XV. КАРНАВАЛ В РИМЕ

Когда Франц пришел в себя, он увидел, что Альбер, бледный как смерть,пьет воду, а граф уже облачается костюм паяца. Франц невольно взглянулна площадь: гильотина, палачи, казненный - все исчезло; оставаласьтолько толпа, шумная, возбужденная, веселая. Колокол Монте Читорио, ко-торый возвещает только смерть папы и открытие карнавала, громко гудел. - Что происходит? - спросил он графа. - Ничего, ровно ничего, как видите, - отвечал тот. - Только карнавалоткрылся. Одевайтесь скорее. - Удивительно, - сказал Франц, - этот ужас рассеялся, как сон. - Да это и был только сон, - кошмар, который вам привиделся. - Мне - да; а казненному? - И ему тоже; только он уснул навсегда, а вы проснулись; и кто ска-жет, который из вас счастливее? - А где же Пеппино? - спросил Франц. - Что с ним сталось? - Пеппино малый рассудительный, без излишнего самолюбия; вместо тогочтобы обидеться, что о нем позабыли, он воспользовался этим и нырнул втолпу, не поблагодарив даже почтенных священников, которые сопровождалиего до эшафота. Поистине человек - животное неблагодарное и эгоистич-ное... Но одевайтесь, сударь, смотрите, ваш друг подает вам пример. В самом деле, Альбер уже натянул атласные штаны поверх черных панта-лон и лакированных башмаков. - Ну как, Альбер, - спросил Франц, - расположены вы дурачиться?Только говорите правду. - Нет, не расположен, - отвечал Альбер, - но в сущности я рад, чтовидел это. Я согласен с графом: если однажды хватило сил перенести такоезрелище, то в конце концов оно оказывается единственным, которое ещеспособно доставить сильные ощущения. - Не говоря уже о том, что только в такие минуты можно изучать людей,- сказал граф. - На первой ступени эшафота смерть срывает маску, которуючеловек носил всю жизнь, и тогда показывается его истинное лицо. Надосознаться, лицо Андреа было не из привлекательных... Какой мерзавец!..Одевайтесь, господа, одевайтесь! Со стороны Франца было бы смешно разыгрывать институтку и не последо-вать примеру своих спутников. Он надел костюм и маску, которая была нис-колько не бледнее его лица. Окончив туалет, они сошли вниз. У дверей их ждала коляска, полнаяконфетти и букетов. Они заняли свое место в веренице экипажей. Трудно было себе представить более резкую перемену. Вместо мрачного ибезмолвного зрелища смерти Пьяцца-дель-Пополо являла картину веселой ишумной оргий. Маски толпами стекались отовсюду, выскакивали из дверей,вылезали из окон; из всех улиц выезжали экипажи, нагруженные пьерро, ар-лекинами, домино, маркизами, транстеверинцами, клоунами, рыцарями, посе-лянами; все это кричало, махало руками, швыряло яйца, начиненные мукойконфетти, букеты, осыпало шутками и метательными снарядами своих и чу-жих, знакомых и незнакомых, и никто не имел права обижаться, - на всеотвечали смехом. Франц и Альбер походили на людей, которых привели в кабак, чтобы рас-сеять их тоску, и которые, по мере того как пьянеют, чувствуют, чтопрошлое заволакивается туманом. Они еще были во власти только что виден-ного; но мало-помалу они заразились общим весельем, им казалось что ихрассудок готов помутиться, их тянуло с головой окунуться в этот шум, вэту сутолоку, в этот неистовый вихрь. Горсть конфетти, брошенная из со-седнего экипажа в Морсера, осыпала Альбера и его спутников, он по-чувствовал уколы на шее и на не защищенной маской части лица, словно внего бросили сотней булавок; это заставило его принять участие в общейбитве, к которой уже присоединились все встречавшиеся им маски. Он тоже,как все, встал в экипаже и, со всей доступной ему силой и ловкостью,принялся в свою очередь осыпать соседей яйцами и драже. Ожесточенный бой начался. Воспоминание о виденном полчаса тому назадбесследно изгладилось из мыслей обоих друзей. Пестрая, изменчивая, голо-вокружительная картина, бывшая у них перед глазами, поглощала их цели-ком. Что касается графа Монте-Кристо, то он, как мы уже говорили, во всевремя казни ни на минуту не терял спокойствия. Вообразите длинную, красивую улицу Корсо, от края до края окаймленнуюнарядными дворцами, все балконы которых увешаны коврами и все окна зад-рапированы; балконах и в окнах триста тысяч зрителей - римлян, итальян-цев, чужестранцев, прибывших со всех концов света; смесь всех аристокра-тий, - аристократий крови, денег и таланта - прелестные женщины, увле-ченные живописным зрелищем, наклоняются с балконов, высовываются изокон, осыпают проезжающих дождем конфетти, на