Хроника Сурты — Трубницкого «Записки» игумена Ореста

1655 г. Константин Поклонский, ============= Евреи были истреблены за их ко­варство (с. чернигов­ский попович, истребивший XIII—XIV).

могилевских ев­реев, был заурядным

разбойником.

1659 г. Ряд сообщений о ============= Нет.

войне с русскими и извещение об их

разгроме под Дяховичами.

1661 г. Ротмистр Сурин неожиданно === ==Сурин был приглашен на свадьбу Мещерским и

наехал па свадьбу русского князя захватил жениха в плен коварством (с. XX)

Мещерского и захватил его в плен

1665—1666 гг. Заключение. =============Нет.

Андрусовского перемирия.

Рассказ о польской королеве.

1670 г. Описание разных чудес============ То же с исключением некоторых

и непонят­ных происшествий. деталей (с. XXIV).

1684 г. Турки под Веной. Нет.

1692 г. Поход польских войск под Сучаву. ========Нет.

Война Франции с Турцией.

1695 г. Поход Петра I под Азов. ==================Нет.

1696 г. Поход Петра I под Азов; его письмо патриарху.= Нет.

Нет в «Записках» и ряда сообщений о начале Северной войны, которые имеются в хронике. Вместе с тем в хронике нет сообщений, имеющихся в «Записках» за 1672г., о полученных православными жителями Могилева привилеях на постройку церквей и о прибытии в Могилев иезуитов ⁸⁴. В некоторых случаях «Записки» уточняют дан­ные, имеющиеся в хронике. Например, в хронике сказано, что в 1700 г., когда был хороший урожай, мерка ржи в Могилеве «продавае­ма была по 50 грошей» ⁸⁵, в «Записках» же, кроме того, отмечено, что мерка была «могилевской меры» ⁸⁶, в другом случае, когда цены в хро­нике указаны в злотых ⁸⁷, в «Записках» пояснено, сколько это озна­чало в переводе на русские деньги ⁸⁸; в хронике сказано, что через Могилев проходили 12 хоругвей (вооруженных отрядов) ⁸⁹, а в «Запи­сках» добавлено, что хоругви состояли из шляхты ⁹⁰⁾.

Третьим источником «Записок», согласно Елеоыскому, являлось исследование Н. Н. Бантыш-Каменского об унии. Эта работа, содер­жащая главным образом материалы об угнетении православных униатами и католиками, использована игуменом в небольшой степени. Больше всего таких документов помещено в т. V, и так как это просто перепечатка, притом не всегда высококачественная, то исключение их Елеонским было вполне оправдано. Выписки из работы Н. Н. Бан­тыш-Каменского только увеличивают размер публикации, притом за счет неправильно перепечатанных текстов из «Унии»,

Безусловно, кроме названных рукописных и печатных источников, игумен пользовался еще какими-то, вероятно, из архивов монастырей и магистрата. Всего явственнее это проявляется, когда он перечисляет

^{==================}

⁸⁴ Там же, с. XXIV—XXV.

⁸⁵ ПСРЛ, т. XXXV, с. 252.

⁸⁶ АСД, т. II, с. XXXIV.

⁸⁷ ПСРЛ, т. XXXV, с. 262.

⁸⁸ АСД, т. II, с. XLII.

⁸⁹ ПСРЛ, т. XXXV, с. 253.

⁹⁰ АСД, т. II, с. XXXV.

фамилии могилевских мещан, ставших в результате избиения русского гарнизона помещиками и дворянами. Список этих фамилий, очевидно, дан не по преданиям, а на основании письменного источника.

Наконец, последний источник — личные наблюдения. Много про­жив, игумен много видел, однако его личные наблюдения отражены в «Записках» слабо; вероятнее всего, они касаются только событий 1812 г., но и записи за 1812 г. небогаты по содержанию. Из 18 стра­ниц, которые находятся в т. II «Археографического сборника» и ка­саются 1812 г., больше всего места отведено делу архиепископа Шишацкого.

Если учесть дополнения, помещенные в т. V «Археографического сборника», то оказывается, что ненапечатанным из рукописи осталось совсем немного, и притом самое несущественное. Что касается точно­сти передач и текста, то можно сказать, что расхождения между «пол­ной» рукописью и печатным текстом имеются, но они очень немного­численны и появились или в результате стилистической правки редак­тора, или, что кажется более вероятным, вследствие плохо проведен­ной корректуры (почти все виленские археографические издания той поры пестрят опечатками). Вместе с тем в «Археографическом сбор­нике» нет некоторых мелких сообщений, которые есть в Ленинград­ском списке. Так, в «Археографическом сборнике» отсутствуют преда­ние о происхождении названия «Могилев» от разбойника «Могила» (л. 12—13 рукописи), ссылка на «Историю» Н. М. Карамзина, где сказано, что князь Свидригайло Любартович, властвуя в Витебске, овладел Оршей и Мстиславлем (л. 15). (Кстати, князя Свидригэйло Любартовича вообще не было; очевидно, здесь имелся в виду Свидри­гайло Ольгердович.)

В т. II «Археографического сборника» сказано, что король Кази­мир построил шесть церквей «в память спасения от утопления супруги своей Елены» (с. II). В действительности жену Казимира Ягайловича звали Елизаветой. В этом месте в «Археографическом сборнике» по­ставлен вопросительный знак ^9I. В рукописи имени королевы нет (л. 15). В рукописи сказано, что «с 1447 г. по присоединении (здесь, согласно рукописи, следует, что Казимир в 1447 г. присоединил Белоруссию и Литву к Польше.— Я. У.) польские короли начали ти­туловаться литовскими князьями, хотя же после сего и были в Литов­ском княжестве особые князья, но они были в зависимости от поль­ских королей» (л. 16). В «Археографическом сборнике» этого нет. Воз­можно, редактор, видя, насколько в рукописи перепутаны данные, исключил их. В «Археографическом сборнике» отмечено, что грамота под № 11, помещенная в «Белорусском архиве», написана на «русском старинном языке» (с. III). В рукописи же сказано, что она написана на «латинском и русском языках» (л. 21 об.). В «Археографическом сборнике» указывается, что униатская Полоцкая епископия по прика­зу Николая I превращена в православную в 1839 г. (с. V), а по руко­писи это произошло в 1833 г. (л. 28). В «Археографическом сборнике»

⁼⁼⁼⁼

⁹¹ Елена, дочь великого князя Ивана III Васильевича, была женой литовского ве­ликого князя Александра Казимировича.

напечатано, что в 1619 г., когда в Могилев ехал Кунцевич, «на валах. вокруг города и вежах расставили народ с оружием» (с. VII). В руко­писи же об этом сказано: «и на вежах расставили народ с ратными»-(л. 36), т. е. текст там искажен.

Б рукописи местами ощущается воздействие польского правопи­сания при передаче фамилий, тогда как в «Археографическом сбор­нике» этого нет. Уже упоминалось, что фамилия «Козёл» в рукописи написана как «Козюл»; в «Археографическом сборнике» — «Ярмоло Местцев» (с. VIII), а в рукописи — «Месцюв» (л. 37).

Учитывая, что игумен Орест учился у иезуитов, т. е. в то время,, когда польское влияние в Белоруссии было неизмеримо более силь­ным, чем в 60-е годы XIX в. (когда печатался «Археографический сборник»), можно думать, что воздействие польского языка в руко­писи было более явственным и что редактор, готовя к печати текст «Записок», постарался это воздействие по возможности уменьшить. Поэтому есть основание предполагать, что особенности написания,, которые имеются в Ленинградском списке, ближе к оригиналу, чем напечатанный текст. Однако правка редактора не была настолько зна­чительной, чтобы сколько-нибудь заметно изменить оригинал.

Написанные в конце 20-х и в 30-х годах XIX в. «Записки» представ­ляют собой не историческое исследование, а хронику, вернее летопись. Здесь преобладает интерес составителя к церковно-религиозным вопросам, но, будучи игуменом православного монастыря, он (вопреки" правилам своего времени) проявил себя очень терпимым к другим рели­гиям; во всяком случае, резких выпадов против инаковерующих у него нет.

