Элиты и массы. Массовое общество. Взаимодействие элиты и масс. Элит-массовые отношения

Отношения элиты и масс составляют особый срез общества, который не совпадает с другими срезами (классовым, сословным и т.д.). Обладание властью, возможность использования власти и реализации властных полномочий и, наоборот, отсутствие власти и возможности использовать власть для реализации личных, групповых и других целей – основная разграничительная черта между элитой и массой.

Элиты и массы в их «индустриальном» значении слова – результат развития общества, в котором чистота традиционных, сословных, классовых критериев дифференциации уступает место новым критериям, основанным на роли в управлении постоянно и стремительно усложняющимся обществом.

Осмысливая основные тенденции ХХ века, С.Московичи следующим образом определил историческую динамику взаимоотношений элиты и масс: «…в начале этого века можно было с уверенностью говорить о победе масс; в конце мы полностью оказываемся в плену вождей». Он полагал, что «мы сегодня присутствуем при глобализации масс, при создании массы мирового масштаба», в создании которой огромную роль играют электронные и телевизионные коммуникации, системы мультимедиа. Э.Тоффлер выдвигает противоположный постулат о том, что в возникающем информационном обществе происходит демассовизация: «Общество перестает быть массовым». К.Лэш, формулируя тезис о «восстании элит» в конце ХХ века, полагает, что именно от «самих верхов общественной иерархии» исходит главная угроза.

Вероятно, между этими утверждениями есть нечто общее: прогресс технологий господства над массами настолько ускоряется, что прежние индустриальные массы начинают уступать место каким-то новым совокупностям людей, которые нельзя в буквальном смысле назвать массами в индустриальном смысле слова. Демассовизация означает новый способ существования людей в постиндустриальном обществе, а стало быть, и новый способ господства над ними. По традиции те социальные группы, которые осуществляют власть над этими совокупностями, называют элитами, хотя, вполне возможно, это уже качественно иные социальные и политические образования. Точнее, в деятельности элит зарождаются признаки новых социальных общностей, контролирующих демассовизирующееся общество.

Расхождение мнений между Э.Тоффлером и С.Московичи определяется не только различными подходами к определению понятия «масса», но и, что более важно, различными представлениями о динамике развития человеческого общества. Э.Тоффлер выступает как исследователь, для которого элитистская схема в ее универсалистском варианте является базовой. С ее помощью он предпринимает попытку определить историческое место процессов массовизации и демассовизации общества, увязывая ее с концепцией «груза решений». Э.Тоффлер показал, что доиндустриальное общество характеризуется рудиментарным разделением труда, медленным характером перемен, и, следовательно, минимальным количеством необходимых политических и административных решений. Это позволяло «крошечной, полуобразованной, неспециализированной» элите управлять без помощи снизу.

Индустриальное общество привело к значительному разделению труда, ускорению развития, усложнению общества. Груз необходимых решений стал настолько велик, что старые элиты не могли больше с ним справляться. Новые элиты индустриального общества – это интегрирующие элиты, которые должны нести все увеличивающийся груз решений. Однако ответственность за принятие решений приходится все больше делить с массами. Следовательно, «демократия становится не предметом выбора, а эволюционной необходимостью». В данном изложении существенно то, что Э.Тоффлер проводит качественное различие между элитами традиционного и индустриального обществ, отмечая изменения в составе и качестве элит, их способности управлять и в их взаимоотношении с массами.

Индустриальное общество – это одновременно и массовое общество. Массовое индустриальное производство привело к вовлечению в производство многих миллионов бывших крестьян, превратило их в горожан, приобщив к благам урбанизма. Вместе с тем начинается и вторжение масс в политику, в культуру, в идеологию. Массовое общество как общество, в котором массы становятся субъектом политической и экономической жизни, связано с нивелировкой личности, превращением ее в «винтик» производственных и социальных систем.

Вторжение масс во все сферы общественной жизни, воспринятое многими как «восстание масс», составило специфику первой половины ХХ века в индустриальных странах. Массовое общество – это элитистское общество, поскольку противовесом увеличивающимся и активизирующимся массам может быть только организованная, сплоченная элита, использующая новейшие социальные технологии для обеспечения своего господства над массами.

Те отношения, которые существуют между элитами и массами, можно определить как элит-массовые. По своему характеру – это социальные и политические отношения. Социальный характер они приобретают постольку, поскольку затрагивают деятельность, жизнь миллионов людей, всего социума, накладывая соответствующий отпечаток на все другие социальные отношения. Это отношения одновременно и политические, поскольку основным вопросом в них является вопрос о «производстве», распределении и использовании власти. Таким образом, понятие элиты может приобрести реальное наполнение лишь в контексте элит-массовых отношений, вне этих отношений понятие элиты вырождается в фикцию, в лучшем случае – в эквивалент понятий из других теоретических систем.

