Глава II. Основные типы договоров о труде 1 страница

Правовая жизнь, несмотря на разнообразие интересов и потребностей и на широкий простор, предоставленный индивидуальному самоопределению в области частного права, протекает в более или менее однообразных формах. Подражание, психическое взаимодействие и, главное, необходимость для отдельных лиц сообразовывать в собственном интересе свои поступки, в качестве хозяйствующих субъектов и членов общежития, с действиями других лиц, естественно приводят к образованию типов правоотношений и правовых институтов, т.е. комплексов отношений, составляющих, как предмет правовой нормировки, одно целое*(81).

В области договорных отношений тенденция правовой жизни к выработке таких типичных форм приобретает особенное значение ввиду того, что тут современные законодательства намеренно отказываются от исчерпывающей нормировки в смысле установления numerus clausus*(82). Они останавливаются только на главнейших сложившихся в хозяйственной жизни видах сделок, не отрицая в то же время юридической силы соглашений, не укладывающихся ни в один из особо предусмотренных законом типов. Принцип договорной свободы, усвоенный всеми действующими кодексами, означает санкцию правотворческой силы оборота, насколько ее проявление не нарушает велений или запретов положительного права и не выходит за пределы его действия.

Цивилистическая наука не может ограничиться изучением договорных типов, составляющих предмет особой законодательной нормировки. Она должна уделить не меньше внимания встречающимся в жизни типичным формам сделок, непосредственно не предусмотренным официальным правом, короче говоря, нерегулированным типам юридических сделок, нередко не уступающим по своему практическому значению самым распространенным из законных видов. В занимающей нас области договоров о труде жизнь особенно быстро и интенсивно эволюционирует. Давно опередив законодательство, она проявляет усиленное творчество, двигаясь во многих отношениях по совершенно новым путям. Невозможно при таких условиях исходить из заведомо неправильного предположения, будто писаным правом исчерпываются господствующие в жизни виды трудовых сделок, и на этом основании уклоняться от изучения остальных, не менее важных и действительных, правовых явлений.

К сожалению, однако, непосредственное отыскание фактически преобладающих в жизни типов правовых форм и их отличительных признаков для юриста чрезвычайно затрудняется отсутствием планомерных наблюдений над ними. Статистические исследования до последнего времени не задавались вопросом, в какие правовые формы облекаются бытовые отношения и насколько последние совпадают с институтами писаного права или удаляются от них*(83). Отдельному же исследователю восполнение этого пробела не по силам. Единственный пока открытый для него путь - обращение к наукам, изучающим ex professo законы общественной жизни. Договоры о труде в громадном большинстве случаев преследуют хозяйственные цели, в них облекаются экономические отношения, анализ которых составляет прямую задачу экономических наук. Но тут мы наталкиваемся на новое препятствие, вытекающее из различия задач и методов экономических и юридических наук. Экономисты при разработке и классификации своих наблюдений, при выяснении взаимоотношения экономических явлений и их закономерности исходят из других точек зрения и ставят себе другие задачи, чем юристы. Сообразно с этим изучаемые явления рассматриваются теми и другими в разных плоскостях и под неодинаковым углом зрения*(84). В результате между обеими науками создалась мешающая планомерному научному сотрудничеству разобщенность, усугубляемая несогласованностью научной терминологии. Ни та, ни другая не пользуется в той мере, в какой бы это могло бы иметь место, для своих целей результатами, добытыми в смежной области. Все это, однако, как мы надеемся доказать, не исключает возможности для юриста черпать из богатой сокровищницы экономической литературы чрезвычайно ценные и полезные указания на свойство и природу изучаемых им явлений.

Определением фактически преобладающих в жизни типов трудовых сделок и отысканием критериев для классификации, соответствующей их назначению и роли в хозяйственном быту, наша задача не исчерпывается. Ими только подготовляется почва для анализа правовых начал, коим по своему характеру и цели должны подчиняться изучаемые нами трудовые отношения. Выполнение этой задачи относительно трудового договора в тесном смысле составит предмет второй - догматической - части этой работы. В настоящей главе (II) мы только еще остановимся на предварительном вопросе: откуда могут и должны быть почерпнуты эти начала?