Таким образом, игумен Орест был последним летописцем Белорус­сии ^я2. Его труд имеет значение и как исторический источник, и как показатель состояния культуры и общественной мысли, и политических настроений, но не как историческое исследование. Кстати, вышедший вскоре после смерти игумена (в 1857 г.) первый опыт создания истории Белоруссии, который написан Турчиновичем ^эз, в научном отношении стоит не на много выше «Записок». Если к этому прибавить, что почти до самой революции трудов, специально посвященных истории Бело­руссии, вышло считанное количество, то печальное состояние истори­ческой науки Белоруссии видно более чем отчетливо.

В начале этой главы упоминалось не о двух могилевских хрониках, а о трех, причем третья названа анонимной 8⁴. Нет сомнения, что это отдельное произведение, включенное в «Записки» чисто механически. Добавим, что чуть ли не почасовая информация об осаде русскими войсками Старого Быхова служит основанием для предположения, что в Быховежил свой «летописец», делавший очень краткие записи. Итак, можно сказать, что в Могилеве — Быхове в XVIII в. работали четыре летописца (если считать всех Трубницких как одно лицо).

^{==========================}

⁸² Некоторые из записей Трубницких сделаны после смерти игумена Ореста, но это были случайные добавления к труду, созданному значительно раньше. Поэтому мы называем игумена Ореста последним летописцем Белоруссии.

⁹³ Турчанович О. В. Указ. соч.

⁹⁴ АСД, т. V, с. 217—230.

Витебская летопись Панцырного и Аверки

Витебск в письменных источниках (в Витебской летописи) впервые упоминается под 947 г.⁹⁵, вторично— под 1021 г. В 1021 г. это был уже значительный населенный пункт, который киевский князь Ярослав Владимирович уступил полоцкому князю Брячиславу Изяславичу ⁹⁶. С 1101 г. Витебск становится центром удельного княжества и в нем правят потомки Брячислава Изяславича. В 1320 г. Витебск с княжест­вом был отдан в виде вена за витебской княжной Марией Ярославной сыну литовского великого князя великому князю Ольгерду. С того времени и до 1772 г. Витебск находился в составе Великого княжества Литовского, позже Речи Посполитой в качестве великокняжеского, потом королевского города. В 1506 г. Витебск стал центром воеводства. В 1597 г. он получил магдебургское право, которого был лишен в 1623 г. в связи с убийством униатского архиепископа Иосафата Кунце-вича; в 1635 г. магдебургское право городу было возвращено. Находясь недалеко от границы с Россией, город часто страдал от военных дейст­вий, особенно значительный урон был нанесен ему во время войны 1654—1667 гг. и еще больше в Северную войну, когда его жители осу­ществляли бесконечные поставки на армию; в 1708 г. Витебск был сож­жен почти целиком.

Расположенный на Западной Двине, т. е. на большой торговой дороге к Балтийскому морю, Витебск относительно быстро оправлялся от разорений, однако он никогда не занимал выдающегося положения ни в экономике, ни в культуре. Во второй половине XVIII в.— в пе­риод, когда Витебская летопись приобрела тот вид, который имеет сейчас,— в Витебске насчитывалось несколько больше 10 тыс. жите­лей и он был вторым по численности населения городом Белоруссии. Примерно столько же жителей было в нем и в середине XVII в.⁹⁷

Несмотря на древность этого города и на то, что он длительное время был столицей удельного княжества, никаких признаков ведения лето­писания до второй половины XVII в. не обнаружено. Лишь краткие записи Чарновских, включенные в Витебскую летопись, возможно, были сделаны в первой половине XVII в. Лехапись же Панцырного и Аверки создавалась примерно с середины XVII в. и был а" за кончен а в 1768 г.

Летопись Панцырного и Аверки хранится в Отделе рукописей Го­сударственной Публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина

^{==================}

^Sb В летописи Панцырного и Аверки говорится об основании Витебска киевской княгиней Ольгой в 974 г. (ПСРЛ, т. XXXII, с. 193), но так как эта княгиня умер­ла в 969 г., то Б. А. Рыбаков и Л. В. Алексеев предложили считать, что посещение произошло в 947 г., т. е. что переписчик по ошибке переставил цифры (Рыбаков Б. А., Аляксееу Л. В. Кал! быу заснаваны Вітебск.— Помнікі гісторііi культуры Беларусі, Мінск, 1971, №2, с. 12). В данном случае придерживаемся мнения указанных авторов.

⁹⁶ Это сообщение есть в Воскресенской летописи (ПСРЛ, т. VII, с. 328), Тверском сборнике (ПСРЛ, т. XV, с. 143), Московском своде конца XV в. (ПСРЛ, т. XXV, с. 374).

⁹⁷ Псторыя Беларускай ССР, т. i, с. 374.

в Ленинграде.IV.105). Рукопись в четвертку, бумага рыхлая, белая, с сильным желтоватым отгенком, боковые поля узкие, нижних и верх­них полей нет. Переплет картонный, корешок кожаный, всех листов-39, На верхней части л. 39 об. запись той же рукой, какой писана вся рукопись: «Rok. 1775», затем еще раз: «1775» и потом два раза: «1776». В нижней части л. 39 запись: «В сей книге тридцать девять листов. Библиотекарь И. Бычков». Летопись написана на польском языке с примесью белорусского. Почерк везде одинаковый, буквы крупные, чернила светло-коричневые.

¹ Рукопись состоит из трех частей. Автором первой был Михаил Панцырный; второй—Ян Марковский, использовавший записи своего-деда, имя которого не указано; третью часть писали Гавриил Кирилло­вич Аверко и его сын Стефан Гаврилович Аверко. Последний как бы. смонтировал труды своих предшественников — летом 1768 г. он пере­писал все в одну тетрадь и дописал конец-j

Судя по тому, что С. Г. Аверко писал себя и своего отца с отчест­вом, часто ссылался на «русский календарь», а в то же время Иосафата Кунцевича называл «блаженным», оба принадлежали к униатам. М.Панцырный, возможно, был православным. Все они, хотя и называли свой край Белой Русью и не были католиками, писали по-польски и читали книги главным образом на польском языке.

Летопись издана в переводе на русский язык А. П. Сапуновым в 1883 г.⁹⁸, в оригинале (на польском языке) напечатана Киевской архео­графической комиссией в 1888 г.^ЙЭ Киевская комиссия отметила, что С. Аверко включил в свою летопись краткие выписки из работ Мехов-ского, Кромера, Длугоша, Бельского и других польских хронистов. Редакция не оговорила своих правил публикации, но явно, хотя и не совсем последовательно, переделывала текст применительно к польской графике XIX в., ставя почти везде, где это требовалось, знаки смягче­ния над буквами н, с, ц (и, s, с) и носовое а (а.) вместо «он» в оригинале. Полностью в оригинале летопись напечатана в т. XXXII ПСРЛ (с. 193— 205).

Впервые в печати о существовании Витебской летописи сообщил в 1859 г. Константин Тышкевич ¹⁰⁰. В то время один из списков летопи­си находился в библиотеке графов Тышкевичей в Логойске (имение Тышкевичей, расположенное недалеко от Минска). Тышкевич писал, что сообщение о приезде Петра I в Витебск по дороге в Биржи на сви­дание с польским королем Августом II, а также о его приезде в Ви­тебск на обратном пути, когда Петр направлялся в Смоленск, было по­мещено на л. 11 его рукописи. В списке, находящемся в Государственной Публичной библиотеке им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, это сообщение

^{========================}

⁹⁸ Летопись г. Витебска, списанная с рукописи М. Панцырного, 1760 г., Степаном Дверкою, с собственными и отца его прибавлениями.— В кн.: Витебская стари­на / Составил и издал А. Сапунов. Витебск, 1883. т. 1, с. 455—475.

^9В Сборник летописей, относящихся к истории Южной и Западной Руси, изданный Ко-миссиею для разбора древних актов. Киев, 1888, с. 213—236. В предисловии о Ви­тебской летописи на с. XLVI—XLVIII.

¹⁰⁰ Tyszkiewicz К. Wiadomosс historyczna о zamkach horodyszczach і okopiskach starozyinych na Litwie i Rusi Litewskiej. Wilno, 1859, s. 162.

помещено на л. 14 об. Значит, в Ленинграде хранится не тот список, который был в Логойске.

Сапунов, очевидно, готовя к печати т. 1 «Витебской старины», в начале 80-х годов XIX в. запросил Тышкевича, имеется ли у него (у какого-то другого Тышкевича, так как К- Тышкевич к тому времени умер) рукопись, и получил отрицательный ответ ¹⁰¹.