который им отвечают буке-тами; воздух насыщен падающими вниз драже и летящими вверх цветами, а натротуарах - сплошная, беспечная толпа в самых нелепых костюмах: гуляющиеисполинские кочны капусты, бычьи головы, мычащие, на человеческих туло-вищах, собаки, шагающие на задних лапах; и вдруг, во всей этой сумятице,под приподнятой маской, как в искушении св. Антония, пригрезившемся Кал-ло, мелькает очаровательное лицо какой-нибудь Астарты, за которой броса-ешься следом, но путь преграждают какие-то вертлявые бесы, вроде тех,что снятся по ночам, - вообразите все это, и вы получите слабое предс-тавление о том, что такое карнавал в Риме. После того как они два раза проехали по Корсо, граф воспользовалсяостановкой в движении экипажей и попросил у своих спутников разрешенияпокинуть их, оставив коляску в их распоряжении. Франц поднял глаза иувидел фасад палаццо Росполи. В среднем окне, затянутом белой камкой скрасным крестом, виднелось голубое домино, под которым воображение Фран-ца тотчас нарисовало прелестную незнакомку, виденную им в театре Арджен-тина. - Господа, - сказал граф, выходя из экипажа, - когда вам наскучитбыть актерами и захочется превратиться в зрителей, не забудьте, что васждут места у моих окон; а до тех пор располагайте моим кучером, экипажеми слугами. Мы забыли сказать, что кучер графа был наряжен черным медведем,точь-в-точь как Одри в "Медведе и Паше", а лакеи, стоявшие на запятках,были одеты зелеными обезьянами; маски их были снабжены пружиной, при по-мощи которой они строили гримасы прохожим. Франц поблагодарил графа за его любезное предложение; что касаетсяАльбера, то он был занят тем, что засыпал цветами коляску, в которой си-дели весьма кокетливо одетые поселянки. К несчастью, поток экипажей снова пришел в движение, и в то время какего уносило к Пьяцца-дель-Пополо, экипаж, привлекший внимание Альбера,направился к Венецианскому дворцу. - Вы видели? - сказал он Францу. - Что? - спросил Франц. - Вон ту коляску с поселянками? - Нет. - Жаль! Я уверен, что это очаровательные женщины. - Какое несчастье, что вы в маске, - сказал Франц, - ведь это самыйподходящий случай вознаградить себя за ваши любовные неудачи! - Я очень надеюсь, что карнавал чем-нибудь да вознаградит меня, - от-вечал Альбер полушутя, полусерьезно. Вопреки надеждам Альбера, день прошел без особенных приключений, еслине считать нескольких встреч с той же коляской. Во время одной из этихвстреч, случайно ли, нет ли, маска Альбера отвязалась. Тогда он схватил в охапку весь оставшийся у него запас цветов и бро-сил его в коляску. Вероятно, одна из очаровательных женщин, которых Альбер угадывал поднарядными костюмами поселянок, была тронута его вниманием; когда коляскаснова поравнялась с экипажем молодых людей, она бросила им букет фиалок.Альбер подхватил его. Так как Франц не имел никаких оснований полагать,что фиалки предназначаются ему, то он не препятствовал Альберу завладетьими. Альбер победоносно вдел букет в петлицу, и экипаж торжественнопроследовал дальше. - Вот и начало любовного похождения! - сказал Франц. - Смейтесь сколько угодно, - отвечал Альбер, - но я думаю, что это всамом деле так, и с этим букетом я уже не расстанусь. - Еще бы! - продолжал, смеясь, Франц. - Как же иначе узнать друг дру-га? Впрочем, шутка стала вскоре походить на правду, потому что, когдаФранц и Альбер снова встретились с той же коляской, маска, бросившаяАльберу букет, увидав, что он вдел его в петлицу, захлопала в ладоши. - Браво, браво! - сказал Франц, - все идет как по маслу! Может быть,вы хотите, чтобы я оставил вас одного? - Нет, нет, не будем торопиться! Я не хочу, чтобы она думала, что ме-ня стоит только поманить. Если прелестной поселянке угодно продолжатьигру, то мы найдем ее завтра, вернее, она сама нас найдет; она даст осебе знать, и тогда я решу, что делать. - Браво, Альбер, вы мудры, как Нестор, и благоразумны, как Улисс; иесли вашей Цирцее удастся превратить вас в какое-нибудь животное, то онаили очень искусна, или очень могущественна. Альбер был прав: прекрасная незнакомка, по-видимому, решила в этотдень не продолжать заигрывания; молодые люди сделали еще несколько кру-гов, но больше не видели коляску с поселянками; она, вероятно, свернулав одну из боковых улиц. Тогда они возвратились в палаццо Росполи, но там уже не было ни гра-фа, ни голубого домино; у затянутых желтой камкой окон еще стояли зрите-ли, вероятно приглашенные графом. В