История Иова

Как бы ни судили о происхождении (70об) Иова, но то предположение, что он происходил от Исава, вероятнее других. Кроме того, что его имя, имена друзей его встречаются в книгах Моисея – самая местность приходится к горам идумейским, так здесь говорится об ископании золота и серебра, Иордан представляется самою большою рекою. Далее древнее предание, сохранившееся в известной приписке к концу книги его имени, показывает, что он происходил от Исава. И ежели он одно лице с Иовом, о котором говорил Моисей, то ему придётся пятым от Авраама и шестым от Моисея. По истории Моисея он был в начале многочаден и богат, и имел власть над своим поколением, по своему характеру непорочен и истинно благочестив. Но кроме последнего характерического свойства своего, он вдруг всего лишился самым незаслуженным образом. Только враг рода человеческого как бы преклонил Бога на то, чтобы Он позволил ему (71) чрез великие бедствия испытать веру и упование. Иов сначала все эти бедствия перенёс великодушно – наг был я, говорит он, из чрева матери моей, наг и возвращусь туда. Иегова дал; и Иегова и взял, да будет благословенно имя Иеговы (1,21). Но с течением времени болезни его умножились, пришли к нему утешители друзья его: Елафаз, Вилдад и Софар, и молодой Елиуй, и нашли его в таком несчастном положении, что от скорби и изумления молча сидели возле него семь дней и семь ночей. После того, как Иов изъявил было такую готовность всё переносить, мысли его начали волноваться и, наконец, горесть его разлилась потоком ужасных слов: погибли день, в который я родился, и ночь, в которую сказали: Зачался человек и проч. (III. 3. 26). Первый друг Елифаз сначала кратко упрекает его в малодушии, потом, желая защитить правду Божию, требует, чтобы он показал хотя одного праведника, (71об) наказанного, хотя одного невинного несчастливца. Он думает, что Иов лицемерную носит святость, указывает на одно откровение и, основываясь на нём, начинает порицать Иова (VI.V), прискорбно было Иову слушать несправедливые укоризны, и он отвечает на слова Елифаза; что его нетерпение есть следствие ужасной скорби и болезни, осуждает при этом жестокосердие друзей своих, впрочем, допускает, что если в нём есть худое, то пусть обличат его, только бы выслушали его, начинает говорить и, увлечённый скорбью, обращается к Богу, чтобы Он позволили ему хотя остатки дней его провести спокойно (VI.VII). Но, несмотря на эту ужасную скорбь Иова, которая выражалась в таких словах к Богу, друзья его не хотят утешить его уверенностью в его невинности, и после такой защитительной речи Иова, которая сама по себе для него так сраждущего ужасно невыносима. Валдиф (72) в самом начале Иова, что он горд пред Богом говорит, что нечестивые рано или поздно всегда наказываются, подтверждают это словами древних, и советует Иову обратиться к Богу (VIII). Новое огорчение Иову, он теперь видит, что друзья его все одних мыслей о нём, но страдалец опровергает их тем, что Бог всевластен и поступает не по судам человеческим, Он так высок, а человек так ничтожен, не может судить о правах Его. Но нетерпимая болезнь опять заставляет его просить Бога о успокоении себя. (X.X). Но тем не кончилась беседа друзей, третий друг ещё немилосерднее к страдальцу; повторил всё сказанное Елифасом и Валдагдом, он опять упрекает Иова в лицемерстве, говорит, что если он не видит своих грехов, то видит оныя Премудрый и Всеведущий, и советует очиститься (XI). Иов опять упрекает друзей своих в жестокосердии, и, несмотря на нападения их, стоит (72об) твёрдо в том, что он невинен и готов с этим предстать на Суд Божий XII, XIII, XIV. Но, ни болезни Иова, ни его твёрдость в защищении своей невинности, ничто не смягчает друзей его: Елифас не обращает внимания на все слова Иова или же упрекает Иова в дерзости его суждений о Боге и, ссылаясь на опыты древних, опять говорит, что несчастья терпят одни порочные XV. Таким образом, не понимая (нрзб.1сл.), не желая понять слова Иова, наносит ему ещё более скорбь, возбуждает весь пламень его болезни. В следующих словах Иова действительно слышно, как его уязвляло неблаговременное огорчение Елифаса. Глубоко нося в душе своей сознание о том, как дороги ему добродетели и религия, он не может перенести того, чтобы его считали защитником пороков VI. 1.10; такое ложное свидетельство для него новый суд; новое наказание от Бога (XV) – и, следовательно, который и без того (73) так сильно налёг на него. Здесь опять новое сильное опасение его озлобления – и в самом чувстве озлобления воззвание к Богу судье невинности (нрзб.цфр): Земля на которой кров мой! И есть неудержимо вопль мой! и проч. Эта надежда возвышает его душу, утешение его безсмертие – вот скоро пройдут отсчитанные годы, тогда Бог его дело кончит – он надеется. Уже он впивает в себя гнилой воздух, сократились дни его, гроб открыт пред ним. Он в этом не обманывается, долго сие око не будет видеть скорби жизни 22.23. XVII. 1-2: он ещё чувствует своё страдание, но с каким геройским духом! Праведники держатся пути своего, и чистый руками продолжает быть твёрдым (18) (нрзб.1сл.) исповедует это – сам праведник. На эта мудрость слишком высока для его друзей. Они ничего не знают, кроме надежды в сей жизни; тогда как он стал, близкий к смерти, готовить себе (73об) в могиле ложе успокоения – гробу (нрзб.1сл.) ты отец мой! Черв: ты мать и сестра, ты же надежда моя и ожидание моё, кто видел? (Оне) в уединении гроба снидут и вместе лягут в землю. (XVII. 13.15.)