Специальных работ, посвященных летописи Паыцырного и Дверки, нет, но Сапунов, издавая летопись, сделал палеографическое описание рукописи.

В летописи очень определенно сказано, какую часть писал тот или иной составитель, давая таким образом возможность уяснить, что собой представляли эти лица, так как данные, имеющиеся в самой летописи, слишком краткие.

По инвентарю 1641 г., одна из рыночных лавок в Витебске принад­лежала Захару Павловичу Чарновскому, ему же принадлежали два дома на Богородицкой улице ¹⁰². По инвентарю 1667 г., на Узгорском предместье города был дом Петра Чарновского, а на Подвинской ули­це— дом Дмитрия Аверко¹⁰³. Располагая только такими данными, даже имея в дополнение свидетельство С. Г. Аверки, что все авторы летописи были витебскими мещанами, трудно судить, что они собой представляли хотя бы в материальном отношении (тем более неясно, были ли они в какой-то связи с теми, кто писал), но ясно, что это был народ зажиточный. Что касается Стефана Гавриловича Аверки, то о нем прямо сказано, что в 1764 г. он как житель Узгорской сотни должен был явиться на парад с собственным огнестрельным оружи­ем ¹⁰⁴. Это тоже указывает на его принадлежность к зажиточной части населения.

Из людей, участвовавших в создании летописи, больше всего сде­лал М. Панцырный. Его часть летописи не только больше по объему, чем все последующие, вместе взятые (занимает 22 рукописных листа из общего объема в 39 листов), но и богаче по содержанию. Параллель­но с Панцырным записи вел Ян Чарновский, продолжая записи, нача­тые его дедом. Записи Чарновских охватывают 1601 —1733 гг. Они предельно краткие и касаются исключительно Витебска. Записи за 1704—1757 гг. сделаны Гаврилом Кирилловичем Аверко, они очень немногочисленны и тоже касаются исключительно Витебска (включая появление кометы, которую видели в Витебске в 1704 г.), все остальное принадлежит Стефану Гавриловичу Аверке. С. Г. Аверко отмечает, что он переписал текст Панцырного в 1760 г. «слово в слово»; очевидно, то же было и с текстами других авторов. Аверко отмечает, что он переписал из книг как Панцырного, так и Чарновского. Однако если текст Панцырного действительно мог занимать книгу, хотя бы и не­большую, то текст Чарновского вмещается в 2,5 листа небольшого формата, т. е. назван книгой никак быть не может.

----------

101 Витебская старина, т. 1, с. 640.

¹⁰² Там же, с. 358.

¹⁰³ Там же, с. 372.

¹⁰⁴ ИЮМ. Витебск, 1889, т. XIX, с. 187.

М. Панцырный аттестован С. Г. Аверко как витебский мещанин, о Яне Чарновском сказано «пан», что было обычной формой вежливос­ти. Очевидно, Чарновский тоже был мещанином, притом ничем не вы­дающимся, поскольку о нем больше ничего не говорится. Что касается Гавриила Кирилловича Аверки, то он занимал высокий пост: был бур­мистром и «виделантвойтом» города, т. е. вторым (после войта) лицом в магистрате. Стефан Аверко, очевидно, не занимал такого поста, так как об этом ничего не сказано.

Судя по тому, что записи М. Панцырного закончены в 1709 г., мож­но думать, что он умер или в указанном году, или вскоре. Ян Чарнов-гский, переживший его, вел свои записи совершенно независимо от него. Одновременно с Я. Чарновским вел записи и Г. К.Аверко; по характе­ру они очень напоминают тексты Чарновского, однако по содержанию.не совпадают. Каким образом и когда тексты, написанные предшест­венниками, попали к С. Г. Аверко, неизвестно, так как, хотя Аверко отметил, что летопись Паннырного он переписал в январе 1760 г., но у кого была эта летопись в течение предыдущих 50 лет, не сообщил.

Часть летописи, написанная М. Панцырным, по своему характеру больше всего «летописная», т. е. события излагаются в ней в хроноло­гической последовательности, и если этот порядок нарушается, то очень редко (вслед за 1323 г. следует 1307 г., после 1452 г. идет 1439 г., за 1453г. следует 1332 г.). Годовая запись, как правило, начинается с типически летописного «в лето» (Roku), и хотя события и у Панцыр­ного редко даны в развернутом виде, но в общем не так кратко, как у других витебских летописцев.

В центре внимания Панцырного находится Витебск. Правда, он часто включает в свою летопись сообщения о событиях, происходив­ших далеко от этого города и имеющих к нему весьма отдаленное отно­шение, но подобные сообщения занимают совсем мало места. Период, когда витебские известия получили явный перевес над всеми другими, у Панцырного начинается с 1562 г. (сообщение о казаке Шугалее, ко­торый совершил много зла в Польше и Белой Руси).

Летопись М. Панцырного начинается с сообщения об основании Витебска киевской княгиней Ольгой в 974 г. В этой записи сказано, что Ольга, разгромив ятвягов и печенегов, переправилась через Запад­ную Двину и заночевала на берегу этой реки. Место ночевки ей на­столько понравилось, что она заложила там деревянный замок и назва­ла его от реки Витьбы Витебском, затем построила в Высоком замке каменную церковь святого Михаила, а в Нижнем — церковь Благове­щения. Прожив в построенном городе два года, княгиня уехала в Киев.

В этой записи сразу бросаются в глаза те места, которые говорят о недостоверности летописи. Прежде всего, Ольги в 974 г. уже не было в живых (она умерла в 969 г.). Если принять предположение Б. А. Рыбакова и Л. В. Алексеева, что в дате имеется ошибка, т. е. что следует читать не 974, а 947, то окажется, что в том году Ольга еще не была христианкой, а следовательно, не могла строить церкви, тем более каменные; каменные строения на Руси того времени вообще не были известны. Наиболее невероятным показан путь княгини, которым она прибыла в Витебск, вернее, в место, где был заложен этот город:

Ольга оказалась в Витебске, возвращаясь в Киев из похода против ятвягов и печенегов.

Согласно Повести временных лет княгиня Ольга в 6455, т. е. в 947 г. ставила погосты по Мете и по Луге, а по Днепру перевесища ¹⁰⁵. Значит, учитывая предположение Б. А. Рыбакова и Л. В. Алексеева относительно ошибки в дате, Ольга была на месте, где был заложен Витебск, в том же году, в каком она находилась далее к северу, в Нов­городской земле. Л.В.Алексеев предполагает, что поездка 947 г. была предпринята Ольгой для учреждения новых центров обложения, а так как на прямом пути из Киева в Новгород находилась Смоленская земля, в которой пункты сбора дани уже имелись, то Ольга двинулась с целью ставить погосты западнее этой земли и таким путем прошла по Западной Двине в той части, где сейчас находится Витебск¹⁰⁶. Если предположение Л. В. Алексеева, представляющееся перспективным, получит подтверждение, то сообщение Витебской летописи уточнит не только маршрут княгини Ольги 947 г., но и масштаб ее деятельности в целом.

Ясно, что М. Панцырный пользовался каким-то поздним источни­ком, содержащим путаные данные относительно первых этапов сущест­вования Витебска. Учитывая ошибки того же рода в дальнейшем, мож­но думать, что подобные просчеты произошли вследствие неумения Панцырного читать буквы-цифры славянского алфавита, а также пере­водить даты «от сотворения мира» на даты «от рождества Христова».

Начав с сообщения об основании Витебска, Панцырный, видимо, не знал, как продолжить свою работу, и обратился к теме, всегда важ­ной для летописца-христианина,— к христианизации народов, вернее, их правителей. Поэтому сообщения за 965—990 гг. посвящены креще­нию польского короля Метко (в летописи: Мечислава), венгерского короля Гейзы, княгини Ольги и князя Владимира Киевского.

