Глава вторая. Гаврош в походе

Размахивать среди улицы пистолетом без собачки - занятие, имеющеевесьма важное общественное значение, и Гаврош чувствовал, что его пылвозрастает с каждым шагом. Между обрывками распеваемой им Марсельезы онвыкрикивал: - Все идет отлично! У меня здорово болит левая лапа, я ушиб мойревматизм, но я доволен, граждане. Держитесь, буржуа, вы у меня зачихаете отмоих зажигательных песенок. Что такое шпики? Собачья порода. Нет, чертвозьми, не надо оскорблять собак! Мне так нужна собачка в пистолете! Друзьямои! Я шел бульваром, там варится, там закипает, там бурлит. Пора сниматьпенку с горшка. Мужчины, вперед! Пусть вражья кровь поля зальет! Я заотечество умру, не видеть мне моей подружки! О да, Нини, конец, ни-ни! Новсе равно, да здравствует веселье! Будем драться, черт побери! Хватит с менядеспотизма! В эту минуту упала лошадь проезжавшего мимо улана национальной гвардии;Гаврош положил пистолет на мостовую, поднял всадника, затем помог поднятьлошадь. После этого он подобрал свой пистолет и пошел дальше. На улице Ториньи все было тихо и спокойно. Это равнодушие, присущееМаре, представляло резкий контраст с сильнейшим возбуждением вокруг. Четырекумушки беседовали у входа в дом. Если в Шотландии известны трио ведьм, то вПариже - квартеты кумушек, и "Ты будешь королем" столь же мрачно могло бытьброшено Бонапарту на перекрестке Бодуайе, как в свое время Макбету - ввереске Армюира. Это было бы почти такое же карканье. Но кумушки с улицы Ториньи - три привратницы и одна тряпичница скорзиной и крюком - занимались только своими обычными делами. Казалось, все четыре стоят у четырех углов старости - одряхления,немощи, нужды и печали. Тряпичница была женщина смиренная. В этом обществе, живущем на вольномвоздухе, тряпичница кланяется, привратница покровительствует. Причина этогокоренится в куче отбросов за уличной тумбой; она бывает такой, какой создаютее привратницы, скоромной или постной, - по прихоти того, кто сгребает кучу.Случается, что метла добросердечна. Тряпичница была благодарна поставщицам ее мусорной корзинки, онаулыбалась трем привратницам, и какой улыбкой! Разговоры между ними шлипримерно такие: - А ваша кошка все такая же злюка? - Боже мой, кошки, сами знаете, от природы враги собак. Собаки - воткто может на них пожаловаться. - Да и люди тоже. - Однако кошачьи блохи не переходят на людей. - Это пустяки, вот собаки - те опаснее. Я помню год, когда развелосьстолько собак, что пришлось писать об этом в газетах. Это было в те времена,когда в Тюильри большие бараны возили колясочку Римского короля. Вы помнитеРимского короля? - А мне больше нравился герцог Бордоский. - А я знала Людовика Семнадцатого. Я больше люблю ЛюдовикаСемнадцатого. - Говядина-то как вздорожала, мамаша Патагон! - И не говорите, мясники - это просто мерзавцы! Мерзкие мерзавцы. Однитолько обрезки и получаешь. Тут вмешалась тряпичница. - Да, сударыни, с торговлей дело плохо. В отбросах ничего не найдешь.Ничего больше не выкидывают. Все поедают. - Есть люди и победнее вас, тетушка Варгулем. - Что правда, то правда, - угодливо согласилась тряпичница, - у менявсе-таки есть профессия. После недолгого молчания тряпичница, уступая потребности похвастаться,присущей натуре человека, прибавила: - Как вернусь утром домой, так сразу разбираю плетенку и принимаюсь засервировку (по-видимому, она хотела сказать: сортировку). И все раскладываюпо кучкам в комнате. Тряпки убираю в корзину, огрызки - в лохань, простыелоскутья - в шкаф, шерстяные - в комод, бумагу - в угол под окном, съедобное- в миску, осколки стаканов - в камин, стоптанные башмаки - за двери, кости- под кровать. Гаврош, остановившись сзади, слушал. - Старушки! По какому это случаю вы завели разговор о политике? -спросил он. Целый залп ругательств, учетверенный силой четырех глоток, обрушился нанего. - Еще один злодей тут как тут! - Что это он держит в своей культяпке? Пистолет? - Скажите на милость, этакий негодник! - Такие не успокоятся, пока не сбросят правительство! Гаврош, исполненный презрения, вместо возмездия ограничился тем, чтовсей пятерней сделал им нос. - Ах ты, бездельник босопятый! - крикнула тряпичница. Мамаша Патагон яростно всплеснула руками: - Быть беде, это уж наверняка. Есть тут по соседству один молодчик сбороденкой, он мне попадался каждое утро с красоткой в розовом чепце подручку, а нынче смотрю, - уж у него ружье под ручкой. Мамаша Баше мнеговорила, что на прошлой неделе была революция в... в... - ну там, где этоттеленок! - в Понтуазе. А теперь посмотрите-ка на этого с пистолетом, наэтого мерзкого озорника! Кажется, у Целестинцев полно пушек. Что же ещеможет сделать правительство с негодяями, которые сами не знают, чтовыдумать, лишь бы не давать людям жить, и ведь только-только началиуспокаиваться после всех несчастий! Господи боже мой, я-то видела нашубедную королеву, как ее везли на телеге! И опять из-за всего этоговздорожает табак! Это подлость! А тебя-то, разбойник, я уж, наверное, увижуна гильотине! - Ты сопишь, старушенция, - заметил Гаврош. - Высморкай получше свойхобот. И пошел дальше. Когда он дошел до Мощеной улицы, он вспомнил о тряпичнице и произнесследующий монолог: - Напрасно ты ругаешь революционеров, мамаша Мусорная Куча. Этотпистолет на тебя же поработает. Чтобы ты нашла побольше съедобного для своейкорзинки. Внезапно он услышал сзади крик; погнавшаяся за ним привратница Патагониздали погрозила ему кулаком и крикнула: - Ублюдок несчастный! - Плевать мне на это с высокого дерева, - ответил Гаврош. Немного погодя он прошел мимо особняка Ламуаньона. Здесь он кликнулклич: - Вперед, на бой! Но его вдруг охватила тоска. С упреком посмотрел он на свой пистолет,казалось, пытаясь его растрогать. - Я иду биться, - сказал он, - а ты вот не бьешь! Одна собачка может отвлечь внимание от другой. Мимо пробегал тощийпуделек, Гаврош разжалобился. - Бедненький мой тяв-тяв! - сказал он ему. - Ты, верно, проглотилцелый бочонок, у тебя все обручи наружу. Затем он направился к Орм-Сен-Жерве.