Великого княжества Литовского 2 страница

Значение Миндовга возрастало очень быстро: в 1235 г. Даниил га-лицкий «возведе на Кондрата литву Миндовга» ¹³. Следовательно, к этому времени Миндовг стал самым сильным владетелем в Литве. В 1252 г. Миндовг начал истреблять свою родню ¹⁴. В 1263 г. он был убит и княжить стал его убийца Тройнат; в том же году Тройнат убил своего союзника полоцкого князя Товтивила, но вскоре и сам был убит конюхами Миндовга **. Услышав об убийстве Тройната, сын Миндов-

¹¹ ПСРЛ, т. II, стб. 735—736.

¹² Пашуто В. Т. Образование Литовского государства. М., 1959, с. 379.

¹³ ПСРЛ, т. II, стб. 776.

¹⁴ Там же, стб. 815—817.

¹5 Там же, стб. 860—861.

га Войшелк отправился из Пинска, где он укрывался, с пинянами в Новогрудок и оттуда, забрав с собой новогрудчан, пошел в Литву кня­жить. «Литва же вся прияша и с радостью своего госгюдичича». При­быв в Литву, Войшелк «поча вороги свои избивати, изби их бещисле-.ное множество», а другие разбежались ^1е. В 1268 г. Войшелк был убит, княжить стал Шварн, но он жил недолго, и после него Литвой начал править «окаянный и беззаконный» Тройден, которого летописец при­равнивает к Антиоху Сирийскому, Ироду Иерусалимскому и Нерону Римскому ^1Т. На Тройдене, следовательно, сходятся сведения как ска­зания, так и Ипатьевской летописи.

Летописное сообщение 1270 г., характеризующее Тройдена как че­ловека крайне жестокого, не приводит никаких данных относительно

-этого качества, притом его четыре брата показаны лицами предельно добродетельными. Ничего не говорят о жестокости Тройдена и записи за 1274 и 1278 гг. (за 1278 г. сказано, что он «еще княжащю в Литовь-ской земле»). В записи за 1270 г. говорится, что Тройден прожил еще 12 лег; значит, о нем написано не раньше, чем в 1282г., и характеристи­ка-человека жестокого дана после малосодержательных записей за 1274 и 1278 гг. Кто стал править после Тройдена, летопись не говорит.

В сказании история Тройдена изложена тоже путанно, но по-иному. Прежде всего у него есть как предки, так и потомки. По сказанию, Тройден был праправнуком по прямой линии Свинторога Утенусови-ча, у него был и сын, которого он отправил к князю Льву во Львов. Этот сын назывался по-литовски Рымонт, по-русски Василий, а после того как Рымонт стал монахом, получил имя Лаврыш (в летописях его имена несколько разнятся) (т. XXXV, с. 93—94, 132, 150—151, 177—178, 198—199, 219—220). По наущению его брата Довмонта Трой­ден был убит, и тогда князем стал Рымонт — Лаврыш, который, од­нако, отказался от престола и предложил избрать князем Витеня, что и было сделано.

Сказание говорит, в чем заключалась жестокость Тройдена: буду-

•чи очень воинственным, он непрерывно воевал с русью, поляками и мазурами, над землями которых «силныи окрутенства чинил», о чем сообщает русская хроника. (Между прочим, в хронике Быховца о жестокости Тройдена говорится точно так же, как в сказании, но, кро­ме того, Сигизмунд Кейстутьевич тоже приравнивается к Антиоху Сирийскому и Ироду Иерусалимскому; т. XXXII, с. 135, 155.) Оче­видно, такое сравнение было очень популярным при характеристике жестоких правителей.

( Из приведенных данных о Тройдене видно, что разница между Ипатьевской летописью и сказанием настолько велика, что первая не могла быть источником второго.

¹⁶ Там же, стб. 861.

¹⁷ Там же, стб. 869.