Польский князь Метко, а за ним и вся Польша крестились в 965 г., в 980 г. крестился венгерский король Гейза, а за ним вся Венгрия, в 956 г. крестилась в Константинополе Ольга, а в 980 г.— Владимир в Корсуне. Конец сообщения о крещении Владимира неясен — сам ли Владимир крестился на следующий год вторично уже в Киеве, или он крестил там только киевлян. Под 895 г. сообщается, что по благослове­нию папы Адриана Кирилл и Мефодий перевели греческие книги на славянский язык и что тогда же состоялась в Риме первая церковная служба на славянском языке. Однако в записях, непосредственно сле­дующих за этой, сказано (со ссылкой на «русские кроники»), что книги были переведены на славянский язык в 896 г., а рассчитывая по-рус­ски — в 6400 г. Значит, в этом случае Панцырный пользовался двумя источниками и, не сумев согласовать их, привел две даты, хотя и сов­сем близкие, причем перевод даты от «сотворения мира» на «христиан­ское» летосчисление он произвел путем вычитания 5504 лет.

После сообщения о крещении Владимира и времени перевода гре­ческих книг на славянский язык следует заголовок: «Из русских хро-

^---

¹⁰⁵ ПСРЛ, т. II, стб. 48—49.

¹⁰⁶ Алексеев Л. В. Смоленская земля в IX—XIII вв. М., 1980, с. 106.

ник». Под этой рубрикой числится только пять сообщений, причем лишь первые три были действительно взяты из русских летописей; они содержат сообщения о переводе книг на славянский язык (о чем уже упоминалось), затем под 1114 г. сообщается о смерти Владимира, «вну­ка витебской княжны», и под 1162 г.— о пятидневном обратном тече­нии Волхова.

Все три указанных события были датированы в русских летописях, безусловно, «от сотворения мира», а перевод на современное летосчис­ление произвел, вероятнее всего, сам Панцырный, причем в обоих слу­чаях он ошибся на 99 лет: Владимир умер в 1015 г., а в летописях Лав-рентьевской и Ипатьевской сообщение о том, что Волхов пять дней тек «вспять», дано под 6571 г., т. е. под 1063 г.¹⁰⁷ Едва ли Панцырный имел эти летописи. Скорее можно предположить, что он пользовался какими-то краткими, притом случайными, выписками из них, иначе он заимствовал бы не три сообщения, а больше.

Что касается последующих двух известий, будто бы тоже основан­ных на «русских хрониках», то здесь явная ошибка, так как они каса­ются походов В. В. Голицына на Крым и датированы 1695 и 1697 гг., тогда как в действительности походы происходили в 1687 и 1689 гг. Вместе с тем важно отметить, что как Панцырный, так и Сурта проявили очень большой интерес к походам Голицына на Крым и завоеванию Азова Петром I. Все это происходило в эпоху напряженнейшей борьбы Речи Посполитой с Турцией и, естественно, сильно интересовало всех обитателей Восточной Европы и тем более летописцев. Походы Голи­цына происходили лет за 20 ранее предполагаемой смерти Панцырного, возможно в то время, когда Панцырный делал свои записи, но прочитать об этом «в русских хрониках» он не мог. Вероятнее всего, витебский летописец знал о походах по слухам (о Голицыне, например, сказано, что он получил от татар выкуп — несколько бочонков «шелегов»).

Следующий раздел озаглавлен: «Переписано из других хроник» (очевидно, это надо понимать так, что не из русских летописей). ДействителЪно, в разделе, излагающем события за 1171—1543 гг., автор постоянно перескакивает от страны к стране, от события к событию. Из этого можно заключить, что он использовал самые разные источ­ники, не пытаясь даже свести их в какую-то систему.

Раздел начинается с записи о том, что княжна Евфросиния построила в 1171 г. в Полоцке каменную церковь святого Спаса; далее (1179г.) — что польский король Болеслав убил епископа Станислава; следую­щее (1199г.) — что крестоносцы отбили у турок Иерусалим; затем (1213 г.) — что император Фридрих Барбаросса утвердил ордена Доми­никанцев и Францисканцев ^l08. За 1211 г.— запись о появлении коме­ты, которую было видно 18 дней. Автор считал, что комета предсказы­вала скорый приход татар. Вслед за сообщением о комете идет запись за 1323 г., в которой сообщается об основании Вильно великим князем

^{------------------}

¹⁰⁷ ПСРЛ, т. I, стб. 163; т. II, стб. 152.

¹⁰⁸ И здесь почти все даты сдвинуты на сотню лет. Так, король Болеслав умер в 1081 г., Иерусалим взят крестоносцами в 1099 г., орден Доминиканцев утвержден в 1216г., а Фридрих Барбаросса умер (утонул) в 1190 г.

Гедимином. Эта запись местами отличается от известий, имеющихся в других белорусско-литовских летописях. Первое сообщение: волк, который выл на Турьей горе, у Панцырного не железный, как обычно, а только чрезвычайно большой. Однако самое существенное касается волхва Лиздейко, который так удачно разъяснил князю сон. В летописи сказано, что Гедимин не только щедро одарил волхва (в некоторых ле­тописях Лиздейко назван «наивысшим литовским попом»), но и назвал его Радзивиллом. Важность последнего заключается в том, что это одно из очень редких указаний на то, что Панцырный пользовался одной из белорусско-литовских летописей, притом такой, которая нам сейчас неизвестна. Учитывая то место из «Литовской и Жмоитской Кройники», где сказано, что Новогрудок завоевал князь Ердивил или Радивил ¹⁰⁹, можно сказать, что Радзивиллы старались использовать летописи для прославления своего рода, «доделывая» недостающую им и так необходимую древность рода. Вместе с тем запись показывает,, что поиски составителей летописей и места, где летописи составлялись, должны вестись в собраниях Радзивиллов.

Следующее сообщение из истории Литвы и Белоруссии ошибочно, и ошибка тем более недопустима, что касается как раз Витебска. Под 1332 г. записано, что литовский великий князь Ольгерд в том году женился на тверской княжне Марии или Ульяне и что тверской князь дал Ольгерду в приданое Витебск. В заключение сказано, что Ульяна родила Ольгерду 12 сыновей и в 1345 г. построила в Витебске камен­ную церковь святого Духа. Подобной путаницы не содержит ни одна из известных летописей или хроник. (Ольгерд женился в 1320 г. на витебской княжне Марии Ярославне, за которой получил Витебск и все Витебское княжество; от нее у Ольгерда было шесть сыновей. После ее смерти Ольгерд женился вторично на тверской княжне Ульяне, которая тоже родила шесть сыновей, среди них Ягайло.)

Прочие сообщения летописи, касающиеся истории Великого кня­жества Литовского или отдельных его мест, тоже обычно путаные. Так, под 1415 г. следует сообщение о сожжении «за измену» митрополи­та Герасима и витебского старосты Цетивко. Митрополит Герасим был действительно сожжен, но не в 1415 г., а в 1433 г., причем летописи обычно осуждают князя Свидригайла, по чьему приказу был казнен митрополит, тогда как у Панцырного это объясняется изменой (объяс­нение, между прочим, совершенно правдоподобное). Кроме того, в других летописях нет упоминания о «витебском старосте». За известием о сожжении следует сообщение о казни Ольгердом пяти православных монахов, причем не указано, ни где, ни когда была совершена казнь. Поскольку легенда обычно указывает трех мучеников, то и в этом ле­топись Панцырного не сходится с остальными. Фантастично и сообще­ние за 1510 г., что царь Иван Васильевич «вымуровал», т. е. построил каменные стены, вокруг Смоленска. Реальны сообщения о том, что в 1387 г. Ягайло был крещен (но не сказано, как обычно, что он «принял крещение старого Рима») и что произошло объединение Польши с Лит­вой.

^{------------------------------}

¹⁰⁹ ПСРЛ, т. XXXII, с. 17—19.

Вот, в общем, и все, что содержится в летописи по истории Витебска и Великого княжества Литовского с 1211 по 1562 г. Все остальное дей­ствительно переписано из «разных хроник» и временами страдает боль­шим количеством ошибок. За 1307 и 1376 гг. сообщается об Авиньон­ском пленении пап и их возвращении в Рим, за 1452 г.— о взятии тур­ками Константинополя, за 1439 г.— о поездке во Флоренцию и о воз­вращении оттуда митрополита Исидора, о выступлении Мартина Люте­ра в 1523 г. и о захвате турками Венгрии. Весьма любопытно сообщение за 1495 г., в котором сказано, что португальский король Эммануил послал в Индию двух знающих астрономов (лиц «беглых в звездной науке»), послал морем на восход солнца Христофора, Колумба. «Впер­вые с помощью их разума,— сообщает летописец,— была найдена дорога в подземные края». В представлении Панцырного Христофор и Колумб — это два разных лица, притом нашедшие дорогу в «подзем­ные кран», т. е. на противоположную сторону земного тара. Далее, хотя нет сообщения, что источник сведений летописца изменяется, ха­рактер известий становится совершенно иным: ошибки в хронологии делаются редкими и события, заносимые в летопись, перестают быть случайными. С этого года события помещены последовательно, год за годом; известия, заносимые в летопись, если и не относятся исключи­тельно к Витебску, то в нее вписывается то, что очень близко касается его. Так, за 1563 г. сообщается, что царь Иван Васильевич взял По­лоцк. В 1577 г. седмиградский воевода Стефан Баторий стал королем польским. В 1601 г. был страшный голод. В 1602 г. казаки во главе со своим предводителем Дубиной истребили витеблян («вырезали Ви­тебск») за измену. В 1604 г. того же Дубину и 12 его старших помощни­ков казнили в Витебске, на Заручайских Волотовках, причем троих посадили на кол.

