразу? – недовольно спросил Гончар, выхватывая у девушки пакет.

– Ты бы принялся за работу, – с невинным нахальством объяснила Проказа. – И оставил меня без удовольствий.

– Сука, – улыбнулся Гончар.

– Я знаю.

Девушка едва заметно пожала плечами и медленно направилась в ванную.

* * *

Загородный дом Арифа являлся типичным поместьем заметного нефтяного барона российского розлива. Престижный район Подмосковья, на дорогах которого часто попадались «летние» машины – кабриолеты и низкие спортивные купе, тщательно охраняемый поселок, огороженный красивым каменным забором, со вкусом спроектированные дома – обитатели райского уголка не поскупились и наняли хороших архитекторов. Особняк Гусейна окружала декоративная кованая ограда, за которой поднимался густой кустарник, скрывающий от посторонних взглядов подъезд к дому. На столбах видеокамеры, у ворот будка с собственной охраной, дополнительная, так сказать, мера безопасности.

Не понадобилась.

Волкова встретили в большой гостиной, обставленной с кричащей роскошью, но без особого вкуса. Судя по всему, с опытными дизайнерами Ариф советовался исключительно на этапе постройки дома, а украшением внутренних помещений занимался самостоятельно. И потому сложенный из натурального камня, невероятных размеров камин, сделавший бы честь любому готическому замку, соседствовал с аляповатой барной стойкой. Резные кресла «под старину» – с хромированными светильниками, элегантными, но выполненными в современном стиле. А на стенах, между картинами, в уголках которых виднелись узнаваемые подписи, болтались прямоугольник огромного плазменного телевизора и рога различных обладателей копыт. Присутствовал, разумеется, и портрет самого Арифа: углеводородный барон, облаченный в английский охотничий костюм девятнадцатого века, стоял на лесной поляне, горделиво выпятив грудь и возложив левую пятку на голову расстрелянного медведя. Собственно, одно только это полотно говорило о вкусах и пристрастиях Гусейна более чем достаточно.

К углу картины кто-то прикрепил траурную ленту, и эта деталь, привычная для фотографий, неуместно выглядела на масляном холсте. Однако царящей в гостиной эклектике не противоречила.

Впрочем, не менее неуместными выглядели и черные наряды собравшихся в залитой солнцем комнате людей. Предназначенная для шумных пирушек и пафосных торжеств гостиная яростно сопротивлялась похоронным лицам присутствующих, но поделать ничего не могла. Обстоятельства, обстоятельства…

Лала, молодая супруга Гусейна, сидела на диване, скромно положив руки на бедра. Волосы убраны под платок, заплаканные глаза опущены к полу, в руке скомканный платочек. Классика. И лицо – классической восточной красавицы: густые брови, огромные миндалевидные глаза, матовая кожа, большие чувственные губы. Чудесное виденье, излучающее свежесть юности. Не мудрено, что Ариф, несмотря на свои пристрастия, не удержался.

Рядом с молодой вдовой пристроился Иса, ее отец. Плотный, почти лысый, с грубым лицом, казавшимся пародией на очаровательные черты дочери, азербайджанец. Семейное сходство улавливалось, но, к счастью для Лалы, с большим трудом.

В ближайшем к Волкову кресле сидел Назим Гусейн, двоюродный брат Арифа, занимавший пост вице-президента «НефК°». Спортивного сложения мужчина, лет тридцати на вид, в черном костюме и черной же водолазке. А в дальнем углу гостиной, у окна, стоял Павел Розгин, широко известный в узких кругах адвокат, с которым Федору уже доводилось встречаться. Павел не являлся семейным поверенным Гусейна, он представлял деловых партнеров умершего и специально прибыл на встречу, чтобы пообщаться с Волковым, поговорить о ходе расследования.

Но этот разговор состоится позже, сейчас же Очкарика интересовали родственники Арифа.

