XI. ДУЭТ

"Маленькое волнение" любви поразительно разрастается, когда ей грозитопасность. Джон прибыл на Пэддингтонский вокзал за полчаса до срока и, какему казалось, с опозданием на добрую неделю. Он стоял около условленногокнижного киоска в толпе воскресных дачников, и даже грубая шерсть клетчатогокостюма не могла скрыть взволнованное биение его сердца. Он читал названияроманов на прилавке и наконец купил один из них, чтобы избежать косоговзгляда продавца. Роман назывался "Сердце стези! ", что должно было иметькакой-то смысл, хотя, по всей видимости, не имело. Купил он, кроме того,"Зеркало дамы" и "Земледельца". Каждая минута длилась час и полна былавоображаемых ужасов. Когда прошло девятнадцать таких минут, Джон увидел Флерв сопровождении носильщика, катившего багаж. Она подошла быстро, спокойно.Она поздоровалась с ним, как с братом. - Первый класс, - сказала она носильщику, - угловые места, одно противдругого. Джон дивился ее поразительному самообладанию. - Нельзя ли нам занять целое купе? - спросил он шепотом. - Не выйдет. Поезд с частыми остановками. Разве что после Мэйденхеда.Держись непринужденно, Джон. Джон скривил лицо в хмурую гримасу. Они вошли в купе - и с ними двоекаких-то болванов, черт бы их побрал! От смущения он дал на чай носильщикууйму денег. Подлец не заслужил и пенни за то, что привел их сюда, да еще стаким видом, точно все понял! Флер спряталась за "Зеркало дамы". Джон в подражание ей - за"Земледельца". Поезд тронулся. Флер уронила "Зеркало дамы" и наклониласьвперед. - Ну? - сказала она. - День тянулся, точно две недели! Она кивнула в знак согласия, и у Джона сразу просветлело лицо. - Держись непринужденно, - шепнула Флер и прыснула со смеху. Джон почувствовал обиду. Как может он держаться непринужденно, когданад ним нависла угроза Италии? Он намеревался сообщить ей новость осторожно,но тут выложил сразу: - Меня хотят на два месяца отправить С мамой в Италию! Флер опустила ресницы, чуть побледнела и прикусила губу. - О! - сказала она. Вот и все, но этого было довольно. Это "О!" было как быстро отдернутая рука в фехтовании при подготовке кнеожиданному выпаду. Выпад тотчас последовал. - Ты должен ехать! - Ехать? - повторил Джон придушенным голосом. - Конечно! - Но - на два месяца! Это ужасно! - Нет, - сказала Флер, - на полтора. Ты меня тем временем забудешь. Мывстретимся в Национальной галерее на следующий день после вашего приезда. Джон засмеялся. - А что, если ты забудешь меня? - пробормотал он под грохот колес. Флер покачала головой. - Какой-нибудь другой мерзавец... - проговорил Джон. Она носком придавила ему ногу. - Никаких других мерзавцев! - сказала она, поднимая "Зеркало дамы". Поезд остановился; двое попутчиков сошли, вошел один новый. - "Я умру, - думал Джон, - если мы так и не останемся одни". Поезд покатил дальше. Флер опять наклонилась вперед. - Я ни за что не отступлю, - сказала она, - а ты? Джон горячо тряхнул головой. - Никогда! - воскликнул он. - Ты будешь мне писать? - Нет. Но ты можешь писать мне - в мой клуб. У нее свой клуб... - удивительная девушка! - Ты пробовала нажать на Холли? - прошептал он. - Да, но ничего не выведала. Я боялась нажимать слишком сильно. - Что бы это могло быть? - воскликнул Джон. - Что бы ни было, я узнаю. Последовало долгое молчание, которое нарушила, наконец Флер: - Мэйденхед, держись. Джон! Поезд остановился. Единственный попутчик вышел. Флер опустила штору наокне. - Живо! - сказала она. - Смотри в свое окно! Сделай самое зверскоелицо, какое только можешь. Джон раздул ноздри и нахмурился; он отроду, кажется, так не хмурился!Одна старая дама отступила, другая - молоденькая - взялась за ручку двери.