Элит-массовые отношения имеют сложную структуру, основу которой составляют взаимосвязи элиты и масс и в то же время отграничения друг от друга. В элитистских теориях обычно принято подчеркивать то, что разделяет элиту и массы. Нам, напротив, представляется, что взаимосвязи между ними имеют гораздо большее значение.

Взаимосвязь элиты и масс есть начальное условие их существования. Без масс не может быть и элиты. Общество, состоящее из одной элиты, настолько же нереально, как массы в обществе, не вырабатывающие, не выделяющие собственной элиты. Какие бы грандиозные общественные перемены ни происходили, насколько бы ни изменялся господствующий класс, под какими бы благими лозунгами социальной справедливости ни проводились революции и восстания, результат всегда бывал однотипным: возникала новая элита, для которой удержание власти и контроля над массами становилось одной из главных задач.

Уникален в этом плане для периода новейшей истории пример России. В 1914-1920 гг. старая элита была либо уничтожена в огне мировой и гражданской войн, либо вынуждена эмигрировать, либо рассеяна по территории страны, лишившись былого положения. Тем не менее, новая элита не заставила себя ждать. И хотя она была по своему происхождению народной, действия ее по отношению к народу были вполне традиционны для России. Советская элита зародилась как элита, выработанная массой: она возникла в массах, была вознесена к вершинам власти массой, опиралась на массу в своей политике. Прав был Н.Бердяев, который считал советский коммунизм чисто российским явлением: «Большевизм гораздо более традиционен, чем это принято думать, он согласен со своеобразием русского исторического процесса».

Взаимосвязь элиты и масс выражается во взаимообусловленности их конкретно-исторических форм. Г.К.Ашин, характеризуя советскую тоталитарную элиту, верно замечает: «это была люмпен-аристократия, которая противостояла столь же люмпенизированной, деклассированной массе…». О.Березкина, изучая советскую революционную элиту 1920-х гг., пришла к выводу, что «плебеизация элиты явилась одним из источников ее выдающихся качеств…Вышедшая “из низов” элита обладала существенными преимуществами в плане понимания психологии масс, мотивов политического поведения…».

При обосновании данного положения мы исходим из идеи, выдвинутой Э.Тоффлером: «у каждой цивилизации есть свой скрытый код – система правил или принципов, отражающихся во всех сферах ее деятельности, подобно некоему единому плану». Вторая волна (по терминологии Э.Тоффлера) в развитии человеческого общества характеризуется системой шести взаимосвязанных принципов, программирующей поведение миллионов (принципы стандартизации, специализации, синхронизации, концентрации, максимизации, централизации). Полагаем, что и элиты, и массы индустриального общества подчиняют свое развитие этим принципам не потому, что они сознательно сделали свой выбор, а потому, что вне них они объективно развиваться не могут.

Стандартизация проявляет себя наиболее ярко: машинное производство создает по всему миру одинаковые условия труда, одинаковые профессии, одинаковый образ жизни для десятков миллионов людей. Условиями машинного производства определяется жизнь и поведение не только образовавшихся масс индустриальных рабочих, городских жителей, специалистов, конторских служащих, но и всего мира властвующей элиты. Стандартизация проявляет себя и в том, что элиты вынуждены одинаково реагировать на поведение масс, вырабатывая сходные политические алгоритмы.

Специализация во взаимодействии элиты и масс обнаруживает себя как противоположность стандартизации: массы начинают дифференцироваться по профессиям, отраслям экономики, местам проживания и т.д. Для руководства этим увеличивающимся разнообразием внутренне единых масс требуются не менее дифференцированные элиты, каждая из которых должна специализироваться на «обслуживании» вполне определенных масс. Происходит разделение между различными видами элит. Эпоха натурального хозяйства, для которой был характерен универсальный производитель – крестьянин, полностью обеспечивавший себя всем необходимым, ушла в прошлое вместе с аристократией, которая была для крестьянина также «всем» - и экономической, и политической, и военной, и судебной властью.

Синхронизация поведения элиты и масс была связана не только с машинным производством, но и с распространением демократии, а также новых средств коммуникаций и средств массовой информации. Необходимость привлечения на сторону различных групп элиты максимального числа избирателей привела к тому, что элиты стали строить свою политику на мобилизации масс к определенным событиям, кампаниям. Управление массами потребовало от элиты разработки способов манипулирования массами, поскольку методы прямого принуждения в индустриальном обществе перестали быть эффективными. Но и массы начали учиться тому, как заставить элиту (или определенную ее часть) своевременно реагировать на движение «снизу». Стремление к взаимной синхронизации было вынужденным с обеих сторон, однако полностью никогда не было реализовано.

