Глава IV. Положение трудового договора в современном праве 2 страница

В настоящее время, когда имеются обстоятельные исследования истории рабочего законодательства эпохи революции*(617), едва ли можно еще сомневаться, что составители кодекса в этом случае, как и во многих других, остались на почве правовых воззрений прошлого, что они сознательно не отступились и не желали отступиться от них. Легенда о демократическом духе кодекса или его широком новаторстве - по крайней мере, относительно найма труда - радикально и, надо думать, окончательно поколеблена*(618). О равенстве в то время говорилось и писалось очень много, но никогда серьезно не было речи о том, чтобы уничтожить социальные различия между господами и слугами, между хозяевами и работниками и о создании реального противовеса хозяйской власти. "Следует всегда помнить, - говорит Hubert-Valleroux (с. 20), - что люди, начавшие революцию и составлявшие первые законодательные собрания, были bourgeois, т.е. принадлежали к среднему классу и считали рабочий класс ниже себя стоящими. Они думали о своем уравнении с дворянством и духовенством, но никогда бы не допустили, чтобы к ним приравняли рабочих и крестьян".

Правда, среди брошенных в самом разгаре революции громких фраз встречается также мысль об уничтожении служебного отношения (domesticite)*(619), но она исчезла бесследно и без всякого отзвука. Как далеко тогдашнее общество было от практического осуществления подобной мысли, видно уже из беглого обзора специального рабочего законодательства той эпохи. В 1791 г., несколько недель спустя после отмены цехов и корпораций, был опубликован закон Ле Шапелье, запретивший, во имя принципа индивидуальной свободы, под угрозой наказания всякие коалиции и коллективные выступления. За ним последовали довольно суровая регламентация положения рабочих на бумажных фабриках, определение максимальных цен на некоторые предметы первой необходимости и максимальной заработной платы, восстановление путем административного разъяснения силы всех законов и декретов, специально не отмененных конституцией, наконец, издание закона 12 апреля 1803 года "О мануфактурах, фабриках и мастерских", действующего отчасти до сих пор*(620). Этим законом подтверждается наказуемость стачек и коалиций, запрещается наем без рабочей книжки, определяется максимальный срок найма в один год и возлагается на полицию разбирательство споров между хозяевами и рабочими.

Таким образом, воззрение, что нормировка отношений между слугами, рабочими и их хозяевами, насколько она требуется интересами государства, составляет задачу публичного, а не гражданского права, пережило революцию. Составители кодекса позаимствовали его у дореволюционных юристов - преимущественно у Domat и Pothier - вместе с "мютизмом" гражданского права по вопросам о найме труда. По взглядам этих ученых и их современников, все происходящее между хозяином и слугами составляет дело домашнего режима, внутренней дисциплины предприятия и, насколько им затрагивались общие интересы, дело полиции*(621), но не гражданских законов. В правильности такого взгляда, по-видимому, в начале 19-го века еще не возникало никаких сомнений. Вся уступка, сделанная редакторами духу времени, состояла в том, что в самом кодексе не упоминается о существовании обширной области, где договорная свобода подвергалась существенным ограничениям*(622). Но законодатель, конечно, не мог не знать о ее существовании.

Обзор трех крупнейших кодексов, действовавших в течение XIX века на Западе, убедил нас, что их составители признавали наем труда предметом гражданского, и, в частности, обязательственного права лишь настолько, насколько его предметом было обещание работы и вознаграждения. Все лежавшее за этими пределами не укладывалось в представлении о договоре как свободном соглашении равноправных лиц. Но это вовсе не значит, что законодательство считало подчинение работника хозяйской власти аномалией, боролось с ним или совершенно отказалось от нормировки трудовых отношений, построенных на хозяйском авторитете. Эти отношения составляли предмет отчасти семейственного, отчасти публичного права, отчасти специальных узаконений, содержавших нормы частного и публичного права. Они регулировались законом без системы, не на основании общих однообразных положений, вне гражданских законов, но они нигде не отождествлялись во всем объеме с наймом труда, о котором говорится в кодексах.