Ручка повернулась, но дверь не подалась. Поезд тронулся, молодая дамабросилась к другому вагону. - Какое счастье! - воскликнул Джон. - Замок заупрямился. - Да, - сказала Флер, - я придержала дверь. Поезд шел. Джон упал на колени. - Следи за дверью в коридор, - прошептала Флер, - и живо! Их губы встретились. И хотя поцелуй длился всего каких-нибудь десятьсекунд, душа Джона покинула его тело и унеслась в такую даль, что когда онснова сидел против этой спокойной и сдержанной девицы, он был бледен каксмерть. Он услышал ее вздох, и этот звук показался ему самой дорогою вестью- чудесным признанием, что он кое-что значит для нее. - Шесть недель совсем не долго, - сказала она, - а тебе нетрудно будетсвести поездку к шести неделям: - надо только не терять голову, когда будешьтам, и делать вид, что не думаешь обо мне. Джон обомлел. - Как ты не понимаешь, Джон! Их необходимо в этом убедить. Если мы неисправимся к твоему приезду, они оставят свои причуды. Жаль только, что выедете в Италию, а не в Испанию. В Мадриде на картине Гойи есть девушка, папаговорит, что она похожа на меня. Но она совсем не похожа - я знаю, у насесть копия с нее. Для Джона это было словно луч солнца, пробившийся сквозь туман. - Мы поедем в Испанию, - сказал он. - Мама не станет возражать, онаникогда не была в Испании. А мой отец очень высокого мнения о Гойе. - Ах да, ведь он художник? - Он пишет только акварелью, - честно признался Джон. - Когда мы приедем в Рэдинг, Джон, ты выйдешь первым и подождешь меня уКэвершемского шлюза. Я отправлю машину домой, и мы пойдем пешком по дорожкевдоль реки. Джон в знак благодарности поймал ее руку, и они сидели молча, забыв омире и одним глазом косясь на коридор. Но поезд бежал, казалось, с удвоеннойскоростью, и шум его почти заглушало бурное дыхание Джона. - Подъезжаем, - сказала Флер. - Береговая дорожка возмутительнооткрытая. Еще разок! О, Джон, не забывай меня! Джон ответил поцелуем. И вскоре можно было видеть, как разгоряченноговида юноша выскочил из вагона и торопливо зашагал по платформе, шаря покарманам в поисках билета. Когда наконец Флер догнала его на берегу, немного дальше Кэвершемскогошлюза, он сделал над собой усилие и привел себя в относительное равновесие.Если разлука неизбежна, что ж, он не будет устраивать сцен. Ветер с яснойреки переворачивал наизнанку листья ракит, и они серебрились на солнце ипровожали двух заговорщиков слабым шелестом. - Я объяснила нашему шоферу, что меня укачало в поезде, - сказала Флер.- У тебя был достаточно естественный вид, когда ты выходил на платформу? - Не знаю. Что ты называешь естественным? - Для тебя естественно выглядеть сосредоточенносчастливым. Когда яувидела тебя в первый раз, я подумала, что ты ни капли не похож на другихлюдей. - В точности то же я подумал о тебе. Я сразу понял, что не буду любитьникого, кроме тебя. Флер засмеялась. - Мы до нелепости молоды. А юные грезы любви несовременны, Джон. К томуже они поглощают массу времени и сил. Сколько веселых похождений предстоиттебе в жизни! Ведь ты еще и не начал; даже стыдно, право. И я; Какподумаешь... На Джона нашло смущение. Как она может говорить такие вещи сейчас,перед самой разлукой! - Если ты так говоришь, я не могу уехать. Я скажу маме, что долженработать. Подумай, что творится в мире. - Что творится? Джон глубоко засунул руки в карманы. - Да, именно: подумай, сколько людей умирают с голоду. Флер покачала головой. - Нет, я не желаю портить себе жизнь из-за ничего. - Из-за ничего! Но положение отчаянное, и ведь нужно как-то помочь. - Ох, все это я знаю. Но людям нельзя помочь, Джон; они безнадежны.