I

Человеческому труду, как фактору хозяйственной жизни, в исследованиях экономистов-теоретиков и в экономической политике отводится широкое место. Но их мало интересует природа отношений, возникающих на почве пользования чужим трудом, и, в частности, правовых форм, в которые они облекаются. Труд объективируется, отделяется от личности и изучается главным образом как элемент производства и как предмет оборота. Исходя из представления о труде как объекте, обменивающемся на рынке на другие ценности, экономисты большей частью вполне последовательно видят в договоре о труде меновую сделку, а именно разновидность купли-продажи. Они говорят о "продаже" рабочим своего труда, не считаясь с тем, что такое словоупотребление идет вразрез с установившейся в законодательстве и в юридической науке терминологией. И это делается не вследствие незнакомства с ней, а вполне сознательно*(85). Именно товарный характер труда и меновой элемент, присущий найму труда, служат им отправными точками для ряда теоретических и социально-политических построений.

От экономистов, изучавших реальные явления жизни, не могла, конечно, укрыться коренная разница между положением наемных работников и других лиц, участвующих в меновом обороте. Выяснение этой разницы не только поколебало учение, что отношения между рабочими и нанимателем исчерпываются и определяются обменом труда на деньги; оно побудило многих совершенно отказаться от сравнения труда с товаром и трудового договора с куплей-продажей.

Уже Гаррисон*(86) в 60-х годах прошлого столетия восстал против причисления труда к товарам, указав на то, что труд - не осязательная или видимая вещь, что он не может перемещаться иначе, как вместе с обладателем рабочей силы, что, наконец, рабочий, ищущий занятий, не добивается обмена продуктов, а соединения с другими лицами для производительной деятельности. Он не обязуется "продавать", а работать. Отсюда Гаррисон заключает, что труд вообще не принадлежит к предметам, которые можно продавать за определенную цену.

Доводы Гаррисона против взгляда на трудовую сделку как на куплю-продажу труда показались позднейшим исследователям этого вопроса мало убедительными. Настаивая на том, что рабочий "продает" свой труд, они, однако, в то же время еще более резко и красноречиво, чем Гаррисон, подчеркивали особенности труда как товара и положения рабочего как "продавца" своего труда. Так, напр., Торнтон*(87) в своем исследовании о труде указывает, что труд, в отличие от других товаров, не поддается сбережению (will not keep). Всякий другой товар ничего не теряет ни в качестве, ни в количестве от того, что он пролежит некоторое время, труд же пропадает каждую минуту, пока он остается неиспользованным, ибо то, что сегодня не продается, уже завтра продано быть не может. Простой физический труд (manual labour) отправляется почти всегда бедными людьми, а неимущий работник, у которого нет сбережений, не может выжидать, не продавая своего труда, как бы тяжелы ни были предложенные условия, ибо иначе он не имеет, чем жить. Это ставит "покупателей труда" в исключительно выгодное положение.