Концентрация как принцип, программирующий поведение элиты и масс, раскрывала себя по мере развития индустрии. Гигантские массы концентрировались по различным признакам: росли миллионные города, создавались предприятия с десятками тысяч работников, проводились массовые политические кампании с сотнями тысяч участников, в ходе военных действий под ружье ставились десятки миллионов и др. Концентрация создавала большие удобства для элиты с точки зрения воздействия на массу, однако порождала и глобальные проблемы, поскольку концентрированная масса обладает огромным потенциалом разрушения власти элиты. Концентрация масс привела к концентрации элиты. Элита шла вслед за массой.

Максимизация проявляла себя в действиях элиты и масс как стремление к достижению наиболее крайних, радикальных целей радикальными средствами. Эпоха индустриализма – эпоха борьбы между массами и элитами за господство в обществе. В этой борьбе стремление к диктатуре было ярко проявляющейся тенденцией. Террор во всех его проявлениях (политический, идеологический, экономический и т.д.) был средством решения глобальных политических задач. Советский большевизм был наиболее радикальной попыткой установить диктатуру рабочих масс над старой элитой, и эта попытка была доведена до своего логического конца. Германский фашизм стал наиболее полным выражением диктатуры крупного капитала над массами, и в осуществлении этой диктатуры буржуазия также пошла до конца.

Исторический опыт показал, что максимизация успеха в борьбе с антиподом приводит к прямо противоположному результату. В СССР массы, воодушевленные идеями равенства, создали наиболее иерархизованную элиту. В Германии буржуазия, воодушевленная идеями завоевания «жизненного пространства» и сохранения социального порядка, основанного на открытом господстве крупного капитала, привела страну к военному и политическому краху и возникновению демократического общества, в котором массы смогли оказывать свое влияние на политику.

Наконец, централизация находит свое выражение в устранении следов былой автономии в жизни как элиты, так и масс. Традиционное общество с его примитивными средствами коммуникации позволяло многим представителям господствующих слоев жить сравнительно автономно от своих собратьев по классу, ведя хозяйство, творя суд и расправу так, как предписывал обычай. Не столько общая воля «верхов», сколько личные представления о должном, уклад жизни, обычаи и верования определяли поведение «господ».

В индустриальном обществе элита стала взаимозависимой, вместо прежней автономии наступает эпоха координации действий, подчинения их решениям тех, кто мог определить наиболее важные тенденции развития. Элита подчиняется «центрам власти», которые возникают из членов самой элиты для того, чтобы в безмерно усложнившихся условиях гарантировать свою власть. Руководство крупных корпораций (при социализме - крупных предприятий и организаций), политических партий, объединений и движений, средств массовой информации, клубы, государственный аппарат централизовали процессы принятия решений, формирования общественного мнения, выработки политики и т.д.

В массах происходили аналогичные явления: массы в своих действиях подчинились вождям, которые стали центром политической и духовной воли. Профсоюзы, социал-демократические и другие народные партии, религиозные и культурные общества «для масс», политические проповедники объединяли вокруг себя народные слои «по интересам», подчиняя их поведение указаниям Центра.

Кроме отмеченных принципов, характеризующих код индустриальной цивилизации, думаем, следует назвать еще один – принцип иерархии. Элита выстраивается в сложную иерархизованную систему, в ней слои элиты располагаются по их роли в принятии решений в различных областях жизнедеятельности. Массы не представляют некую однородную субстанцию, а выстраиваются в многочисленные социальные, профессиональные, политические, религиозные, национальные, культурные иерархии.

Принцип иерархизации общества наполняет дихотомию «элита – массы» смыслом, помогая разрешить несколько противоречий: позволяет представить элементы дихотомии как многоуровневые образования, внутренне дифференцированные по отношению к власти; и элиты, и массы выступают в этом случае не как абстрактные социальные страты, а как неоднородные, меняющиеся социальные группы со своими траекториями развития.

Принцип иерархизации позволяет представить элиты и массы не как нечто абсолютное противоположное по своему объективному содержанию и роли в обществе, а как взаимозависимые и взаимодействующие социальные страты. Множество переходных слоев, групп связывает элиту с массой.

Взаимосвязи элиты и масс проявляются по самым различным каналам. Поведение элит, их возможности в реализации власти во многом зависят от того, какое поле деятельности для них предоставляют массы. Пассивность, инертность масс – основа всевластия элиты. Не только от масс зависит власть элиты, но и от многих других факторов: от технологических возможностей для подавления недовольства, от силы государственного аппарата, от существующих традиций в обществе и т.д.