эту минуту тот же колокол, который возвестил начало карнавала, воз-вестил его окончание. Цепь экипажей на Корсо тотчас же распалась, и эки-пажи мгновенно скрылись в поперечных улицах. Франц и Альбер находились как раз против виа-деллеМаратте. Кучер, не говоря ни слова, свернул за угол и, миновав палаццо Поли,выехал на Пьяцца-ди-Спанья и подкатил к гостинице. Маэстро Пастрини вышел на порог встречать своих гостей. Первой заботой Франца было осведомиться о графе и выразить сожаление,что они вовремя за ним не заехали; но Пастрини успокоил его, сказав, чтограф Монте-Кристо заказал для себя второй экипаж, который и заехал заним в палаццо Росполи. Кроме того, граф поручил ему передать молодым лю-дям ключ от его ложи в театре Арджентина. Франц спросил Альбера о его планах на вечер, но Альбер больше думал отом, как осуществить некий замысел, чем о театре; вместо того чтобы от-ветить Францу, он обратился к маэстро Пастрини с вопросом, не может литот достать ему портного. - Портного? - спросил хозяин. - Зачем? - Чтобы сшить нам к завтрашнему дню костюмы поселян, - сказал Альбер. Маэстро Пастрини покачал головой. - Сшить вам к завтрашнему дню два костюма! - воскликнул он. - Вот уж,право, не в обиду будь сказано, ваша милость, чисто французское желание.Два костюма! Да вы всю неделю карнавала не найдете ни одного портного,который согласился бы пришить полдюжины пуговиц к жилету, хотя бы вызаплатили ему по целому скудо за штуку! - Значит, невозможно достать такие костюмы? - Отчего же? Можно достать готовые. Поручите это дело мне, и завтраутром, проснувшись, вы найдете целую груду шляп, курток и штанов. Небеспокойтесь, останетесь довольны. - Друг мой, - сказал Франц Альберу, - положимся на нашего хозяина; онуже доказал нам, что он человек находчивый; давайте пообедаем, а потомпоедем слушать "Итальянку в Алжире". - Так и быть, поедем слушать "Итальянку в Алжире", - сказал Альбер. -Но только помните, маэстро Пастрини, что для меня и для моего друга, -продолжал он, указав на Франца, - чрезвычайно важно завтра же иметь кос-тюмы, о которых я вас просил. Хозяин еще раз подтвердил, что их милостям не о чем беспокоиться ичто все будет сделано согласно их пожеланиям, после чего Франц и Альберотправились к себе, чтобы снять маскарадные костюмы паяцев. Альбер бережно спрятал букетик фиалок; это была та примета, по кото-рой прекрасная поселянка могла его узнать. Друзья сели за стол; Альбер не преминул обратить внимание на сущест-венную разницу между кухней маэстро Пастрини и кухней графа Монте-Крис-то. И Франц, хотя и относился к графу с некоторым предубеждением, долженбыл по совести признать, что это сравнение было далеко не в пользу пова-ра гостиницы. Когда им подали десерт, лакей осведомился, в котором часу молодым лю-дям нужен экипаж. Альбер и Франц в нерешительности переглянулись. Лакейугадал их мысль. - Его сиятельство граф Монте-Кристо, - сказал он, - приказал, чтобыэкипаж весь день был в распоряжении ваших милостей. Ваши милости могутрасполагать им без всякого стеснения. Молодые люди решили воспользоваться любезным вниманием графа; они ве-лели запрягать, а сами пошли переодеваться, ибо их костюмы несколько по-измялись во время многочисленных боев, в которых они принимали участие. Переодевшись, они поехали в театр и расположились в ложе графа. Во время первого действия в свою ложу вошла графиня Г.; она первымделом взглянула туда, где накануне сидел граф, и увидела Франца и Альбе-ра в ложе того человека, о котором она не далее, как накануне, высказалаФранцу такое странное мнение. Ее бинокль был так настойчиво направлен на Франца, что тот почувство-вал, что было бы жестоко не удовлетворить тотчас же ее любопытство, поэ-тому, воспользовавшись привилегией итальянских театралов, которым разре-шается превращать зрительный зал в собственную гостиную, приятели вышлииз ложи и отправились засвидетельствовать свое почтение графине. Не успели они войти, как графиня указала Францу на почетное место ря-дом с собою. Альбер сел сзади. - Итак, - сказала она Францу, едва дав ему время сесть, - вы, по-ви-димому, не теряя времени, поспешили познакомиться с новоявленным лордомРутвеном и даже подружились с ним? - Не так коротко, как вы предполагаете, графиня, - отвечал Франц, -но не смею отрицать, что мы сегодня весь день пользовались его любез-ностью. - Весь день? - Да, именно весь день; утром мы у него завтракали, днем катались поКорсо в его