Герменевтика Гадамера

Опираясь на предшественников, Гадамер пошел гораздо дальше, последовательно продвигаясь к созданию современной философской герменевтики. В своих исследованиях он исходит из того, что наука не обладает монополией на истину, а ее методология не является всесильной и универсальной. Существуют обширные области, которые предполагают другие способы познания и постижения истины, и которые находятся в компетенции герменевтики. Гадамер отмечает, что феномен понимания пронизывает все связи человека с миром. Предметом герменевтики является герменевтический опыт, в котором немецкий философ выделяет три основные формы: опыт искусства, исторический опыт и языковой опыт. К ним также можно добавить опыт философии и опыт общения. У Гадамера герменевтика становится философией понимания мира, его осмысления.

В связи с раскрытием герменевтического опыта Гадамер обращается к понятию «жизненного мира» Гуссерля, у которого оно во многом остается неопределенным и даже противоречащим его феноменологии. У Гадамера это понятие в полной мере играет фундаментальную, основополагающую роль. Он определяет жизненный мир как тот, в который «мы вживаемся» и в котором мы живем, который «представляет собой заранее данную почву всякого опыта». Немецкий мыслитель наполняет его реальным содержанием, включая в него самые разные вещи: образование вместе с культурой, искусство, гений, стиль, вкус, мода, такт, выражение, переживание, традиции, авторитет, предрассудки, здравый смысл, способность суждения и т. д.

Жизненный мир составляет действительную онтологическую основу всей человеческой жизни. Своеобразие онтологии искусства и проявления его истины и смысла Гадамер раскрывает через понятие игры, которая предстает воплощением художественного опыта. Фактически речь идет о восприятии произведения искусства. Гадамер считает, что в этом процессе воспринимающий не становится субъектом, включенным в игру, поскольку «субъект игры – это не игрок, а сама игра». Он сравнивает такую игру с игрой света, красок и волн, поэтому правильнее будет сказать, что в герменевтическом опыте искусства вообще нет никакого субъекта, все идет стихийно и естественно. Истина в искусстве предстает как процесс и движение, как некое «свершение».

Следует отметить, что на примере искусства немецкий философ показывает, что герменевтика отличается не только от естественных наук, но и от гуманитарных, поскольку непосредственное восприятие художественного произведения отличается от подхода к нему со стороны искусствознания и эстетики, которые действуют по модели науки. То же самое можно сказать о межчеловеческом общении – с одной стороны, и теории коммуникации – с другой: в первом случае речь идет о естественном процессе, во втором – о научной теории.

Пример опыта искусства Гадамер переносит на другие случаи. В опыте истории через историческое предание «сказывается» наше прошлое, а также происходит опосредование прошлого и настоящего. Особый интерес вызывает языковой опыт. Здесь размышления Гадамера полностью находятся в русле лингвистического поворота. Рассматривая положение и роль языка в современном обществе, немецкий философ развивает мысль о неком языковом детерминизме, согласно которому язык все обусловливает, ему принадлежит чуть ли не вся власть.

Примерно в таком духе Гадамеру представляются отношения между человеком и миром. Он пишет о «языковом строении мира», о «языковом характере нашего опыта мира», о том, что «мир схематизирован языком», что языковой характер опыта мира предшествует всему, что мы познаем и высказываем о мире. Не менее важную и определяющую роль, как полагает Гадамер, язык играет в герменевтическом опыте. Он определяет язык как «горизонт герменевтической онтологии», указывает на «языковой характер герменевтического процесса», считает, что «язык – это универсальная среда, в которой осуществляется само понимание».

Завершая свой анализ языка, немецкий мыслитель делает заключение, что «наш опыт мира вообще, в особенности наш герменевтический опыт, развертывается из среды языка», что «правильнее было бы сказать, что не мы говорим на языке, но язык «говорит на нас». В своих размышлениях о месте и роли языка в герменевтическом процессе понимания он приходит к еще более фундаментальному философскому выводу: «Бытие, которое может быть понято, есть язык». Гадамер уточняет, что язык при этом рассматривается в универсальном смысле, когда под ним имеется в виду не только естественный язык, но и другие языки (дискурсы) – язык искусства, язык природы или вообще некий язык, на котором говорят вещи.

Обобщая свои прозрения относительно опыта искусства, который предстает как игра, в которую играют не игроки, а сама игра, а также, и в особенности, относительно языкового опыта, в котором через нас говорит сам язык, Гадамер приходит к мысли, что в герменевтическом опыте происходит некое свершение, и «это свершение не есть наше действие, но деяние самого дела». Он ссылается при этом на Гегеля, в диалектике которого метод также выступал как деяние самого дела или как сам себя конструирующий метод. В герменевтическом опыте «само дело – смысл текста – добивается нашего признания».

При таком подходе Гадамер отказывается рассматривать герменевтику лишь в качестве методологического базиса гуманитарных наук, поскольку эта роль будет для нее слишком узкой, инструментальной и вспомогательной. Она будет сводиться к набору или совокупности разного рода приемов, операций и процедур. Вместе с тем благодаря универсальности языка, с которым герменевтика неразрывно, органически связана, она приобретает универсальную широту, становится универсальным аспектом философии. Гадамер считает, что философская герменевтика составляет «первооснову всей философской мысли», соответствует всеобщему отношению человека к миру.