Философия науки, техники и творчества

В науке критерий рационального, теоретического и прикладного осознания и освоения мира занимает центральное место и выполняет главенствующую роль. Научное сознание есть упорядоченное и систематизированное познание, выраженное в форме принципов, законов и категорий. Наука является одновременно и системой знаний, и их интеллектуальным производством, и практической деятельностью на их основе. Научно-теоретический характер освоения действительности понимается как система объективно-истинного знания, которое снимает обыденность и субъективность других уровней и форм общественного сознания. Непосредственные цели науки — описание, объяснение и прогнозирование (предвидение) процессов и явлений действительности, составляющих предмет ее изучения на основе открываемых законов природного, социального и человеческого мира.

Наука отпочковалась от обыденного знания в глубокой древности. В течение длительного времени происходил процесс накопления единичных эмпирических фактов. И уже в древнем Египте, Месопотамии, Индии стали появляться первые признаки становления научного знания — возникли медицина, астрология (область, до сих пор не признанная официальной наукой, но накопившая много эмпирических данных), математика. В Древней Греции и Риме возникали теории, пытавшиеся объяснить накопленные к тому времени факты. Однако древняя наука не опиралась на опыт и не имела достаточной методологии, что привело к некоторому разбросу мнений по тем или иным проблемам. Разве что в математике — науке, зачастую не нуждающейся в проверке опытом и методологический аппарат которой был основан на общепринятых законах формальной логики, прослеживались единство мнений и преемственность знаний. С эпохи Возрождения и особенно в Новое время наука становится важнейшим фактором общественной жизни, формирования духовного мира человека, культуры и практики. Она развивается в особую форму деятельности и оформляется в особый социальный институт, в профессиональные научные сообщества ученых (академии, специализированные институты, лаборатории), занятые выработкой, систематизацией и проверкой знаний.

В структуре научного познания различают эмпирический (опытный, фактологический) и теоретический (обобщенно-осмысленный) уровни исследования. Справедливо утверждение, что факты являются воздухом ученого. Наблюдение и эксперимент, в том числе и на модели объекта, имеют при этом решающее значение. Теоретическое исследование связано с выдвижением и обоснованием обобщающих идей, принципов, гипотез, законов. Опорными звеньями становления научной теории являются абстракция и идеализация как формы выделения общего в мысли, анализ и синтез, классификация и индивидуализация, систематизация, выделение аналогий, индукция и дедукция как способы и средства получения нового знания. Значительный эффект в современной науке дает формализация и математизация знания. В своей совокупности, упорядоченности и направленности применения они составляют метод научного исследования.

Систему наук условно можно разделить на естественные, гуманитарные, общественные и технические науки. Соответственно объектами изучения науки являются природа, социальный и человеческий мир в различных аспектах их существования и взаимодействия.

Каким же образом происходит развитие науки, как отдельных дисциплин, так и в целом? Оглядываясь на историю развития науки в целом или отдельного направления, можно сказать, что развитие происходит неравномерно. Этапы спокойного развития науки или научного направления рано или поздно заканчиваются. Теории, какое-то время считавшиеся верными, фальсифицируются (опровергаются) накопившимися фактами, не укладывающимися в эти теории. Появляются новые теории, на тот момент объясняющие практически все факты. В качестве примера здесь можно привести историю теории строения атома. По господствовавшей до середины XIX в. теории считалось, что атомы являются неделимыми структурными элементами вещества. В 80-х годах того же столетия русский физик Столетов открывает явление фотоэффекта: при облучении светом металлическая пластинка заряжалась положительно, т. е. теряла электроны. Теория о неделимых атомах объяснить это явление не могла. Напрашивался вывод, что атомы делимы и состоят из электронов и положительно заряженной основы. Возникают, соответственно, вопросы о том, как устроен атом.

Дж. Дж. Томпсон предлагает первую модель строения атома, где электроны равномерно распределены в положительно заряженной основе. Появление новых фактов (опыт Резерфорда) фальсифицировало модель Томпсона, появилась планетарная модель, которая была также в свое время заменена моделью Бора. Процесс познания структуры атома продолжается и будет продолжаться в будущем. Между возникновением предыдущей и следующей теории наблюдается, как правило, период спокойного развития науки, продолжающийся до появления какого-то количества фактов, противоречащих предыдущей теории. Как правило, факты, появляющиеся в периоды спокойного развития, либо подтверждают предыдущую теорию, либо не противоречат ей. Таким образом, в развитии науки хорошо заметны две фазы — фаза эволюционного, спокойного развития науки и фаза научной революции. Каков механизм развития научных революций? Откуда проистекают их причины — из мира идей? Или их корни надо искать в социальной среде?