Сильная, полная образов речь Валдада, за сим следовавшая совершенно погрешительная против мысли Иова, совершенно в жару негодования высказанная, содержит повторение такой истины, в которой никак не может убедиться Иов. Она была ответом на предыдущие слова Иова. Надежда, которую полагает Иов на будущее оправдание своей невинности, кажется Валдаду глупою – для Иова не переменятся законы – известны. Ежели он умирает в бедствии, то такой конец он заслужил. Грех не остаётся не отмщённым. Нечестивец с земли сгладится, ни в какой пустыне не наименуют его имя. Не один сын не будет плакать над гробом его, не сядет внук на могиле его. Все только с изумлением (74) будут смотреть на роковой день его (XVIII.), надежда иногда торжествует во всей силе, когда, казалось, совсем исчезла она. Мощные изречения Валдада, по-видимому, ничего не составляли Иову. Но он возносится, угнетённый во всех своих жалобах, он даёт трогательнейшее описание своей горести, составляющее главную тему его речи, пред которою он умоляет только о снисхождении к ограниченному сердцу его, о сострадании XIX. 1-22. Но когда не хочет слушать его ни один из друзей его, он желает, по крайней мере, к утешению всех будущих страдальцев – начертать на скрижалях каменных писалом железным – великое исповедание его веры в Бога Избавителя, Который не оставит его до конца… Помилуйте, помилуйте меня вы, друзья мои… XIX, 23-27. Наконец, упрекая своих спорщиков, заключает свою речь кратким, но важным (нрзб.1сл.) словом: есть Суд (29.)

Чем более говорит Иов, тем более возбуждает в нас к себе сострадание (74об) и уважение. Мы скорбим о несчастии, которое его постигло; мы видим невинность его сердца, против которой даже враги его ничего определённого не могли сказать после той сильной речи Иова, их опыты становятся ещё незначительнее. Герой истории ещё более чрез то воздвизается. Сафар говорит, как обыкновенно говорят те, которые чувствуют над собою перевес другого, и, однако, слишком мало имеют великодушия отдать ему справедливость. В таком случае обыкновенно прибегают к насмешке и думают одержать победу непрестанным повторением того, что уже несколько раз было сказано. Принимая слова Иова с (нрзб.1сл.) насмешкою XXI, 3. Сафар начинает под различными образами опять высказывать общую их мысль, которую уже многократно они повторяли XX. Ответ на сие Иова заметно отличается от прежних спокойствием, с каким он произнёс его. Он не хочет просить (75) у своих друзей утешения: просит одного, чтобы его выслушали, и продолжает раскрывать свою мысль, которую прежде он защищал, раскрывать в опытах ежедневно всякому встречающемуся: настоящая жизнь не может дать разрешение великой задачи о распределении счастья и несчастья между людьми. Очевидно – нечестивые часто бывают счастливее, но не всегда, иногда несчастие находит на них так быстро, как ветер. Глупо учить Бога премудрости предписывать ему, кого он должен награждать счастьем! Довольно, Ему так угодно, чтобы грешник и праведник иногда одинаковым образом оканчивали жизнь свою. Друзья Иова пусть за то осуждают его. Такова всегда участь несчастного, а к грешнику в силе, всегда с глубоким уважением XXI.

