Жизнь Платона

Из всех писателей античности Платон, вероятно, пользуется наибольшей известностью. Даже люди, ни­чего не знающие о Гомере, имеют хоть какое-то пред­ставление о Платоне, как о философе, с именем кото­рого связана так называемая "платоническая любовь". Этот мудрец древней^Греции до сих пор возбуждает в человечестве острый интерес. Юноши и романтики имеют странное, "романтическое" понятие о нем. Чи­татель, сумевший усвоить лишь азы модной филосо­фии, относится к нему восторженно, как к*"великому идеалисту". Теолог смотрит на него с признательнос­тью, как на энергичного и красноречивого защитника учения о невещественности и бессмертии души. Ли­тературный критик зачастую видит в сочинениях Платона образцы метафизического красноречия и при­числяет к одной категории с ним любого писателя, заявившего о себе по части "поэтической философии" и склонного к метафорам, мистицизму и мечтаниям.

И, наверное, только теологи относятся к Платону правильно; взгляды же всех остальных, позаимство­ванные из вторых рук, совершенно ложны. Платон был кем угодно, но только не мечтателем и не идеалис­том в обычном смысле этого слова. Это был тонкий диалектик, строгий, абстрактный мыслитель и великий мастер по части всяческих словесных ухищрений. Его метафизика своей абстрактностью и своими тонко­стями способна оттолкнуть от себя даже самого тер­пеливого читателя. Мораль и политика у Платона со­вершенно лишены какой-нибудь романтической ок­раски, напротив, их построение в высшей степени стро­го и логично. В этих сферах Платон предстает суро­вым мыслителем, не идущим ни на какие компромис­сы, мыслителем, который вовсе не по плечу большин­ству. Вообще в Платоне человек оказался всецело поглощен диалектиком: с его точки зрения человечес­кая страсть не более чем болезнь, а человеческие удо­вольствия - пустой вздор. Жить, по мнению Платона, стоило только ради истины и диалектика, как инстру­мент постижения истины, представлялась ему поэто­му благороднейшим занятием человека.

Представления о слоге Платона также не менее ошибочны. Это вовсе не поэтический, изобилующий метафорами стиль, как это обыкновенно принято счи­тать. Бесспорно, в нем есть красоты, но совершенно не те, на которые обычно указывают. Вся сила слога Платона заключается в его драматической вырази­тельности. Лучшие диалоги Платона - это неподража­емые литературные шедевры, в которых меткость выражений соединена с насмешкой, иронией и живос­тью изображения, однако фантазии в них очень мало, а если она все же и встречается, то выглядит бедно и маловыразительно. Аристотель превосходно охарактеризовал слог Платона, заметив, что "он составляет нечто среднее между стихами и прозой", что в нем скорее обнаруживается стихотворная гармония, неже­ли полет фантазии. Обыкновенно Платону приходи­лось возражать против чего-либо или что-то доказы­вать, и, вследствие этого, примеры, которые им приво­дятся, по большей части заурядны. Временами он бы­вал красноречив и естественен. Некоторые мифы переданы им очень эффектно и изящно, точно также в его сочинениях среди диалектического тумана и сухих рассуждений рассеяно множество удачных мест. Эти-то места и цитируются чаще всего в различных сочинениях, вот отсюда и проистекает заблуждение, что Платон будто бы всегда писал одинаково занима­тельно. Но можно отыскать прекрасные места и у Аристотеля, который в целом весьма малопривлека­тельный писатель.