Согласно К. Попперу, рост и развитие научного знания — это непрерывный процесс ниспровержения одних научных теорий и замены их другими, более удовлетворительными. В его концепции главная идея заключается в потребности, возможности и необходимости критики и постоянного пересмотра основных и определяющих признаков науки. В этом состоит существо научной рациональности. Каждая теория должна быть уязвима для критики (быть фальсифицируемой), в противном случае она не может рассматриваться в качестве научной. Поэтому вся история научного познания состоит из выдвижения смелых предположений, «решающих экспериментов», их опровержений, т. е. может быть представлена как история «перманентных революций». В «научной революции» Поппера борьба идет только в мире содержания научных идей, где должны соперничать между собой идеи, но не люди, которые должны бескорыстно служить науке в процессе интеллектуальной состязательности и критической дискуссии.

Концепция социологической и психологической реконструкции и развития научного знания связана с именем и идеями Т. Куна, изложенными в его широко известной работе «Структура научных революций». Он вносит в решение проблемы человеческий фактор, новые, социальные и психологические мотивы. Кун считает, что развитие науки представляет собой процесс поочередной смены двух периодов — «нормальной науки» и «научных революций». Причем последние гораздо более редки в истории развития науки по сравнению с первыми. Социально-психологический характер концепции Куна определяется его пониманием научного сообщества, члены которого разделяют определенную парадигму, приверженность к которой обусловливается положением в данной социальной организации науки, принципами, воспринятыми при обучении, симпатиями, эстетическими мотивами и вкусами. Именно эти факторы, по Куну, и становятся основой научного сообщества. Центральное место в концепции Куна занимает понятие парадигмы, или совокупности наиболее общих идей и методологических установок в науке, признаваемых данным научным сообществом. Парадигма — это начало всякой науки, она обеспечивает возможность целенаправленного отбора фактов и их интерпретации. Парадигма (как «дисциплинарная матрица» науки) включает в свой состав четыре типа наиболее важных компонентов: 1) «символические обобщения», облеченные в логическую формулу; 2) «метафизические части парадигм»; 3) общепринятые ценности; 4) общепризнанные образцы. Развитие «нормальной науки» в рамках принятой парадигмы длится до тех пор, пока существующая парадигма не утрачивает способности решать научные проблемы. На одном из этапов развития «нормальной науки» непременно возникает несоответствие наблюдений и предсказаний парадигмы, возникают аномалии. Когда таких аномалий накапливается достаточно много, прекращается нормальное течение науки и наступает состояние кризиса, которое разрешается научной революцией, приводящей к ломке старой и созданию новой научной теории — парадигмы. Кун считает, что выбор теории на роль новой парадигмы не является логической проблемой: «Ни с помощью логики, ни с помощью теории вероятности невозможно переубедить тех, кто отказывается войти в круг. Логические посылки и ценности, общие для двух лагерей при спорах о парадигмах, недостаточно широки для этого. Как в политических революциях, так и в выборе парадигмы нет инстанции более высокой, чем согласие соответствующего сообщества».[262] На роль парадигмы научное сообщество выбирает ту теорию, которая, как представляется, обеспечивает «нормальное» функционирование науки.

Смена основополагающих теорий выглядит для ученого как вступление в новый мир, в котором находятся совсем иные объекты, понятийные системы, обнаруживаются иные проблемы и задачи: «Парадигмы вообще не могут быть исправлены в рамках нормальной науки. Вместо этого... нормальная наука в конце концов приводит только к осознанию аномалий и к кризисам. А последние разрешаются не в результате размышления и интерпретации, а благодаря в какой-то степени неожиданному и неструктурному событию, после которого ученые часто говорят о “пелене, спавшей с глаз”, или об “озарении”, которое освещает ранее запутанную головоломку, тем самым приспосабливая ее компоненты к тому, чтобы увидеть их в новом ракурсе, впервые позволяющем достигнуть ее решения».

Имре Лакатос считает, что в науке образуются не просто цепочки сменяющих одна другую теорий, а научные исследовательские программы, т. е. совокупности теоретических построений определенной структуры: «У всех исследовательских программ есть “твердое ядро”. Мы должны напрягать нашу изобретательность, чтобы прояснять, развивать уже имеющиеся или выдвигать новые “вспомогательные гипотезы”, которые образуют “защитный пояс” вокруг этого ядра. Защитный пояс должен выдержать главный удар со стороны проверок; защищая таким образом окостеневшее ядро, он должен приспосабливаться, переделываться или даже полностью заменяться, если этого требуют интересы обороны».[263] Лакатос учитывает не только борьбу опровержимых и конкурирующих теорий, составляющих «защитный пояс», но и борьбу между исследовательскими программами. Поэтому развитие науки Лакатос представляет не как чередование отдельных научных теорий, а как «историю рождения, жизни и гибели исследовательских программ».

