Глава первая. 16 ФЕВРАЛЯ 1833 ГОДА

Ночь с 16 на 17 февраля 1833 года была благословенной ночью. Над еемраком сияло небо рая. То была брачная ночь Мариуса и Козетты. День прошелвосхитительно. Это был не тот лазурный праздник, о каком мечтал дедушка, не волшебнаяфеерия с херувимами и купидонами, порхающими вперемежку над головаминовобрачных, не свадебный пир, достойный быть запечатленным во фресках надкарнизом двери, но все же это был радостный и пленительный день. Свадебные обычаи 1833 года отличались от нынешних. В то время французыеще не заимствовали у Англии последней утонченной моды похищать свою жену,бежать с ней, едва выйдя из церкви, прятаться, как бы стыдясь своегосчастья, и сочетать уловки скрывающегося банкрота с восторгами Песни песней.В наше время считается почему-то целомудренным, изысканным и благопристойнымв часы райского блаженства трястись по ухабам в почтовой карете, прерыватьтаинство щелканьем кнута, нанимать для брачного ложа кровать в трактире иоставлять за собой в этой пошлой спальне, сдающейся за столько-то в ночь,самое священное воспоминание своей жизни наряду с воспоминанием о шашняхтрактирной служанки с кучером дилижанса. Во второй половине XIX века нам уже недостаточно мэра с шарфом,священника с епитрахилью, закона и бога, нам необходим еще кучер из Лонжюмо,его синяя куртка с красными отворотами и пуговицами в виде бубенчиков, бляхана рукаве, кожаные зеленые штаны, его покрикивание на нормандских лошадок сзавязанными узлом хвостами, его фальшивые галуны, лоснящаяся шляпа, пыльныекосмы, огромный кнут и ботфорты. Франция еще не достигла той степениизящества, чтобы, подобно английской знати, осыпать карету новобрачных целымградом стоптанных туфель и рваных башмаков в память о Черчилле, будущемгерцоге Мальборо, Мальбруке тож, который подвергся в день свадьбы нападениюразгневанной тетки, что якобы принесло ему счастье. Туфли и башмаки несчитаются еще у нас непременным условием свадебного празднества, нонаберитесь терпения, хороший тон продолжает распространяться, скоро мыдойдем и до этого. В 1833 году, как и сто лет назад, не было в обычае венчаться галопом. В те времена люди воображали, как это ни странно, что венчание -праздник семейный и общественный, что патриархальный пир нисколько неиспортит домашнего торжества, что веселье, пускай даже чрезмерное, затоискреннее, не причинит счастью никакого вреда, что это добропорядочно идостойно; слияние двух судеб, дающее начало семье, должно произойти поддомашним кровом, без свидетелей, в тиши супружеской спальни. Словом, люди имели бесстыдство жениться дома. Итак, согласно этому уже устарелому обычаю, свадьбу отпраздновали вдоме Жильнормана. Как ни естественно и обычно такое событие, как брак, все же оглашение,подписание брачного контракта, мэрия и церковь всегда связаны с известнымихлопотами. Со всем этим удалось управиться только к 16 февраля. Между тем случилось так - мы отмечаем это обстоятельство просто изпристрастия к точности, - что 16-е число пришлось на последний деньмасленицы. Это вызвало разные сомнения и колебания, главным образом утетушки Жильнорман. - Прощеный день, тем лучше! - воскликнул дед. - Ведь есть дажепоговорка: На масленице брак затей - Послушных народишь детей. Станем выше предрассудков Назначим на шестнадцатое! Разве ты согласенотложить, Мариус? - Разумеется, нет, - отвечал влюбленный. - Стало быть, повенчаемся! - заключил дед. Итак, свадьба состоялась 16-го, несмотря на уличное гулянье. В этотдень шел дождь, но в небе всегда найдется кусочек лазури, которого довольнодля счастья влюбленных, - он виден им одним даже тогда, когда прочиесмертные прячутся под зонтом. Накануне Жан Вальжан в присутствии Жильнормана передал Мариусу пятьсотвосемьдесят четыре тысячи франков. Брачный договор предполагал общность имущества, и потому не требовалосьникаких формальностей. Тусен с этого дня уже не нужна была Жану Вальжану, и Козетта, получивТусен в наследство, возвела ее в ранг горничной. А для Жана Вальжана в доме Жильнорманов была выделена и обставленапрекрасная комната; Козетта с такой ласковой настойчивостью сказала ему:"Отец, я прошу вас!", что он почти обещал переселиться. Незадолго до свадьбы с Жаном Вальжаном случилась небольшаянеприятность: он порезал себе большой палец на правой руке. В этом не былоничего серьезного; он никому не позволил ухаживать за собой - ни перевязать,ни осмотреть свою рану, даже Козетте. Однако это заставило его забинтоватьруку и держать ее на перевязи, а также мешало ему что-либо подписывать.