Причина того, что Платона так мало читают, заклю­чается, вероятно, в том, что тексты его местами труд­ны для понимания, а рассмотрение некоторых вопро­сов в них откровенно скучно. Многочисленные изда­ния его сочинений не должны вводить кого-либо в заблуждение на этот счет. На Платона часто ссыла­ются, его часто цитируют из вторых рук, но кроме про­фессиональных ученых и литераторов его редко кто читает. Люди образованные чаще всего осиливают из любопытства один или два диалога, но крайне редко любознательность побуждает их двигаться далее. Труд­ность усвоения идей Платона и остающееся после их усвоения чувство неудовлетворенности не располага­ют к последующему знакомству с великим филосо­фом. Но те, кто проявил настойчивость, находят в конце концов свои усилия вознагражденными; большой труд, затраченный ими, оказывается вознагражден сторицей. Аристокл, по прозванию Платон (человек с широ­ким лбом), сын Аристона и Периктионы, родился в Афинах или в Эгине около середины мая 430 г. до Р. X. Следовательно, его детство и юность пришлись на период Пелопонесской войны - вероятно, наиболее блестящую пору в истории древней Греции. В роду Платона было немало знаменитых людей: по отцу он был отдаленным потомком последнего аттического царя Кодра, а по материнской линии состоял в род­стве с Солоном.

Биография такого великого человека, как Платон, естественно, не могла не стать предметом всевозмож­ных вымыслов, и многие античные авторы вполне се­рьезно сообщают о различных чудесных событиях его жизни. Так, согласно одному преданию, Платон был сыном Аполлона, а его мать - девственницей. По сло­вам другого, отец Платона, будучи уже помолвлен, тем не менее отложил свой брак потому, что во сне он увидел Аполлона, заявившего о том, что невеста - его, Аполлона, дочь.

Платон получил превосходное и разностороннее вос­питание. В гимнастических упражнениях и борьбе он достиг такого совершенства, что смог успешно уча­ствовать в состязаниях на Пифийских и Истмийских играх. Как всякий истинный грек, Платон придавал огромную важность гимнастике, находя, что она так же полезна для тела, как диалектика для ума. Но он благоразумно не допускал, чтобы телесные упражне­ния поглощали все его время и внимание. Прилежно и с некоторым успехом Платон занимался также по­эзией, музыкой и риторикой. Наряду с несколькими трагедиями, дифирамбами, лирическими стихотворени­ями и эпиграммами, он написал еще и эпическую по­эму, которую, впрочем, сжег в припадке отчаяния, ибо она не выдерживала никакого сравнения с произведе­ниями Гомера. Трагедии свои Платон уничтожил уже после своего знакомства с Сократом. Некоторые же эпиграммы его сохранились, одна из них прелестна: "Ты смотришь на звезды, жизнь моя! О, как хотел бы¹ я быть этим звездным тысячеоким небом, чтобы гля­деть на тебя".

Среди прочих своих занятий, Платон не оставлял и философии, интерес к которой у него проявился с ран­них лет. Однако, только на двадцатом году жизни Платон услышал беседу Сократа и с той поры стал преданным его учеником и неизменным слушателем.^: Влияние Сократа оказалось огромным, оно изменило всю последующую жизнь Платона: с той поры кану­ли в прошлое телесные упражнения и драматические опыты. Еще до встречи с Сократом глубокий и созер­цательный ум Платона заставлял его интересоваться; сокровеннейшими тайнами мироздания. Мрачная философия Гераклита вполне соответствовала его юной,; меланхолически настроенной душе - скептицизм, бо­лезнь того времени, владела Платоном также, как и всеми остальными. Но в то же время в нем жила сильная потребность веры, боровшаяся с этим скепти­цизмом, и вот в идеях Сократа Платон обрел успоко­ение и познал, что, не опровергая всех своих сомнений, он может избегнуть их, направив поиски истины в другую сторону.

В обществе Сократа Платон провел около десяти лет и не расставался с ним до самой его смерти. Он не покинул своего возлюбленного учителя во время суда над ним и даже пытался защищать его, но, когда он начал речь, судьи прервали его и не позволили ему говорить. Известно, что Платон упрашивал Сократа принять от него такую сумму денег, которой было до­статочно, чтобы спасти подкупом его жизнь. По всей видимости, Платон не присутствовал около Сократа в тот время, когда он должен был выпить яд - сама мысль об этом была для Платона столь невыносима, что он оказался тогда "больным".