Более полный и блестящий анализ особенностей труда как товара дает Брентано, неоднократно возвращающийся к этому вопросу в своих сочинениях*(88). "Что такое труд? - спрашивает Брентано. - Пользование рабочей силой. А рабочая сила ничто иное, как самый человек, направляющий ум, тело и сердце на приобретение хозяйственных благ. Труд, следовательно, ничто иное, как пользование самим человеком". Когда в пользование отдается вещь (капитал), то этим на время предрешается ее судьба и устанавливается господство над ней пользователя в смысле возможности непосредственного воздействия на нее. При этом не только пользование выгодами (Kapitalnutzung) имеет рыночную цену и отчуждается как товар, но и самый источник выгод (капитальная вещь) составляет товар, т.е. предмет, отделимый от личности его владельца и произведенный для определенной цели. При продаже труда источник его, рабочая сила, также поступает в чужое пользование, но сама она уже не является товаром, ибо она "неотделимая часть человеческой личности, составляющей самоцель и центр всей хозяйственной жизни". Нужно еще прибавить, замечает Брентано, что продавец других товаров, кроме них, еще обладает, по меньшей мере, своей рабочей силой; продавец же труда часто, кроме нее, ничего не имеет, и потому вынужден беспрерывно продавать свой труд. Это лишает его возможности влиять на определение условий сделки. Продажа других товаров совершенно не затрагивает личности и личной жизни продавца. Трудовой договор, наоборот, есть не только купля-продажа, "но в то же время договор, устанавливающий отношение господства (ein Herrschaftsverhaltnis) над личностью продавца и определяющий пределы этого господства"*(89).

Приведем еще мнение нашего известного экономиста проф. М.И. Туган-Барановского*(90). "В формальном отношении договор о найме рабочего не отличается принципиально от всякого другого договора найма, а является таким же меновым актом, как и купля-продажа любого товара". Указанная Брентано и Торнтоном разница между рабочей силой и остальными товарами, по мнению г. Туган-Барановского, лишена принципиального значения. Но между ними все же есть разница, и очень существенная. Она заключается в том, что рабочая сила возникает не хозяйственным способом, а в процессе жизнедеятельности человека, для которого хозяйственный процесс является лишь средством, а не наоборот: человек не средство для хозяйственного процесса. "Рабочая сила, хотя она для капиталиста и является таким же средством производства, как и все другие, для рабочего, - носителя и создателя этой силы, - не средство, а самоцель. Рабочий, за пределами рынка и у себя дома, живет не для того, чтобы создавать рабочую силу капиталисту, а для себя, для удовлетворения своих потребностей".

Из разницы между трудом и другими "товарами" экономисты делают различные выводы. Одни (Брентано) основывают на нем социально-политическую программу уравнения "продавцов труда" с другими продавцами посредством признания за ними свободы коалиции и развития профессиональных организаций, другие принимают ее за исходную точку для построения теории заработной платы и т.д. Для юриста и законодателя из того, что труд человека неразрывно связан с его личностью, что сделки о труде нередко фактически устанавливают власть работодателя над личностью работника, что сущность этих сделок не исчерпывается и не определяется содержащимся в них меновым элементом, прежде всего с совершенной очевидностью вытекает необходимость проверить, приемлемо ли, как юридическая конструкция, распространенное в экономической литературе подведение трудового договора (экономисты имеют в виду, главным образом, договоры, заключаемые промышленными рабочими с предпринимателями) под куплю-продажу, допустимо ли применение к этому договору по аналогии всех или некоторых постановлений о купле-продаже?

Мы видели, что представление о "купле-продаже труда" построено на мысли, что рабочий, нанимаясь, пускает в оборот свой труд, свою работу силу, обменивая их на деньги. Отчуждаемые им предметы тем самым приобретают свойство "товара" в смысле объекта менового оборота. Правовою же формой для обмена имущественных благ на деньги служит купля-продажа; следовательно, трудовой договор только разновидность последней. С юридической точки зрения такое рассуждение не может быть признано убедительным. Не всякий предмет, который можно оценивать и - в экономическом смысле - обменивать на деньги, тем самым способен служить объектом купли-продажи. Таковым могут быть только блага (вещи и материализованные права), поддающиеся отчуждению, в смысле полного отделения от правовой сферы продавца, и приобщению к чужой имущественной сфере (mutatio dominii). Отчуждение в указанном смысле составляет эмпирическую цель купли-продажи в отличие от предоставления другому (за денежный эквивалент) выгод, без отчуждения их источника. Труд не материальная величина и не может быть материализован, если только его не смешивать с продуктами труда. Он состоит в проявлении рабочей силы, неотделимой фактически от работника, и к нему, как мы видели (с. 16), указанное представление о переходе из одной сферы обладания в другую, об "отчуждении" в техническом смысле, неприложимо. Усвоение терминологии экономистов, составляющей, в сущности, метафору, поведет только к стушевыванию указанного выше различия, весьма важного и ценного для юридической систематики, а для юриспруденции отнюдь не составит выигрыша*(91).

