Ф. Кафка в оценке современников

Г. Яноух о Ф. Кафке.

У Кафки были большие серые 1Ллза под 1устыми черными бро вями. Загорелое iiino очень живое. Споим лицом Кафка говори г Когда он может заменить слово движением лицевых мускулов, он делает это. Улыбка, сведенные брови, собранный в морщины уз- кий лоб, выпяченные или заостренные губы — все это высказан- ные фразы. Он любит жесты и потому обращается с ними эконом- но. Его жест — не сопровождающее разговор усиление слова, а как бы слово самостоятельного языка жестов, среде гио объяснения, то есть никоим образом не пассивный реф (екс, а целенаправленное выражение воли. Когда он складывает руки, распластывает ладони на письменном столе, покойно ив i0 же время напряженно отки- дывается на спинку стула, наклоняет вперед голову, подняв пле- чи, прижимает руки к сердцу— это лишь малая часть скупо при- меняемых им средств выражения, — он всегда сопровождает свои движения и жесты извиняющейся улыбкой, словно хочет сказать:

«Да, признаюсь, я играю; но надеюсь, вам нравится моя игра. И затем — затем я делаю это только для того, чтобы хотя бы на ми- ну гку добигься вашего понимания».

Яноух Г. Разговоры с Кафкой // Иностранная литература. — 1983. - № 5 - С. 174.

Жорж Батан.

Кафка возможно был самым хитрым писагслсм— во всяком случае он не дал себя провести... В отличие от позиции многих его современников, для него «быть писателем» значило то, к чему он стремился (выделено Ж. Б.). Он понял, что литература и то, что он хотс.1 (выделено Ж. Б.), не давали ему ожидаемого удовлетворе- ния, но гем не менее он продолжал писать. Сказать, что литерату- ра его разочаровала, было бы неверным. То есть если сравнивать ее с другими целями, она его нс разочаровала. Она была для него тем, чем для Моисея сгала земля обетованная.

Батаи Ж. KaipKa // Батан Ж Литература и tio. - Л/, /99-/ — С' 105.

Герман Гессе. Фрсшц Кифка.

Эш произведения, часто такие тревожные и так безмерно ра- ц^ющис, останутся не только документом нашего времени, запе- чаглевшим редкую высоту духа, 01ражением глубоких вопросов и сомнений, внушаемых нашей эпохой. Это еще и художественные создания, плод фангазии, творящей символы, порождения не толь- ко рафинированной, но и первозданной, истиной гворческои энергии. Кроме гого, содержанию всех его сочинений, которые кто-

Модернизм в немецкоязычной литературе

то может счесть проявлением чрезмерной увлеченности, экзальти- рованности или просто патологии, всем этим весьма и весьма про- блематичным и глубоко сомнительным ходам неповторимой фан- тазии чувство языки и поэтическая мощь Кафки сообщили вол- шебную красоту, придали благословенную форму.

Еврей по национальности, поэт, без сомнения, вольно или не- вольно принес с собою нечто из наследия, традиций, образа мыс- лей и оборотов речи евреев Праги и вообще Восточной Европы;

его религиозность имеет бесспорно еврейские черты. Но образова- ние, сознательно полученное им, выявляет большее, по-видимо- му, значение христианского и западного, чем еврейского влияния на него; и можно ду;,;ать, что особенную свою любовь и пристра- стие он отдал не Талмуду и Торе, а Паскалю и Кьеркегору. Пожа- луй, в кругу кьеркегоровских вопросов ни одна проблема не зани- мала его так долго и глубоко, заставляя страдать и творить, как проблема понимания. Вся трагедия его — а он весьма и весьма тра- гический поэт — есть трагедия непонимания, вернее, ложного по- нимания человека человеком, личности — обществом, Бога— че- ловеком. <...>

Среди произведений, созданных в наш истерзанный страдани- ями век, среди младших братьев книг Кьеркегора и Ницше будет жить удивительный труд пражского поэта. Он обратился к тягост- ным раздумьям и страданию, он ясно говорил о проблемах своего времени, зачастую — пророчески ясно, а в своем искусстве он воп- реки всему оставался божьим избранником, владея волшебным клю- чом, которым он открыл для нас не одно только замешательство и трагические видения, но и красоту, и утешение.

(1935)

О романе «Процесс».

Франц Кафка был не только поэтом с редкостно острым взгля- дом, но также и кротким, верующим человеком, правда, одним из тех сложных людей, к типу которых принадлежал Кьеркегор. Его фантастика — страстное постижение реальности, настойчивая по- становка глубинных вопросов бытия.

Основная проблема Кафки — отчаянное одиночество человека. Конфликт между глубоким, страстным желанием понять смысл жизни и сомнительностью любой попытки наделить ее таковы- ми — исследована в этом великолепном, увлекательном романе (речь идет о романе «Процесс». — Л. Д.) с проницательностью, от кото- рой приходишь в отчаяние, это устрашающее и почти жестокое произведение.

Но в гнетущем, по сути дела, лишающем надежд романе каждая деталь несет в себе столько красоты, столько нежности и тонких

Франц Кафка

наблюдений, дышит такой любовью и выполнена с таким искусст- вом, что злые чары обращаются в благие, неизбывная трагедия бес- смысленности существования оказывается проникнутой предчувст- вием благости и внушает мысли не кощунственные, а смиренные. (1935)

Все сочинения Кафки в высшей степени напоминают притчи. В них много поучения; но лучшие его творения подобны кристалли- ческой тверди, пронизанной живописно играющим светом, что достигается иногда очень чистым, часто холодным и точно выдер- жанным строем языка...

Когда в последующие десятилетия придет пора отбора и оцен- ки произведений 20-х годов, этих сложных, смятенных, то экста- тических, то фривольных творений глубоко потрясенного, много- страдального поколения писателей, книги Кафки останутся среди тех немногих, что пережили свое время.

(1935)

Этот пражский еврей Кафка, умерший в 1924 году, приводит в замешательство и восхищение каждого, кто впервые обращается к его книгам. Правда, иных в нем многое пугает и отталкивает. Меня он не перестает волновать с тех пор, как восемнадцать лет назад я впервые прочитал один из его волшебных рассказов. Кафка был чи- тателем и младшим братом Паскаля и Кьеркегора, он был проро- ком и жертвой. Об этом одержимом художнике, писавшем безупреч- ную немецкую прозу, об этом до педантизма точном фантасте, ко- торый был нечто большее, чем просто фантаст и поэт, будут размышлять и спорить и тогда, когда забудется большая часть того, что сегодня мы считаем немецкой литературой нашего времени.

(1935)

... Рассказы Кафки — не статьи о религиозных-, метафизических или моральных проблемах, а поэтические произведения. Кто в со- стоянии просто читать поэта, то есть не задавая вопросов, не ожи- дая интеллектуального либо морального результата, кто готов вос- принять то, что дает этот поэт, тому его произведение даст ответ на любые вопросы, какие только можно вообразить. Кафка сказал нам нечто не как теолог либо философ, но единственно как поэт. А если его величественные произведения вошли теперь в моду, если их читают люди, не способные и не желающие воспринимать поэ- зию, то он в этом невиновен.

(1956)

Пер. Н.А. Темчиной и А.Н. Темчина Гессе Г. Письма по кругу. Художественная публицистика. — М., 1987.

14-