После смерти Сократа Платон сразу же уехал из Афин. Известно, что около года он прожил в Мегаре у Евклида, после чего направился в Кирену, где обу­чался математике у Феодора, с которым познакомил­ся в Афинах. Имеются указания, что затем Платон отправился в Египет, однако, все сведения, подтверж­дающие его пребывание в Египте носят сомнитель­ный характер. Таково, например, свидетельство Вале­рия Максима: "В то время, как любознательная моло­дежь со всех сторон стекалась в Афины, желая учить­ся у Платона, философ странствовал по извилистым берегам Нила или по обширным равнинам этой вар­варской страны и сам учился у египетских старцев". Во всяком случае, влияние на Платона этого путеше­ствия, если оно только имело место, сильно преувели­чено: по его сочинениям трудно заключить, чтобы он занимался изучением Египта. Так из того, что он со­общает об этой стране, видно, что он был знаком с ней крайне поверхностно: он хвалит трудолюбие жрецов, но об их научных познаниях отзывается он весьма невысоко.

Ясно одно, что Платон действительно много стран­ствовал в эти годы. Среди этих путешествий он раз­рабатывал идеи Сократа, вносил в них некоторые но­вые элементы, но в то же время он неизменно остался верен методу Сократа.

Наконец, он вернулся на родину и вокруг него сра­зу же собралась толпа ревностных учеников. Обога­тив свой ум в ходе путешествий по чужим землям, запасом самых разнообразных знаний и постоянны­ми размышлениями, Платон последовав примеру сво­его учителя Сократа, и принялся распространять свои идеи. Точно также как и Сократ, он не брал плату за обучение. Свои беседы Платон проводил в обществен­ном саду в окрестностях Афин, называвшемся Акаде­мией (в честь местного героя Академа), и по названию этого сада получила свое наименование основанная им там философская школа. По свидетельству современников, сам этот сад, украшенный статуями и храмами, заполненный зеленью и журчанием воды протекавшей через него речушки, казалось был предназначен самой природой для уединения и философского размышления. Связывая все это великолепие) природы с поэтическими красотами диалогов Платона, некоторые историки философии полагали будто лекции, которые читались в Академии, были велико лепным фейерверком красноречия и мечтаний о философских предметах.

Но ничего не может быть ошибочнее этого. Беседы Платона, скорее всего, были для его учеников труд­ными упражнениями и требовали определенного навыка к длительному абстрактному мышлению. Каковы бы ни были красоты, приписываемые сочинениям Платона, но собственно его лекции были не литературными, а диалектическими упражнениями.

Однако почему-то принято думать иначе: "Лекции Платона были не столько школой сурового труда большинства, сколько утонченной образованности для высших классов, которые не имели другой цели, как только увеличить наслаждения, доставляемые им их преимуществами и богатством". Значит ли это, Платон не учил стоицизму? Если да, то это общеизвестная истина; если же учил (что, конечно несправед­ливо), то какое отношение может иметь его диалектика к "суровому труду"? Далее, само утверждение, что лекции Платона представляли собой "школу утончен­ной образованности для высших классов", совершенно голословно и, притом, весьма спорно. "Высшие классы" учились преимущественно у софистов и, кроме; того, лекции Платона были бесплатными и каждый свободный гражданин мог их посещать при соблюдении определенных условий. В Афинах не было аристократической исключительности; там не было ника­ких "высших слоев", образование которых отличалось бы от образования других свободных граждан. Пред­положение, что эти "высшие слои" думали лишь о том, как бы с помощью лекций усилить "наслаждение, до­ставляемое им их преимуществами и богатством", так­же совершенно непонятно, так как сложно даже пред­ставить, каким образом высшие классы могли дости­гать подобной цели, слушая рассуждения о сущностях и основных идеях. К тому же достаточно хорошо из­вестно, что взгляды Платона на справедливость и честь были "совершенно неприменимы при испорченности афинян" и что "всякое эмпирическое знание, какое необходимо, например, для политика, было ему антипа­тично".