Остальные законодательства XIX века большей частью примыкают к одному из перечисленных образцов, преимущественно к французскому, хотя и вносят в него более или менее существенные изменения*(623). Исключение, насколько речь идет о постановке трудового договора, составляет наш свод гражданских законов, на котором философские учения 18-го века и романистическая юриспруденция оказали гораздо меньше влияния, чем на западные законодательства.

Свод гражданских законов, как известно, был издан уже после крушения попытки Сперанского ввести и к нам в несколько сокращенном и измененном виде кодекс Наполеона. Но он, по мысли Сперанского, все же должен был служить только пособием и фундаментом для будущего уложения. По его словам, "уложение без свода есть умозрение без практики; уложения не изобретаются, но слагаются из прежних законов с дополнением и исправлением их сообразно нравам и обычаям и действительной потребности государства". Уже отсюда можно заключить, что Сперанский в этой стадии своей деятельности стоял ближе к воззрениям исторической школы, чем к естественному праву и философии XVIII века, и что он задался чисто практическими задачами. "Во всех государствах, - так начинается составленная им записка*(624), - законы образовались постепенно и возникали большей частью не из начал умозрительных, но из дел, из случаев и частных решений, коим власть законодательная сообщала общую обязательную силу".

Сперанскому и его сотрудникам, однако, было только поручено привести в порядок и систему, и действующее право, "составить Свод законов без всяких изменений"*(625). Формально, следовательно, пополнение и исправление действовавших законов не входило в их компетенцию. В литературе высказывается мнение и приведено немало доказательств, что при составлении Свода гражданских законов фактически эти границы не всегда соблюдались и что в Своде есть значительное количество новых положений, позаимствованных редакторами из иностранного права или из других источников. По отношению к договору найма труда это утверждение лишено оснований. Постановления о нем действительно по духу и содержанию большей частью лишь воспроизводят или обобщают положения, взятые из приведенных редакторами источников или сложившиеся в судебной практике.

Уже размещение и классификация договоров о труде в ч. I т. Х весьма мало похожи на систему западных кодексов. Четвертая книга этой части Свода, по плану Сперанского, должна была заключать в себе постановления "об имуществах долговых или обязательствах", т.е. все обязательственное право, но в ней по невыясненным соображениям изложены только обязательства из договоров*(626). Отдельные виды этих обязательств соединены в две неравные по количеству группы: "обязательства по договорам на имущества в особенности" и "обязательства личные по договорам в особенности". Договор подряда отнесен к первой группе и соединен с договором поставки. Вторая группа состоит из договоров личного найма и доверенности. Хотя прямых указаний на критерий для разграничения этих двух групп мы не имеем, но уже из смысла употребленных слов видно, что тут договоры, устанавливающие чисто имущественные отношения, противополагаются договорам, порождающим "личные обязательства", в смысле отношений, связывающих самую личность контрагентов. Правда, это противопоставление плохо вяжется с рассуждением Сперанского, что "союз гражданский есть или семейственный или союз по имуществам", ибо для личных обязательств как будто тут не остается места. Но имущественный элемент имеется, конечно, также в личном найме и в договоре доверенности, только не им определяется природа вытекающих из него отношений. Редакторы Свода могли на этом основании причислить их к "союзам по имуществам".

Определения договора личного найма мы в Своде не находим. Оно заменено пояснением, что "наем может быть 1) для домашних услуг, 2) для отправления земледельческих, ремесленных и заводских работ, торговых и прочих промыслов, 3) вообще для отправления всякого рода работ и должностей, не воспрещенных законами" (ст. 1396)*(627). Но отдельные постановления этой главы по обнимаемому ими кругу явлений не соответствуют такой классификации*(628). Они распадаются на три части: одни относятся к найму в услужение, т.е. соединенному с подчинением нанявшегося хозяйской власти нанимателя, другие к обещанию лицами, отправляющими самостоятельный промысел (преимущественно цеховыми мастерами) определенной работы за вознаграждение, третьи содержат общие положения, применимые одинаково ко всякому возмездному обещанию труда. Хозяйская власть понимается не в узком смысле власти, принадлежащей главе дома над проживающими у него лицами, а распространяется на всех лиц, отправляющих в хозяйстве или предприятии нанимателя определенные функции, как, напр., на подмастерьев, приказчиков и т.п., хотя и живущих отдельно от нанимателя. Но, по-видимому, в то время еще могли возникнуть сомнения, не обязан ли он давать нанявшемуся жилище и содержание и тогда, когда на этот счет никакого уговора между ними не было. Составители Свода сочли нужным в особой статье (1414) разрешить этот вопрос в отрицательном смысле, вероятно, согласно установившимся в практике воззрениям*(629).