Всякий взаимный договор содержит элемент обмена, но не всякий может рассматриваться как мена или купля-продажа. Наука гражданского права при классификации договорных типов пользуется иными, более точными и дробными критериями. В частности, договоры, связывающие человека относительно пользования и распоряжения своим имуществом, коренным образом отличаются от тех, коими он ограничивается в пользовании и распоряжении своей личностью. При том значении, какое по понятиям современного культурного общества имеет свобода личности, договоры о труде, устанавливающие частичное господство над ней, не должны смешиваться с "товарными сделками", направленными на оборот ценностей, и между ними не может быть никакой аналогии. "Здоровое гражданское право, - по словам маститого германского цивилиста Отто Гирке*(92), - должно везде, где договорным обязательством захватывается самая личность, ставить ее в центре. И это, прежде всего, - прибавляет он, - относится к договору личного найма, насколько им не порождается мимоходное соприкосновение на почве отдельных услуг, а весь человек связывается определенными задачами".

Лишь модификацией только что изложенного учения является высказанный во французской литературе взгляд, что рабочий, заключая договор найма, продает будущие продукты своего труда. Это, конечно, не то же самое, что "продажа труда". Сторонники этой концепции исходят из трудовой теории собственности, вернее, из тех начал естественного права, на которых она построена*(93). Но они на этом не останавливаются, а пытаются обосновать предложенную ими конструкцию на положительном праве, а именно на постановлениях французского кодекса об акцессии и спецификации (art. 565-577)*(94).

Едва ли эта теория заслуживает серьезного внимания. Ее авторы сами признают, что она применима только к договорам, коими работник обязуется к производству "продукта", и что в такие договоры, кроме продажи будущего продукта труда, входят еще и другие элементы. Но и в этих пределах акцессия и спецификация тут совершенно не причем. Ни та, ни другая не составляют даже юридической сделки, а юридические факты иной категории (событие, натуральное действие). Закон связывает с непроизвольным или произвольным присоединением вещей одного лица к имущественной сфере другого, при известных условиях, переход права собственности на эти вещи. Представление об акцессии приложимо только к телесным вещам*(95). Спецификация предполагает "добросовестную"*(96) переработку чужой вещи для себя, т.е. с намерением приобрести переработанную (новую) вещь в собственность. Работник же обещает приложение своей рабочей силы за определенное вознаграждение к чужой хозяйственной сфере. Все, что в этой сфере производится, по действующему праву принадлежит ее хозяину с самого начала, совершенно независимо от согласия фактического работника. Последний остается неизменным обладателем своей рабочей силы, но, насколько он ее проявляет на основании договора, он это заведомо делает в чужом интересе. За свою работу, а не за ее продукты, он получает вознаграждение. Намерение приобрести соответственную ценности его труда часть производимых продуктов ему совершенно чуждо; он вовсе не смотрит на себя как на спецификатора и на свою деятельность как на способ созидания для себя новых объектов собственности.