экипаже, а теперь, вечером, сидим в его ложе. - Так вы с ним знакомы? - И да и нет. - Как так? - Это длинная история. - Вы мне ее расскажете? - Она напугает вас. - Вот и хорошо. - Подождите, по крайней мере, до развязки. - Хорошо, я люблю законченные рассказы. Но все-таки расскажите, каквы встретились? Кто вас познакомил? - Никто. Он сам познакомился с нами. - Когда? - Вчера вечером, после того как мы расстались. - Каким образом? - Через весьма прозаическое посредство хозяина нашей гостиницы. - Так он тоже живет в гостинице "Лондон"? - Да, и даже на одной площадке с нами. - Как его зовут? Вы должны знать его имя. - Разумеется. Граф Монте-Кристо. - Что это такое? Это не родовое имя. - Нет, это имя острова, который он купил. - И он граф? - Тосканский граф. - Ну что ж, проглотим и этого, - сказала графиня, принадлежавшая кодной из древнейших венецианских фамилий. - Что он за человек? - Спросите у виконта де Морсер. - Слышите, виконт, - сказала графиня, - меня отсылают к вам. - Мы были бы чересчур придирчивы, графиня, если бы не считали егоочаровательным, - отвечал Альбер. - Человек, с которым мы были бы дружныдесять лет, не сделал бы для нас того, что он сделал. И притом с такойлюбезностью, чуткостью и вниманием! Не приходится сомневаться, что этовполне светский человек. - Вот увидите, - сказала графиня, смеясь, - что мой вампир какой-ни-будь парвеню, который хочет, чтобы ему простили его миллионы, и поэтомустарается казаться Ларой, чтобы его не спутали с господином Ротшильдом.А ее вы видели? - Кого ее? - спросил Франц улыбнувшись. - Вчерашнюю красавицу гречанку? - Нет. Мы как будто слышали звуки ее лютни. но она осталась незримой. - Не напускайте таинственности, дорогой Франц, - сказал Альбер. -Кто, по-вашему, был в голубом домино у окна, затянутого белой камкой. - А где было это окно? - спросила графиня. - В палаццо Росполи. - Так у графа было окно в палаццо Росполи? - Да. Вы были на Корсо? - Конечно, была. - Так вы, может быть, заметили два окна, затянутые желтой камкой, иодно, затянутое белой с красным крестом? Эти три окна принадлежат графу. - Так это настоящий набоб! Вы знаете, сколько стоят три таких окна вовремя карнавала, да еще в палаццо Росполи, в лучшем месте Корсо? - Двести или триста римских скудо. - Скажите лучше - две или три тысячи. - Ах, черт возьми! - Это его остров приносит ему такие доходы? - Его остров? Он не приносит ему ни гроша. - Так зачем же он его купил? - Из прихоти. - Так он оригинал? - Должен сознаться, - сказал Альбер, - что он мне показался несколькоэксцентричным. Если бы он жил в Париже и появлялся в свете, то я сказалбы, что он либо шут, ломающий комедию, либо прощелыга, которого погубилалитература", он сегодня произносил монологи, достойные Дидье или Антони[33]. В ложу вошел новый гость, и Франц согласно этикету уступил ему своеместо. Разговор, естественно, принял другое направление. Час спустя друзья вернулись в гостиницу. Маэстро Пастрини уже позабо-тился об их костюмах и уверял, что они будут довольны его распоряди-тельностью. В самом деле, на следующий день, в десять часов утра, он вошел в ком-нату Франца в сопровождении портного, нагруженного костюмами римских по-селяй. Друзья выбрали себе два одинаковых, более или менее по росту, ивелели нашить на каждую из шляп метров по двадцать лент, а также достатьим два шелковых шарфа с поперечными пестрыми полосами, которымикрестьяне подпоясываются в праздничные дни. Альберу не терпелось посмотреть, идет ли ему его новый костюм; онсостоял из куртки и штанов голубого бархата, чулок со стрелками, башма-ков с пряжками и шелкового жилета. Наружность Альбера могла только выиг-рать в этом живописном костюме, и, когда он стянул поясом свою стройнуюталию и заломил набекрень шляпу, на которой развевались ленты, Францупришло на ум, что физическое превосходство, которое мы приписываем неко-торым народам, нередко зависит от костюма. Например, турки, некогдастоль живописные в своих длинных халатах ярких цветов, разве не отврати-тельны теперь в синих, наглухо застегнутых сюртуках и греческих фесках,делающих их похожими на винные бутылки, запечатанные красным сургучом? Франц сказал несколько лестных слов Альберу, который, стоя перед зер-калом, взирал на себя с улыбкой, в значении которой было бы трудно усом-ниться. Вошедший граф Монте-Кристо застал их за этим занятием. - Господа, - сказал он, - как ни приятно делить с кем-нибудь веселье,но