Образование государственной территории Великого княжества Литовского

Несколько обжившись на новом месте по берегам Дубиссы, в Жемай-тии, поселенцы начали осваивать более пространную территорию. На­правление движения было в основном на восток и лишь в небольшой мере на запад. Судя по тому, что старший сын Палемона, Борк, ос­новал свой город (Юрборк) в устье Юры, колонисты скоро освоили и. бассейн этой реки, находящийся к западу от Дубиссы. Однако они не достигли моря, так как между Юрой и морем протекает еще река Ми-ния, о колонизации которой летописи не упоминают. Вероятнее, всего, летописцы считали, что к моменту появления «римлян» (да и позже) по берегу моря до самого устья Немана сидела «латыгола»; во всяком случае, сказание позже упоминает латыголу, «сидевшую над берегом морским» (т. XXXV, с. 146). Стрыйковский, а за ним и хроника Литов­ская и Жмойтская устранили эту неясность и «передали» переселенцам всю область до самого моря. Согласно этой версии, Борк владел терри­торией, «почавши от Юры реки аж до мора Пруского и Кур л индского» (ч. I, с. 84; т. XXXII, с. 16).

На востоке граница Жемайтии показана хотя и не очень четко, но гораздо более определенно, чем на западе. Вообще, восточной границей Жемайтии считается река Невяжа, текущая меридионально, однако-город Ковно, расположенный несколько восточнее Невяжи, тоже от­носился к Жемайтии. Следовательно, первоначальная территория представляла собой как бы четырехугольник, краем которого на запа­де был бассейн Юры (или, согласно хроникам, берег моря), на севере граница строго не очерчена, на востоке река Невяжа, о юге упоминаний нет, но из дальнейшего изложения следует, что южной границей слу­жил Неман.

О деятельности организатора всего дела — Палемона на новом. месте источники не сообщают ничего; говоря точнее, по приезде в Же-майтню он известен лишь в качестве отца трех сыновей, которые и ста­ли основателями первых государственных образований. При выборе-территории сыновья предводителя были совершенно самостоятельны; Палемон к этому отношения не имел.

Старший сын Палемона, Борк, начал осваивать крайний запад — бассейн реки Юры. Районом деятельности второго сына Палемона — Куноса стал крайний восток Жемайтии, где он основал город Куносов (Каунас).

Младший сын Палемона — Спера показан личностью, гораздо ме­нее значительной, чем его братья. Спера начинает действовать только тогда, когда население в Жемайтии увеличилось настолько, что потре­бовалась дополнительная территория, а поскольку пришельцы в ос­новном двигались на восток, то и в дальнейшем они придерживались-того же направления. Возглавил это движение за пределы Жемайтии Спера, который, переправившись через реки Невяжу (Невежис), Свя­тую (Швянтойи) и Ширвинту, нашел озеро «луками розмаитыми и де­ревом окрашено», где и поселился с сопровождавшими его людьми; найденное озеро было названо Спера. Такое озеро, очень небольшое»

действительно есть в Литве, к северо-западу от Вильнюса (недалеко ют верхнего течения Ширвинты), и чтобы добраться до него с запада, действительно необходимо переправиться через Невяжу и Святую. Примечательно, что Спера, не в пример старшим братьям, согласно летописям, не создал на своей территории города и вообще какого-либо поселения и своим именем назвал только озеро.

Стрыйковскому, однако, показалось, что деятельность Сперы былабольшей, чем показано в летописях, поэтому он написал, что этот князь построил замок, названный им «Спера». В дальнейшем значение Оперы в «Кронике» было еще более усилено: сделав его наследником Борка, Стрыйковский «передал» ему всю западную Жемайтию. То же повторено в хронике Литовской и Жмойтской (ч. I, с. 84—85; т. XXXII, с. 16). Западная Жемайтия с Юрборком (а также владения

•Сперы), по этой версии, перешли к Куносу после смерти Сперы.