Теперь начинает говорить Елафаз и уже несравненно жарче. Теперь уже не видно в нём уступчивого утешителя, (75об) который обещал непорочности Иова непременное освобождение в этой жизни. Он твёрд, решителен, строг в суде своём, впрочем, ещё видно в словах его некоторые благоразумные замечания. Сначала он весьма справедливо замечает, что добродетель человека никакой выгоды Богу не доставляет, она сама награждает своего чтителя. В заключении хорошо его увещание покориться Богу, искать покоя в смирении и мира в повиновении. Если бы не из уст негодующего обличителя, как бы это было прекрасно! Но нельзя не негодовать на него за то, когда слышит, как он дерзко нападает на Иова с этими жестокими обвинениями, представляет его несправедливейшим человеком, утешателем невинности, обвиняет его в таком развращении, какое господствовало между людьми первого мира XVII.12.

Ответ страдальца содержит образцовые картины. С начала их теряется в путях Божественного управления. (76) Бог сокрыл пред ним в мраке. Его друзья называют его жалобы словами возмутителя; но он знает, что может устоять в них пред Богом, только лице Его пред ним скрывается, Бог не слышит его, когда к Нему он взывает, не объясняет – для чего он посылает такие наказания. Какое несчастье, может быть, хранится ему на будущее время! А, впрочем, если так Неизменяемый положил, то совершит это XXII. 1-14, не на минуту он не сомневается в правосудии Бога. Но от него сокрыты дни суда, который Бог поставил, и потому-то грешник думает, что он остаётся XXIII. 15.18. Здесь он описывает тожество порока над невинностью, порока, который в различных видах ходит по земле 11,17, наконец, отмщевается в смерти. В жилище мёртвых идёт грешник за грешником, его преследуют проклятия, его пища черви, его имя стирается с лица Земли 18-25.

Речь Валдада есть род имени Великого (76об) Бога и потому унижается от определённого ответа на слова Иова, но в праздности их ничего не высказывает, кроме того, на что Иов давно уже согласился. Бог есть Творец мира и Правитель его. От земли до лугов на всех звёздах нет ни одного чистого пред Ним. Как же может быть чист пред Ним человек – червь (XXVI). Иов этому не противоречит.

С гораздо большею силою восклонится к сему высокому предмету сам Иов. Здесь цель предыдущих разговоров теряется из вида. Угнетатели Иова, присужденными на мысль обратиться к одним общим истинам. Но здесь Иов далеко превышает их своею мудростью и словом; ни один из них не может говорить с таким достоинством. Иов начинает – и его вступление начинается общим изумлением и молчанием друзей его XXVI, 11-14. Наконец, Иов прерывает это молчание и говорит (77) с достоинством и возвышенностью обо всех предметах, о которых доселе был спор. С удивительным спокойствием он выправляет невинность свою: не боится обвинения в гордости и (нрзб.1сл.) смело утверждает: «Держусь за правду мою, не оставлю её, сердце моё никогда в жизни не упрекало меня». Эта мысль даёт утешение ему, хотя он и страдает. (нрзб.1сл.) как бы он счастлив не был, как бы богат не был, какую бы ещё имел нужду тогда, когда Бог отнимает у него жизнь его! Может ли с отрадою помышлять о Боге, и с радостью молиться Ему? Конечный жребий грешника – бедствие (XXVII); но при всём том, сколь ни глубоко ум человеческий проникает в тайны природы, ещё много остаётся ему тёмного в путях Божества. Мудрость не золотом покупается; здесь следует превосходное изображение её скрытности, заключающееся прекрасным поставлением, что хотя человеку не дано принимать в этот лабиринт, однако ж ему (77об) сказано: страх Господень есть для него мудрость, и удаление от зла есть ведение XXVIII. 1-8.