Большинство положений принадлежат к первой группе, т.е. касаются найма слуг и рабочих. Тут мы, прежде всего, встречаемся с отзвуками той борьбы, которую вело Уложение 1649 года против прикрепления бедняков путем долгосрочного найма, их закабаления на почве отработки долга*(630), против самовольного ухода и сманивания наемных работников и т.д. В Своде сохранены и обобщены положения о недействительности найма на срок более 5 лет и дольше того срока, на который нанявшийся "отпущен по паспорту", запрещение "держать его в услужении под условием зажива занятых денег и процентов дольше этих сроков", "отходить от хозяина" и "отсылать нанявшегося" до истечения срока договора*(631).

Для найма слуг и рабочих закон не требует ни письменной формы, ни участия маклера; он может быть заключен путем вручения хозяину "вида на свободное проживание" (ст. 1416). Из самого факта поступления в услужение или "в работу" для хозяина вытекает обязанность "обходиться с нанявшимся справедливо и кротко, содержать его исправно", не выходить из пределов договора, а для последнего "быть верным, послушным и почтительным", блюсти хозяйские интересы, воздерживаться от отправления "чужой работы" и "отслуживать" убытки, причиненные его "небрежением" (ст. 1419-1423), а в случае заболевания возвращать или отслуживать взятые вперед деньги (ст. 1428).

Определив отношения сторон в столь общих выражениях, составители Свода не могли не сознавать, что они, в сущности, только санкционируют хозяйскую власть над нанявшимся, насколько ее проявление не противоречит договору и публичному праву, но не определяют взаимных прав и обязанностей сторон. Впрочем, там, где хозяйская власть сталкивалась с родительской, мужниной или помещичьей, она должна была уступить: наем несовершеннолетних без согласия родителей, жен, без разрешения мужей и крепостных без паспорта от помещика признавался недействительным (ст. 1397). Другие ограничения хозяйской власти вытекали из норм публичного права, установленных в ограждение христиан от опасности сожительства с хозяевами-иноверцами, или в целях полицейских (паспортные правила, надзор за ремесленными заведениями и фабриками и т. под.), наконец, из уголовных законов. Но содержания и пределов хозяйской власти закон не указывает. Установив обязанность нанявшегося к верности и послушанию, к исполнению "той работы, для которой наем учинен", он не определяет ни степени подчинения нанявшегося, ни ответственности за нарушение хозяином своих обязанностей. Едва ли можно сомневаться, что, по воззрениям составителей Свода, все эти пробелы должны восполняться хозяйским усмотрением, что наймом слуг и рабочих в отличие от ремесленного заказа и вообще от найма отдельных услуг, устанавливается отношение власти и подчинения.

Постановления об обещании определенных работ или исполнении определенных поручений лицами, не состоящими в служебном отношении к работодателю, имеют в нашем Своде казуистический характер. Они касаются непосредственно только ремесленного труда, а потому частью впоследствии были исключены из Х тома и перенесены в Устав о промышленности. Все их содержание, в сущности, сводится к указанию, что при отсутствии ясного соглашения между сторонами о размере вознаграждения (1411), сроке исполнения (1408) или качестве работы (ст. 1425) споры разрешаются ремесленной управой и другими учреждениями, имевшими надзор за цеховыми мастерами. Форма договора ремесленная, заказа - словесная (1417).

