Глава вторая. У Жана Вальжана рука все еще на перевязи

Осуществить свою мечту! Кому дано такое счастье? Должно быть, в небесахнамечают и избирают достойных; мы все, без нашего ведома, в числекандидатов; ангелы подают голоса. Козетта и Мариус попали в числоизбранников. В мэрии и в церкви Козетта была ослепительно хороша и трогательна. Еенаряжала Тусен с помощью Николетты. Поверх чехла из белой тафты на ней было платье бельгийского гипюра,фата из английских кружев, жемчужное ожерелье, венок из померанцевых цветов;все было белое, и в этой белизне она блистала, как заря. От нее исходилотонкое очарование, окружавшее ее сияющим ореолом; чудилось, будто земнаядева на ваших глазах превращается в богиню. Красивые волосы Мариуса были напомажены и надушены; кое-где под густымикудрями виднелись бледные шрамы - рубцы от ран, полученных на баррикаде. Дед, более чем когда-либо воплощая в своем наряде и манерах всеизящество и щегольство времен Барраса, величественно, с гордо поднятойголовой вел Козетту к венцу. Он заменял Жана Вальжана, который из-заперевязанной руки не мог сам вести новобрачную. Жан Вальжан, весь в черном, следовал за ними и улыбался. - Ах, господин Фошлеван! - говорил дед. - Не правда ли, какой чудесныйдень? Я голосую за отмену всех огорчений и скорбей. Надо, чтобы нигде отнынене было места печали. Я предписываю всеобщее веселье, черт возьми! Зло неимеет права на существование. Неужели есть еще на свете несчастные люди?Честное слово, это позор для голубых небес. Зло не исходит от человека,человек по существу добр. Центр управления всеми людскими бедствияминаходится в преисподней, иными словами, в Тюильрийской резиденции самогоСатаны. Скажите на милость, я заговорил, как заправский демагог! Что ж, уменя нет больше политических убеждений; пускай все люди будут богаты, пускайрадуются жизни - вот все, чего я хочу. Когда по выполнении всех церемоний, - произнеся перед лицом мэра иперед лицом священника все полагающиеся "да", подписав свое имя под брачнымконтрактом в муниципалитете и в ризнице, обменявшись кольцами, постояв рядомна коленях под белым муаровым венчальным покровом в облаках кадильного"дыма, - новобрачные, Мариус весь в черном, Козетта вся в белом,предшествуемые швейцаром в полковничьих эполетах, который громко стучал поплитам своей алебардой, прошли рука об руку, вызывая всеобщее восхищение изависть, меж двумя рядами умиленных зрителей, к церковным дверям,распахнутым настежь, и направились к карете, даже тут Козетта не поверила,что все это наяву. Она смотрела на Мариуса, смотрела на толпу, смотрела нанебо; она словно боялась пробудиться от сна. Ее изумленный, неуверенный видпридавал ей особенное очарование. На обратном пути они сели в одну карету,Мариус рядом с Козеттой; Жильнорман и Жан Вальжан поместились против них.Тетушка Жильнорман отступила на задний план и ехала в следующей карете. - Ну вот, дети мои, - говорил дед, - теперь вы - господин барон игоспожа баронесса и у вас тридцать тысяч франков ренты. Наклонившись к Мариусу, Козетта нежно прошептала ему на ухо своимангельским голоском: - Значит, это правда? Я ношу твое имя. Я - госпожа Ты. Юные существа сияли радостью. Для них наступило неповторимое,невозвратное мгновение: они достигли вершины, где их расцветшая юностьобрела всю полноту счастья. Как сказано в стихах Жана Прувера, обоим вместене было и сорока лет. То был чистейший союз: эти двое детей напоминали двелилии. Они не видели, а созерцали друг друга. Мариус представлялся Козетте внимбе, Козетта являлась Мариусу на пьедестале. И на этом пьедестале и в этомнимбе, как в двойном апофеозе, где-то в непостижимой дали, для Козетты - внеясной дымке, для Мариуса - в блеске и пламени, брезжило нечто идеальное,нечто реальное, место свидания грезы и поцелуя - брачное