Новое понимание рациональности выдвинул Стивен Тулмин. С отождествлением рационального и логического, по его мнению, связаны такие крайности, как униформистское и революционное объяснения. Действительно, униформистская, или кумулятивная, модель основана на представлении о познании как постоянном и непрерывном приближении к универсальному абстрактному идеалу, который понимается как логически взаимосвязанная система. Революционное же, или релятивистское, объяснение предполагает смену норм рациональности как полную смену систем знаний. Действительно, если все понятия старой дисциплинарной системы логически взаимосвязаны, дискредитация одного неизбежно ведет к разрушению всей системы в целом. Вместо революционного объяснения интеллектуальных изменений, — пишет Тулмин, — которое задается целью показать, как целые концептуальные системы сменяют друг друга, нам нужно создать эволюционное объяснение, которое объясняет, как постепенно трансформируются концептуальные популяции. [264]

Эволюционная модель строится по аналогии с теорией Дарвина и объясняет развитие науки через взаимодействие процессов инноваций и отбора. Основные черты эволюции науки заключаются в следующем. Интеллектуальное содержание дисциплины, с одной стороны, подвержено изменениям, а с другой — обнаруживает явную преемственность. В интеллектуальной дисциплине постоянно появляются пробные идеи или методы, однако только немногие из них завоевывают прочное место в системе дисциплинарного знания. Таким образом, непрерывное возникновение интеллектуальных новаций уравновешивается процессом критического отбора. Этот двухсторонний процесс производит заметные концептуальные изменения только при наличии некоторых дополнительных условий. Необходимо существование, во-первых, достаточного количества людей, способных поддерживать поток интеллектуальных нововведений; во-вторых, «форумов конкуренции», в которых пробные интеллектуальные нововведения могут существовать в течение длительного времени, чтобы обнаружить свои достоинства и недостатки. «Интеллектуальная экология» любой исторической и культурной ситуации определяется набором взаимосвязанных понятий: «В любой проблемной ситуации дисциплинарный отбор “признает” те из “конкурирующих” нововведений, которые лучше всего отвечают “требованиям”“интеллектуальной среды”.[265]

Понятие и сам феномен техники (ТЭХНЭ), введенные мудрыми греками 25 веков назад и понимаемые как искусство, мастерство и умения, выдержали историческую проверку временем. «Мы очень давно живем в эпоху техники, но эпоха философии техники еще только начинается», — такими словами знаменует новое философское направление в России замечательный мыслитель и основоположник технического творчества П. К. Энгельмейер (1855–1942).

Техницизм следует признать одной из самых существенных и отличительных черт исторического самочувствия современной эпохи. Мы живем в эпоху обостренной философско-технической рефлексии, напряженного и утонченного технического самосознания. Философские проблемы технического бытия, технического познания, техноэтики и в первую очередь технической антропологии становятся все более значимыми, начиная с Нового времени и первой промышленной революции, когда началось функционирование общества на машинно-технической основе. Сегодня науковеды и индустриалисты говорят уже о шестой технико-технологической волне, а наиболее развитые страны функционируют в качестве информационных обществ. Динамика их социально-экономического развития определяется производством, переработкой, хранением, распространением и использованием информационного продукта.

Наукоемкое производство, высокие технологии, научные парки и технополисы свидетельствуют о том, что здесь доминирует не искусственно-технический (силовой), а информационно-технологический (рационально-изоморфный) подход. Его живым нервом является информация, компьютеризация и интернетизация. Конечно, все это требует мощной материальной базы по производству вычислительной техники, достаточно высокого уровня функционирования всех общественных институтов. В связи с этим необходимо глубокое философское постижение техники и творчества с позиций выявления их сущности и содержания, смысловой и ценностно-целевой наполненности, целостности и всеобщности, человеческого измерения и понимания предельных оснований. По большому историческому счету связь философии и техники неоспорима и нерасторжима. Действительно, вне философского постижения и человеческого измерения техника представляется не только неполной, но и неполноценной. Техническое сознание, техническая наука отпочковались и вышли из лона философии, но техника продолжает нести в себе расширяющийся круг вопросов чисто философского характера. Философия техники на своем языке и в своем проблемном поле ставит и разрешает вопросы технической онтологии — учения о техническом мире и техническом бытии общества и человека. По Канту можно сформировать основные философские вопросы применительно к технике. Что такое техника, машина в своей субстанциональной основе? И как они возможны? Какова природа и в чем заключается сущность и смысл техники? Философский характер несут на себя вопросы об истоках, генезисе, основных этапах и ключевых поворотах в развитии техники и технологии, о границах и пределах технической мощи человека, о самой будущности техники. Предметом философского осмысления являются техническое сознание и познание, техническая антропология, техноэтика.