Немногочисленные положения, относящиеся ко всем видам найма, имеют столь общий характер, что могли бы быть отнесены к любому договору. Так, по ст. 1418 (теперь 2228) "договор личного найма исполняется соблюдением договаривающимися сторонами постановленных в оном условий". По ст. 1409 (2218) "при заключении найма договаривающиеся стороны обязаны определить цену оного". По ст. 1423 слуга отвечает за ущерб, причиненный его небрежением хозяйскому имуществу. Самое помещение в Своде этих вполне очевидных по нашим современным понятиям положений доказывает, что в области найма слуг состоявшемуся соглашению в то время не всегда придавалось обязательное значение*(632) и еще могло подлежать сомнению, определяется ли размер вознаграждения соглашением или односторонним усмотрением хозяина, отвечают ли слуги и работники за свою небрежность на общем основании или нет*(633).

Особняком в нашем Своде стоит постановление ст. 1414, требующее изложения "договора о личном найме и об отдаче в обучение" на гербовой бумаге и его внесения в маклерскую книгу*(634). О каком личном найме тут идет речь? Слуги и рабочие нанимаются "по одним видам на жительство", "цеховым мастерам, принимающим на себя работу", дозволено договариваться словесно. Остаются, следовательно, все остальные случаи найма услуг, о которых наши гражданские законы, кроме указанной статьи, никаких особых норм не содержат.

Постановка договора личного найма в Своде существенно иная, чем в западных кодексах. В то время как там, так же как в римском праве, этот договор объединен с чисто имущественными сделками в группу, определенную более общими признаками (в прусском Vertrage uber Handlungen, в австрийском - Vertrage uber Dienstleistungen, во французском - contrast de louage) и нормируется гражданскими законами только как оборотная сделка, как обмен услуг на деньги, личный наем у нас стоит в стороне от "договоров по имуществу". Он составляет вместе с доверенностью группу "личных обязательств" и обнимает, наряду с наймом отдельных услуг, договор о поступлении в услужение или в работу. По отношению к последнему наш закон, оставшись всецело на исторической почве, стоит ближе к средневековому взгляду, чем к римскому. Но составители Свода, признав наем в услужение институтом гражданского права и посвятив ему ряд статей, не задавались и не могли по условиям времени задаться целью создать другие коррективы к одностороннему хозяйскому усмотрению, кроме надзора административных органов, уголовной ответственности и общей обязанности хозяина к "кроткому обхождению" и "исправному содержанию". В наших гражданских законах есть трудовой договор, но нет правовых начал, регулирующих вытекающие из него взаимные отношения сторон, есть санкция хозяйской власти, но нет точного указания ее пределов и точного определения хозяйских обязанностей и ответственности.

После издания рассмотренных нами кодификаций законодательное творчество в области гражданского права надолго приостановилось. В течение целого столетия они - в особенности французский кодекс*(635) - наряду с так наз. "общим правом (gemeines Recht)", т.е. с римским правом новой формации, служили правовой основой гражданского оборота в большинстве культурных государств Европы и Америки. Во второй половине XIX века почти одновременно появились две новые и более самостоятельные кодификации: Саксонское гражданское уложение и Свод гражданских узаконений губерний Прибалтийских. В них добросовестно подведены итоги работе юристов исторической школы в течение первой половины XIX века в области римского и германского права. Но изменившиеся за истекшие полвека экономические и социальные условия на них очень мало отразились. В обоих уложениях договор личного найма стоит рядом с наймом вещей и с подрядом*(636), но составляет особый договорный тип. Сущность его заключается в обещании одной стороной услуг (Dienste)*(637) и другой - вознаграждения. В отличие от римского права допускается обещание artes и вознаграждение может состоять не только в деньгах, но также в вещах. Во всем остальном повторяется римское учение в том виде, в каком оно обыкновенно излагается в учебниках той эпохи. Оба уложения оговаривают, что специальные узаконения о найме труда остаются в силе и что по отношению к ним постановления о личном найме имеют субсидиарный характер*(638). Остзейский свод посвящает одному из этих специальных видов, а именно найму слуг (Gesindevertrag), особую главу (ст. 4192-4225). Этим договором " одна из договаривающихся сторон, - слуга (Dienst-bote), - подчиняется (unterwirft sich) другой, - господину или хозяину (Dienst-oder Brodherrschaft), - для продолжительного, т.е. не поденного исполнения домашних и хозяйственных услуг с получением за то, сверх платы, квартиры и стола" (ст. 4192)*(639). Дальнейшее содержание этой главы состоит, кроме некоторых постановлений, позаимствованных из имперского права (напр., ст. 4194), из обычных для западных Gesindeordnungen положений, построенных на представлении о домашней власти господина, сопряженной с обязанностью иметь попечение о слугах, содержать их, отчасти нести ответственность за них перед третьими лицами и т.д. Область применения этих норм строго ограниченная: она касается только лиц, исполняющих низшие должности и проживающих в доме хозяина.

