IV. НА ГРИН-СТРИТ

Неизвестно, как впервые возникло впечатление, что Проспер Профонопасный человек: восходило ли оно к. его попытке подарить Валу мэйфлайскуюкобылу; к замечанию ли Флер, что он, "как мидийское воинство, рыщет ирыщет"; к его несуразному вопросу "Зачем вам жизнеспособность, мистерКардиган? ", или попросту к тому факту, что он был иностранцем, или, кактеперь говорят, "чужеродным элементом". Известно только, что Аннет выгляделаособенно красивой и что Сомс продал ему Гогэна, а потом разорвал чек, послечего сам мсье Профон заявил: "Я так и не получил этой маленькой картинки,которую купил у мистера Форсайта". Как ни подозрительно на него смотрели, он все же часто навещалвечнозеленый дом Уинифрид на Грин-стрит, блистая благодушной тупостью,которую никто не принимал за наивность - это слово вряд ли было применимо кмсье Просперу Профону. Правда, Уинифрид все еще находила бельгийца"забавным" и посылала ему записочки, приглашая: "Заходите, поможете намприятно убить вечер" (не отставать в своем словаре от современности было длянее необходимо как воздух). Если он был для всех окружен ореолом таинственности, этообусловливалось тем, что он все испытал, все видел, слышал и знал и, однако,ничего ни в чем не находил, что казалось противоестественным. Уинифрид,всегда вращавшаяся в светском обществе, была достаточно знакома с английскимтипом разочарованности. Люди этого типа отмечены печатью некоторойизысканности и благородства, так что это даже доставляет удовольствиеокружающим. Но ничего ни в чем не находить было не по-английски; а всенеанглийское невольно кажется опасным, если не представляется определеннодурным тоном. Как будто настроение, порожденное войной, прочно уселосьтемное, тяжелое, равнодушно улыбающееся - в ваших креслах ампир, как будтооно заговорило вдруг, выпятив толстые румяные губы над мефистофельскойбородкой. Для англичанина это было "немного чересчур", как выражался ДжекКардиган: если нет ничего, ради чего стоило бы волноваться, то всетакиостается спорт, а спорт уж наверно стоит волнения. Уинифрид, всегдаостававшаяся в душе истой Форсайт, не могла не чувствовать, что от подобнойразочарованности ничего не возьмешь, так что она действительно не имеет правна существование. И впрямь мсье Профон слишком обнажал свой образ мыслей встране, где такие явления принято вуалировать. Когда Флер после поспешного возвращения из Робин Хилла сошла в этотвечер к обеду, "настроение" стояло У окна в маленькой гостиной Уинифрид иглядело на Грйнстрит с таким выражением, точно ничего там не видело. Флертотчас отвернулась и уставилась на камин, как будто видела в топке огонь,которого там не было. Профон отошел от окна. Он был в полном параде: белый жилет, белыйцветок в петлице. - А, мисс Форсайт, очень рад вас видеть, - сказал он. - Как поживаетмистер Форсайт? Я как раз сегодня говорил, что ему следует развлечься. Онскучает. - Разве? - коротко ответила Флер. - Определенно скучает, - повторил мсье Профон, раскатывая "р". Флер резко обернулась. - Сказать вам, что бы его развлекло? - начала она; но слова "услышать,что вы смылись" замерли у нее на губах, когда она увидела его лицо. Онобнажил все свои прекрасные белые зубы. - Я слышал сегодня в клубе про его прежние неприятности. Флер широко раскрыла глаза. - Не понимаю, что вы имеете в виду. Мсье Профон наклонил зализанную голову, словно желая умалить значениесвоих слов. - То маленькое дельце, - сказал он, - еще до вашего рождения. Сознавая, что он очень умно отвлек ее внимание от той лепты, которуюсам вносил в неприятности ее отца, Флер не смогла, однако, воздержаться отвопроса, на который ее толкало острое любопытство. - Расскажите, что вы слышали. - Зачем