свобода еще приятнее, а потому я пришел сказать вам, что на сегодня ина все остальные дни предоставляю в полное ваше распоряжение экипаж, вкотором вы вчера катались. Наш хозяин, вероятно, сказал вам, что я держуу него три или четыре экипажа, так что вы меня не стесните; пользуйтесьим совершенно свободно и для развлечений и для дел. Если вам нужно будетповидаться со мной, вы всегда найдете меня в палаццо Росполи. Молодые люди начали было отнекиваться, но в сущности у них не былоникаких веских причин отказываться от предложения, для них весьма прият-ного, и они кончили тем, что приняли его. Граф Монте-Кристо просидел у них с четверть часа, с полной непринуж-денностью разговаривая о том о сем. Как мы уже заметили, он был знаком слитературой всех народов. Один взгляд на стены его гостиной показалАльберу и Францу, что он любитель картин. Несколько беглых, оброненныхпри случае замечаний доказали им, что он не чужд наукам; его, по-видимо-му, особенно занимала химия. Молодые люди не притязали на то, чтобы отплатить графу радушием зарадушие; с их стороны было бы нелепо, в ответ на его изысканный завтрак,предложить ему отведать весьма посредственной стряпни маэстро Пастрини.Они откровенно высказали ему это, и он вполне оценил их такт. Альбер восхищался манерами графа и признал бы его за истинногоджентльмена, если бы тот не был так учен. Больше всего его радовала воз-можность свободно располагать коляской. Он имел виды на своих прелестныхпоселянок, а так как накануне они катались в весьма элегантном экипаже,то ему очень хотелось не уступать им в этом отношении. В половине второго молодые люди вышли на крыльцо; кучер и лакеи при-думали надеть ливреи поверх своих звериных шкур, отчего стали еще смеш-нее вчерашнего и заслужили похвалы Альбера и Франца. Увядший букетик фиалок трогательно поник в петличке Альбера. С первым ударом колокола они пустились в путь по виа Витториа и уст-ремились на Корсо. На втором круге в их коляску упал букетик свежих фиалок, брошенный изэкипажа, в котором сидели женщины, одетые паяцами. Альбер понял, что поих примеру вчерашние поселянки переменили костюмы и что, быть может слу-чайно, а возможно из тех же галантных намерений, "контадинки" нарядилисьпаяцами. Альбер заменил увядший букетик свежим, но продолжал держать его в ру-ке, и когда снова поравнялся с коляской, то нежно поднес его к губам,что, по-видимому, доставило большое удовольствие не только бросившей бу-кетик даме, но и ее веселым подругам. Оживление на Корсо было не меньше, чем накануне; очень вероятно, чтотонкий наблюдатель подметил бы даже возрастание шума и веселья. Граф наминуту показался в своем окне, но когда экипаж второй раз проезжал мимо,его уже не было. Заигрывание между Альбером и дамой с фиалками продолжалось, разумеет-ся, весь день. Вечером, вернувшись домой, Франц нашел письмо из посольства; ему со-общали, что завтра его святейшество окажет ему честь принять его. Каждыйраз, когда он бывал в Риме, он испрашивал эту милость; и, как всегда,движимый не только благочестием, но и благодарностью, он не хотел поки-нуть столицу христианского мира, не повергнув свое почтительное поклоне-ние к стопам наместника св. Петра, являвшего собой редкий образец всехдобродетелей. Поэтому для него не могло быть и речи, чтобы на следующий день при-нять участие в карнавале. Ибо, невзирая на сердечную доброту, котораясопутствует его величию, никто без благоговейного трепета не готовитсяпреклонить колени перед благородным старцем, именуемым Григорием XVI. Выйдя из Ватикана, Франц прямым путем вернулся в гостиницу, избегаядаже мимоходом пройти по Корсо. Он был полон благочестивых мыслей и бо-ялся осквернить их безумствами карнавала. В десять минут шестого вернулся Альбер. Он был в полном восторге; егодама появилась снова в костюме поселянки и, встретясь с коляской Альбе-ра, подняла маску. Она была очаровательна. Франц искренно поздравил Альбера; тот принял его поздравления какдолжное. Он уверял, что по некоторым признакам прекрасная незнакомка,несомненно, принадлежит к высшей аристократии. Он твердо решил на следующий день написать ей. Франц, выслушав это признание, догадался, что Альбер хочет о чем-топопросить его, но стесняется. Он стал допытываться, уверяя своего друга,что ради его счастья готов на любые жертвы. Альбер заставил себя проситьровно столько, сколько требовала учтивость, а затем признался Францу,что тот окажет ему большую услугу, если