Вообще, с начала XVII в. в летописи идут часто такие сообщения, которых в других источниках нет. За 1605 г., например, записано, что под Феллин (Фелич) ходил отряд витеблян в числе 500 человек под командованием витебского мещанина Мартина Лытки. Этот отряд за­хватил город, за что в 1606 г. Лытке было присвоено звание шляхти­ча, дана денежная награда и пожалована фамилия «Фелинский».

Не отражено в других источниках и выступление витеблян в 1614 г., когда их отряд был разбит русскими под Глазомичами, но в 1635г. витебляне взяли реванш: поддеревней Кашевичи они разгромили отряд русских, за что Витебску было возвращено магдебургское право.

Военные действия, происходившие в XVII в. между Речью Посполи-той и Русским государством, отражены в летописи в виде предельно кратких сообщений. За 1609 г. сообщается, что король Сигизмунд III подступил к Смоленску и на следующий год взял его (в действитель­ности это произошло в 1611 г.— П. У.). В 1633 г. русские напали на Полоцк и полностью сожгли его, а в 1635 г. войска Шейна и «Прозора» (Прозоровского) были отбиты от Смоленска. В 1654 г. царь Алексей Михайлович занял все города в Литве и в Белой Руси, а в 1665 г. армия Хованского была разбита около Витебска. Отмечено также заключение мирных договоров между Россией и Речью Посполитой в 1619 и 1667 гг.

Как и Сурта, Панцырный называет Лжедмитрия царем, о котором

сказано только, что он в 1606 г. женился на «Сандомирянке Мнишек». Далее сообщается, что поляки, приехавшие в Москву вслед за «царем»» после убийства «Дмитрия» были изгнаны из Москвы с позором.

В промежутке между военными известиями передаются разные со­общения из витебской жизни: «Благословенный Иосафат» (Иосафат Кунцевич), отобрав у православных в Полоцке в 1620 г, собор святой Софии, приказал отремонтировать его, а за 1623 г. следует сообщение, что витебские мещане убили «благословенного», за что были покараны. В 1614 и 1629 гг. сгорели оба витебских замка, а в 1629 г. сгорела еще и соборная церковь, причем погибли очень большие богатства, однако, что именно сгорело, не сказано. В 1680 г. город сгорел целиком, сго­рели четыре церкви, ратуша и лавки. Летописец также отмечал (в осо­бенности это касается периода с 1677 по 1700 г.) разные неблагоприят­ные природные обстоятельства. Весной 1686 г. Западная Двина разли­лась так широко, что затопила и снесла много домов. В 1694 г. выпал сильный град. В 1695 г. мороз побил урожай (но не сказано, когда случились заморозки), вследствие чего сильно поднялись цены на продукты. В том же году в мае выпал глубокий снег. В 1697 г. была сильная буря в Смоленске, в 1698 г. то же самое было в Витебске.

Среди этих чисто местных известий летопись сообщает о походах Петра на Азов, причем в 1695 г. после неудачной осады Петр будто бы возвращался в Москву через Витебск. За 1696 г. сообщается, что Азов взят. Летопись отмечает также избрания на престол и смерть королей польских.

Однако едва ли не самые интересные данные летописи касаются начала XVIII в. и, в частности, той обстановки, какая сложилась в связи с так называемой «домовой» или «сапежинской» войной, т. е. борьбой Сапег со шляхтой и поддерживавшими шляхту несколькими магнатскими фамилиями, но эти сведения местами путаные. Говоря о междоусобной войне, летопись отмечала лишь основные этапы, игнори­руя детали, так как летописец знал об этом, вероятнее всего, по слу­хам. Война началась в 1700 г., когда Сапега, сын гетмана Великого княжества Литовского, сторонника шведов, разбил под Ошмянами войска Речи Посполитой, после чего в Вильно были расстреляны не­сколько князей Вишневецких, попавших в плен. Однако в битве под Олькениками (недалеко от Вильно) в ноябре 1700 г. Сапеги были раз­биты силами Речи Посполитой, причем захваченного в плен сына Сапе­ги шляхта изрубила на месте. (В действительности против Сапег вы­ступали не части Речи Посполитой, а отряды шляхты, поддержанные силами князей Вишневецких и Огинских.) 8 июля 1701 г., сообщает летопись, войска Речи Посполитой совместно с отрядами панов Потеев (противников Сапег.— Я. У.) разбили около Дубровно крестьянскую армию, причем было «побито» 18 700 человек (из текста неясно, было ли столько всех крестьян, участвовавших в битве, или столько было из них убито). В обоих случаях цифра настолько большая, что вызывает сомнение.

Еще более невероятно сообщение летописи, что в 1701 г. казаки «с нашим Юревичем» побили шведов в Головчине под Могилевом. Как известно, в 1701 г. шведов, да еще на востоке Белоруссии, не было.

Битва под Головчином произошла между русскими и шведами только в 1708 г.

Реально эти события совсем недавно осветил белорусский историк А. П. Грицкевич ¹¹⁰.

В Белорусском Поднепровье позиции Сапег были очень сильны: они владели там сильнейшей крепостью Белоруссии — Старым Быховом, им принадлежал ряд крупных имений, в их пользовании нахо­дилась Могилевская экономия (огромное государственное имение). Для борьбы с враждебной к ним шляхтой Сапеги создали вооруженные отряды из крестьян и казаков (можно думать, что среди казаков было много «показаковавших» крестьян.— Я. У.), среди крестьян же было много бояр, земян, выбранцев, т. е. тех, кто был обязан нести в пользу феодала воинскую повинность, иначе говоря умевших обращаться с оружием.

Выступления этих отрядов произошли в Оршанском повете, Дуброзенском графстве и ближайших к ним местах, позже распространились на район Головчина и Старого Быхова. Движение приобрело очень широкий размах: в нем приняли участие десятки тысяч крестьян, зе­мян, выбранцев и других; оно было направлено против шляхты. Коман­довали этими силами Юревич и Бильдюкевич (очевидно, администра­торы во владениях Сапег).

Борьба была очень упорной и велась с переменным успехом. В битве у Дубровно крестьяне потерпели поражение, потеряв убитыми 700 человек. В новой битве у того же Дубровно противник истребил еще 3 тыс. крестьян и тех, кто шел с ними. Однако в декабре 1701 г. кресть­янские отряды окружили под Головчином 18 хоругвей шляхты и раз­громили их. В конце концов Юревич потерпел поражение под Быхо-вом, и на этом, кажется, массовое движение крестьян прекратилось.

Следовательно, у Головчина были разбиты не шведы, а шляхта, в битвах у Дубровно крестьяне потеряли не 18 700 человек, а 3700 (цифра тоже условная). Юревич представлен летописцем не предводи­телем крестьян, а противником шведов, и вообще, о том, что движение носило антифеодальный характер, летопись не говорит. Кстати, и Могилевская хроника (Ю. Трубницкий), уделившая много внимания борьбе сторонников и противников Сапег, о характере борьбы умалчи­вает.

О ходе Северной войны сообщалось, что в июле 1700 г. король Ав­густ II разгромил шведов и занял Кокенгауз, шведы были разбиты. под Ригой казаками, но под Дерптом русские понесли поражение вследствие измены немца Адама Адамовича (!). Сверх того, летопись извещала, что витебская шляхта собралась на посполитое рушение у Черен, через Витебск прошло 17 тыс. русского войска на стругах (За­падной Двиной), к Орше прибыл русский полковник и витебляне встре­чали русские войска, которым дали «десять стосов хлеба».