Жильнорман, в качестве второго опекуна, исполнил за него эту обязанность. Мы не поведем читателей ни в мэрию, ни в церковь. Влюбленных не принятосопровождать так далеко; обычно к любовной драме теряют интерес, как толькона сцене появляется букет новобрачной. Мы ограничимся тем, что укажем наодно происшествие, кстати сказать, не замеченное никем из свадебногокортежа, случившееся на пути от улицы Сестер страстей господних к церкви св.Павла. В те дни заново мостили камнем северный конец улицы Сен-Луи, и,начиная от Королевского парка, она была загорожена для проезда. Ввиду этогосвадебные кареты не могли следовать к церкви св. Павла прямым путем.Приходилось изменить маршрут; проще всего было объехать бульваром. Один изприглашенных заметил, что в канун поста там, наверно, будет большоескопление экипажей. "Почему?" - спросил Жильнорман. "Из-за ряженых"."Чудесно, - заявил дед, - поедем по бульвару! Наши молодые люди женятся, онивступают в серьезную эпоху жизни. Пусть напоследок полюбуются на маскарад". Поехали бульваром. В первой свадебной карете сидели Козетта с тетушкойЖильнорман и Жильнорман с Жаном Вальжаном. Мариус, по обычаю, ещеразличенный с невестой, ехал в следующей. Свадебный поезд, свернув с улицыСестер страстей господних, включился в длинную вереницу экипажей, тянувшихсянескончаемой цепью от улицы Мадлен к Бастилии и от Бастилии к улице Мадлен. Ряженые наводняли бульвар. Время от времени начинал моросить дождь, нопаяцы, арлекины и шуты не унывали. Зимой 1833 года всеми владело веселоенастроение, и Париж перерядился в Венецию. Теперь уже не увидишь такоймасленицы. Вся жизнь превратилась в карнавал, потому-то и нет большенастоящих карнавалов. Боковые аллеи были переполнены прохожими, окна - любопытными. Наплощадках, галереях, крышах театров теснились зрители. Помимо масок,внимание привлекал обычный в канун поста, как и в день скачек в Лоншане,церемониальный марш всевозможных экипажей. Тут были коляски, крытые повозки,одноколки, кабриолеты, следовавшие по распоряжению полиции в строгом порядкегуськом друг за дружкой, словно катясь по рельсам. Тот, кто едет в такомэкипаже, одновременно и зритель и зрелище. Полицейские направляли по обеимсторонам бульвара две бесконечные параллельные вереницы, двигавшиесянавстречу друг другу, и следили, чтобы ничто не нарушало этого двойноготечения, этого двойного потока экипажей, стремившихся одни вверх, другиевниз - одни к Шоссе д'Антен, другие к Сент-Антуанскому предместью.Украшенные гербами экипажи пэров Франции и иностранных послов занималисередину проезда, свободно передвигаясь в обоих направлениях. Некоторыевеликолепные и шумные процессии, в особенности Масленичного Быка,пользовались тем же преимуществом. Среди всенародного парижского весельяпроследовала, щелкая кнутом, и Англия, с оглушительным грохотом прокатилапочтовая карета лорда Сеймура, осыпаемая язвительными насмешками толпы. В двойной цепи экипажей, вдоль которой, точно овчарки, скакали конныестражники, из дверей солидных семейных рыдванов, набитых тетушками ибабушками, то и дело высовывались свежие личики ряженых детей, семилетнихПьерро, шестилетних Пьеретт, очаровательных малышей, гордившихся, что и онипринимают участие во всеобщем ликовании, преисполненных сознания важностиэтой шутовской игры и степенных, как чиновники. Время от времени где-нибудь в процессии экипажей происходил затор, итогда та или другая из параллельных цепей останавливалась, пока узел нераспутывался; достаточно было замешкаться одной коляске, чтобы задержать всювереницу. Затем движение восстанавливалось. Свадебный поезд двигался в потоке, направлявшемся к Бастилии, вдольправой стороны бульвара. Напротив Капустного моста произошла небольшаязадержка. Почти в ту же минуту остановился и второй поток, с другой стороныбульвара, направлявшийся к улице Мадлен. Свадебная карета очутилась как разнапротив коляски с ряжеными. Такие коляски, или, лучше сказать, повозки с масками, знакомыпарижанам. Если бы во вторник на масленой или в четверг в середине поста ихне оказалось, в этом заподозрили бы