согласится на другой день усту-пить коляску ему одному. Альбер считал, что прекрасная поселянка приподняла маску только пото-му, что он был один. Разумеется, Франц не был таким эгоистом, чтобы мешать Альберу в самомразгаре приключения, обещавшего быть столь приятным и лестным. Он хорошознал беззастенчивую болтливость своего легкомысленного друга и не сомне-вался, что тот расскажет ему о своем романе со всеми подробностями, атак как, исколесив всю Италию вдоль и поперек, он сам за три года ни ра-зу не имел случая даже завязать какую-нибудь интрижку, то он не прочьбыл узнать, как это делается. Он обещал Альберу удовольствоваться ролью зрителя и сказал, что будетлюбоваться карнавалом из окон палаццо Росполи. Франц сдержал слово и на другой день, стоя у окна, смотрел, какАльбер катается взад и вперед по Корсо. В руках он держал огромный бу-кет, в который, вероятно, была засунута любовная записка. Это предполо-жение превратилось в уверенность, когда Франц увидел этот букет в рукахочаровательной женщины, одетой в розовый костюм паяца. Альбер вернулся домой уже не в восторге, а в экстазе. Он не сомневал-ся, что прекрасная незнакомка ответит ему тем же способом. Франц пошелнавстречу его желаниям, заявив, что он устал от всей этой сутолоки и ре-шил весь следующий день посвятить своему альбому и своим заметкам. Альбер не ошибся в своих прорицаниях: на другой день, вечером, онвлетел в комнату Франца, держа за уголок сложенную вчетверо бумажку ипобедно размахивая ею. - Ну что? - воскликнул он. - Что я говорил? - Она ответила! - воскликнул Франц. - Читайте. Тон, которым это было сказано, не поддается описанию. Франц взял за-писку и прочел: "Во вторник вечером, в семь часов, выйдите из коляски противвиа-деи-Понтефичи и последуйте за поселянкой, которая вырвет у вас мок-колетто. Когда вы взойдете на первую ступеньку церкви Сан-Джакомо, незабудьте привязать к рукаву вашего костюма паяца розовый бант. До вторника вы меня не увидите. Верность и тайна". - Ну-с, дорогой друг, - сказал Альбер, когда Франц прочел письмо, -что вы на это скажете? - Скажу, - отвечал Франц, - что дело принимает весьма приятный обо-рот. - И я так думаю, - сказал Альбер, - и очень боюсь, что вам придетсяехать одному на бал к герцогу Браччано. Франц и Альбер утром получили приглашение на бал к знаменитому римс-кому банкиру. - Берегитесь, дорогой Альбер, - сказал Франц, - у герцога соберетсявся знать; и если ваша прекрасная незнакомка в самом деле аристократка,то она должна будет там появиться. - Появится она там или нет, я не изменю своего мнения о ней, - сказалАльбер. - Вы прочли записку? - Да. - Вы знаете, какое образование получают в Италии женщины mezzo cito?[34] - Да, - ответил Франц. - Так перечтите записку, обратите внимание на почерк и найдите хотьодну стилистическую или орфографическую ошибку. В самом деле, почерк был прекрасный, орфография безукоризненна. - Вам везет! - сказал Франц, возвращая записку Альберу. - Смейтесь, сколько вам угодно, шутите, сколько хотите, - возразилАльбер, - а я влюблен. - Боже мой, вы меня пугаете, - сказал Франц, - я вижу, что мне при-дется не только ехать без вас на бал к герцогу Браччано, но даже, того игляди, одному вернуться во Флоренцию. - Во всяком случае, если моя незнакомка так же любезна, как хорошасобой, то я решительно заявляю, что остаюсь в Риме по меньшей мере нашесть недель. Я обожаю Рим и к тому же всегда имел склонность к археоло-гии. - Еще два-три таких приключения, и я начну надеяться, что увижу васчленом Академии надписей и изящной словесности. Вероятно, Альбер принялся бы серьезно обсуждать свои права на акаде-мическое кресло, но слуга доложил, что обед подан. Альбер никогда не те-рял аппетита из-за любви. Поэтому он поспешил сесть за стол вместе, сприятелем, готовясь возобновить этот разговор после обеда. Но после обеда доложили о приходе графа Монте-Кристо. Молодые людиуже два дня не видели его. От маэстро Пастрини они узнали, что он уехалпо делам в Чивита-Веккию. Уехал он накануне вечером и только час, каквернулся. Граф был чрезвычайно мил. Либо он сдерживался, либо на сей раз ненашлось повода для высказывания язвительных и горьких мыслей, но тольков этот вечер он был такой, как все. Францу он казался неразрешимой за-гадкой. Граф, конечно, отлично знал, что его гость на острове Мон-те-Кристо узнал его; между тем он со времени их второй встречи ни словомне обмолвился о том, что уже