Требуется восстановить в законных правах понятие и явление техницизма в полном и лучшем понимании его существа и смысла. С помощью техницизма Энгельмейер раскрывает активную сторону жизни, где человек творит жизнь и приспосабливает среду к своему «я». Он рассматривает техницизм как теорию действия, строительства самой жизни. Здесь утверждается взгляд на человека как на существо техническое, не как на чуждое природе, беспомощное и потерянное существо, а как на одну из сил природы, силу автономную, свободную в постановке своих задач и их разрешений. И в этой связи ставится и во многом решается проблема создания идеальной техники, техники, соразмерной самому человеку. Мыслитель выражает недовольство слишком рационалистическим направлением старой культуры: «Человечество еще раз с большой настойчивостью останавливается на той мысли, что ведь человек далеко же не состоит из одного разума, что он не живет затем, чтобы думать, а, наоборот, думает затем, чтобы жить, — что жизнь иррациональна и поэтому не может быть ни истолкована, ни упорядочена одним разумом. И для того, чтобы философия приблизилась к жизни, нужно, чтобы она отказалась от признания разума за единственный руководящий принцип. И мы ее застали за пересмотром остальных духовных сил человека, которыми раньше пренебрегала; она начинает интересоваться житейским здравым смыслом, на который раньше смотрела свысока; она начинает изучать творчество человека на разных поприщах, заглядывает даже в мастерскую технического изобретателя, которого раньше сторонилась. На этом пути она увидела себя перед обширной областью бессознательных душевных процессов, перед интуицией — догадкой». [266]

Такая интерпретация складывалась в результате критического осмысления эмпиризма и рационализма, философии Канта, Гартмана, Маха, Джемса, Бергсона и других мыслителей.

Энгельмейер пытается направить философию к практической жизни, чтобы она ушла из метафизического русла, который ее все удаляет от жизни. Именно на долю техники приходится область фактического строительства жизни.

Поэтому нельзя миновать технику, пропитавшую собой всю современность. На этом пути философия не только приблизится к жизни, но и овладеет ею и сядет на трон руководительницы жизнью. Она найдет его прочно стоящим на новом, исторически сложившемся фундаменте технической культуры, сваи которого пронизали весь материк современной жизни. К этому трону ведут иные пути: прагматизм, интуиционизм, философия действия, философия жизни и тот путь, в котором сбегаются все эти пути, — техницизм. [267]

Энгельмейер представляет машину таким сочетанием тел, при котором как вещества, так и силы, действуя друга на друга по законам природы, выполняют определенную работу и дают результат, который был намечен человеком.

Считая силу причиной движения, он сопоставляет силу человека и силы природы, стремится к созданию идеальной техники так, чтобы заменить труд человека работой природы.

Фактически «техника есть искусство вызывать намеченные полезные явления природы, пользуясь известными нам свойствами природных тел». Если силы природы имеют свое преимущество в количестве, то силы человека в качестве.

Процесс творчества начинается с зарождения замысла, идеи, озарения, где главным является интуитивное мышление с его догадкой. Желания и стимулы человека в психологическом плане выражаются при этом в особой «волевой формуле» активности самого творца.

Вторым актом творческого процесса являются формы философского, логического и технико-технологического дискурса — выработка плана, модели, схемы, чертежа.

Весь творческий процесс завершается «единоборством с материей», исполнением плана на деле — в предмете, металле, веществе, энергии и т. д.

Важное значение в творчестве имеет диалектика соотношения божественного и человеческого. Так, для Н. А. Бердяева идея Бога есть величайшая человеческая идея. Идея человека есть величайшая Божья идея. Человек ждет рождения в нем Бога. Бог ждет рождения в нем человека. На этой глубине должен быть поставлен вопрос о творчестве. Бердяев рассматривает творчество как высшее проявление человеческой сущности в ее стремлении к идеалу и совершенству. Неслучайно всю человеческую историю он представляет как сотворчество и соработничество с Богом, как «восьмой день творения».

Человеческое измерение техники и ее осмысление предстает в качестве исходной и оптимальной точки входа в необозримое море технических артефактов. Оно же является и надежным путем достойного выхода из сложных коллизий, порожденных современной техногенной цивилизацией.

(См.: Приложение: философия в схемах. Схема 42)