ложе. Они с умилением вспоминали о прежних муках. Им казалось, что страдания,бессонные ночи, слезы, тревоги, ужас, отчаяние, обернувшись лаской и светом,усиливали очарование грядущего блаженного часа и что их горести были лишьслужанками, которые убирали к венцу их лучезарную радость. Выстрадатьстолько, - как это хорошо! Былое горе окружало их счастье ореолом. Долгаяагония любви вознесла их на небеса. Эти юные души были в одинаковом упоении, с оттенком страсти у Мариуса истыдливости у Козетты. Они говорили шепотом: "Мы навестим наш садик на улицеПлюме". Складки платья Козетты лежали на коленях Мариуса. Этот день - неизъяснимое сплетение мечты и реальности, обладания игрезы. Еще есть время, чтобы угадывать будущее. Какое невыразимое чувство -в сиянии полдня мечтать о полуночи! Блаженство двух сердец передавалосьтолпе и вызывало у прохожих радостное умиление. Люди останавливались на Сент-Антуанской улице, против церкви св. Павла,чтобы сквозь стекла экипажа полюбоваться померанцевыми цветами, трепетавшимина головке Козетты. Наконец они вернулись к себе, на улицу Сестер. Рука об руку с Козеттой,торжествующий и счастливый Мариус взошел по той самой лестнице, по которойего несли умирающим. Нищие, столпившиеся у дверей, деля меж собою щедроеподаяние, благословляли молодых. Всюду были цветы. Дом благоухал не меньше,чем церковь; после ладана - аромат роз. Влюбленным слышались голоса, поющиев бесконечной вышине, в их сердцах пребывал бог, будущее представлялось имнебесным сводом, полным звезд, они видели над головой сияние восходящегосолнца. Вдруг раздался бой часов. Мариус взглянул на прелестную обнаженнуюруку Козетты, на плечи, розовевшие сквозь кружева корсажа, и Козетта, уловивего взгляд, покраснела до корней волос. На свадьбу было приглашено много старых друзей семейства Жильнорман;все теснились вокруг Козетты, наперебой осыпая ее любезностями; каждыйоспаривал честь первым назвать ее госпожой баронессой. Офицер Теодюль Жильнорман, уже в чине капитана, прибыл из Шартра, гдестоял его эскадрон, чтобы присутствовать на венчанье кузена Понмерси.Козетта не узнала его. Да и он, избалованный успехом у женщин, помнил Козетту не больше, чемлюбую другую. "Как я был прав, что не поверил этой сплетне про улана!" - сказал себестарик Жильнорман. Никогда еще Козетта не была так нежна с Жаном Вальжаном. Подобнодедушке Жильнорману, который изливал свою радость в афоризмах и изречениях,она источала любовь и ласку, как благоухание. Счастливый желает счастьявсему миру. В ее голосе звучали для Жана Вальжана давние детские интонации. Ееулыбка ласкала его. Свадебный стол был накрыт в столовой. Яркое освещение - необходимая приправа к большому празднику. Мгла исумрак не по душе счастливым. Они отвергают черный цвет. Ночь привлекает их,тьма - никогда. Если нет солнца, надо создать его. Столовая весело играла огнями. Посредине, над столом, покрытымослепительно белой скатертью, висела венецианская люстра с серебрянымиподвесками и разноцветными птичками, синими, фиолетовыми, красными,зелеными, сидевшими между свечей; на столе - жирандоли, по стенам -трехсвечные и пятисвечные бра; стекло, хрусталь, бокалы, всевозможнаяпосуда, фарфор, фаянс, глазурь, золото, серебро - все сверкало и веселилоглаз. Промежутки между канделябрами были заполнены букетами - там, где небыло огней, пестрели цветы. Три скрипки и флейта играли в прихожей под сурдинку квартеты Гайдна. Жан Вальжан сидел в гостиной, у самой двери, так что ее широкая створкапочти закрывала его. За несколько минут до того, как пойти к столу, Козетта,словно по наитию, подбежала к нему, расправила обеими руками подвенечноеплатье и, сделав глубокий реверанс, спросила с шаловливой нежностью: - Отец! Вы рады? - Да, - отвечал Жан Вальжан, - я рад. - Если так, то улыбнитесь. Жан Вальжан улыбнулся. Через несколько секунд Баск доложил, что обед подан. Вслед за Жильнорманом, который вел под руку Козетту, приглашенныепроследовали в столовую и разместились вокруг стола согласно установленномупорядку. По правую и по левую руку новобрачной стояли два больших кресла: одно -для Жильнормана, другое - для Жана Вальжана. Жильнорман занял свое место.