Глава четвертая. Можно было бы потребовать от Эмпедокла ответа на следующий вопрос, поскольку он утверждает, что каж­дая вещь существует в силу определенного соотноше­ния ее

Имеется и другое дошедшее до нас мнение о душе, убедительное для многих не менее, чем изложенные выше, но уже подвергнутое обсуждению и как бы дав­шее о себе отчет в общедоступных сочинениях[37]. Душа, зо согласно этому мнению, есть некая гармония, гармо­ния же есть смешение и сочетание противоположно­стей; из противоположностей составлено и тело. Однако гармония есть определенное соотношение смешанных частей или соединение частей, душа же не может быть ни тем ни другим. Далее, приводить в движение не свойственно гармонии, между тем все приписывают это свойство, так сказать, преимущественно душе. Го­ворить о гармонии подобает больше в отношении здо­ровья и вообще в отношении превосходных телесных свойств, нежели в отношении души. Это станет совер­шенно очевидным, если попытаться свести состояния и действия души к некоторой гармонии, ибо трудно согласовать их. Далее, говоря о гармонии, мы имеем в виду два ее значения: во-первых, гармония в собствен­ном смысле есть сочетание величин, которым свойст­венны движение и положение, когда они так прилажены друг к другу, что больше уже не могут принять в себя ничего однородного; во-вторых, гармония есть соотно­шение частей, составляющих смесь. Так вот, нет ника­кого разумного основания приложить какое-либо из этих значений к душе. Связь частей тела чрезвычайно легко {384} обнаружить: ведь существуют многие и многообразные сочетания таких частей; а из чего составленным и ка­ким сочетанием следует признать ум, или способность ощущения, или способность стремления? Также нелепо считать душу соотношением смеси: ведь смесь элементов в плоти имеет другое соотношение, чем в костях. А то и получится, что имеется много душ, расположенных по всему телу, если только все состоит из смеси эле­ментов, а соотношение смеси составляет гармонию, т. е. душу.

Можно было бы потребовать от Эмпедокла ответа на следующий вопрос, поскольку он утверждает, что каж­дая вещь существует в силу определенного соотноше­ния ее частей: есть ли душа такое соотношение или, скорее, нечто иное, находящееся внутри частей тела? Далее, есть ли дружба причина случайного смешения или смешения, имеющего определенное соотношение? И есть ли душа само соотношение или составляет не­что иное помимо него? Вот какие вопросы вызывает это мнение. Если же душа есть нечто отличное от смеси, то почему она уничтожается вместе с плотью; и другими частями живого существа? Кроме того, если не всякая часть тела имеет душу, а душа не есть соот­ношение смеси, то что же погибает, когда душа поки­дает тело?

Таким образом, из сказанного ясно, что душа не может ни быть гармонией, ни совершать круговращение. Но, как мы сказали, душа может двигаться привходящим образом и приводить в движение самое себя, подобно тому как может двигаться тело, в котором она находится, а тело — приводиться в движение душой; по-другому совершать пространственные движения ей невозможно.

Имеется еще больше оснований усомниться в том, что душа движется, если обратить внимание на следующее. А именно: мы говорим, что душа скорбит, ра­дуется, дерзает, испытывает страх, далее, что она гне­вается, ощущает, размышляет. Все это кажется дви­жениями. И потому можно было бы подумать, что и сама душа движется. Но это вовсе не необходимо. Ведь если и скорбеть, радоваться, размышлять — это именно движения, и все это означает быть приведен­ным в движение, то такое движение вызывается душой(например, гнев или страх — оттого, что сердце вот так-то приходит в движение; размышление, быть мо­жет, означает такое вот движение сердца или чего-то иного; причем в одних случаях происходят перемеще­ния, в других — превращения; какие и как — об этом особый разговор). Между тем сказать, что душа гне­вается, — это то же, что сказать — душа ткет или строит дом. Ведь лучше, пожалуй, не говорить, что душа сочувствует, или учится, или размышляет, а го­ворить, что человек делает это душою, сочувствует, учится или размышляет, И это не означает, что дви­жение находится в душе, а означает, что оно то дохо­дит до нее, то исходит от нее; так, восприятие от та­ких-то вещей доходит до нее, а воспоминание — от души к движениям или их остаткам в органах чувств.

Что касается ума, то он, будучи некоторой сущно­стью, появляется, по-видимому, внутри [души] и не разрушается. Ведь разрушение вызывается главным образом ослаблением в старости; здесь же [с умом] происходит примерно то же, что с органами чувств. В самом деле, если бы старик получил глаз юноши, то он видел бы подобно ему. Таким образом, старение происходит не оттого, что душа претерпела какое-то изменение, а оттого, что претерпело изменение тело, в котором она находится, подобно тому как это бывает при опьянении и болезнях. Мышление и умозрение; также слабеют, когда внутри разрушается нечто дру­гое, само же мышление ничему не подвержено. Раз­мышление, любовь или отвращение — это состояния не ума, а того существа, которое им обладает, поскольку оно им обладает. Вот почему, когда это существо повреждается, оно и не помнит и не любит: ведь память и любовь относились не к уму, а к связи [души и тела], которая исчезла. Ум же есть, пожалуй, нечто более божественное и ничему не подверженное.

Из изложенного очевидно, что душа не может дви­гаться. А если она вообще не движется, то ясно, что она не может двигать самое себя.

Из приведенных мнений наиболее нелепо то, будто душа есть само себя движущее число. У тех, кто вы­сказывает это мнение[38], указанные выше несообразно­сти вытекают из определения души как движущейся, а особые — из утверждения, будто душа есть число. {386} В самом деле, как же мыслить единицу движущейся, < раз она не имеет ни частей, ни различий? Под дейст­вием чего и каким образом она движется? Если она действительно способна приводить в движение и сама двигаться, то она должна иметь различия.

Далее, так как утверждают, что линия, двигаясь, образует плоскость, а точка — линию, то и движения единиц должны составлять линии: ведь точка — это единица, имеющая определенное положение; в таком случае и число-душа находится где-то и имеет опреде­ленное положение.

Далее, если от числа отнять некоторое число или единицу, то остается другое число. Между тем расте­ния и многие животные, будучи рассечены, продол­жают жить и, думается, имеют ту же по виду душу.

Кажется, безразлично, говорить ли о единицах или о маленьких тельцах. В самом деле, если шарики Де­мокрита превратить в точки, оставив только их коли­чество, то среди них будет нечто движущее и нечто движущееся, как в непрерывной величине. Указанное[39] происходит не из-за различия в размерах — велики ли они или малы, — а в силу того, что они количество. Поэтому необходимо, чтобы было нечто, что двигало бы эти единицы. Если же душа есть движущее в живом существе, то также и в числе, поэтому душа не может быть и движущим и движущимся, а есть только дви­жущее. Так вот, каким образом единица может быть такой? Ведь ей должно было бы быть присуще какое-то отличие от других единиц. А какое может быть у точки-единицы отличие, кроме различия в положении? Следовательно, если единицы [души] в теле и точки [тела] различны, то единицы окажутся в том же самом месте: ведь каждая единица займет место точки. Од­нако если в одном и том же месте могут быть две точки, то что мешает тому, чтобы в нем было бесконечное их число? Ведь то, место чего неделимо, само неделимо. Если же точки, находящиеся в теле, составляют число душу или если число находящихся в теле точек есть душа, то почему не все тела имеют душу? Ведь ка­жется, во всех телах имеются точки, и притом бесчис­ленное множество. Кроме того, как могут точки отде­литься и освободиться от своих тел, если линии не­разделимы на точки {387}?