Молчание стало ещё глубже – Иов берёт новый полёт. Ему представляются дни прежней жизни, уже счастия, которые он описывает с самыми живыми чертами по вкусу восточному. Разительный контраст сему изображению составляет потом описание его настоящего бедствия, которое пред солнечным сиянием прежних дней представляется нашему оку только тем в суетейшем мраке – к сему он присовокупляет свободное сознание своей непорочности и к концу своей речи говорит даже с обидою Богу – с такою самонадеянностью, как не должен говорить человек – прах, с надеянием на свою добродетель, которая ему кажется не имеющею никаких недостатков. Он, если бы Он меня восстановил! О, если б Вседержитель написал мне рукописание (78) обвинения! Я бы стал его носить на плечах моих и привязал бы себе вместо диадемы! Число шагов моих представил бы Ему, подошёл бы к Нему, как князь XXIX – XXXI. Уже друзья Иова давно молчали, никто не отважился разуверить его в его праведности; оставался ещё доселе в молчании за другими молодой Елиуй, он давно чувствовал сильное желание говорить с Иовом, особенно, когда видел, что у соперников его истощились слова XXXII, 17.19. Последние слова Иова, наконец, разрывают узы молчания. Толкуем Елиуя: Я наполнен, говорит он, словами стоит во мне дух чрева моего. Чрево моё, как вино не откупоренное, как новые меха хочет разорваться. Ему больно, что хочет Иов быть правее Бога и ни у кого из старших его нет более сил отразить его. И вот он вступает в чреду их, приносит множество (78об) извинений в том, что отважился говорить в собрании старших себя. Потом обращается к Иову. Его речь вообще полна истины и утешения, не видно жестокого тона, противоречительна, ни гневных обвинений, ни торжества, чувствующего себя счастливым, ни гордости, обыкновенно от этого происходящей. Иову нечего на него гневаться, его речь не будет для него тяжка. Он хочет только предостеречь и привести к верной отраде. То была действительно неосторожность со стороны Иова, что он хотел представить себя совершенно чистым, что он приписывал Божеству какое-то желание мучить свою тварь. Бог ничего не делает без цели, это голос предостережения человеку. Он иногда слышится в сновидениях; сновидения отводят человека от греха, иногда в самых страданиях (изображения этих страданий то зная какие с Иова). Страждущий сначала ещё не знал, откуда они происходят. (79) Но вкруг престола Иеговы стоят тысячи Ангелов и если какой-нибудь найдётся ходатай за страдальца – его Бог посылает к человеку с откровением причины его страданий и вместе с исцелением. Тогда обновляется вся плоть человека – тогда поёт праведник хвалебную песнь XXXIII. Все слушают Елиуя. Сам Иов ему не противоречит. Елиуй снова обращается к нескромным жалобам Иова на Бога, из которых он выводит следствия, действительно отсюда вытекавшие, что таким образом Иов должен верить, что добродетель не имеет никакого преимущества пред пороком, и что опять тоже было, что Бог несправедлив. Против сих-то двух заблуждений он начинает говорить – впрочем, более обширно, нежели сильно он раскрывает; часто опыт учит, что порок наказывается, а иногда, говорит он, Бог и скрывает лице Своё, путь Его бывает мрачен. Кто это станет отрицать? И как мог Иов так неблагоразумно говорить? Даже это огорчение на Бога показывает, (79об) как необходимо было ему очищение сими скорбями, чрез них быть приведену к совершенной Богу покорности XXXIV. Ещё всеобщее молчание. Елиуй начинает опять. Огорчение человека на Бога происходит от того, что он не хочет подождать окончания раскрытия путей Бога. Хотя справедливо то, что добродетель и порок не вредят, ни пользы не приносят Всевышнему, но и то также известно, что Он печётся о людях и делами праведных правит. Нужно только ожидать в молчании, что будет конец, суд, и порок будет исторгнут XXXV.