19 февраля 1701 г. в Витебске был царь Петр, откуда поехал в Биржи, а 14 марта того же года вторично был в Витебске на обратном

^{-----------------------}

¹¹⁰ Грыцкев1ч А. П. Князі Caпeгі i сяляне. Аб сялянскдм руху у Беларусі у пачатку XVIII ст.—Лі-аратура і мастацтва, Мінск, 1982, №4, с, 16.

пути из Бирж. В мае полковник Каменецкий провез на стругах массу пороха и около тысячи солдат. 24 июня саксонцы, взорвав замок, ушли из Кокенгауза, а с ними ушли и русские части; в ноябре шведы отобра­ли у русских Дюнамюнде.

Относительно пространно, во всяком случае гораздо больше, чем: обычно, сказано об экономических санкциях, предпринятых королем Августом II в отношении витеблян. Первоначально сообщается, что-королевский комиссар Рыбинский приехал в Витебск, чтобы собрать с витеблян те суммы, которые они должны были рижанам. В мае тот же комиссар приехал вторично в сопровождении тысячи саксонских рей­таров. Очевидно, пребывание этого отряда было для города очень тя­желым, так как летописец в этом случае отрешается от своего бесстраст­ного стиля и сообщает, как тяжело было жителям переносить грабежи и своеволие саксонцев. Рыбинский забрал у витебских купцов 64 тыс. талеров деньгами в счет уплаты долгов рижским купцам, а кроме того,, нагрузил 40 стругов пенькой и 15 коноплей (видимо, семенами коноп­ли). Стоимость всего этого летописец исчислил в сумме около 100 тыс. талеров. Взамен взятого король освободил витеблян от всяких податей на семь лет.

За 1702 г. сообщения связаны почти исключительно с войной, при­чем война идет где-то далеко от Витебска и сообщения о ней краткие и глухие: в 1702 г. шведский король занял Вильно, где шведы перебили массу горожан, в Кракове шведы сожгли дворец, а Торунь вообще был уничтожен.

За 1703 г. летописец сообщает главным образом о движении рус­ских воинских частей в районе Витебска. Через Витебск прошел отряд полковника Протопопова с 20 тыс. человек, второй отряд русских в 70 тыс. человек прошел через Оршу. Вскоре через Витебск прошел обоз в 1500 возов с порохом и ядрами, затем 8 тыс. (!) орудий, провезли ло­паты и бердыши. В дополнение к этим тревожным вестям прибавилось знамение: 26 марта были видны одновременно три солнца.

За 1704 г. имеется сообщение о взятии Нарвы русскими. В том же году в Витебске была видна комета, через Витебск опять проходили русские части, а также пан Богдан Корсак с двумя полковниками про­водили три полка смоленской шляхты.

За 1705 г. все записи касаются только движения русских воинских частей: в январе пришли части под командованием Б. П. Шереметева и разместились по мещанским домам, в мае крупные части двигались к Полоцку, на стругах везли военное снаряжение, генерал Баур за­хватил у шведов ряд городов в Прибалтике, в Витебске был царь Петр.

За 1706 г. сообщается, что царь Петр повел армию из Могилева в Белую церковь и что русские оставили Гродно, потопив при отступле­нии в Немане орудия, ядра и порох.

За 1707 г. летописец сделал 10 записей, за 1708 г.— 11 записей. За 1707 г. краткие записи о событиях в Быхове — об измене русским Синицкого и его разгроме, но это очень подробно изложено в хронике Ю. Трубницкого, и Панцырный ничего к его сообщениям не прибавил. Почти все остальные сведения касаются поборов денежных сумм и продуктов, выданных городом. Несмотря на то что король Август II

освободил город от всяких податей на семь лет, в 1707 г. войска Вели­кого княжества Литовского истребовали от города много и денег и продуктов, значительными были поставки на русскую армию, но 12 июля 1708 г. все русские части ушли из Витебска и прибыли в Черею.

Наиболее трагическое сообщение приходится на 28 сентября 1708 г., когда отряд казаков и калмыков под командованием капитана Соловье­ва сжег город. А. П. Сапунов объясняет это тем, что витебские жители тайно поддерживали короля Станислава Лещинского и шведов ^т. Далее опять следует сообщение о разных поборах.

Заключительные записи М. Панцырного датированы январем 1709г.. За этот год сделаны две записи, касающиеся солнца: 7 января были видны на западе три солнца, а 19 января — на небе два столба, а в середине солнце.

Часть летописи, написанная Чарновским, очень невелика по объе­му. Все содержащиеся в ней записи предельно кратки, и почти все касаются непосредственно событий, происходивших в Витебске. Хро­нологически эти записи относятся к 1601 —1733 гг. Все известия, со­держащиеся в части, которая написана Чарновским (за исключением 1733), имеются у Панцырного, но у Чарновского они еще короче, в них отсутствуют некоторые детали, сообщаемые Панцырным. Вместе с тем у Чарновского даты событий нередко сдвинуты на год, таким об­разом показывая, что он пользовался не тем календарным стилем, которым пользовался Панцырный. (Витебск, по летописи, был занят русскими войсками не в 1654 г., а в 1653 г.) В общем же, при крайне незначительном объеме части, написанной Чарновским, такие ошибки тоже малочисленны. Кроме известий, касающихся непосредственно Витебска, Чарновский сообщал, что в 1606 г. был «рокош», но даже не сказано, где он был. В 1607 г. к Москве шел «царь Димитрий» (очевид­но, второй самозванец).

Последний раздел летописи принадлежит Дверкам, отцу и сыну, С 1710 по 1757 г. записи сделаны Гавриилом Кирилловичем Аверко все остальное Стефаном Гавриловичем Аверко (он умер в 1759 г.). Записи Гавриила Аверки размещаются на одном листе (л. 24 об.— 25} и охватывают период с 1704 г. по 1757 г. За это время летописец сделал 11 записей. Можно предположить, что старший Аверко делал записи по своим наблюдениям или по своим воспоминаниям только начиная с 1736 г., так как лишь с этого времени записи более или менее постоян­ны, тем более что за весь предыдущий период имеются только два со­общения: за 1704 и 1710 гг., причем 1704 г. вклинился между 1736 и 1752 гг. Из И сообщений Гавриила Аверки пять касаются пожаров в Витебске, два — постройки церквей, два — эпидемий и эпизоотии, одно — о появившейся комете. Самым удивительным в части Гавриила Аверки является то, что в ней нет ни слова о Северной войне.

Стефан Аверко, закончив переписывание текстов, доставшихся ему от предшественников, сделал такое вступление к части, которую напи­сал сам: «До сего времени история писана благородным его милости паном Гавриилом Кирилловичем Аверко, витебским бурмистром и

^{-------------------------------------------}

¹¹¹ Витебская старина, т. I, с. 581.

ландвойтом. Переписана его сыном Стефаном Гавриловичем Аверко в году господнем 1768 в месяце июле 13 дня по русскому календарю. А здесь опять наступает история, выписанная из разных читанных Сте­фаном Гавриловичем Аверко, который, прочитав, как в какой книге напечатано, так и вписал здесь в 1768 году». Однако С. Г. Аверко после выписок из работ разных авторов в самом конце летописи поместил списки членов магистрата, избранных после получения Витебском магдебургского права, затем список воевод, а также список умерших виднейших жителей города. Этому разделу тоже предшествует неболь­шое введение: «Здесь ниже находятся иные дела. Здесь вписаны имена и фамилии тех, кто был избран впервые после получения Витебском магдебургии в 1597 г. 17 марта».

И в самом деле, в заключительной части перечислены члены магист­рата, включая войта, ландвойта, бурмистров, райцев и лавников, из­бранных в 1597 г. Далее следует указание, сколько и кому должен Ви­тебск, и затем перечислены витебские воеводы начиная с 1516 г. Аверко отмечает, что он вписал в свою летопись всех воевод, о ком смог собрать данные, но о пяти у него сведений не оказалось. Среди перечисленных в летописи многие умершие носили фамилию Аверко.

В общем, только этот раздел работы С. Г. Аверко и представляет интерес, тогда как выписки из сочинений разных авторов даже не при­ведены ни в какую систему (начинаются эти записи с 1211 г., за которым следует 1515 г., потом 1416 г., за ним 1240 г., потом 1150 г. и т. д.).