– Поверьте, мне очень жаль, что наша встреча вызвана столь печальными обстоятельствами, – с траурной вежливостью произнес Федор. – Я благодарен вам за то, что вы согласились принять меня, и хочу заверить, что не отниму у вас много времени.

– Мы все понимаем, – подал голос Назим.

Лала всхлипнула и поднесла платочек к носу. Иса сделался еще мрачнее. Розгин продолжил изучать крышу соседнего дома. Присутствующие действительно все понимали: Павел успел объяснить Гусейнам, кто такой Волков, чьи приказы он исполняет и почему с ним следует встретиться. А потом – с той же целью – со следователем Генерального прокурора.

– Поскольку речь идет об убийстве, – продолжил Волков, – я не могу не задать вопрос: были ли у Арифа враги?

– Будто не знаете, – скривился Назим.

Очкарик понял, что разговаривать придется в основном с братцем Арифа.

Плохо. Ему хотелось прощупать женушку покойного бизнесмена.

– Я не совсем правильно выразился. Меня интересуют не трения господина Гусейна с людьми… – быстрый взгляд на Розгина, – с людьми его уровня. Эти противостояния станут предметом отдельного разбирательства. – Адвокат остался невозмутим. – Меня интересует другое. Не говорил ли господин Гусейн, что его кто-нибудь преследует? Не получал ли он странные письма? Или угрозы по телефону? Возможно, речь идет о мести… – Краем глаза Федор заметил, что Лала едва заметно вздрогнула. – Или о какой-нибудь застарелой вражде, не имеющей отношения к бизнесу? Такими вещами он, например, мог поделиться с женой.

Теперь Федор смотрел прямо на девушку, но та уже взяла себя в руки и отреагировала спокойно:

– Нет, Ариф ничего такого не говорил.

И ответила прямым взглядом. И даже позабыла нервно тискать платочек.

Впрочем, ничего удивительного. Глаза у Лалы красные, а вот нос не распух. Не похоже, чтобы безутешная вдова билась в истерике или хотя бы долго рыдала. А глаза могут покраснеть и от специальных капель… Вот только зачем делать вид? Известие о смерти Арифа пришло ночью, основные рыдания должны были завершиться через пару часов, затем успокоительное и сон до утра. Плакала сегодня? А как же нос?

– Нервничал ли господин Гусейн в последние дни?

– Не больше, чем обычно.

– Не было ли у него беспричинных приступов ярости?

– К чему этот вопрос? – хмуро поинтересовался Назим.

– Господин Гусейн мог скрывать свои неприятности, такое случается, – с любезной улыбкой объяснил Волков. – Но изменения в поведении обязательно появятся.

– Последнее время Ариф вел себя как обычно, – твердо ответила вдова.

– Возможно, он уволил кого-нибудь? – Волков переключился на младшего Гусейна. – Или несправедливо обошелся с кем-нибудь на работе?

Назим задумчиво покачал головой:

– Нет… Ничего подобного в последнее время не происходило. К тому же лично Ариф увольнял только высших сотрудников фирмы, последний такой случай произошел два года назад. У нас устойчивый коллектив.

– Это хорошо.

– Согласен, – спокойно кивнул Назим.

Лала созерцала зажатый в руке платочек, Иса почесывал шею, Розгин зевнул и посмотрел на часы, словно показывая Волкову, что тратить на Гусейнов много времени не следует: они хорошо подготовились к визиту, а он, востребованный адвокат, не планирует торчать в особняке до вечера.

Однако Федор не собирался сворачивать разговор. Он не хуже Розгина видел, что семейство заранее продумало и ответы, и манеру поведения, но твердо решил пробить их оборону. Вывести из себя. Ему было необходимо увидеть, что прячется за стеной притворства.

– Лала, я знаю, вы сыграли свадьбу не так давно?

– Несколько месяцев назад, – подтвердила девушка.

Она явно ждала, что следующий вопрос затронет пристрастие Арифа к мальчикам, была готова на него ответить, поэтому Волков для начала выразился максимально корректно:

– У господина Гусейна наверняка были романы до вашей встречи. Не могло получиться так, что отвергнутая пассия воспылала к нему лютой ненавистью?