однажды видел его. А Франц, как ему ни хо-телось намекнуть на их первую встречу, боялся досадить человеку, пока-завшему себя таким предупредительным по отношению к нему и к его другу;поэтому он продолжал ту же игру, что и граф. Монте-Кристо, узнав, что Франц и Альбер хотели купить ложу в театреАрджептина и что все ложи оказались заняты, принес им ключ от своей ло-жи, - так по крайней мере он объяснил свое посещение. Франц и Альбер стали было отказываться, говоря, что не хотят лишатьего удовольствия; но граф возразил, что собирается в театр Палли и еголожа в театре Арджентина будет пустовать, если они ею не воспользуются. После этого молодые люди согласились. Франц мало-помалу привык к бледности графа, так сильно поразившей егов первый раз. Он не мог не отдать должного строгой красоте его лица,главным недостатком или, быть может, главным достоинством которого былабледность. Граф был настоящий байроновский герой, и Францу стоило нетолько увидеть его, но хотя бы подумать о нем, чтобы тотчас же предста-вить себе его мрачную голову на плечах Манфреда или под шляпой Лары. Еголоб был изборожден морщинами, говорящими о неотступных горьких думах;пламенный взор проникал до самой глубины души; насмешливые и гордые губыпридавали всему, что он говорил, особенный оттенок, благодаря которомуего слова неизгладимо врезывались в память слушателей. Графу было, вероятно, уже лет сорок, но никто бы не усомнился, что онодержал бы верх над любым более молодым соперником. В довершениесходства с фантастическими героями английского поэта он обладал огромнымобаянием. Альбер не переставал твердить о счастливой случайности, благодаря ко-торой они познакомились с таким неоценимым человеком. Франц был болеесдержан, но и он поддавался тому влиянию, которое всегда оказывает наокружающих незаурядный человек. Он вспомнил о том, что граф уже несколько раз выражал намерение посе-тить Париж, и не сомневался, что при своей эксцентричности, характернойнаружности и несметном богатстве граф произведет там сенсацию. А между тем он не чувствовал никакого желания очутиться в Париже од-новременно с ним. Вечер прошел так, как обычно проходят вечера в итальянских театрах:зрители, вместо того чтобы слушать певцов, ходили друг к другу в гости.Графиня Г. хотела навести разговор на графа, но Франц сказал ей, что унего есть гораздо более занимательная новость и, невзирая на лицемерныепротесты Альбера, сообщил ей о великом событии, уже три дня занимавшеммысли обоих друзей. Такие приключения, если верить путешественникам, в Италии не редкость- поэтому графиня не выразила никакого удивления и поздравила Альбера сначалом любовного похождения, обещавшего так приятно завершиться. Молодые люди откланялись, условившись встретиться с графиней на балуу герцога Браччано, куда был приглашен весь Рим. Дама с фиалками сдержа-ла слово: ни на следующий, ни на третий день она не давала о себе знать. Наконец, наступил вторник - последний, самый шумный день карнавала. Вэтот вторник театры открываются с утра, в десять часов, потому что в во-семь часов вечера начинается пост. Во вторник все, кто по недостатку де-нег, времени или охоты не принимал участия в празднике, присоединяются квакханалии и вносят свою долю в общее движение и шум. С двух часов до пяти Франц и Альбер кружили в цепи экипажей и переб-расывались пригоршнями конфетти со встречными колясками и пешеходами,которые протискивались между ногами лошадей и колесами экипажей так лов-ко, что, несмотря на невообразимую давку, не произошло ни одного нес-частного случая, ни одной ссоры, ни одной потасовки. Итальянцы в этомотношении удивительный народ. Для них праздник - поистине праздник. Ав-тор этой повести, проживший в Италии около шести лет, не помнит, чтобыкакое-нибудь торжество было нарушено одним из тех происшествий, которыенеизменно сопутствуют нашим празднествам. Альбер красовался в своем костюме паяца; на плече развевался розовыйбант, концы которого свисали до колен. Чтобы не произошло путаницы,Франц надел костюм поселянина. Чем ближе время подходило к вечеру, тем громче становился шум. Намостовой, в экипажах, у окна не было рта, который бы безмолвствовал, небыло руки, которая бы бездействовала; это был поистине человеческий ура-ган, слагавшийся из грома криков и града конфетти, драже, яиц с мукой,апельсинов и цветов. В три часа звуки выстрелов, с трудом покрывая этот дикий шум, однов-ременно раздались на Пьяцца-дель-Пополо