Выписки сделаны из работ Длугоша, Кромера, Бельского, Гербур-та, Ваповского, Пясецкого, Приемского, Каховского, Квяткевича, Кояловича, Шатца. Этот список вызывает недоумение: в нем нет неко­торых произведений, знакомство с которыми, казалось бы, было необ­ходимым. Прежде всего это касается хроники М. Стрыйковского, не­которые известия которого о Витебске основаны на личных впечатле­ниях. Затем нет упоминания о работе Гваньини, прожившего в Витеб­ске много лет и уделившего в своих работах этому городу какое-то внимание. Кроме упомянутой легенды о Лиздейко, никаких намеков на знакомство с белорусско-литовскими летописями нет. Не заметно также, чтобы кто-либо из авторов читал Синопсис или украинские летописи.

Записи С. Г. Аверко о составе магистрата, витебских воеводах, да­тах смерти видных витебских мещан, вероятнее всего, основаны на документах магистратского архива, записи Чарновского и в особеннос­ти Панцырного базируются в самой основной части на личных наблю­дениях или на рассказах очевидцев. Как обычно в то время, цифровые данные, приводимые в летописи, малодостоверны, говоря точнее, они сильно преувеличены. Вместе с тем в части, написанной Панцырным, содержатся уникальные данные из истории Витебска за XVII — XVIII вв.

Витебская летопись явилась результатом труда ряда лиц, витеблян по месту жительства, мещан по социальному положению. Все они были для своего времени людьми образованными, начитанными, знавшими

(возможно, не все) латинский, польский и русский языки, все они ста­рались изложить историю своего города или хотя бы какой-то ее час­ти, но значимость труда каждого была различной. Едва ли не меньше всех сделал С. Г. Аверко, главной заслугой которого является сведе­ние воедино работ предшественников. Наибольшее значение имеет часть, написанная М. Панцырным.

Слуцкие хроники и летописи

Третьим белорусским городом, в котором велись летописи и хроники, в том числе городские, был Слуцк. Слуцк впервые упоминается в ле­тописи под 1116 г., когда его захватил минский князь Глеб Всеславич у Владимира Мономаха¹¹². С 1160 г. Слуцк стал столицей удельного-княжества¹¹²; в 20—30-е годы XIV в. он вошел в состав Великого кня­жества Литовского, но и городом и княжеством еще долго владели по­томки Слуцких князей (Рюриковичи Туровской линии, последний князь из них — Юрий упоминается в 1387 г.) ¹¹³. В 1395 г. литовский великий князь Витовт передал города Копыль, находящийся недалеко от Слуцка, а затем Слуцк с княжеством князю Владимиру Ольгердови-чу, старшему сыну Ольгерда Гедиминовича, выведя его из Киева. Сын Владимира Александр (Олелько) стал родоначальником новой княжес­кой Слуцкой династии — Олельковичей — Слуцких. Во владении Олельковичей Слуцк находился до 1612 г., когда перешел к Радзивиллам, которым с некоторыми перерывами он принадлежал до 1832 г. С 1832 по 1846 г. Слуцком владел князь Витгенштейн, у которого город, выкупило государство.

Уже в XIII—XIV вв. Слуцк был известен как значительный центр ремесла и торговли. Магдебургское право, полученное городом в. 1441 г., служит показателем его высокого развития. Будучи владением крупнейших феодалов Белоруссии, Слуцк стал экономическим, поли­тическим и культурным центром князей Олельковичей — Слуцких. После перехода к Радзивиллам Слуцк утерял первенствующее полити­ческое, а отчасти и культурное значение в пользу «столицы» Радзивиллов — Несвижа, продолжая оставаться важнейшим экономическим и военным центром Радзивиллов..

С 1581 г. в Слуцке существовали при дворе Олельковичей школа и типография, в 1586 г. были открыты братская школа и типография, в-1617 г. создана гимназия (кальвинская), первая в Белоруссии средняя школа. В XVI в. ряд молодых людей из Слуцка (очевидно, после окон­чания гимназии) обучались в университетах Кенигсберга и Инголыптадта ¹¹⁵. У владельцев города и в Троицком монастыре, расположенном-на южной окраине Слуцка, имелась масса рукописей и печатных книг.

Однако Слуцк не смог сохранить свои культурные богатства. А. Ельский, помещик Минской губ. и автор статей по различным вопро,-

---------------

1¹² ПСРЛ, т. II, стб. 282.

¹¹³ Грицкевич А. П. Слуцк: Историко-экономический очерк. 2-е изд. Минск, 197(7, с. 5—6.

¹¹⁴ Там же, с. И. W Там же, с. 11—12.

сам истории и культуры Белоруссии, в 1890 г. писал, что в Слуцке поч­ти не осталось рукописей, так как они сгорели в 1655 г., а рукописи, со­хранившиеся от пожара, после 1863 г. были вывезены в Вильно. Ксендз Антон Мошинский сообщил Ельскому, что ранее в Слуцке были бога­тые собрания (однако конкретно, что там было и куда девалось, не ска­зано; очевидно, ксендз тоже знал об этом в самых общих чертах), а сейчас ничего нет. Вместе с тем в Слуцке в 1882 г. имелось очень бога­тое собрание чрезвычайно редких книг. При евангелическом соборе находилась библиотека, в которой были собраны издания, напечатан­ные в Любче, Ракове, Слуцке, Несвиже, Остроге, Бресте, Заблудове, Евье, Упите, Супрасли, Кнышине, Луцке, Минске, Вильно, Кейданах, Почаеве и других местах. Были там и документы слуцкого магистрата.за 1655 г., материалы о сожжении атеиста Лыщинского и пр. Ю. Бер-гель, собравший эту редкостную коллекцию книг, умер в 1885 г. в Варшаве, и его библиотеку купил краковский букинист Игель ¹¹⁶.

Относительно летописи, получившей название Слуцкой (иначе Уваровской) и напечатанной в т. XVII и XXXV ПСРЛ, сказано выше. Здесь же речь будет идти о хронике, которая озаглавлена «Издиариу-ша города Слуцка» («Из дневника города Слуцка»), в которой содержит­ся описание двукратной неудачной осады города русскими войсками в сентябре 1655 г. Это произведение написано на польском языке и находится в составе одной из «Тэк» (громадные рукописные книги, в которых помещены документы по истории как Польши, так и Речи Посполитой в целом. «Тэки» были сделаны по заказу историографа Польши Адама Нарушевича во второй половине XVIII в.). «Тэка», содержащая слуцкий «Диариуш», находится в библиотеке Чарторый-ских в Кракове (Специальный отдел, № 148, л. 529—534).

В период, о котором говорится в «Диариуше», Слуцк принадлежал Богуславу Радзивиллу и, видимо, в то время, когда с него делалась копия для Нарушевича, оригинал хранился в Слуцке или в Несвиже, где находились архиз Радзивиллов и их библиотека.

«Диариуш» начинается с перечисления мер, которые были приняты магистратом для обеспечения населения продуктами в ожидании нача­ла осады. Очевидно, этому разделу предшествовал другой, в котором сообщалось, откуда или хотя бы с какой стороны пришли русские вой­ска.

Буквально «Диариуш» начинается так: «Во время осады русскими происходила городская сессия (заседание магистрата.— Н, У.), на которой было постановлено продавать провиант нужному (т. е. свое­му.— Я. У.) населению таким образом: на день 8 корцев ржи¹¹⁷,

^{------------------------}

¹¹⁶ Jetski A. Wzmianka о Mbliotece s. p. Juliana Biergiela pastorza w Slucku.— Biblioteka Warszawska, 1890, N 1, s. 26—27; N 2, s. 222—223, 226.

¹¹⁷ Корец — мера сыпучих мер. По изысканиям К. В. Скурата, корец ровнялся при­мерно 101 литру (Скурат К- У. Даушя беларусшя меры. Мшск, 1974, с. 62—64). Однако в данном случае корец не мог содержать 101 литр, так как сделать дневной нормой на семью 800 литров ржи явно было невозможно. Еще в середине XVII в. в Белоруссии, как и во всем Великом княжестве Литовском, размеры были инди­видуальны. Исходя из текста хроники, нельзя определить, какого размера был ко­рец в Слуцке, но нужно думать, что он не превышал одного литра.

