Отличие парменидовского понимания Единого

Философские предшественники Парменида также полагали, что сущее в действительности едино. Это единство бытия представлялось различным образом. Выше были рассмотрены те своеобразные формы, в которых оно мыслилось: Вода (Жизнь), Объемлющее, Воздух, Огонь, Гармония (Число), Бог. Парменидовское учение о едином отличается от перечисленных. В нем решается вопрос не о том, что составляет единое бытие и в чем заключается единство мироздания. Главное для Парменида – раскрыть содержание бытия как такового. В отличие от переменчивых свойств многообразных вещей, бытие как таковое едино, непреходяще, неизменно и всегда сохраняет равенство с самим собой. Оно едино и как одно, единственное, исключающее что-либо вне себя; и как себетождественное, не знающее перемен; и как одинаковость относительно любой конкретной вещи. Все эти качества фиксируются понятием Единого. Отсюда необходимость решить вопрос: что для нас открывается, когда мы мыслим реальность Единого? Чем единое бытие определено как таковое?

Элейского мыслителя как будто не волнует, чем же именно является это единое бытие. Его учитель Ксенофан говорил о Боге как том Одном, благодаря которому мир приобретает свое единство и существование. Парменид о Боге не рассуждает. Он хочет раскрыть Единое как оно есть – в той его сущности, которое Единое приобретает для мыслящего существа. В этом особенность парменидовской мысли, которая, оставляя в стороне вопрос о воплощении Единого бытия и том виде, в каком оно присутствует в мире, всецело сосредоточивается на уяснении сущности самого Бытия как Одного и Единственного.

Великий Элеец выработал идею Бытия как такового, не связанного с каким-нибудь конкретным видом и формой, а заключающим в себе лишь тот смысл, который, во-первых, может быть почерпнут из самой мысли о сущем и, во-вторых, отрицающий те конкретные и конечные формы, в которые облекается существование отдельных вещей и лиц (Многое). Мысль Парменида двигалась в русле общего для всего досократического философствования вопроса "что есть все?", поставленного еще Фалесом. Но утверждая, что "Все есть Одно" Элеец оказывался перед необходимостью помыслить Единое так, как оно само из себя, то есть из своей сущности, требовало. Не прибавляя к этому осмыслению никаких посторонних соображений, а черпая лишь из одного источника: самосвидетельствования Единого о самом себе в процессе мышления. Следовательно, все учение Парменида оказалось подчинено одной задаче: самораскрытию Единого бытия. Каким есть Единое бытие, если мы его мыслим? Что содержит в себе Одно, и каким оно по самой своей сути не может быть? И какой вообще смысл мы можем вкладывать в слова, когда говорим: "единое бытие", или "бытие одно и единственное"?

Парменид как бы говорит другим мыслителям: "Что бы вы ни подразумевали под единым бытием, коль скоро вы мыслите бытие Одного, то должны будете признать за ним те качества, которые открыты моим учением". И действительно, опыт промысливания Элейцем Единого не может миновать никакое мышление, исходящее из идеи единого начала или единой основы всего существующего.