неладное и пошли бы толки: "Тут что-тонечисто. Верно, ожидается смена министерства". Целая орава Кассандр,Арлекинов, Коломбин, колыхающихся над головами прохожих, всевозможныесмешные фигуры, начиная с турка и кончая дикарем, маркизы в обнимку сГеркулесами, рыночные торговки, от ругани которых заткнул бы уши сам Рабле,как некогда опускал глаза Аристофан при виде менад, парики из пакли, розовыетрико, франтовские шляпы, шутовские очки, дурацкие колпаки с прицепленнойбабочкой, задорная перебранка с пешеходами, руки в боки, вызывающие позы,голые плечи, лица в масках, разнузданная непристойность, разгул бесстыдствана колесах с кучером в цветочном венке, - вот что такое повозка с ряжеными. Греции нужна повозка Феспида. Франции нужен фургон Ваде. Все можно пародировать, даже пародию. Сатурналия, озорная гримасаантичной красоты, все более искажаясь и грубея, обратилась в масленичноегулянье. А вакханалия, некогда увенчанная гроздьями винограда, залитаясолнцем, смело открывавшая мраморную грудь в божественной своей полунаготе,у нас, под суровым дыханием севера, поникнув в мокрых лохмотьях, сталаназываться в конце концов карнавальной харей. Обычай возить ряженых по городу восходит к древнейшим временаммонархии. В приходно-расходных книгах Людовика XI значилось, что дворцовомуказначею было отпущено "двадцать су турской чеканки на три машкерадныхрыдвана для простонародья". В наши дни эти шумные ватаги тащатся всегда вкаком-нибудь древнем дилижансе, громоздясь на империале, или же вваливаютсяскопом в казенное ландо с откинутым верхом. В один шестиместный экипаж ихнабивается человек двадцать. Они пристраиваются на сиденьях, на откидныхскамейках, на краях откинутого верха, на дышле. Некоторые сидят верхом наэкипажных фонарях. Едут стоя, лежа, сидя, согнувшись в три погибели, свесивноги. Женщины сидят на коленях у мужчин. Эти живые пирамиды из беснующихсягорланящих людей видны издалека над колыхающимся морем голов. Битком набитыеповозки возвышаются среди общей толчеи, точно горы, струящие веселье. Оттудасыплются словечки Коле, Панара и Пирона, приправленные уличным жаргоном.Оттуда изрыгают на толпу площадной катехизис. У перегруженного и несуразноразросшегося экипажа вид самый победоносный. Впереди шум и гам, позади - дымкоромыслом. Там вопят, поют, галдят, гогочут, корчатся от хохота; тамгрохочет веселье, искрятся насмешки, пышет румянцем благодушие; две клячитащат этот шутовской фарс, развернувшийся в апофеоз; это триумфальнаяколесница Смеха. Но смеха слишком циничного, чтобы быть искренним. И в самом деле, смехзвучит здесь подозрительно. У него своя цель. На него возложена обязанностьдоказать парижанам, что карнавал состоялся. Такие разудалые коляски, в глубине которых чудятся бог весть какиемрачные тайны, наводят философа на размышления. За этим притаилась правящаявласть. Вы живо ощущаете таинственную связь между уличными агентами иуличными девками. Разумеется, весьма прискорбно, что мерзость, выставляемая напоказ,способна вызывать безудержное веселье, что нагромождение бесчестья и позораможет разлакомить толпу, что полицейский сыск, служа проституциипьедесталом, забавляет улицу площадной руганью, что улице любо глазеть, кактащится на четырех колесах чудовищная груда живых тел, в мишуре и лохмотьях,в грязи и блеске, горланя и распевая, что зеваки рукоплещут этому торжествувсех пороков, что для простонародья праздник не в праздник, если в толпе непрогуливаются эти выпущенные полицией двадцатиглавые гидры веселья. Но чтоподелаешь? Эти телеги с человеческим отребьем, в лентах и в цветах, осужденыи помилованы всенародным смехом. Всеобщий смех - соучастник всеобщегопадения нравов. Иные непристойные увеселения разлагают народ и превращаютего в чернь, а черни, как и тиранам, необходимы шуты. У короля есть Роклор,а у народа Паяц. Париж - город великих безумств, кроме тех случаев, когда онбывает столицей великих идей. Там карнавал неразрывно связан с политикой.