Для элиты взаимодействие с массами есть способ сохранения своего господства. Это может быть воздействие управленческое, психологическое, идеологическое, коммуникативное и др. С другой стороны, массы видят в элите объект своего воздействия, пытаясь добиться от нее необходимых решений и действий. Спектр этого воздействия также необычайно широк: от просьб, писем, жалоб, обращений до забастовок, восстаний и революций.

Существуют пределы взаимодействия между элитой и массами, выход за рамки которых приводит к потере качественной определенности элиты и масс, к изменению формы их взаимоотношений. Так, если массы, воздействуя на элиту, добиваются выполнения своих необходимых требований, ограничивая ее возможности, то возникает новая конфигурация отношений элиты и масс. И наоборот, при тотальном подавлении массы элитой одним из возможных следствий может быть массовый взрыв недовольства (бунт, стачка, демонстрация, акция гражданского неповиновения, гражданская война и др.).

Взаимосвязи и взаимодействие элиты и масс – не менее важная и заметная сторона их отношений, чем их взаимоотграничение. Обычно отмечается один его аспект: действия элиты по отграничению от масс. Создаются различного рода общественные, государственные институты, которые играют роль сита, не пропускающего представителей массы в ряды элиты. Системы чинов, званий, наград, образования, продвижения по службе и т.д. выступают в качестве надежных ограничителей (цензов, фильтров) и регуляторов в социальных передвижениях между массами и элитой.

Означает ли это, что массы не отграничиваются от элиты и всегда стараются разрушить границы с ней? Думаем, в массах существует аналогичная, хотя и менее заметная, менее изученная, тенденция. Для большинства массы не существует сколько-нибудь значительных шансов на переход в ряды элиты. Осознание этого факта способствует выработке форм жизнедеятельности, отличающихся от форм жизнедеятельности элиты, которые закрепляются традицией, привычками, особой субкультурой. Сформировавшиеся специфические формы социального, в том числе группового, корпоративного, профессионального и др. сознания («мы – крестьяне», «мы – рабочие», «мы – мастеровые» и т.д.) закрепляет у массы понимание возможностей и пределов своей деятельности, в рамках которых и предстоит существовать. Отграничение проявляется и в критике элиты и противопоставлении ей «простого народа», его образа жизни; как противодействие мероприятиям, проводимым элитой и как борьба с элитой.

Массы и элиты решают ряд общих задач, не сводящихся к обеспечению господствующих позиций какого-либо слоя. Стремление к обеспечению стабильности социума и его функционирования, развития находит свое выражение в таких политических и социально-психологических явлениях, как патриотизм (или в крайней национально-эгоистичной форме – национализм, шовинизм, расизм), энтузиазм, героизм и т.д.

Очевидно, что общее между массами и элитой не снимает острых внутренних противоречий в элит-массовых отношениях. Именно они в первую очередь заметны и определяют отношение к элитам и проблеме элит. Однако противоречивость и единство элит-массовых отношений – это лишь две стороны одного целого. Противоречия не сводятся к констатации различий между элитой и массами. Различия – лишь одна из основ потенциальных противоречий. Противоречия в элит-массовых отношениях возникают тогда, когда существует потенциал активности, деятельности элит и/или масс, направленный на поглощение, изменение, уничтожение, подавление, подчинение контрагента отношений.

Основное противоречие в элит-массовых отношениях проходит по линии «присвоение власти – отчуждение от власти», связанное с существующим разделением труда и отношениями собственности. Элита присваивает основной объем властных полномочий, масса в целом лишается их, отчуждается от власти. Присвоение власти - основа, «материальный» базис элиты, это – ее системообразующий признак, принцип структурирования элиты. Власть – своего рода «политическая собственность» (если использовать политэкономическую терминологию), обладание которой составляет основное содержание деятельности элиты. Отчуждение от власти для масс не может быть полным. В любом обществе, даже с самой жесткой диктатурой, сохраняется какая-то минимальная доля прав у масс, определяемая обычным правом, традицией, законом; некоторая доля возможностей (снижение производственной активности, саботаж, бунт, восстание, мятеж, гражданская война и т.д.) для реализации массами своего влияния на власть.

Основное противоречие поддерживает качественную специфику и элиты, и масс. При характеристике качества вряд ли целесообразно использовать термины морально-оценочного плана: «избранные», «лучшие», «худшие» и т.д. Под качеством элиты и масс понимается лишь специфическое для каждого из них содержание и соотношение составных элементов, которое позволяет отличать их друг от друга.

Если элита увеличивает свою численность выше определенного оптимума, снимает или делает менее жесткими барьеры для притока представителей масс в свой круг, если у масс исчезают или трансформируются представления о высших слоях общества как элите, то границы между элитой и массой становятся все более прозрачными, элит-массовые отношения начинают терять свою определенность и вступают в стадию кризиса.