Некоторым подтверждением справедливости обыч­ного представления о лекциях Платона мог бы слу­жить рассказ о том, что они посещались даже женщи­нами. Следует, однако, заметить, что этот рассказ не вызывает особого доверия, тем более, что имеется и другой рассказ о том, как одна женщина для того, что­бы послушать лекции Платона, переодевалась в муж­ское платье, что дает основание предполагать, что та­кое переодевание было необходимостью. Если первый рассказ справедлив, то он свидетельствует о исключи­тельно высокой образованности гетер (ибо только они могли посещать лекции Платона), что, впрочем, неуди­вительно, если вспомнить о таких женщинах, как Аспазия, способных судить о предметах самого отвле­ченного характера.

Но какова бы ни была цель лекций Платона, они представляли серьезное испытание для способностей учащихся. Диалектическому характеру этих лекций, видимо, обязан своим происхождением и рассказ о том, что при входе в Академию была надпись "Негео­метр - да не войдет". Рассказ этот весьма распространен, но справедливость его не подтверждается доста­точно убедительными доказательствами. Смысл рас­сказа вообще противоречит тому, что известно о взгля­дах Платона на геометрию: так он исключал геомет­рию из области философии на том основании, что она принимает свои аксиомы без доказательства и пола­гал, что она занимает промежуточное место между обычным суждением и философией, будучи точнее первого, но менее достоверной в сравнении с после­дней.

На сороковом году жизни Платон впервые посе­тил Сицилию, где близко познакомился с сиракузским тираном Дионисием Старшим, его зятем Дионом и сыном Дионисием Младшим. Дион, поклонник и ученик Платона, находившийся в оппозиции к тира­нии, стремился с помощью философа оказать воздей­ствие на развращенного самодержца и через него бла­готворно повлиять на всю сицилийскую обществен­ность. Это первое пребывание в Сицилии едва не за­кончилось для него трагически: в результате каких-то политических разногласий, а может быть вследствие придворных интриг, Дионисий Старший был так раз­гневан на философа, что приказал его убить. Однако, по ходатайству Диона тиран пощадил Платона, но при­казал спартанскому послу Поллиду, на корабле кото­рого Платон должен был возвращаться домой, продать его в рабство. По всей видимости, Поллид действи­тельно исполнил данное ему приказание. По крайней мере, почти достоверно известно, что Анникерид Киренский купил Платона за 20 или 30 мин¹ на острове Эгина и немедленно отпустил его на свободу. Сооб­щается также, что по возвращении в Афины Платон получил послание от Дионисия Старшего, в котором

¹ Мина - денежная и счетно-весовая единица античности, афинская мина весила 436,6 грамма серебра.

тот выражал сожаление о происшедшем и просил не отзываться о нем дурно. В ответ философ презри­тельно заметил, что "у него нет времени думать о Ди­онисии".

Во второй раз Платон посетил Сиракузы уже пос­ле смерти Дионисия Старшего. Привлеченный увере­ниями того же Диона в том, что новый тиран стре­мится в своем государстве воплотить высокие идеа­лы и очарован платоновской философией, он надеялся получить от Дионисия Младшего место для основа­ния колонии, план которой был разработан самим философом. Колония была обещана, но свое обещание Дионисий Младший так и не выполнил. Более того, тиран, отличавшийся в сравнении со своим отцом еще более противоречивым и порывистым характером, начал подозревать участие Платона в заговоре Дио­на. В результате, избегнув опасности погибнуть, по­чти шестидесятилетний философ должен был бесслав­но вернуться в Академию.

Трудно поверить, но имея печальный опыт двух этих поездок, Платон согласился отправился в Сиракузы и в третий раз с единственной целью примирить Дио­нисия Младшего с его дядей Дионом. Убедившись, однако, в бесполезности и, быть может, даже в опас­ности своих попыток, он возвратился домой.