Второе кресло осталось пустым. Все искали глазами "господина Фошлевана". Его не было. Господин Жильнорман обратился к Баску: - Ты не знаешь, где господин Фошлеван? - Так точно, знаю, сударь, - отвечал Баск. - Господин Фошлеван велелмне передать вашей милости, что у него разболелась рука и он не можетотобедать с господином бароном и госпожой баронессой. Он просил извинить егои сказал, что придет завтра утром. Он сию минуту вышел. Пустое кресло на миг омрачило веселье свадебного пира. Но если здесь нехватало Фошлевана, зато Жильнорман был налицо, и дед сиял за двоих. Онобъявил, что, вероятно, г-ну Фошлевану нездоровится и он поступаетблагоразумно, ложась спать пораньше, но что рана у него пустячная. Всехуспокоило такое объяснение. Да и что значил один темный уголок в таком моревеселья? Козетта и Мариус переживали одну из тех блаженных эгоистическихминут, когда человек не способен испытывать ничего, кроме счастья. К тому жеЖильнормана осенила блестящая мысль: - Черт возьми, зачем креслу пустовать? Пересядь сюда, Мариус. Твоятетушка разрешит, хоть и имеет на тебя право. Это кресло как раз для тебя.Это вполне законно и очень мило. Счастливец рядом со счастливицей. Весь стол разразился рукоплесканиями. Мариус занял место Жана Вальжана,рядом с новобрачной, и дело обернулось так, что Козетта, опечаленная уходомЖана Вальжана, в конце концов оказалась довольна. Козетта не пожалела бы обоге, если бы его место занял Мариус. Она поставила свою хорошенькую ножку вбелой атласной туфельке на ногу Мариуса. Лишь только кресло было занято, все позабыли о Фошлеване; егоотсутствия уже никто не замечал. Не прошло и пяти минут, как весь стол шумели веселился, позабыв обо всем. За десертом Жильнорман встал и, подняв бокал шампанского, который онналил до половины, чтобы не расплескать его своими дрожащими старческимируками, провозгласил тост за здоровье молодых. - Вам не отвертеться нынче от двух проповедей! - воскликнул он. - Утромвы слушали священника, вечером вам придется выслушать старого деда.Внимание! Я хочу дать вам совет: обожайте друг друга. Я не стану ходитьвокруг да около, я перейду прямо к цели - будьте счастливы. Нет в природеникого мудрее, чем влюбленные голубки. Философы учат: "Будьте умеренны вудовольствиях". А я говорю: "Дайте себе волю, бросьте поводья!" Влюбляйтесь,как черти. Будьте безумцами. Философы порют чушь. Я бы заткнул им всю ихфилософию обратно в глотку. Разве может быть в жизни слишком многоблагоухания, слишком много распустившихся роз, соловьиного пения, зеленыхлистьев, алой зари? Разве можно любить чрезмерно? Разве можно нравиться другдругу чересчур? Берегись, Эстелла, ты слишком прелестна; берегись, Неморин,ты чересчур красив! Что за чепуха! Разве можно знать меру восторгам,очарованиям, ласкам? Разве можно быть слишком живым? Разве можно бытьслишком счастливым? "Будьте умеренны в удовольствиях". Благодарю покорно!Долой философов! Ликовать - вот в чем мудрость. Ликуйте же, возликуем же!Счастливы ли мы оттого, что добры, или добры оттого, что счастливы? Почемузнаменитый брильянт называется Санси - потому ли, что принадлежал Арле деСанси, или потому, что весит сто шесть каратов? {Игра слов: centsix (сан си)- сто шесть.