Этим исчерпывается деятельность общегражданского законодательства в области найма труда. В течение всего XIX века гражданское право оставалось немым и безучастным свидетелем быстрого роста хозяйственной и политической жизни и совершавшегося социального переворота. Отмена крепостного права и всех видов вещно-зависимых отношений, небывалый подъем промышленности в связи с завоеваниями науки и техники, коренное улучшение способов и путей сообщения, развитие городской жизни и разные другие причины сильно подняли значение наемного труда и трудящихся классов. Покоящееся на договоре трудовое отношение сделалось правовым основанием материального существования для громадного большинства населения, в особенности для малоимущего. Начиная со второй четверти XIX века оно беспрерывно занимает законодательство и все более и более привлекает к себе внимание общества и научных исследователей, но не как предмет гражданского права и не как проблема цивилистической науки. Растет и развивается преимущественно специальное законодательство, касающееся определенных категорий лиц или определенных отраслей хозяйственной жизни. Специальные узаконения содержат немало цивилистических положений, касающихся заключения договора, отношений сторон и пр. Но эти положения не имеют характера общих начал, а скорее отступлений от них для регулируемой законом области. Принципы и содержание гражданских кодексов ими ни формально, ни по существу не затрагиваются. Правда, судебная практика во всех случаях, не предусмотренных этими узаконениями, пытается обосновывать свои решения на общегражданских законах и на указаниях науки. В цивилистической литературе все более определенно подчеркивается самостоятельность отдельных видов locatio conductio и, в особенности, найма вещей и труда. В то же время делаются бесчисленные, хотя и малоуспешные, попытки разграничения личного найма, подряда и возмездного мандата на почве романистических учений. Наконец, под давлением изменившихся правовоззрений и требований хозяйственной жизни вокруг скудных постановлений гражданских законов о личном найме создаются правовые положения и проводятся различия, которые из смысла и содержания писаного закона непосредственно не вытекают. Они выводятся отчасти из общего*(640) или даже естественного*(641) права, отчасти из воззрений оборота*(642), наконец, из цивилистического содержания специальных законов*(643). Но эти попытки примирить действующий закон с требованиями современной жизни, оставаясь на почве господствующих учений, не могли вылиться в законченное и сознательное построение трудового договора, отличного от возмездного обещания предпринимательских услуг, в синтез и систематическое изложение юридических принципов, соответствующих природе этого договора. Даже монографическая литература XIX века о личном найме*(644) продолжает смотреть на вытекающую из этого договора личную связанность работника как на чисто социальное явление, представляющее интерес для публичного права, для социальной или экономической политики, но не для гражданского права*(645).

Только в конце века этот пробел начинает восполняться. В исследованиях, посвященных отдельным видам трудового договора, начинают уделять больше внимания цивилистическим вопросам. Потом трудовой договор, как синтез всех этих разновидностей (contrat de travail) подвергается (особенно во французской литературе) более тщательному всестороннему анализу. Наконец, как мы указали (с. 26 и сл.) и еще увидим ниже, делаются попытки научного построения общего понятия договора о труде и новой классификации трудовых сделок как самостоятельной юридической категории. Но гораздо сильнее и ярче, чем в литературе, тенденция к обособлению трудового договора от найма самостоятельных услуг проявилась в законодательстве конца XIX и начала ХХ века, где она уже начала приносить реальные плоды.