Остаток дней своих Платон провел в спокойной тиши Академии. Чтение лекций и собственные сочи­нения были главными его занятиями. Составление тех диалогов, которые не перестают поражать человече­ство уже более двух тысячелетий, стало главной отра­дой его старости. Он дожил до преклонного возраста и умер на 83 году жизни.

Очевидно, что жизнь Платона, как впрочем и боль­шинства великих людей, сложилась довольно траги­чески: она была заполнена разочарованиями и неудачами. Может быть именно поэтому, Платон всегда казался окружающим погруженным в глубокую ме­ланхолию. Его большой широкий лоб был постоянно нахмурен, а мощные плечи - опущены, точно под тяже­стью дум, как это бывает только у мыслителей. Он никогда не смеялся, лишь изредка его лицо посещала улыбка, в античные времена среди комедиографов даже бытовало выражение: "Грустен, как Платон". У Платона было много почитателей, но едва ли он имел друзей.

В Платоне мыслитель преобладал над человеком. Этот великий экспансивный ум настолько глубоко погружал­ся в философские вопросы, что у него едва ли могло еще оставаться влечение к чему-либо другому. Поэтому-то он всегда порицал поэтов. Некоторые полагают, что, изго­няя из своего "Государства" поэтов, он против воли под­чинялся логическим выводам из своих принципов, но что в действительности он слишком любил поэзию, что­бы искренне ее осуждать. Как бы то ни было, но Платон был в постоянном и глубоком разладе с поэтами. Он питал к ним чувство, близкое к презрению, находя, что своим равнодушием к истине и своим пристрастием к форме выражения они отчасти походят на софистов. Единственный род поэзии, восхваляемый Платоном, это -нравственная поэзия или, другими словами, философия, изложенная в стихотворной форме. Его душа стреми­лась к истине, а поэты,' по мнению Платона, в лучшем случае лишь вдохновенные сумасшедшие, не сознающие того, что говорят их уста. Стоит только заглянуть в ди­алог Платона "Ион", чтобы понять причину изгнания поэтов из "Государства". Платон не любил поэзию как потому, что видел в ней опасную соперницу философии, так и потому еще, что презирал все то, что только может быть приятно. Правда, у него много ссылок на Гомера, и в конце "Государства" можно обнаружить как бы не­вольные сомнения, не слишком ли сурово обошелся он с любимцем своей юности, но Платон тотчас же избавля­ется от них и повторяет вновь, что истина должна быть единственной целью человеческих устремлений.

Есть в характере Платона все же нечто неприят­ное, сказавшееся и в его сочинениях. Это был вели­кий, но вовсе не привлекательный человек; произве­дения его имеют выдающиеся достоинства, но замеча­тельно односторонни. Нравственное учение его - это мораль логика, а не человека широкообъемлющей души, познавшего и полюбившего жизнь в ее многообраз­ной сложности; мораль, соответствующая какому-то невозможному состоянию человечества.

Вполне возможно, что подобный взгляд на Платона противоречит уже сложившемуся образу великого фи­лософа, но он не выставляет его в обычном романти­ческом свете и вполне соответствует тому, что сооб­щили о Платоне античные авторы. Стоит еще заме­тить, что чувство юмора, которым отличаются некото­рые диалоги Платона, вовсе не противоречит замеча­нию о том, что он всегда пребывал в меланхоличес­ком настроении. Ведь и писатели, создающие юмори­стические произведения, далеко не всегда отличаются веселостью в жизни. Так, например, Мольер, при всем его несравненном юморе, неистощимом и, вероятно, непринужденном, был одним из самых замкнутый людей. Смех нередко, как бы по внезапному порыву, порождается самой глубокой меланхолией. Кроме того, в юморе Платона постоянно присутствует некоторая примесь горечи - это ирония, но не веселость.