предупреждая при этом, что продавать хлеб следует только слуцким мещанам, но ни в коем случае ни наехавшим в город шляхтичам и их челяди, ни солдатам, ни копылянам (жителям города Копыдя, которые тоже укрылись в Слуцке.— Н. У.), ни крестьянам, ни евреям, так как все они должны были иметь собственные запасы».

Город в то время (как, впрочем, и позже) был расположен на обоих берегах реки Случи и делился на Старый город (на правом берегу), в котором находились Верхний и Нижний замки, и Новый город (на левом берегу); кроме того, на правом берегу, к востоку от города, на­ходился православный Троицкий монастырь.

Перед приходом русских губернатор города приказал насыпать вокруг него вал. Его насыпали днем и ночью, и к приходу войск А. Н. Трубецкого укрепление было готово. 2 сентября (по н. ст.) четыре полка русской армии с большим количеством артиллерии под командо­ванием князя Трубецкого подошли с южной стороны к Слуцку, к Троиц­кому монастырю. Защитники города встретили русских орудийной пальбой, на что русские ответили огнем из ружей. Русская армия вы­жгла окрестные селения и ночью «подняла крик», но на приступ не по­шла. 3 сентября русские начали артиллерийский обстрел, на что город отвечал огнем из своих орудий. Когда рассвело, горожане увидели, что русское войско окружило Слуцк со всех сторон; сам Трубецкой в это время находился в деревне Мысливщине. Эта кампания закончилась б сентября, когда русская армия, сняв осаду, двинулась к Несвижу, который и был взят.

Вторично армия Трубецкого совместно с отрядом казаков в 5 тыс. человек во главе с В. Н. Золотаренко (братом наказного атамана) вторично подошла к Слуцку. Перестрелка из орудий и на этот раз не отличалась интенсивностью. Трубецкой предложил жителям и коман­дованию сдаться, но, получив отказ, не рискнул на более энергичные меры. 30 сентября русская армия двинулась к деревне Козловичи. Несколько городских хоругвей выступило вслед уходящим русским частям. Однако они не решились завязать бой.

«Диариуш» создан вскоре после прекращения военных действий, писал его, вероятнее всего, кто-то из слуцких мещан. Так как автор «Диариуша» пользовался новым календарем, то можно предположить, что он был католиком. В общем же, среди массы документов, которые имеются о войне 1654—1667 гг., слуцкий «Диариуш» дает краткое, но отчетливое представление об одном из эпизодов многолетней войны на территории Белоруссии между Россией и Речью Посполитой в се­редине XVII в.

В 1867 г. П. А. Гильтебрандт и А. Л. Миротворцев, работая в архиве Радзивиллов в Несвиже, обнаружили «маленький отрывок из Слуцкой летописи начала XV в. в латинской транскрипции XVIII в.» Вот этот отрывок: «И зараз кнегиня град около града заложила и низина рое-наты ся и подвышаты ся почела и в коротком часе великое мнозство людзи славных, годных, можных, верных и зычливых мирян намно-жило ся на мешканье, и тиснути ся почали взглядом покою от неприя-

8 Н Н. Улащик

233
телев наступавших. Тая ж кнегиня церковь соборную Пресвятое Бого­родицы на Высоком городе названы дытынец зачавшы и скончыла року 1409» ¹¹⁸-¹¹⁹.

Оба археографа, обнаружив белорусский текст, написанный лати­ницей, переписали его и напечатали гражданским русским шрифтом, не оговорив, как обычно, по каким правилам это было сделано. При двойной переделке шрифтов текст Гильтебрандта и Миротворцева дол­жен несколько отличаться от оригинала, но можно думать, что отступ­ления не получились столь значительными, чтобы разница между ори­гиналом и изданным в 1867 г. текстом была существенной. При чтении приведенного отрывка в глаза бросается слово «людзи». В оригинале (кириллицей) оно не могло быть так написано, поскольку «дзеканье» для белорусской письменности XV—XVI вв. неизвестно. Впрочем, возможно, что в том отрывке, который читали Гильтебрандт и Миро­творцев, было написано иначе, слово же «людзи» получилось в резуль­тате опечатки. Затем, едва ли в оригинале было написано «ровнаты», «подвышаты». Очевидно, в рукописи на конце этих слов в латинской транскрипции стояла буква «у», которая в белорусской письменности XVIII в., писанной латиницей, читалась и как «ы», и как «и». Следова­тельно, эти слова, вероятнее всего, следовало читать как «ровнати», «подвышати».

Гильтебрандт и Миротворцев, очевидно учитывая дату, показы­вающую, что строительство слуцкого детинца было окончено в 1409 г., принимают эту дату. То же делает и исследователь истории Слуцка А. П. Грицкевич ¹²°. Однако анализ текста заставляет усомниться в этой дате, т. е. что запись была осуществлена в 1409 г. В отрывке сооб­щается, что в Слуцке был заложен «град около града». Следовательно, к тому времени, когда началось описанное в летописи строительство «града», один «град» уже существовал. Вероятнее всего, это было исто­рическое ядро города — «Высокий город», в котором позже построили соборную церковь Пресвятой Богородицы. Поскольку в Слуцке в XVI в. имелись Верхний и Нижний замки, притом это были самые древние части Слуцка, сообщение летописи не вызывает сомнений. Соответствует действительности и сообщение, что при постройке «града при граде» (очевидно, Нижнего замка) пришлось «низина ровнаты и подвышаты», так как Слуцк расположен на ровной низкой местности и его укрепления построены на искусственно насыпанных возвышениях. Для Белоруссии это не было исключением: Радошковичский, Лидский, Борисовский ¹²¹ и ряд других замков были построены точно так же. Значит, и эта часть отрывка не вызывает сомнения.

Однако даты, приведенные здесь, сомнительны. В 1409 г. (когда строили «град») Слуцк принадлежал Владимиру Ольгердовичу (год смерти этого князя неизвестен) или его сыну Александру — Олельку только в течение 14 лет. Олелько в 1409 г. был, очевидно, еще подрост-

-----------------------

^118-119 _{АСД -} Вильна, 1867, т. I, с. VII.

¹²⁰ Грицкевич А. П. Частновладельческие города Белоруссии в XVI—XVIII вв. Минск, 1975, с. 203.

¹²¹ Чантурия В. А. История архитектуры Белоруссии: Дооктябрьский период. Минск, 1969, с. 31, 35 и др.

ком, так как женился (на дочери великого князя московского Василия Дмитриевича Анастасии) в 1417 г.¹²³, что, следовательно, произошло уже после постройки как «града», так и церкви. Княгиня, которая ор­ганизовала строительство замка и церкви, была, очевидно, вдовой (ина­че, почему распоряжался в городе не князь, а княгиня!), притом жен­щиной властной, умевшей защитить свои владения. Поскольку Алек­сандр Владимирович (Олелько) в 1409 г. еще не был женат, то княги­ней, руководившей строительными рботами в Слуцке, могла быть толь­ко его мать.

Если же обратимся не к началу XV в., а к началу XVI в., то уви­дим, что данные летописи во многом увязываются с обстановкой того времени. В начале XVI в. Слуцком и княжеством управляла вдова Семена Михайловича Слуцкого, умершего в 1503 г.,— Анастасия, дочь князя Мстиславского. Это она сумела организовать оборону горо­да как против татар, часто нападавших в начале XVI в. на Слуцк, так и против князя Михаила Глинского, пытавшегося взять город в 1508 г.

Поэтому утверждение летописи, что в Слуцк устремлялось «мноз-ство» людей «можных» (богатых, сильных), «взглядом покою от неприя-телев наступавших», полностью согласуется с предыдущей частью.

Вместе с тем некоторые места не согласуются со всем сказанным. Так, в Слуцке в начале XVI в. не только были оба замка (Верхний и Нижний), но город перекинулся и на другую сторону реки Случи, и поэтому считать, что «град» был построен при княгине Анастасии и по ее распоряжению, нет оснований.

В летописи, написанной на языке, на котором писаны белорусско-литовские летописи XVI в., встречаются архаизмы, ведущие, может быть, даже не в начало XV в., а в более ранний период. В особенности это касается терминов, обозначающих укрепленную и наиболее старую часть города. В Слуцкой летописи эта часть называется или «дытынец» (детинец), или «град». В летописях примерно с середины XV в. твердо установились термины «замок» для детинца и «место» для собственно города, то