Исин терялся, смущался, позорно пытался бегать от судьбы. Наивный

У Ифань ещё никогда не останавливался на пути достижения страстно вожделенной цели. В его крови взыграл неутомимый дух царя-завоевателя; Македонский нервно курил в сторонке, поражаясь распущенности современной молодёжи.

Искрящееся ослепительно-серебристыми молниями сексуальное напряжение не мог почувствовать только безнадёжно асексуальный человек; но и тот бы увидел, что между Чжан Исином и У Ифанем происходит некая невиданная хрень, грозящая вот-вот выйти из берегов и затопить к чертям собачьим всю планету.

Исин краснел и трогательно опускал взгляд, сводя окружающих с ума своими трепещущими ресницами и мелькающей на правой щеке ямочкой.

Ифань наглел и хищно следил за младшим, выжидая момент, чтобы безраздельно завладеть своей тщетно сопротивляющейся добычей, но с каждым днём его терпение всё больше расползалось по швам, ибо в присутствии Чжана мозг буквально перекрывала одна-единственная мысль, поражавшая воображение зашкаливающей пошлостью.

Исин, у которого, всё-таки, был здоровый молодой организм, более чем положительно реагировавший на столь лестные знаки внимания, не выдержал.

Сдался, капитулировал, вывесил белый флаг.

И именно поэтому сейчас он с низким стоном приваливается к стене - выдержка Ифаня превращается в ничто, как только они переступают порог комнаты.