Квалификация договора между работодателем и работником, как купли-продажи труда, не может считаться общепризнанной в экономической литературе. Некоторые экономисты указывают, что присущий этому договору меновой элемент не имеет решающего значения для характера порождаемых им отношений. Такое значение, по их мнению, имеет только общность интересов работодателя и рабочего, их объединение для совместного организованного сотрудничества. "Ядро трудового отношения, - говорит, напр., Эренберг*(97), - состоит именно в том, что предприниматель и рабочий являются органами предприятия и имеют общий интерес в его преуспеянии, гораздо более действительный, чем существующие между ними противоположные интересы". Заключаемый ими договор, следовательно, должен рассматриваться как разновидность товарищеского договора. Уже много раньше Эренберга этот взгляд подробно развивал Бастиа*(98). По его мнению, договор между работодателем и рабочим представляет собой "усовершенствованную ассоциацию". На первых порах сотрудничество между людьми происходило таким образом, что все они участвовали в риске и прибылях предприятия. Но "так как людям вообще свойственны стремление к обеспеченному существованию и определенному доходу и желание не подвергаться риску", многие предпочитают участию в прибылях и убытках заранее обеспеченный доход, не зависящий от результатов общего дела. Построенный на этой мысли traite a forfait несколько модифицирует характер обыкновенного товарищества, но все же может рассматриваться как договор товарищества.

Однако существенная разница между подобной association a forfait и обыкновенным товариществом (societe pure et simple) не могла остаться незамеченной. Leroy-Beaulien*(99) сводит ее к трем пунктам: 1) рабочему, не имеющему сбережений, нельзя выжидать результатов предприятия; 2) он не участвует в риске предприятия, ибо не может свое вознаграждение ставить в зависимость от исхода дела, не им созданного и не им контролируемого; 3) он оказывает предприятию содействие, вполне определенное, однообразное и легко поддающееся учету и оценке, а потому имеет право на заранее определенное вознаграждение, независимо от конечных результатов предприятия.

Невзирая на эти коренные различия, все-таки находятся французские писатели*(100), настаивающие на том, что этим договором, наряду с другими последствиями, устанавливается между сторонами настоящее товарищество в юридическом смысле этого слова.

Несколько иным путем к этому же выводу относительно природы отношений между работодателем и рабочим приходит австрийский ученый Эмиль Штейнбах*(101). Не все сделки, говорит он, имеют своим предметом возмездную или безвозмездную отдачу вещей в собственность или в пользование или исполнение определенных работ и услуг за вознаграждение. Не все поэтому могут быть отнесены к категории меновых или дарственных актов. В жизни нередко заключаются сделки, направленные не на предоставление имущественных благ, а на создание или восполнение субъекта хозяйства, на "хозяйственную организацию". Одной из главнейших форм такой "организации" и является "восполнение субъекта хозяйства подчиненными ему вспомогательными силами" посредством договора. Но не всегда, говорит Штейнбах, "пользование чужим трудом может быть квалифицировано как органическое восполнение субъекта. Договоры личного найма и подряда по существу являются сделками об обмене имущественных ценностей и с организационными договорами ничего общего не имеют". Для "органического трудового договора", прототипом которого является договор с чиновником (Beamtenvertrag), характерно то, что одной стороной при исполнении договорных обязанностей руководит чувство долга и профессиональное призвание (Beruf), а другой - необходимость обеспечить контрагенту в интересах дела материальное существование. По мнению Штейнбаха, количество трудовых договоров, приближающихся к этому типу, в современной жизни постоянно растет и между ними и договорами, направленными только на наживу (Erwerb), очень большая разница.

Взгляд на отношение между работодателем и рабочим как на "хозяйственную организацию" построен на той же мысли и том же противопоставлении, как теория модифицированной ассоциации. Есть договоры о труде, направленные на прочное соединение контрагентов для организованного сотрудничества, и есть такие, сущность которых исчерпывается обменом благ.

Юридической формой для произвольной организации коллективных хозяйственных субъектов служит договор товарищества. Поэтому изложенный взгляд на трудовой договор как на "органическую" сделку также неминуемо приводит к его отождествлению или сближению с товариществом.

Привлечение путем договора "подчиненных вспомогательных сил", однако, отнюдь не равносильно "образованию и восполнению субъекта хозяйства". К организации правового субъекта предприятия этот договор вообще никакого отношения не имеет. Собственник последнего, нанимая рабочих или служащих, ни на йоту не поступается своими хозяйскими правами и не делит их с нанятыми им лицами.