В последнем покушении, которое делает Елиуй, научить Иова и друзей его, он соединяет всё, что мог сказать в защищении Бога. Главная мысль та, что хотя Бог бесконечен, однако, ничто для него не слишком низко. Есть провидение. От беднейшего нечестивца до Царя на троне – всё под Его смотрением. Страдания, повторяет он ещё, суть указание для того, кто хочет так ими пользоваться. Только что часто намерение его темны. (80)

Советов Божиих не знает ни один смертный, который живёт один день, тогда как число дней Божественных неисчислимо. Эту мысль раскрывает далее чрез уподобление и царства природы. Когда Он привлекает капли вод, то льются дожди соразмерно множеству пара, они проливаются из облаков и орошают многих человеков. Но кто понимает плавание облаков и треск тучи его? Можно думать, что это уподобление заимствуемо было от обстоятельств самого времени его речи. Уже открывалась издалека буря, в которой шёл Господь для суда с Иовом. В последующих словах речи Елиую это становится яснее XXXVII, 2. Картина бури даёт ему случай говорить, что как всё двинется по распоряжению Вседержителя. Он указывает ещё на несколько явлений в природе, необъяснимых без допущения содействия Божия, на творения Мира, на дела такие, которые как совершились, мы не знаем. И только что успел сказать, да благоговеют смертные пред Тем, Коего не видит ни один мудрец XXXVII, 24. (80об) Из бури слышится глас Бога. В Его словах нет ни одного оправдания, как, может быть, ожидали люди, нет никакого изъяснения причин, почему Он так действует. Это не следует знать твари. Бог помнит Своё величие и слабость смертного. Ежели сей не понимает явлений мира видимого, то как понимать ему гораздо высшие Его действия – например, образ Его управления в мире тварей разумных, Тот, Кто миром указывает пути, просмотрит ли что-нибудь? Станет ли человек спорить с тем, Кто сотворил левиафана и бегемота? В доме высочайшая премудрость! Высочайшее могущество. Вот два свойства, на которых человек может успокоиться XXXIII – XLI.

Иов чувствует силу сих представлений, не хочет более говорить против Вседержителя. Просит Его наставлений, оставляет свои дерзкие речи и, полный сокрушения, повергается пред Ним в прах. Искушения Иова окончились. Что же, достоин ли Иов награды, тот Иов, которого мы видели в этой (81) истории? Вот до его несчастия всё его поведение показывало в нём именно такого мужа, каким Св. писатель охарактеризовал его сначала в общих чертах. При всём богатстве он не был высокомерен; при всём счастии не забывался и не забывал Бога. Его добродетель строга, что редко бывает на высоте благополучия. Он чужд всякой склонности к удовольствиям чувственным, и справедливости неправосудия, для которых имел силу, жестокости к утешаемым, упования на своё богатство, уклонения от Бога Истинного к богам чуждым, мщения и радости и немщение ближнего. Ещё краткая, но драгоценная черта: он имел обычай, когда оканчивают дни пиршества сынов его, которые любили сходиться друг к другу для пирования – приносит жертвы по числу их всех, в том предположении, как говорит сам Иов, может быть, сыновья мои согрешили пред Богом и отреклись от Него в сердце своём.

Так по всему виден в Иове муж, у которого дело религии и благочестия (81об) самого искреннего лежит на сердце. Таков же ли он во время несчастия? Когда скорби ударили в его двери, они не нашли его неготовым, как благочестивый мудрец, он всегда был готов их встретить. Он не думает, чтобы благости, какими человек обладает на земле, он уже имел право и вечно обладать: каждое благо есть дар Божества, данный на время. Одушевляемый сим известием, он мужественно принимает одно за другим известия о потере всего своего имущества, о лишении своих детей, не ропщет сначала и на поражение своего телесного состава. Но далее? Далее – не изменил ли Иов своему характеру? Нет, первые слова его, взрыв скорби – отнюдь не от падения добродетели. Высший (нрзб.1сл.) чувственности не оставляет неравного недостатка или порока. В душе его приходят в борение надежда и сомнение. Но сия-то борьба и показывает всю крепость Иова; без сего борения мы не видели бы очень многого в том великом образе, в каком нам представляется выходящий из борьбы (82) Иов без лишения упования, даже с избытком упования. Минуты глубокой скорби, близкой к отчаянию, как минуты опьянения. Что делает тогда человек, в том он невинен – вполовину, поелику делает с потерею сознания, слова, тогда произносимые, не должны иметь полного веса! Освободившись от мыслей отчаяния, Иов становится на надежде избавления, которое в основании полагает свою добродетель. Это ещё тёмная черта не совсем просветлённого упованием на избавление его духа. Она в душе Иова была недолго. Вот когда стал указывать на неё с благоразумною осторожностью молодой Елиуй, Иов не препятствует совсем изгладить из своего духа, он даёт ему полную свободу говорить и нападать на его самонадеянность, так что Бог Сам явился для обличения и наставления Иова и друзей его; то не нашёл в нём её. И Иов, повергшись в прах пред Божеством, опять будет достоин (82об) приносить умилостивительные жертвы – уже не за детей своих, но за друзей, не на торжестве это, но (нрзб.1сл.), не предположительно, но действительно согрешивших пред Богом и рабом Его Иовом. Так характер Иова нисколько не потерялся во время ужасных бедствий, и напротив – он приобрёл теперь сугубую крепость и величие. Посему Иов с усугублением все, что от него было отнято на время искушения, от имущества до лет жизни, только одних детей дал Бог ему столько же, сколько было у него прежде; потому что и первые были для него не совсем потеряны: хотя умерли, но были ещё дети и в том мире.