} Почем я знаю? Жизнь полным-полна таких проблем; самое важное- владеть Санси и наслаждаться счастьем. Будем же счастливы, не мудрствуялукаво. Будем слепо повиноваться солнцу. Что такое солнце? Это любовь. Ктоговорит "любовь", тот говорит "женщина". Вы хотите знать, что такоевсемогущество? Извольте, - это женщина. Спросите у нашего демагога Мариуса,не стал ли он рабом маленькой тиранки Козетты. И ведь по собственной охоте,плут эдакий! О женщина! Ни одному Робеспьеру не удержать власти, а женщинацарит от века. Я роялист, но признаю отныне только эту королеву. Что такоеАдам? Это царство, которым управляла Ева. Для Евы не существует никакоговосемьдесят девятого года. Был королевский скипетр, увенчанный лилией, былаимператорская держава, был железный скипетр Карла Великого, был золотойскипетр Людовика Великого, и революция все их согнула меж пальцев, какгрошовую безделушку; с ними покончено, они сломаны, они валяются на полу,нет больше скипетров. Но попробуйте устроить революцию против кружевногоплаточка, надушенного пачулями! Хотел бы я посмотреть на это. Ну-капопытайтесь. Почему он так прочен? Потому что это просто тряпочка. Ах, вы издевятнадцатого века? Ну что ж, а мы из восемнадцатого! И мы были не глупеевас. Не воображайте, будто вы перевернули вселенную, если стали называтьнаше моровое поветрие холерой, а наш танец бурре - качучей. Чтобы там нислучилось, во все времена придется любить женщин. Бьюсь об заклад, что и вамне уйти от них. Эти бесовки для нас - ангелы. Да, любовь, женщина, поцелуй -это заколдованный круг, откуда, держу пари, не выбраться никому из вас; я,например, охотно бы туда вернулся. Кто из вас видел, как, смиряя все бури,глядясь в волны, подобно женщине, подымается в бесконечную высь звездаВенера, великая кокетка небесной бездны, Селимена океана? Океан - этосуровый Альцест. Ну что же, пусть он брюзжит, сколько хочет, - когдавосходит Венера, ему волей-неволей приходится улыбаться. Эта грубая скотинапокоряется. Все мы таковы. Гнев, буря, гром и молния, брызги пены дооблаков. Но стоит женщине появиться, стоит звезде взойти - падайте ниц!Полгода назад Мариус сражался; теперь он женится. И хорошо делает. Да,Мариус, да, Козетта; вы правы. Смело живите друг для друга, целуйтесь,милуйтесь, пускай все лопнут от зависти, глядя на вас, боготворите другдруга. Подбирайте клювом все соломинки счастья, какие только есть на земле,и свейте из них себе гнездышко на всю жизнь. Любить, быть любимым, - ей-ей,это не диво, когда вы молоды! Не воображайте, пожалуйста, будто вы первыевсе это выдумали. И я тоже грезил, мечтал, вздыхал, и мою душу заливаллунный свет. Любовь - это младенец, которому от роду шесть тысяч лет. Любовьимеет полное право на длинную седую бороду. Мафусаил - молокосос в сравнениис Купидоном. Вот уже шестьдесят веков мужчина и женщина выпутываются избеды, любя друг друга. Дьявол лукав, он возненавидел человека; человек ещелукавее - он возлюбил женщину. Это принесло ему больше добра, чем дьяволпричинил ему зла. Такая хитрость изобретена еще во времена земного рая.Друзья мои! Это старая история, но она вечно нова. Воспользуйтесь ею. БудьтеДафнисом и Хлоей, пока не придет пора стать Филемоном и Бавкидой. Живитетак, чтобы, когда вы вдвоем, вам ничего бы не требовалось больше, чтобыКозетта была солнцем для Мариуса, чтобы Мариус был вселенной для Козетты.Козетта! Пусть улыбка мужа станет для вас ясным днем. Мариус! Пусть слезыжены станут для тебя ненастьем. И пусть никогда в вашей жизни не будетнепогоды. Вы ухитрились выудить в жизненной лотерее счастливый билет -любовь, увенчанную браком; вам достался главный выигрыш, берегите же его,как зеницу ока, заприте его на ключ, не транжирьте его, обожайте друг другаи - пошлите к черту все остальное! Верьте моим словам. Это вещает самздравый смысл. Здравый смысл не может лгать. Молитесь друг на друга. Каждыйпо-своему поклоняется богу. Разрази меня гром, если не лучший способ чтитьбога - любить свою жену! Я люблю тебя - вот мой катехизис. Кто любит, тотблагочестив. В своем любимом ругательстве Генрих Четвертый сочетает святостьс обжорством и пьянством. "Свято-пьяное-брюхо!" Я не поклонник такойрелигии. Здесь забыта женщина. От кого угодно, а уж от Генриха Четвертого яэтого не ожидал. Друзья мои, да здравствует женщина! Я старик, если веритьлюдям; но как это ни удивительно, я чувствую, что молодею. Я охотно гулял быпо лесам и слушал пастушью свирель. Красота и счастье этих детей опьяняютменя. Я и сам бы не прочь жениться, если бы кто-нибудь пошел за меня.Немыслимо представить себе, что бог сотворил нас для чего-нибудь другого;обожать, ухаживать, ворковать голубком, петь петухом, целоваться иобниматься с утра до ночи, охорашиваться перед своей женкой, гордиться,ликовать, распускать хвост - вот цель жизни. Угодно вам или нет, а вот чтомы думали в наше время, когда были молоды. Ух ты, сколько быловосхитительных женщин в старину, сколько прелестниц, сколько чудесниц! Янемало произвел опустошений в их сердцах. Итак, любите друг друга. Если нелюбить друг друга, то я, право, не понимаю, зачем, собственно, наступала бывесна; тогда я просил бы всемогущего бога забрать назад и запереть вкладовую все прекрасные творения, которыми он нас дразнит: и цветы, иптичек, и хорошеньких девушек. Дети мои, примите благословение старика. Вечер прошел оживленно, весело, очаровательно. Превосходное настроениедеда задавало тон всему пиршеству; каждый невольно заражался этим почтистолетним благодушием. Немножко танцевали, много смеялись; это былаблагонравная свадьба. На нее смело можно было пригласить Доброе староевремя. Впрочем, оно и так присутствовало здесь в лице Жильнормана. После шума наступила тишина. Новобрачные скрылись. Вскоре после полуночи дом Жильнормана обратился в храм. Здесь мы остановимся. У порога брачной ночи стоит ангел; он улыбается,приложив палец к губам. Душа предается размышлениям перед святилищем, где совершаетсяторжественное таинство любви. Над этой обителью должно появляться сияние. Сокрытое в ней счастьедолжно проникать сквозь камни стен в виде слабых лучей и пронизывать ночноймрак. Не может быть, чтобы это священное, предопределенное судьбоюпразднество не излучало бы в бесконечность дивного света. Любовь - этобожественный горн, где происходит слияние мужчины и женщины; единое,тройственное, совершенное существо, человеческое триединство выходит изэтого горна. Рождение единой души из двух должно вызывать волнение вневедомом. Любовник - это жрец; непорочную деву объемлет сладостный страх.Какая-то доля этой радости воспаряет к богу. Где истинный брак, где любовь,там свет идеала. Брачное ложе во тьме - как луч зари. Если бы смертномувзору было дано лицезреть чудесные и грозные видения горнего мира, мыувидели бы, как сонмы ночных духов, крылатых незнакомцев, голубых пришельцевиз невидимых сфер склоняются над этим светлым чертогом, умиленные,благословляющие, с отблеском земного блаженства на божественных ликах,указывая один другому на робкую и смущенную девственную супругу. Если бы вэтот несравненный час упоенные страстью новобрачные, уверенные, что онинаедине, прислушались, они различили бы смутный шелест крыл в своейопочивальне. Истинному блаженству сопричастны ангелы. Вся ширь небес служитсводом этому маленькому темному алькову. Когда уста, освященные любовью,сливаются в животворящем лобзании, не может быть, чтобы этот неизъяснимыйпоцелуй не отозвался трепетом там, высоко, в таинственных звездныхпространствах. Только такое блаженство истинно. Нет других радостей, кроме этих.Любовь - вот единственное счастье на земле. Все остальное - юдоль слез. Любить, испытать любовь - этого достаточно. Не требуйте большего. Вамне найти другой жемчужины в темных тайниках жизни. Любовь - это свершение.