Не всякое организованное сотрудничество и не всякая ассоциация в экономическом смысле с точки зрения права составляют товарищество. Для последнего одного факта соединения несколькими лицами своих сил и средств недостаточно и отнюдь не безразлично, в какую правовую форму оно облекается. При трудовом договоре работник предоставляет работодателю свою рабочую силу для осуществления его целей; сам же он приобретает взамен только право на вознаграждение. Товарищеский договор направлен на осуществление общей цели. Им создается нейтральная сфера, куда участники вносят свои вклады и из которой они извлекают свои выгоды. Правда, вклад товарища может заключаться в обещании труда, а вознаграждение работника при трудовом договоре иногда состоит в доле прибыли. Но и в этих случаях все же, как мы уже указывали (с. 23), решающее значение имеет вопрос, куда должен вноситься обещанный труд и откуда получаться прибыль, создана ли договором нейтральная сфера или обещанная деятельность касается лишь хозяйственной сферы одной стороны - работодателя. Квалификация трудового договора как товарищества совершенно лишена почвы, когда нет сомнения, что деятельность обещана исключительно для другого и что работник непосредственно преследует одну только цель: получить вознаграждение за свой труд.

Мы убедились, что представления, из которых исходят изложенные теории, а именно о продаже труда или продуктов труда, об ассоциации между работником и работодателем, об организации субъекта хозяйства, не уясняют нам юридической природы трудового отношения и почвой для юридической конструкции служить не могут. В рассмотренных учениях, однако, содержится весьма ценное для нас указание. Все они исходят из эмпирически установленного, бесспорного факта существования обширной группы трудовых сделок, экономическая и юридическая сущность которых не исчерпывается обменом работы на деньги. Отличительный признак этой группы, обнимающей все виды трудового договора, одни усматривают в вовлечении личности работника в оборот вследствие неотделимости от нее "товара - труда". Другие видят его в том, что этим договором стороны органически связываются в одно социальное целое, в коллективный хозяйствующий субъект. Но все согласны в том, что этими признаками определяется экономический характер не всякого найма труда, а только определенной категории трудовых сделок. Наша ближайшая задача поэтому будет заключаться в выяснении того, при наличности каких бытовых условий отношение между нанимателем и нанявшимся принимает такой характер, как и какими критериями в хозяйственной жизни можно определить область трудового договора в указанном смысле и отмежевать ее от остальных договоров о труде.

Как известно, в действующих законодательствах некоторым видам трудового договора посвящены специальные узаконения. Они приспособлены к определенным отраслям хозяйственной жизни и в пределах каждой отрасли применяются лишь к определенной категории трудящихся. Возникает, следовательно, необходимость в точном указании отличительных признаков той хозяйственной отрасли или того круга лиц, для которых данный специальный закон предназначен.

Каждому знакомому с литературой этого вопроса и с судебной практикой известно, какие непреодолимые трудности встречаются при разрешении этой задачи. Они вызваны тем, что сфера применения специальных законов создалась исторически в зависимости от тех или иных бытовых условий, а не от юридической природы совершаемых в ней сделок. Правда, в каждой отрасли хозяйственной жизни можно отметить преобладание тех или других типичных отношений и, насколько речь идет о найме труда, тех или других специфических особенностей, встречающихся менее часто или вовсе не замечаемых в других отраслях. Для фабричной промышленности, например, характерны сложность производства и вытекающий отсюда строгий и однообразный внутренний порядок, особые формы вознаграждения, особое распределение рабочего времени и т.д. В домашнем хозяйстве обычное явление составляет поступление нанявшегося в дом нанимателя и подчинение его домашней власти, в торговле - участие служащих не только во внутренней деятельности хозяина, но также в его сношениях с третьими лицами и т.д. Все эти особенности имеют для гражданского права существенное значение, как типичные моменты, осложняющие состав и видоизменяющие последствия договора. Но такое их значение совершенно не зависит от того, в какой отрасли хозяйства мы их встречаем.