Мы смотрели на эту Книгу, как на памятник того, в каком состоянии находилась религия у людей, отделённых от Церкви; очевидно, что слова самого Иова и друзей его не суть откровенные и указывают нам их понятие о Боге и о всём, чем они дорожили. Собирая различные черты их из бесед, мы (83) видим, что эти люди признавали Бога Творцом неба и земли (XXVI), Иов даже выражает о творении словами писания и исповедует Его непостижимость (IX). Известен также Иову и друзьям его Бог, как Творец человека, говоря: «Твои руки образовали меня». Иов как бы указывает на историю Моисея. Сколько можно видеть из речей Иова и друзей его, они представляли Бога всемогущим, благим и премудрым (XXIII, 8.9.25). Описывают величие Его. С особенною силою описывает это Елиуй (XXXVI и XXXVII). Отсюда видно, что они знали Бога по действиям Его в природе, потому все черты величия Божия описываются с природы, из слов их видно также, что им известна истина повреждения человека (XXXI). Есть память о потопе (XXII.). Но хотя человек виновен пред Богом, но не совсем оставлен Им; Бог даёт им откровения, на которые указывает Елиераз (IV) и Елиуй (XXXIII). Видно, что в песнях передавались тогда уроки мудрости (VIII). Далее Иов говорит, (83об) что Бог не оставляет людей своих, и имеет ходатаев за них – Ангелов (V,1.). Значит, тогда было в обычае обращаться к Святому; но кроме этого заступника Иов знал и другого – этого заступника он изображает в евангельском свете, когда говорит: «Я знаю, что заступник мой жив, и после на прах станет и после того, как кожу мою измучили так, и из этой плоти моей я увижу Бога. Я увижу, очи мои увидят, а не чужие. Издаёт сердце моё внутрь меня т.е. от желания видеть своего Бога. Заступника в тот день, когда на прахе станет». Здесь Иов очень ясно отличает заступника от имени Бога поражающего (22). Самое наименование его (нрзб.1сл.) указывает на законы (нрзб.1сл.), которые обязывали родных защищать оставшихся сирыми после смерти одного из членов семейства. Из этого видно, что он считает этого заступника родственным себе и ожидает от Него помощи по смерти. Этой уверенностью он так дорожит, что желал бы увековечить свои мысли об этом. Но мысли о состоянии человека по смерти скудны. Для чего, говорил он в скорби своей, встретили (84) меня колени Отца, и к чему мне было сосать сосцы матери?... Впрочем, когда он и после сих страданий надеется увидеть Бога, то этим довольно ясно выражает мысль о воскресении (XIX, 20-21). Потом, когда вслед за сею мыслию, обращаясь к своим неправым обвинителям, говорит: «Есть суд», и то можно думать, что он разумеет здесь суд всеобщий.

Хотя не видно, чтобы во времена Патриархов делали различие между состоянием между отпадших в общем их местопребывании, однако, выражение: отходить к отцам своим (Быт. XV), приложиться к людям своим (XLIX. 20.), как будто показывают, что в это время верили, что близость отношений земных между людьми более духовная, нежели внешняя, не пресечётся и там, и что таким образом должны образоваться различные классы людей, из коих каждый будет отличаться своим единством мыслей, единством ощущений, а потому и единством судьбы. (84об)

В большем свете мы видим раскрытие в настоящем периоде учения о мире духовном и по отношению к человеку. В истории этого периода видели Ангелов добрых и злых. В первый раз упоминается имя Ангела Божия в истории Агари, бежавшей из дому Авраама. Но здесь под образом ангела Сам Бог. