Плохие мальчики носят потёртые джинсы и косухи, прямо как в кино

Плохие мальчики не зависят ни от чьего мнения и воплощают в жизни свободолюбивый образ – этакие бунтари с закосом под Джеймса Дина.

Плохие мальчики слушают рок-н-ролл, читают битников и смотрят фильмы 60-х, восхищаясь «Беспечным ездоком».

Плохие мальчики не знают стеснения, и умело обращаются с алкоголем и некоторыми другими, хм, веществами.

И – тут голос Лухана переходил на заговорщический шёпот с неявно различаемым якобы стыдом – плохие мальчики иногда совсем не прочь трахать других мальчиков.

Надо сказать, тонкая душевная организация Исина тогда посчитала подобное неприемлемым, хотя пляшущие в глазах Лухана обдолбанные бесенята откровенно намекали о том, что друг по этому поводу придерживается диаметрально противоположного мнения.

Исин принял это к сведению, и через некоторое время благополучно забыл об этом разговоре, благо, что в школе никогда не сталкивался ни с чем подобным.

А потом настало время университета – зловещей обители порока, разврата, и вообще, всех грехов человечества.

На горизонте, на фоне невообразимо ярко багровеющего заката, предвещающего ветер – адский шторм – перемен, появился Ифань.

И тогда Исин впервые увидел настоящий Harley-Davidson (вашу мать, почти точно такой же, как в «Плаксе», - с восхищением пролепетал Лухан), оценил, насколько круто может выглядеть на парне косуха (боже, да он с девчонок трусы взглядом срывает, - сокрушался Лухан) и впервые в жизни ощутил некое несоответствие между позицией мамы и своей собственной (Син-Син, он посмотрел на тебя! – истерил Лухан).

Это, внезапно, оказалось настоящей проверкой на прочность, ибо Лухан был абсолютно прав, настолько, насколько может быть прав лучший друг, мгновенно почуявший, что задница его обожаемого младшенького отныне находится в зоне опасности, - Ифань на Исина действительно посмотрел. И, надо сказать, просто просмотром ему ограничиваться ой как не хотелось...

Исин был не готов к осаде – ни морально, ни, тем паче, физически. Бронебойная харизма Ифаня фонтанировала сексуальными флюидами, а настойчивость тараном долбилась в крепкие дубовые ворота неприступности Чжана. По крайней мере, он думал, что они были крепкими и дубовыми – однако с них вскоре посыпалась труха.

Ифань соблазнительно улыбался, горячо сверкал беспредельно развратными глазами, каждым своим движением, каждым жестом обещая бесконечную бездну взаимного удовольствия. Лухан открыто катался по полу в эпилептических припадках и сам был готов умолять друга немедленно отдаться этому обжигающему одним только взглядом высокому блондину с зашкаливающей порочностью уровня молодого Марлона Брандо.