Для определения круга лиц, на которых распространяется действие специальных норм, в законодательстве и в литературе обыкновенно прибегают к бытовым терминам, не имеющим строго технического характера, как, например: рабочие, служащие, подмастерья, приказчики и др. Но не только их точное разграничение, даже вопрос об отличительных признаках каждой из обозначаемых групп*(102) до сих пор еще не разрешен удовлетворительно. Так, по весьма распространенному мнению*(103), рабочий отличается от служащего тем, что механически исполняет заданную ему, - преимущественно физическую, - работу, в то время как служащий участвует в распорядительной деятельности хозяина или даже всецело осуществляет ее вместо него. Но отступления от этого правила в жизни так многочисленны, что строить на нем научную или законодательную классификацию невозможно. Экономическое и правовое положение низших служащих гораздо ближе к положению рабочего, чем к положению высшего служащего, так что и практически это деление цели не достигает.

Другие исходят из свойств обещанной деятельности, из противопоставления высшего или умственного низшему или физическому труду. Первый отличается тем, что требует специальной подготовки, доступной только имущим классам, и в социальном отношении приближает работника к работодателю*(104). Однако прежде всего самые понятия "высший", "низший" труд чрезвычайно неопределенны. Если вместе с проф. Туган-Барановским*(105) держаться взгляда, что второй имеет преимущественно мускульный характер и не требует особо продолжительного предварительного обучения, мы оставляем вопрос открытым, куда отнести физический труд, требующий продолжительной подготовки, наприм., труд хирурга, и куда умственный труд, не предполагающий специальных знаний, наприм., конторщика или чтеца. Если же по примеру Левенфельда*(106), в основание разграничения класть общественную оценку труда, мы имеем дело с фактором, меняющимся в зависимости от культурных и этических воззрений общества и неодинаковым у различных его слоев. Кроме того, где бы ни проводить демаркационную черту между высшим и низшим трудом, нельзя отрицать существования значительного контингента неимущих умственных тружеников, экономическое положение которых едва ли многим лучше положения рабочего пролетариата. Но допустим, что большая материальная обеспеченность умственных тружеников составляет общее правило. И тогда отсюда можно только заключить, что они, как договорная сторона, менее нуждаются в законодательной охране своего труда. Но отсюда еще не следует, что совершаемые ими трудовые договоры имеют другой юридический характер, чем договоры лиц, обещающих физический труд. Против такого вывода говорят также данные практической жизни. Мы нигде не видим, чтобы работодатели для найма "высшего труда" прибегали к другим правовым формам, чем при найме "низшего труда".

Из сказанного вытекает, что те критерии, которыми определяется сфера действия специальных узаконений о найме труда, не могут быть использованы для научной или законодательной классификации. Область трудового договора не совпадает ни с определенной отраслью хозяйственной деятельности, ни с определенной социальной группой трудящихся.

В экономической и социально-политической литературе последнего времени на это не раз указывалось и делались попытки иначе определить те фактические обстоятельства, при наличности которых договор о труде утрачивает характер обыкновенного обмена услуг и вознаграждения. При оценке их пригодности для юридической классификации и характеристики договоров о труде необходимо иметь в виду следующее: всякая научная классификация преследует определенную практическую цель и в известной мере ею определяется. Те критерии, на которые указывают экономисты, сами по себе могут иметь большое значение, но не вызывать необходимости в различной правовой нормировке. И даже тогда, когда им приписывается значение для права, речь идет большей частью об обстоятельствах, которыми обусловливается степень необходимости в охране труда. Нас же в данный момент интересует вопрос, где в жизни проходит граница между отношениями, составляющими предмет трудового договора как самостоятельного договорного типа, и остальными договорами о труде. Сообразно с этим мы и будем останавливаться только на указаниях, представляющих интерес с этой точки зрения.