– Мне ничего неизвестно об этом, – холодно ответила вдова.

– Шекспировские страсти нынче не в моде, – криво усмехнулся Назим.

Он тоже решил, что мелкий мент заробел в присутствии богатых и знатных людей и не посмеет назвать вещи своими именами. Он тоже расслабился.

– Ну почему? – громко произнес Федор. – В казино с господином Гусейном был податливый мальчик, но это еще ни о чем не говорит. Среди активных гомосексуалистов попадаются весьма крутые парни, особенно те, кто прошел зону. Может, господин Гусейн попал к кому-нибудь из них на…

Лала всем своим видом дала понять, что вопрос ее не касается. Назим тоже сдержался, правда, ему потребовалось посмотреть на Розгина, который чуть качнул головой, и этот легкий жест заставил младшего Гусейна взять себя в руки.

– Не очень-то вежливый вопрос. – Назим потер подбородок.

– К сожалению, я был вынужден его задать, – честно ответил Очкарик.

– Я не очень хорошо осведомлен об этой стороне жизни брата, – протянул младший Гусейн. – Полагаю, Сардару известно гораздо больше.

– Я обязательно поговорю с ним на эту тему, – пообещал Федор. – Выясню, так сказать, подробности.

– Ублюдок, – буркнул Иса.

Негромко буркнул, под нос, и не было ничего странного в том, что тесть вступился за честь покойного зятя, но… Но ругательство стало для его дочери последней каплей. Лала сорвалась.

Она резко вскинула голову и пролаяла короткую фразу на азербайджанском. Волков не понял ни слова, но по тону уловил, что хрупкая заплаканная девочка довольно жестко отбрила папашу, возможно, порекомендовала ему заткнуться. Иса покраснел. Назим деликатно промолчал. Розгин улыбнулся и вернулся к изучению соседской крыши. Лала вновь уткнулась носом в платочек, так, словно ничего не произошло.

Волков не удивился.

Как и ожидал Федор, разговор с Розгиным оказался гораздо информативнее. Павел представлял людей, которые ОЧЕНЬ хотели выяснить, кто прикончил Арифа, которые прекрасно знали, кто такой Волков, а потому разрешили адвокату говорить достаточно откровенно.

– Разумеется, Федор, вы понимаете, что дальше определенных границ я не зайду.

– Конечно, – кивнул Очкарик.

– Но, поверьте, границы эти весьма и весьма широки.

В мире больших московских людей Павел Розгин считался умным, энергичным, а главное – надежным человеком. Ему доверяли и «авторитетные предприниматели», и законопослушные джентльмены, и «деловые» чиновники, преумножающие свои состояния на скромном поприще служения народу. Розгин специализировался на международном праве, помогал вливать заработанные в России миллионы в экономики других стран, знал всех представителей элиты как облупленных, но никогда не нарушал правил игры, что позволяло ему надеяться прожить долго и счастливо.

Для Волкова появление Павла было настоящей удачей: Очкарик знал, что адвокат, получив разрешение говорить «в определенных границах», будет честен, что его словам и его выводам можно доверять.

Гусейны покинули гостиную сразу после того, как Волков объявил, что с «формальностями» покончено. Иса увел дочь, держа ее под руку. Назим, немного помолчав, сухо бросил: «Полагаю, вам нужно кое-что обсудить» – и тоже исчез. Младшему Гусейну очень хотелось присутствовать при разговоре, однако Розгин получил полномочия от таких людей, оспаривать мнение которых вице-президент «НефК°» не мог.

Павел же, дождавшись, когда родственники покойного освободят гостиную, уселся по соседству с Очкариком и с улыбкой заметил:

– Не думал, что вы захотите вывести их из себя.

– Не люблю спектакли, – проворчал Федор.

– Я тоже почувствовал некоторую фальшь, – признался адвокат. – Полагаю, особая подготовка к встрече вызвана общей неуверенностью, которая овладела нашими друзьями после известных событий. Согласитесь, нелегко в одночасье потерять мужа и брата.

– Настоящая трагедия, – подтвердил Волков.

– Неожиданная. – Розгин прищурился. – И никому не нужная.

– Действительно никому? – уточнил Очкарик.

– Разве вам не сказали?

– Я бы хотел услышать это от вас.

– Приятно, что вы мне доверяете.

– В определенных границах, разумеется.

Мужчины негромко рассмеялись.

Прощупывание закончилось, теперь, собственно, начинался тот самый разговор, ради которого они встретились.

– Сообщество на самом деле озадачено случившимся, – серьезно произнес Розгин. – НИЧЕГО, абсолютно ничего не предвещало подобного развития событий. Люди понимают, что ваши коллеги не поверят нам на слово, займутся отработкой всех версий, а потому заинтересованы в том, чтобы вы как можно быстрее отыскали настоящего убийцу. Люди знают, какое положение вы занимаете в министерстве, Федор, и какими полномочиями обладаете. Но. Если в ходе расследования выяснится, что даже ваших полномочий по каким-либо причинам не хватает, вы можете всегда рассчитывать на поддержку. Людям нужна правда.

– Я все понял, – медленно ответил Волков.

– Вот и замечательно. – Адвокат свел перед собой пальцы рук. – Теперь я готов ответить на ваши вопросы. Если они у вас есть, разумеется.

– Разумеется, есть.

– Я и не сомневался.

– И, разумеется, в первую очередь меня интересует, кому достанется состояние Гусейна?

Теоретически, ответ на этот вопрос можно было найти в завещании или почитав соответствующие статьи действующего законодательства. Однако Федора интересовало подлинное положение вещей, которое иногда не совпадало ни с первым, ни со вторым.

– Кроме Лалы у Арифа не было близких родственников, – неспешно ответил Розгин. – Такое положение для кавказских семей нехарактерно, но так уж получилось. Родители давно умерли, а два брата погибли в одной нагорной республике… Двоюродных-троюродных, тетей-дядей, конечно, полно, Ариф о них не забывал, но никого, кроме Назима, не приблизил. Таким образом, по закону, все состояние должно отойти вдове.

– То есть Назим не получает ничего?

– Работая на дядю, он сколотил небольшое состояние. К тому же его место в «НефК°» не вызывает сомнений – парень хваткий.

– Понятно… – Волков помолчал. – Вы сказали: «по закону все состояние должно отойти Лале». А как будет на деле?

– На деле партнеры Арифа уже думают, как ее не обидеть.

– Как сильно ее не обидеть?

Адвокат улыбнулся, но оставил слова Очкарика без комментариев.

– На что может рассчитывать девушка?

– Миллионов на двадцать – двадцать пять.

– Сколько на самом деле стоил Ариф?

– Около трехсот.

– Это называется не обидеть?

– Ей могло вообще ничего не достаться, – пожал плечами Розгин. – В конце концов, будем справедливы: Лала милая девчушка, но к состоянию Арифа она не имеет никакого отношения. Кроме постельного.

– Кстати, о постели. – Волков потер подбородок. – В казино Ариф заявился с симпатичным мальчиком.

– Ничего удивительного, – криво улыбнулся Павел. – Как вы думаете, почему у него не было семьи?

– В таком случае, откуда взялась Лала?

– А-а… – Розгин неопределенно махнул рукой. – Стечение обстоятельств. Можно сказать: полезное с приятным. Но вы правы: в свое время свадьба Арифа стала для его знакомых такой же неожиданностью, как теперь – его смерть.

– Поговорим о ней поподробнее?

– Давайте, – согласился адвокат. – Надеюсь, вы согласитесь с тем, что мы живем в достаточно терпимом обществе?

– Я бы сказал: в относительно терпимом.

– Спорить не буду, тем более что положение Арифа позволяло ему не обращать внимания на злопыхателей. – Розгин помолчал. – До определенного момента не обращать.