Первый общий закон, в котором мы находим прямое указание на трудовой договор, с внешней стороны относится к области не материального права, а процесса. Это - германский закон 21 июня 1869 года об аресте заработной платы и жалования*(646), созданный рейхстагом Северогерманского союза и получивший потом применение во всей империи. Согласно § 1 этого закона аресту не подлежит "вознаграждение за работы и услуги, исполненные на основании трудового или служебного отношения (Arbeits-oder Dienstverhaltniss), насколько этим отношением всецело или большей частью поглощается хозяйственная деятельность (Erwerbstatigkeit) лица, получающего вознаграждение". Тут из области найма услуг выделяется определенный круг отношений, для которого устанавливается, - в отступление от общих начал материального права, - принцип неприкосновенности трудового вознаграждения в той части, в какой ему присущ алиментарный характер.

При обсуждении проекта этого закона в литературе*(647) и в рейхстаге*(648) много говорилось о несоответствии такой постановки понятиям и положениям материального гражданского права. В ответ на них депутат Ласкер указал на необходимость в этом вопросе не следовать за юриспруденцией, а заставить ее изменить свое направление. "Мы все согласны, - говорил он, - что допущение секвестрации труда не удовлетворяет практической жизни, следовательно, мы должны издать новый закон. Мы должны провозгласить новое право и юриспруденция последует за нами шаг за шагом... Не будем откладывать издания этого закона до упорядочения общей системы права, а составим его так, чтобы общая система права была вынуждена развиваться и расти в его духе. Тогда это будет юриспруденцией новой эпохи"...*(649)

Слова оратора оказались пророческими. Законодательство в области найма труда сошло с традиционных путей, по которым двигалась цивилистическая наука XIX века, и увлекло за собой юриспруденцию. Не везде и не в одинаковой степени, но вполне определенно проявляется стремление выделить и обособить в законе "трудовое отношение, поглощающее всю или большую часть хозяйственной деятельности работника", превращающее его на время в орган чужой деятельности. Это стремление пока еще не получило точной юридической формулировки и не дало больших практических результатов. Оно - за немногими исключениями - даже не поколебало традиционного соединения в законе найма служебного труда и обещания самостоятельных услуг в один нераздельный договорный тип. Но оно привело к тому, что в большинстве культурных государств необходимость пересмотра или дополнения этой части законодательства ясно сознается и вопрос о ее реформе поставлен на очередь. Мы ограничимся беглым обзором того, что уже сделано законодательством в этом направлении, и постановки вопроса в новейших проектах гражданских уложений*(650).

Реформа найма труда ведется в двух различных направлениях. В одних государствах - преимущественно романистических - она идет по пути обобщения и развития гражданско-правовых начал, сложившихся в области специального законодательства, регулирующего отдельные виды служебного труда, особенно наем промышленных рабочих, и в судебной практике. Исходя из мысли, что трудовые договоры, совершаемые в определенной отрасли хозяйственной жизни или определенной категорией лиц, при наличности известных признаков составляют самостоятельный договорный тип, не предусмотренный общегражданскими нормами, законодатель задается целью - для восполнения этого пробела в кодексе, но отдельно от него в виде самостоятельного закона - дать систематическую и по возможности исчерпывающую нормировку этого договорного типа как института частного права*(651). По форме это, следовательно, не общий, а специальный закон. Но, по существу, речь идет о гражданско-правовой нормировке самостоятельного договорного типа. Другая группа законодательств ставит вопрос шире. Вырабатываемые положения должны составить содержание главы о личном найме в гражданском уложении. Реформа заключается в приспособлении общегражданских законов к природе трудовых отношений и к условиям современной хозяйственной жизни.