Только их вытащат из ямы - они тотчас лезут в другую. Смотри, они все ещедерутся, строят козни, борются, хотя ежедневно умирают кучами. Идиоты! - Тебе их не жалко? - Жалко? Конечно, жалко, но я не намерена из-за этого страдать: что втом пользы? Они замолчали, взволнованные: перед каждым впервые обнажилась намгновение природа другого. - По-моему, люди - скоты и идиоты, - упрямо повторила Флер. - По-моему, они просто несчастные, - сказал Джон. Между ними словно произошла ссора в этот высокий и страшный час, когдав последних просветах между ракитами им уже виделась разлука. - Ладно, ступай спасай своих несчастных и не думай обо мне. Джон застыл на месте. На лбу у него проступила испарина. Он весьдрожал; Флер тоже остановилась и хмуро глядела на реку. - Я должен хоть во что-нибудь верить, - сказал Джон в смертельнойтоске. - Все люди созданы, чтобы наслаждаться жизнью. Флер засмеялась. - Да, но ты сам-то смотри не упусти свое. Впрочем, может быть, по твоимпонятиям, наслаждение заключается в том, чтобы мучить самого себя. Такихнемало, что и говорить. Она была бледна, глаза ее стали темнее, губы тоньше. Флер ли этосмотрела на воду? У Джона явилось чувство нереальности, точно он переживаетсцену из романа, где влюбленному приходится выбирать между любовью и долтом.Но вот она оглянулась на него. Ничего не могло быть упоительней этогобыстрого взгляда. Он подействовал на Джона, как натянутая цепь на собаку, -заставил его рвануться к девушке, виляя хвостом и высунув язык. - Нечего нам глупить, - сказала она, - времени слишком мало. Смотри,Джон, отсюда тебе будет видно, где я переправлюсь через реку. Вон там, заповоротом, у опушки леса. Джон увидел конек крыши, две-три дымовые трубы"; заплату стены междудеревьями - и у него упало сердце. - Мне нельзя больше мешкать. Лучше не заходить дальше той изгороди, тамслишком открыто. Дойдем до нее и распрощаемся. Они молча шли бок о бок, рука об руку, приближаясь к изгороди, гдеполным цветом распустился боярышник, белый и розовый. - Мой клуб - "Талисман", Стрэттон-стрит. Пикадилли. Туда можно писатьсовершенно безопасно, и я бываю там довольно аккуратно раз в неделю. Джон кивнул. Лицо его застыло, глаза глядели на неподвижную точку впространстве. - Сегодня двадцать третье мая, - сказала Флер, - девятого июля я будустоять перед "Вакхом и Ариадной" в три часа; придешь? - Приду. - Если тебе так же скверно, как мне, значит все хорошо. Пусть пройдутэти люди! Муж и жена, гулявшие с детьми, шли мимо по-воскресному чинно. Последний из них прошел наконец в калитку. - Семейный жанр! - сказала Флер и прислонилась к цветущей изгороди.Ветви боярышника раскинулись над ее головой, и розовая кисть прильнула кщеке. Джон ревниво протянул руку, чтобы отстранить ее. - Прощай, Джон. Мгновение они стояли, крепко сжимая Друг Другу руки, Потом губы ихвстретились в третий раз, а когда разомкнулись, Флер отпрянула и, метнувшисьза калитку, убежала. Джон стоял там, где она его оставила, прижимался лбом ктой розовой кисти. Ушла! На вечность - на семь недель без двух дней! А онтут упускает последнюю возможность смотреть на нее! Он бросился к калитке.Флер быстро шла, чуть не наступая на пятки отставшим детям. Она обернулась,помахала ему рукой, потом заторопилась вперед, и медленно шествовавшая семьязаслонила ее от его глаз. Вспомнилась смешная песенка: Пэддингтонский вздох - самый горький, ох! Испустил он похоронныйпэддингтонский вздох... И он в смятении заспешил назад к Рэдингскому вокзалу. Всю дорогу доЛондона и от Лондона до Уонсдона он держал на коленях раскрытое "Сердцестези!" и слагал в уме стихотворение, до того переполненное чувством, чтостроки нипочем не желали рифмоваться.