Надо признать, что Париж охотно смотрит комедию, которую разыгрывает передним гнусность. Он требует от своих властителей - когда у него естьвластители - только одного: "Размалюйте мне грязь". Рим отличался теми жевкусами. Рим любил Нерона. А Нерон был великий скоморох. Как мы уже сказали, случилось, что одна из таких огромных повозок,тащившая безобразную ораву замаскированных женщин и мужчин, застряла полевую сторону бульвара в то самое время, когда свадебный кортеж остановилсяпо правую. Ряженые в коляске увидели на той стороне бульвара, как разнапротив, карету с невестой. - Гляди-ка, - воскликнула одна из масок, - свадьба! - Похороны, а не свадьба, - возразила другая маска. - Вот у нас такнастоящая свадьба. Не имея возможности на столь далеком расстоянии подразнить свадебныйпоезд, опасаясь к тому же полицейского окрика, обе маски отвернулись. Впрочем, спустя минуту у всех ряженых, набившихся в коляску, оказалосьдела по горло, так как толпа принялась задирать их и зубоскалить, выражаяэтим, как принято на карнавале, свое одобрение: обе маски, завязавшиеразговор, принуждены были наравне с товарищами смело вступить в битву совсей улицей, и им едва хватало боевых снарядов из их площадного репертуара,чтобы отражать град непристойных шуток черни. Между масками и толпойзавязалась отчаянная перебранка чудовищными метафорами. Тем временем двое других ряженых из той же коляски - старообразныйиспанец с непомерно длинным носом и громадными черными усами и тощая, совсеммолоденькая рыночная торговка в полумаске - тоже заметили свадебный поезд и,пока их спутники переругивались с прохожими, начали меж собой тихую беседу. Их перешептывание заглушалось общим гвалтом и тонуло в нем. Открытаяколяска с ряжеными вымокла под дождем; февральский ветер неласков; сильнодекольтированная девица, с усмешкой отвечая испанцу, стучала зубами отхолода и кашляла. Вот их диалог: - Слушай-ка! - Что, папаша? - Видишь того старика? - Какого старика? - Вон там, в передней свадебной тарахтелке, с нашей стороны. - У кого рука болтается на черной тряпке? - Да. - Вижу, ну и что? - Мне сдается, я его знаю. - Ну и ладно! - Провалиться мне на месте, пускай у меня язык отсохнет, коли я не знаюэтого парижского плясуна. - Нынче весь Париж плясун. - Можешь ты увидеть невесту, если нагнешься? - Нет. - А жениха? - В этой тарахтелке нет жениха. - Да ну? - Разве только второй старикан. - Нагнись хорошенько и постарайся все-таки разглядеть невесту. - Не могу. - Ладно, все равно, а я знаю этого старика с обмотанной клешней,разрази меня гром! - А на кой тебе его знать? - Мало ли что! Пригодится. - Ну, а мне наплевать на стариков. - Я его знаю! - Ну и знай себе на здоровье. - Какого дьявола он попал на свадьбу? - Да мы-то ведь попали? - Откуда едет эта свадьба? - А я почем знаю? - Слушай-ка! - Ну? - Тебе бы надо обделать одно дельце. - Чего еще? - Соскочи на мостовую да последи за свадьбой. - Это зачем? - Разнюхай, куда они едут и что это за птицы. Ну, прыгай живее, беги,дочка, ты у меня шустрая. - Я не могу сойти с коляски. - Почему? - Меня наняли. - Тьфу пропасть! - Нынче мне весь день работать на полицию в этом самом наряде. - Что правда, то правда! - Сойди я с коляски, меня первый же легавый застукает. Сам знаешь. - Как не знать! - На сегодня меня сторговали фараоны. - Мне нет дела, кто тебя сторговал. Меня бесит этот старик. - Тебя бесят старики? Полно, ты же не девчонка! - Он едет в первой коляске. - Ну и что же? - В тарахтелке невесты. - А дальше? - Стало быть, это отец. - А мне плевать! - Говорят тебе, это отец. - Отец так отец, эка невидаль! - Слушай. - Чего еще? - Я могу выходить только в маске. Так я хорошо укрыт, никто не знает,что я здесь. Но завтра уже не будет масок. Завтра покаянная среда. Я могузасыпаться. Придется уползти в свою дыру. А ты свободна. - Не так чтобы очень. - Все же больше, чем я. - Ладно, ну а дальше? - Постарайся узнать, куда поехала свадьба. - Куда она поехала? - Да. - Я и так знаю. - Куда же она едет? - На улицу Синий циферблат. - Во-первых, она вовсе не в той стороне. - Ну тогда к Винной пристани. - А может, и еще куда? - Это их дело. Свадьбы едут, куда хотят. - Не в том суть. Говорят тебе, постарайся узнать, что это за свадьба состариком в пристяжке и где они живут. - Да ты обалдел? Вот умора! Поди попробуй через неделю найти свадьбу,которая проехала по Парижу во вторник на масленой. Ищи иголку в сене. Даразве это мыслимо? - Мало ли что! Надо постараться. Слышишь, Азельма? В эту минуту обе вереницы экипажей по обеим сторонам бульвара тронулисьв путь в противоположных направлениях, и карета с масками потеряла из виду"тарахтелку" с новобрачной.