же? - уронил мсье Профон. - Вы все это знаете. - Разумеется. Но я хотела бы убедиться, что вам не передали впревратном виде. - Про его первую жену, - начал мсье Профон. Едва подавив возглас: "У папы никогда не было другой жены!" - Флерсказала: - Да, так что же вы о ней слышали? - Мистер Джордж Форсайт рассказал мне, как первая жена вашего отцавпоследствии вышла замуж за его кузена Джолиона. Для мистера Форсайта этобыло, я думаю, немного неприятно. Я видел их сына - славный мальчик. Флер подняла глаза. Дьявольски усмехающееся лицо мсье Профона поплылоперед нею. Так вот она, вот причина! Героическим усилием, какого еще недоводилось ей делать в жизни. Флер заставила остановиться поплывшее лицо.Она не знала, заметил ли Профон ее волнение. В гостиную вошла Уинифрид. - О! Вы уже здесь. Мы с Имоджин провели восхитительный день на "Базаремладенца". - Какого младенца? - машинально спросила Флер. - Общества "Спасай младенцев". Мне подвернулась чудесная покупка,дорогая моя. Кусок старинного армянского кружева - невероятная древность. Вымне скажете ваше мнение о нем, Проспер. - Тетя! - вдруг прошептала Флер. Испуганная странным тоном девушки, Уинифрид подошла к ней. - Что с тобой? Тебе нехорошо? Мсье Профон отошел к окну, откуда как будто и не мог услышать ихразговор. - Тетя, он... он сказал мне, что папа был уже раз женат. Правда, что онразвелся с той женой и она вышла замуж за отца Джона Форсайта? Никогда за всю свою жизнь матери четырех маленьких Дарти не испытывалаУинифрид такого смущения. Лицо ее племянницы было бледно, глаза темны,напряженный голос упал до шепота. - Твой отец не хотел, чтобы ты об этом узнала, - сказала она как моглавнушительней. - Всегда так получается. Я много раз говорила ему, что ондолжен тебе рассказать. - О! - воскликнула Флер. И все. Но и этого было довольно. Уинифрид погладила ее по плечу - покрепкому плечику, приятному и белому! Она всегда невольно взглядом оценщикасмотрела на племянницу, которая, конечно, выйдет когда-нибудь замуж, но неза этого мальчика Джона. - Мы уже много лет как забыли об этом, - сказала она в утешение. Идемобедать! - Нет, тетя. Мне нездоровится. Можно мне уйти наверх? - Дорогая моя! - огорчилась Уинифрид. - Ты так близко принимаешь это ксердцу? Ведь между вами еще ничего не было. Этот мальчик - ребенок! - Какой мальчик? У меня просто болит голова. И мне сегодня не хочетсябольше видеть этого человека. - Хорошо, дорогая, - сказала Уинифрид. - Иди к себе и ляг. Я тебепришлю брому, и я поговорю с Проспером. Зачем он вздумал сплетничать? Нодолжна сказать, по-моему, лучше даже, что ты все узнала. Флер улыбнулась. - Да, - сказала она и тихо ушла. Когда она подымалась по лестнице, у нее кружилась голова, во рту былосухо, в груди щемило. Никогда за всю свою жизнь не знала она хотя быминутного опасения, что не получит того, чего желала. День выдался полныйсильных переживаний, а от завершившего их страшного открытия у нее и впрямьзаболела голова. Не удивительно, что отец прячет ту фотографию, стыдится,что хранит ее до сих пор. Но может ли он ненавидеть мать Джона, если хранитее фотографию? Флер прижала руки к вискам, пытаясь разобраться в своихмыслях. А те рассказали ли Джону - ее появление в Робин-Хилле не принудилоли их рассказать? Да или нет? Все зависит теперь от этого. Она знает, и всезнают, кроме, может быть, Джона. Закусив губу, она шагала из угла в угол и думала с отчаяннымнапряжением. Джон любит свою мать. Если ему рассказали, как он поступит?Трудно предугадать. Но если нет, не может ли она... не может ли оназавладеть им, выйти за него замуж, пока он не узнал? Она пересмотрела своивпечатления от Робин-Хилла. Лицо его матери, такое пассивное - темные глаза,волосы точно напудрены, в чертах сдержанное спокойствие, улыбка на губах -это лицо ее смущало; и лицо его отца - доброе, осунувшееся, дышащее иронией.Она инстинктивно чувствовала, что они не могли тут же рассказать все Джону,не могли нанести ему удар, потому что для него узнать это будет, конечно,страшным ударом. Только бы тетя не рассказала отцу, что ей это стало известно! Надопринять меры. Пока родители думают, что ни она, ни Джон ничего не знают, ещене все потеряно, можно замести следы и добиться желанного. Но ее угнеталамысль о ее одиночестве в борьбе. Все против нее, все! Совсем как Джон сказалсегодня: он и она хотят жить, но прошлое стоит им поперек дороги, прошлое, вкотором они не участвовали, которого они не понимают. Возмутительно! Вдругона подумала о Джун. Не поможет ли она им? Почему-то Джун произвела на неетакое впечатление, точно она, сама ненавидя препятствия, должнасочувствовать их любви. Потом инстинкт подсказал другую мысль: "Не выдамничего даже ей. Нельзя. Джон должен быть моим. Наперекор им всем". Ейпринесли чашку бульона и таблетку излюбленного средства Уинифрид от головнойболи. Она проглотила и то и другое. Потом явилась и сама Уинифрид. Флероткрыла кампанию словами: - Знаете, тетя, я не хочу, чтобы думали, будто я влюблена в этогомальчика. Право, я почти с ним и не знакома. Уинифрид при всей Своей опытности не была fine. Слова Флер почтиуспокоили ее. Конечно, девушке неприятно было услышать о семейном скандале,и Уинифрид приступила к смягчению тонов - задаче, к которой она былапревосходно подготовлена, пройдя школу светского воспитания под опекойвсегда спокойной мамаши и отца, нервы которого нужно было постоянно беречь,и школу долголетней супружеской жизни с Монтегью Дарти. Ее рассказ былрекордом упрощения. Первая жена Сомса была крайне взбалмошная особа. Был ещемолодой человек, которого раздавил омнибус, и она ушла от Сомса. Потом,через много лет, когда все могло бы опять наладиться, она увлеклась ихдвоюродным братом Джолионом; Сомс, конечно, был принужден с ней развестись.История эта давно всеми забыта, помнят только в семье. Впрочем, всеобернулось к лучшему: у Сомса теперь есть Флер, а Джолион с Ирэн живут,по-видимому, очень счастливо, и сын их очень милый юноша. "А Вэл женился наХолли, и это окончательно все сгладило". С этими утешительными словамиУинифрид погладила племянницу по плечу, подумала: "Аппетитная маленькаяженщина - вся как литая" - и вернулась к Просперу Профону, который, несмотряна допущенную им бестактность, был в этот вечер очень "забавен". В течение нескольких минут после ухода тетки Флер оставалась подвлиянием брома материального и духовного. Но потом вновь вернулось сознаниереальности. Тетя обошла молчанием все то, что действительно имело значение:чувство, ненависть, любовь, непримиримость страстных сердец. Так мало знаяжизнь, едва успев коснуться любви. Флер все же инстинктом поняла, что словатак же далеки от факта, как монета от покупаемого на нее хлеба. "Бедныйпапа! - думала она. - Бедная я! Бедный Джон! Но все равно - раз я этогохочу, он будет мой". В окно своей комнаты она увидела, как Проспер Профонвышел в сумерках из подъезда и "порскнул прочь". Если он и ее мать... какотразится это на ее планах? Несомненно, отец в таком случае еще большепривяжется к ней, так что в конце концов согласится на все, чего онапожелает, или тем скорее примирится со всем, что она сделает без его ведома. Она взяла горсть земли из ящика с цветами за окном и изо всей силыбросила вслед удаляющейся спине. Недобросила, конечно, но самая попыткаподействовала на нее успокоительно. Легкий ветер, врываясь в окно, приносил с Грин-стрит запах бензинанеприятный запах.