Из первой категории только один проект пока получил силу закона, и то в очень ограниченной области. Это бельгийский закон 10 марта 1900 года о рабочем договоре (Loi sur le contrat de travail)*(652). По первоначальному проекту, выработанному в 1891 году по инициативе правительства, предполагалось всесторонне регулировать наем рабочих и слуг (ouvriers et domestiques), как предмет гражданского права*(653), чтобы, таким образом, заполнить пустое место в гражданском кодексе, озаглавленное du louage des domestiques et ouvriers*(654).

Проект первоначально уделил главное внимание вопросу об ответственности хозяев за несчастные случаи, которому из 110 статей были посвящены 93, но впоследствии этот вопрос был отделен и сделан предметом особого закона. Первая статья проекта содержала определение найма рабочих и слуг. Этим договором они "обязываются к исполнению работы или службы под властью, руководством и надзором главы предприятия или хозяина или домовладыки за уплачиваемое этими лицами вознаграждение"*(655). По объяснению докладчика комиссии Дежаса, "существенным пунктом в этом определении является то, что работа или служба должны исполняться под властью, руководством и надзором хозяина (d'un chef)"*(656).

Однако уже составители первого проекта не предполагали распространить действие закона на высших служащих (employes), т.е. на лиц, не отправляющих физического или механического труда, на учеников и на рабочих, занятых на дому (ouvriers a domicile). Впоследствии были выделены также домашние слуги (domestiques), так что остались одни только ouvriers как определенная социальная категория*(657). Тогда и редакция первой статьи закона была соответственным образом изменена, но сущность ее осталась без изменения*(658). В ней только было указано, что закон распространяется на всех "рабочих", независимо от того, исчисляется ли их вознаграждение по времени или каким-нибудь иным способом. Такое ограничение области действия закона, однако, отнюдь не было вызвано тем соображением, что договор найма "рабочих" по своей юридической природе отличается от найма других категорий лиц, "работающих под властью, руководством и надзором". Оно мотивируется исключительно особенностями социального положения каждой из этих групп. "С точки зрения чисто юридической концепции, - говорил докладчик парламентской комиссии, - между различными видами найма труда рабочих людей (gens de travail) можно установить весьма большое сходство, но дело обстоит иначе, если посмотреть на них с социальной точки зрения... В то время как отношения между рабочими и предпринимателями часто далеки от того, чтобы иметь семейный (familial) характер, слуга, наоборот, обыкновенно живет бок о бок с тем, кого он обслуживает, нередко под одной крышей и в близких с ним отношениях. Риск, которому последний подвергается, также совершенно не тот, которому подвергаются промышленные рабочие".

Бельгийское законодательство, таким образом, отказалось от общей нормировки трудового договора исключительно по практическим соображениям. И это становится понятным, если ознакомиться с ожесточенными нападками, которым законопроект подвергался в парламенте*(659) как со стороны лиц, вообще отрицательно относящихся к попытке нормировать хозяйскую власть и определять в законе хозяйские обязанности, так и со стороны социалистов, для которых всякий закон, стоящий на почве капиталистического строя, есть "une loi de facade"*(660). При таких условиях шансы на приятие закона должны были увеличиваться по мере того, как суживался круг охватываемых им отношений и, следовательно, затронутых им интересов. Кроме того, необходимо принять во внимание отсутствие в Бельгии специальных кодексов*(661), систематически регулирующих правовое положение определенных социальных категорий трудящихся подобно германским и австрийским Gewerbe и Gesindeordnungen. В законе 1900 г. мы находим, наряду с общими положениями, применимыми ко всем видам трудового договора, некоторые специальные нормы, относящиеся только к промышленным рабочим. При существовании особого промышленного устава в них не было бы надобности. Любопытно то, что некоторым постановлениям, содержащим весьма существенные отступления от общих начал гражданского права, а именно признанию за замужней женщиной и за несовершеннолетними права наниматься и свободно располагать своими трудовыми доходами при отсутствии протеста со стороны мужа или родителей, и подчинению этого протеста судебному контролю - в законе 10 марта придается значение общих норм, применимых ко всем случаям "engagement du travail personel и remuneration due par un tiers du chef de son travail personel"*(662).