– Гусейн стал слишком известен, – понял Очкарик.

– Совершенно верно, – подтвердил Павел. – У людей, которые ведут публичную жизнь, свои правила, они вынуждены заботиться об имидже, а склонность к мужеложству не красит респектабельного бизнесмена в глазах публики. Опять же не следует забывать об иностранных партнерах, которые весьма ценят семейные идеалы.

– То есть пока Ариф в поте лица зарабатывал первый миллион, он мог спать с кем угодно, но, попав в высшее общество, вынужден был играть по правилам.

– В высшем обществе полным-полно педиков, но у каждого есть красивая витрина.

– А задний двор только для своих, – хмыкнул Федор.

– Вот именно. – Розгин снова улыбнулся. – Одним словом, Арифу нужно было жениться. Будучи человеком деловым, он попытался решить проблему в привычном ключе: взвесил все плюсы и минусы, определил необходимые и желаемые цели, составил план и вышел с предложением к Леночке…

Адвокат назвал громкую фамилию, Волков кивнул: знаю. Дочь влиятельных родителей, светская львица, двадцать пять лет. Рассматривать ее в качестве любимой жены мог разве что неисправимый романтик, но главное достоинство гламурной прелестницы – папа и мама – могло перевесить любые минусы.

«Бизнес-проект?»

И следующая фраза Павла подтвердила мысль Очкарика:

– По условиям сделки, ее семья получала доступ к бизнесу Арифа, а он – необходимое прикрытие и их могучие связи. Но, увы, неожиданно возникло препятствие: Леночка наотрез отказалась рожать. – Розгин брезгливо поморщился: – Полагаю, ей материнский инстинкт отшибло кокаином.

С материнским, точнее – с отцовским инстинктом у самого адвоката все было в порядке: четверо детей, так что он имел право на презрение.

– А зачем рожать? – не понял Федор.

– Ариф решил, что свадьба – неплохой повод задуматься о наследнике.

– Проснулись чувства?

– С возрастом все становятся сентиментальными.

– И он отказался от этого плана?

– Так уж получилось, – пожал плечами Розгин. – Дальше проза жизни заканчивается и начинается сказка о Золушке. Ариф попытался дожать Леночку: делал дорогие подарки, обещал огромное содержание, капал на мозги маме и папе, намекая, что неплохо бы им увидеть внуков. Однако Леночка пошла в глухой отказ. План рушился на глазах, и тут на корпоративной вечеринке Ариф встречает Лалу.

– Так запросто?

– Иса работал в «НефК°» мелкой сошкой, старшая уже замужем, младшие еще соплячки, а Лалу надо было пристраивать. Полагаю, Иса надеялся познакомить девочку с каким-нибудь менеджером, а в итоге сорвал джекпот.

В общем-то, не в восточных обычаях выводить девочек в свет подобным образом, но Волков вспомнил тираду, которую Лала выдала отцу, и подумал, что путешествие на корпоративную вечеринку могло быть ее собственным решением.

– Сколько ей лет?

– Двадцать. – Павел задумчиво улыбнулся: – Знаете, Федор, я восточных женщин недолюбливаю, даже в самой симпатичной есть что-то грубое. А если нет, потом проявляется. Но когда увидел Лалу, честное слово – был восхищен. Красавица. Впрочем, вы ее видели.

Отвечать Волков не стал: девочка действительно удалась.

– Короче, Ариф влюбился, – продолжил Розгин. – А поскольку он мог почти все, то скоро стал женатым мужчиной.

– При чем здесь эта ремарка? – поинтересовался Очкарик.

– Какая?

– «Поскольку он мог почти все»?

– Лала была сосватана, – коротко пояснил адвокат. – Арифу пришлось договариваться с двумя семьями.

– Интересно, – обронил Волков, давая понять, что тему следует раскрыть полнее.

– Ерунда, – махнул рукой Розгин. – Ничего особенного та семья из себя не представляет, Ариф заплатил, и они радостно убрались с дороги.