и у Венецианского дворца и воз-вестили начало скачек. Скачки, так же как и мокколи, составляют непременную принадлежностьпоследнего дня карнавала. По звуку выстрелов экипажи тотчас вышли из це-пи и рассыпались по ближайшим боковым улицам. Все эти маневры совершаются, кстати сказать, с удивительной ловкостьюи быстротой, хотя полиция нисколько не заботится о том, чтобы указыватьместа или направлять движение. Пешеходы стали вплотную к дворцам, послышался топот копыт и стук са-бель. Отряд карабинеров, по пятнадцати в ряд, развернувшись во всю ширинуулицы, промчался галопом по Корсо, очищая его для скачек. Когда отряддоскакал до Венецианского дворца, новые выстрелы возвестили, что улицасвободна. В ту же минуту под неистовый оглушительный рев, словно тени, пронес-лись восемь лошадей, подстрекаемые криками трехсот тысяч зрителей и же-лезными колючками, которые прыгали у них на спинах. Немного погодя сзамка св. Ангела раздалось три пушечных выстрела, - это означало, чтовыиграл третий номер. Тотчас же, без всякого другого сигнала, экипажи снова хлынули на Кор-со из всех соседних улиц, словно на миг задержанные ручьи разом устреми-лись в питаемое ими русло, и огромная река понеслась быстрее прежнегомежду гранитными берегами. Но теперь к чудовищному водовороту прибавился еще новый источник шумаи сутолоки: на сцену выступили продавцы мокколи. Мокколи, или мокколетти, - это восковые свечи разной толщины, начинаяот пасхальной свечи и кончая самой тоненькой свечкой; для действующихлиц последнего акта карнавала в Риме они являются предметом двух проти-воположных забот: 1) не давать гасить свой мокколетто; 2) гасить чужие мокколетти. В этом смысле мокколетто похож на жизнь: человек нашел только одинспособ передавать ее, да и тот получил от бога. Но он нашел тысячу способов губить ее; правда, в этом случае ему нес-колько помогал дьявол. Чтобы зажечь мокколетто, достаточно поднести его к огню. Но как описать тысячи способов, изобретенных для тушения мокколетти:исполинские меха, чудовищные гасильники, гигантские веера? Мокколетти раскупали нарасхват. Франц и Альбер последовали примерудругих. Вечер быстро наступал, и под пронзительный крик тысяч продавцов:"Мокколи!" - над толпой зажглись первые звезды. Это послужило сигналом.Не прошло и десяти минут, как от Венецианского дворца до Пьяцца-дельПо-поло засверкало пятьдесят тысяч огоньков. Это был словно праздник блуждающих огней. Трудно представить себе это зрелище. Вообразите, что все звезды спустились с неба и закружились на земле внеистовой пляске. А в воздухе стоит такой крик, какого никогда не слыха-ло человеческое ухо на всем остальном земном шаре. К этому времени окончательно исчезают все сословные различия. Факкинопреследует князя, князь - транстеверинца, транстеверинец - купца; и всеэто дует, гасит, снова зажигает. Если бы в этот миг появился древнийЭол, он был бы провозглашен королем мокколи, а Аквилон - наследным прин-цем. Этот яростный огненный бой длился около двух часов; на Корсо былосветло, как днем; можно было разглядеть лица зрителей в окнах четвертогои пятого этажей. Каждые пять минут Альбер смотрел на часы; наконец, они показали семь. Друзья проезжали как раз мимо виа-деи-Понтефичи. Альбер выскочил изколяски, держа в руке мокколетто. Несколько масок окружило его, дуя на его свечу; но, будучи ловкимбоксером, он отшвырнул их от себя шагов на десять и побежал к церквиСан-Джакомо. Паперть кишела любопытными и масками, которые наперерыв старалисьвыхватить или потушить друг у друга свечу. Франц следил глазами заАльбером и видел, как тот взошел на первую ступеньку; почти тотчас жемаска, одетая в столь хорошо знакомый костюм поселянки, протянула руку,и на этот раз Альбер без сопротивления отдал мокколетто. Франц был слишком далеко, чтобы слышать слова, которыми они обменя-лись; но, по-видимому, разговор был мирный, ибо Альбер и поселянка уда-лились рука об руку. Франц еще с минуту смотрел им вслед, но скоро поте-рял их из виду. Внезапно раздались звуки колокола, возвещавшего конец карнавала, и вту же секунду, как по мановению волшебного жезла, все мокколетти разомпогасли, словно могучий ветер единым дыханием задул их. Франц очутился в полной темноте. Вместе с огнями исчез и шум, словно тот же порыв ветра унес с собой икрики. Слышен был только стук экипажей, развозивших маски по домам; вид-ны были только редкие огоньки, светившиеся в окнах. Карнавал кончился.