Здесь можно предположить, что Стрыйковский хотел «исправить» положение в пользу собственно Литвы. В летописях подчеркнуто пре­восходство Жемайтии над Литвой (Литва — нечто вроде колонии Же-майтии). В действительности Литва, по крайней мере в историческую.эпоху, имела гораздо большее значение, чем Жемайтия, и поэтому Стрыйковский постарался показать, что Литва не была столь зависи­ма от Жемайтии (местность, где Спера построил свой замок, находится почти в центре Завилейской Литвы, исторического ядра Литвы). 'Стрыйковский и хроника Литовская и Жмойтская подчеркивают

•значение Сперы и после смерти: его труп сожгли «ведлуг римского обычаю» над озером Спера, прах, положенный в урну, был закопан в.землю, а на месте захоронения поставлен «болван», которого «аж до часов Ягейловых хвалили», т. е. поклонялись ему до принятия хрис­тианства. Детали о похоронах даны, видимо, для того, чтобы еще раз.напомнить о римском происхождении Сперы (ч. I, с. 85; т. XXXII, <;. 16—17).

Владения Сперы находились между Невяжей и Ширвинтой, где, согласно Стрыйковскому и хронике Литовской и Жмойтской, появля­ется и «Доспронгус, товарищ Палямонов, патрикий або отчичь кня­жат римских», который над рекой Святой построил рядом два замка,;назваз их Вилькомир (современный Укмерге). Доспронгус (Довспрунк,.по другим источникам) титуловался князем девялтовским, его владе­ния простирались до Вилии (ч. I, с. 85; Начала, с. 93; т. XXXII, с. 16). Как видим, Стрыйковский здесь непоследователен; ранее, в «Началах», назвал Доспронгуса потомком Палемона, сейчас же он только «патри­кий», палемонов товарищ. В дальнейшем сын «патрикия», человек, близкий к Палемону, потребуется для того, чтобы князем литовским стало лицо знатного происхождения. Колонизационная деятельность

•Сперы и Доспронгуса представляет собой начальный период создания Литовского государства.

Однако, как бы ни старался Стрыйковский возвысить Сперу, он

•«не дал» ему сыновей, в результате чего ведущая роль в ходе дальней­ших событий должна была сохраниться за Куносом, у которого было два сына: Гимбут и Кернус. Именно Кунос, согласно основной версии,

•сразу после смерти Борка получил Юрборк, в результате чего стал

.владельцем всей Жемайтии. Далее сказание передает события, связан­ные с колонизационной деятельностью Куноса: население Жемайтии возросло настолько, что ему стало тесно на старом месте и оно начало «выходити на реку Велю в землю Завельскую». Движение на этот раз возглавил Кунос, который переправился через реку Святую и основал город Керново, названный так в честь сына Куноса — Кернуса (ч. I, с. 85—86). Впрочем, в «Началах» сказано, что Кернов основал сам Кер-нус, а не его отец (Начала, с. 93). Как видим, относительно небольшое пространство на берегах рек Святой и Ширвинты было колонизовано

•сначала Сперой, там же начал свою деятельность девялтовский князь Доспронгус, туда же двинулся и Кунос. Любопытно отметить, что, возможно, как раз этот уголок дал название литовскому народу и государству ¹⁸.

Здесь летописи впервые упоминают Завилейскую землю. В данном

•случае это понятие больше географическое, чем политическое. Само название говорит за то, что область находилась за Вилией.

Вилия в основном течет с северо-востока на юго-запад. Следова­тельно, Завилейская земля должна (в зависимости от того, откуда на нее смотреть) находиться или на правом северном берегу, или на левом южном. (Из дальнейшего следует, что Завилейская земля находилась к северу от реки Вилии.) Однако не все источники говорят об этом оди­наково. Выражение «на реку Вилию» свидетельствует, что колонисты достигли правого берега Вилии. Так сказано в летописях Рачинского, Ольшевской, Румянцевской и Евреиновской (т. XXXV, с. 146, 174, 194, 215). В то же время в летописи Красинского, хронике Быховца, «Кронике» Стрыйковского и хронике Литовской и Жмойтской сказано «за реку Велью в землю Завельскую» (т. XXXV, с. 129; т. XXXII, с. 16, 129; ч. I, с. 85). Версию «за Вилию» принимает и М. А. Ючас ^1Э, ссылаясь, однако, лишь на те источники, которые содержат эту версию. Здесь явная ошибка, поскольку все дальнейшие события разворачи­ваются на правобережье, тем более что и город Керново находится на правом берегу Вилии.

Поскольку более вероятно, что составители летописи Красинского и хроники Быховца, по крайней мере в этом месте, не исправляли ис­порченный текст, а искажали правильный, то более вероятным кажет­ся выражение «на Вилию», т. е. что колонисты не переправились через реку, а лишь достигли ее.

Если принять версию, что жемайтами была колонизована лишь пра­вая сторона Вилии (где и образовалась Литва), то территория Жемай­тии и Литвы к моменту выхода жемайтов на Вилию будет иметь сле­дующий вид: на западе— Балтийское море (или бассейн р. Минни), на востоке — несколько не доходя до города Браславля, на севере — не доходя Западной Двины и на юге — Вилия — Неман. Согласно сказанию, такая территория Жемайтии — Литвы оставалась неизмен-

^{-----------------------}

¹³ Волкайте-Куликаускене Р. К.. Образование литовской народности.— Советская этнография, (979, № 3, с. 40. Согласно этой версии, название «Литва» первона­чально относилось к территории, расположенной на правом берегу Вилии, и увя­зывается с названием правого притока этой реки — Листавы (Листауки).

¹⁹ Juсas M. Lietuvos metrasciai. Vilnius, 1968, p. 60.

ной от момента основания Ердивилом Новогрудка до того времени, когда три государства (Жемайтия, Литва и Новогрудское княжество) слились, образовав громадное Великое княжество Литовское, Жемайт-ское и Русское Новогрудское. Следовательно, наращивание государст­венной территории происходило исключительно силами Новогрудского княжества, на помощь которому (не всегда) приходили силы Жемай-тии и Литвы.

Согласно сказанию, силой оружия непосредственно был завоеван: лишь Полоцк, но в дальнейшем (вернее, сразу после его покорения)-ни Полоцк в отдельности, ни вся Полоцкая земля в качестве области,, подчиненной Новогрудку, никогда не упоминаются. Эта обособлен­ность заходит так далеко, что Полоцк не участвует ни в одной из воен­ных акций Новогрудка. Дав краткую сводку культурной деятельности: в Полоцке потомков Гинвила и отметив, что эта династия вымерла,, сказание к Полоцку больше никогда не возвращалось.

Во всех остальных случаях (исключая Полоцк) территория Ново­грудского княжества (Великого княжества Новогрудского) увеличи­валась или в результате победоносных битв, ведшихся с татарами или-волынскими князьями, или путем захвата областей, население которых нисколько не сопротивлялось этому.

Из племен и народов сказание упоминает жомойть, литву и русь, на которых и сосредоточено главное внимание, а также, но крайне редко, татар, латыголу (латышей), немцев и корсь.

Граница между Литвой и Русью показана очень четко — это река Вилия (с жомойтью у руси непосредственных контактов не было). Чем, однако, разнилась литва от руси? О том, что язык жомойти отли­чался от русского, упоминает только летопись Красинского, и притом всего один раз (в связи с названием «Жомойть»). Очевидно, для лето­писцев, как и полагалось в средневековье, самым существенным был вопрос не этнический, а религиозный. Русь была христианской, литва и жомойть — языческими. Переход литовца или жемайта в христианст­во (по православному обряду) означал превращение неофита в «руси­на»; так произошло, например, с князем полоцким Гинвилом (т. XXXV, с. 130, 147, 175, 195, 216; т. XXXII, с. 160). Однако у Стрыйковского сообщается лишь, что Гинвил первым из литовских князей стал хрис­тианином, но о «русине» не говорится (Начала, с. 183; ч. I, с. 241). «Русинами» становились Гедиминовичи и вообще знатные литовцы и жемайты, получавшие владения на Руси, где они сразу крестились. Одновременно, попадая в иную этническую среду, меняли и язык, но это находится за хронологическими пределами сказания. Если о кре­щении литвина и превращении его таким образом в русина летописи, хотя и редко, сообщают, то о превращении русина в литвина — никог­да, Язычество в то время угасало, повсеместно распространилось хрис­тианство, а чтобы стать литовцем, видимо, нужно было отказаться от христианства в пользу язычества.

Данные сказания о том, где находилась Русь, чрезвычайно ограни­ченны. «Русь» — это прежде всего Волынь, затем Друцкое княжество, Полесье (города Туров, Пинск, Мозырь), Киевщина, Подляшье (Бе-рестье, Дорогичин, Мельник), а также Городно, Чернигов, Стародуб,

Карачев. Полоцк не назван Русью, а о Минске и вообще о Белоруссии дюсточнее линии Полоцк — Койданово — Могильно (кроме Друцка) летописи и хроники не упоминают.

Значит, из необъятной Руси сказание упоминает только отдельные

'районы или города, прежде всего находившиеся на Волыни. Весьма

.неясно представление сказания относительно этнического состава

населения того княжества, которому этот источник уделяет больше

всего внимания, т. е. Новогрудского.

Судя по тому, что основатель этого княжества Ердивил—Скир-з-юнт, отправляясь на «руские земли» из Жемайтни, должен был пере­правиться через Вилию и Неман, можно считать, что Русь находилась непосредственно за Вилией, что согласуется и с предыдущими высказы­ваниями того же сказания, что Литва — это область между Вилией и Двиной. Однако Новогрудское княжество, созданное южнее Вилии, восточной границей которого были Койданово — Могильно, в летопи­сях и хронике Быховца нигде не называется Русью, как не называется Русью и Полоцкое княжество. Так, Ердивил—Скирмонт, основав Новогрудок, двинулся на юго-запад и «зарубил» города Городно, Бе-рестье, Дорогнчин и Мельник, разрушенные татарами. Однако о том, что это были русские города, источники не говорят (т. XXXV, с. 91,

129. 146, 174, 194, 215). Туров и Пинск, которые после битвы на Ясель-де занял новогрудский князь, тоже не называются русскими (там же). Иначе обстоит дело с восточным Полесьем и северной Украиной — это земли русские. Так, после разгрома татар под Койдановом новогруд--ский князь «пошол на Рускую землю, и взял город Мозыр и Чернигов, Огародуб, Карачев» (т. XXXV, с. 91, 130, 148, 176, 196, 217). О том, что Новогрудок с областью были тоже «рускими», имеются в боль­шинстве косвенные указания: волынские князья непрерывно заявляли претензии на этот район как принадлежавший ранее русским князьям. Татарский «царь» требовал от Новогрудского князя дани на том осно­вании, что русские князья прежде платили дань за Новогрудскую зем­лю, называя при этом Новогрудского князя потомком русских князей {хан Балаклай потребовал, чтобы Скирмонт, князь новогрудский, «выходы его дал и баскаки его ховал по тым городом по тому, как с тых городов хоживал за предков его, князей руских»; т. XXXV, с. 91,

130. 148, 175, 196, 216—217). Вместе с тем в одном из последних сооб­щений о Новогрудке как о столице большого государства прямо ска­зано, что это был «руский» город: «И кнежечы Рынкголту не мало лет на Новегородцы и на иншых городех руских» (т. XXXV, с. 148).

Сказание никогда не называет Новогрудское княжество ни литов­ским, ни жемайтским. Оно существует само по себе, занимая при этом положение (в политическом отношении) выше, чем Литва или Жемай-тия. Князья-литовцы в Новогрудке были кем-то вроде варягов, но ва­рягов, которые не денационализировались. В то же время эти князья в сказании никогда не называются ни литовскими, ни жемайтскими, а только новогрудскими (вернее, великими князьями новгородскими), и лишь у Стрыйковского их титулатура несколько изменяется.

Очевидно, тот же вопрос, который сейчас возникает у нас при чте­нии летописей, о национальном характере Новогрудского княжества.

возник в свое время и у Стрыйковского. Оценивая значение литовского-и жемайтского элемента в истории Новогрудского княжества, Стрый-ковский изменил свою точку зрения, что и отразилось в его «Началах» и «Кронике».

В «Началах», т. е. в своем раннем произведении, Стрыйковский изложил версию об отношениях литвы с русью, которая отличается or всех остальных. Во-первых, «Начала» отличают Литву «Понема некую» от той, которая сидела «над Вилией и Двиной». Отсюда можно вывести, заключение, что поскольку, по мысли Стрыйковского, район между Ви­лией и Западной Двиной был лишь недавно колонизован жемайтами, то Понеманье заселено литовцами издавна. Это, конечно, не вяжется с представлением, что Литва — область, колонизованная жемайтами. Очевидно, Понеманская Литва — это не Жемайтия, поскольку цент­ром области была река Дубисса. Судя по позднейшим сообщениям,, это и не район верхнего Немана. Более всего под «Понеманскую» под­ходит местность, расположенная по Неману ниже Гродно и далее, не доходя до Ковно, вернее, до Невяжи. Политическая история Поне-манской и Повильской Литвы па раннем этапе была разная. «Та Литва,, которая жила над Неманом в пущах, издавна прислуживала Ново-грудскому княжеству», сидевшая же над Вилией и Западной Двиной: жила спокойно (Начала, с. 93). Следовательно, в истории Понеманской Литвы был период, когда она «прислуживала» Новогрудку, а это долж­но означать, что Новогрудок не был создан жемайтским князем, а су­ществовал много ранее.

«Начала» сообщают также о ранних столкновениях между литвой (видимо, Повильской) и Полоцком. Полоцкий князь (не сказано, ка­кой) совместно с псковичами напал на литовцев как на язычников, взял многих из них в плен и сделал из пленников «как бы скот». В ответ Гимбут с Кернусом напали на полоцкие владения. Они пришли к Брас-лавлю, разорили всю волость, затем двинулись к Полоцку, разорили все окрестности города, взяли в плен много народа, полоцкий же князь, испугавшись, спрятался в замке (Начала, с. 93—94). Несогласия в Руси привели к тому, что Кернус постепенно освободился от зависи­мости русских князей (Начала, с. 154).

.Далее сообщается, что у жемайтского князя Монтвила было три сына — Ердивил, Немонос и Викинт. Двух последних отец послал воевать против Полоцка. На помощь полочанам пришел смоленский" князь Мстислав Давыдович. Литовцы были разбиты, Немонос убит (Начала, с. 170—171). Начальная часть сообщения есть и в «Кронике» (ч. I, с. 233), но об убийстве Немоноса там ничего не сказано. Очевидно» сведение об этом убийстве было внесено в «Начала», чтобы объяснить непонятное исчезновение этого князя. Позже, не имея подтверждения обстоятельств смерти Немоноса в летописях, Стрыйковский исключил это место ²⁰.

Рассказ Стрыйковского и хроники Литовской и Жмойтской о по-

^{----------------}

²⁰ А. Коялович-Виюк (1609—1677), тоже опиравшийся на летописи, писал о нали­чии у Монтвила трех сыновей, в том числе Немана, но, как окончиласьжизнь Немана, он не сообщает (Kojalowicz-Wiuk A. Op. cit., s. 2).

ходе Ердивила на Русь, о захвате им территории к югу от Немана, а затем юго-запада Белоруссии отличается от рассказа летописей тем, что Новогрудок был создан не на пустом месте, как об этом сказано в летописях, а на городище, разоренном Батыем. Население при этом не противилось жемайтам (вернее, защищать край было некому, так как его опустошил Батый). Далее «Кроника» и хроника Литовская.и Жмойтская о деятельности Ердивила говорят то же самое, что и лето­писи, но в хронике Литовской и Жмойтской Ердивил именуется Радиви-лом (при первом упоминании он называется «Ердивил або Радивил», но далее только Радивил) (ч. I, с. 235; т. ХХХП, с. 19). Что касается «Начал», то в них есть ряд дополнительных сообщений, которые позже были Стрыйковским исключены. Так, «Начала» утверждают, что Ерди­вил во время похода на юго-запад Белоруссии построил при впадении реки Меречи в Неман замок Меречь. В дополнение к городам, которые, согласно другим источникам, восстановил Ердивил (Берестье, Дороги-чин, Бранск, Мельник, Бельск), «Начала», называют Волковыск и Мстибов. В заключение в «Началах» сказано, что потомство одного из вассалов Ердивила — Ейкша (ставшего родоначальником Довой-нов) — вскоре так размножилось, что Новогрудская, Гродненская, Волковысская и Мстибовская земли оказались заполненными шляхтой из этого рода (Начала, с. 172—177).

Заняв Подляшье, Ердивил восстановил разрушенные замки, причем население и здесь не только не оказывало ему никакого сопротивления, но выражало свое сочувствие. Расширив свои владения, Ердивил стал титуловаться так: «Радивил Монтвиловичь Жомоитской и Литовское земли дедичный пан, перший великий князь руский новгородский» (ч. I, с. 235; т. XXXII, с. 19). Следовательно, по этой версии, Ердивил был не предводителем небольшого отряда, направленного Моитвилом <; определенной целью на восток, а «дедичным» (наследственным) кня­зем Жемайтии и Литвы. Стрыйковский не объясняет, кем в таком слу­чае становился Монтвил, если владельцем и Литвы и Жемайтии делался его сын. Вместе с тем Стрыйковский подчеркивает, что Новогрудское княжество было русское, чего нет в летописях. Что касается тех знат­ных жемайтов, которые пришли с Ердивилом и которым он раздал на Руси поветы, то они вскоре побратались и покумились с «русью, христианами» (ч. I, с. 235; т. XXXII, с. 19).

Части «Начал» и «Кроники» Стрыйковского, в которых содержатся легендарные данные, основаны на летописях, точнее говоря на сказа­нии, и схожи с летописями. Однако между летописями и работами Стрыйковского местами есть и значительная разница. Она особенно отчетливо проявляется при определении роли руси (вернее новогруд-чан) и литвы (а также Жемайтии) в победах, одержанных новогрудски-ми князьями. Больше всего эта разница ощущается между летописями и «Началами» и гораздо меньше между летописями и «Кроникой», по­казывая тем, что в «Кронике» Стрыйковский в гораздо большей степе­ни следовал за летописями, чем в «Началах». Вероятнее всего, в своей работе («Началах») этот автор больше фантазировал, тогда как позже стал больше следовать за своими источниками, тоже, впрочем, достаточ­но фантастическими.

В летописях говорится о четырех битвах новогрудских князей^ которые неизменно оканчивались блестящими победами: на реке Ясель-де, у Койданова, на реке Окуневке и у Могильно на Немане.

По летописным данным, в битве на Ясельде с волынцами, которой руководил новогрудский князь Скирмонт или Шкварн, главную силу составляли новогрудчане, на помощь которым пришел с литовской силой (или литовской и жемайтской) князь Куковойт {т. XXXII, с. 131; т. XXXV, с. 91, 130, 147, 175, 195,216). В то же время в «Нача­лах» говорится, что победу над волынцами одерживали главным обра­зом литва и жмудь (Начала, с. 184—185). В «Кронике» же и хронике Литовской и Жмойтской, как и в летописях, сказано, что войско литов­ского князя Куковойта представляло лишь вспомогательную силу, решающую же роль играли повогрудчане (ч. I, с. 244; т. XXXII, с. 22).

В битве у Койданова победа над татарами, согласно летописям и хронике Быховца, была одержана исключительно силами новогрудчан (князем Скирмонтом); ни литва, ни жемайты в битве не участвовали (т. XXXV, с. 91, 130, 148, 176, 196, 217; т. XXXII, с. 131). По хронике Литовской и Жмойтской, Скирмунт назван князем новгородским и ли­товским, но пришел он к Койданову с войском «руским» (т. XXXII, с. 23). Согласно же «Началам», Скирмунт у Койданова был «с литвой и русью», причем «триумф взяла» одна литва (Начала, с. 185). В проти­воречии с летописными данными «Начала» утверждают, что в результа­те битвы Скирмунт захватил не только Мозырь, Стародуб, Чернигов и Карачев, ной Брянск, и «Путвиль» (Путивль) (Начала, с. 185), Со­гласно «Кронике», победу одержали совместно Скирмунт и Куковойт, т. е. Новогрудок и Литва (ч. I, с. 248). Значит, в этом случае разницы между «Кроникой» и «Началами» нет.

У Могильно против коалиции русских князей и татар, по летописям и хронике Быховца, выступал только новогрудский князь Рынгольт, битва окончилась сокрушительным поражением союзников (т. XXXV, с. 92, 131, 148, 176, 197, 217; т. XXXII, с. 132). В хронике Литовской и Жмойтской говорится, что Рынгольт, великий князь литовский, жемайтский и новогрудский, пришел к Могильно, «зобравши литву и жомойть, также и русь свою» (т. XXXII, с. 25). Иначе изображено в «Началах»: Рынгольт выступил к Могильно с «вымуштрованым рыцар­ством Литвы и Жмуди»; жмудское войско шло впереди, литовское — с правой стороны, а отряды новогрудчан — в центре (Начала, с. 187). Сразу после этой битвы Рынгольт двинулся против немцев, так как в то время крестоносцы направились против прусов (Начала, с. 188). Почти то же самое, хотя и без деталей, которые так охотно добавлял Стрыйковский, говорится в «Кронике» (ч. I, с. 248).

В «Кронике», а за ней и в хронике Литовской и Жмойтской есть описание еще одной битвы с татарами, тоже окончившейся полным раз­громом врага. Об этой битве ни в летописях, ни в «Началах» нет ниче­го. В хронике Литовской и Жмойтской это событие описано так: та­тарский хан Кидан, услышав, что Радивил жомойтский захватил «пан­ства» Новогрудское, Берестейское, Подляшское и другие, «аж до Мозыра», в 1263 г. послал к нему своих баскаков, требуя дани. Радивил обратился за помощью к братьям — Викинту жомойтскому и Живин-

буду литовскому, и те прислали свои отряды. К тому времени Кидан переправился через Днепр и «тамтою стороною» (очевидно, правым берегом) пришел к Мозырю. Радивил, у которого были русь, новогруд-чане, слонимчане, пишцане, жемайты и литва, ударил на рассвете по татарам и одержал блестящую победу (т. XXXII, с. 20). Как видно, в этом случае на первое место выдвинуты войска «руси» и ряда городов западной Белоруссии; литовский отряд играл подсобную роль. Здесь, как и в ряде других случаев, видно плохое знание составителем летопи­си географии описываемой им местности. Так, в летописи написано: Кидан «притягнувши под Мозыр... положил ся над Днепром на устю Прилети» (т. XXXII, с. 20), но от Мозыр я до устья Припяти больше - 100 км, и поэтому «положиться» одновременно и в устье Припяти, и у Мозьтря невозможно.

Все летописи и хроники, а также Стрыйковский подчеркивали, что ^: новогрудские великие князья завладели юго-западом Белоруссии, не ¹ встречая никакого сопротивления населения и даже при его одобре-' нии, войны же против волынских князей и татар имели характер обо­ронительный. Волынские и другие русские князья выступали против; владельцев Новогрудка, потому что считали Новогрудское княжество своим наследственным владением, но на собственно литовские земли j они не претендовали.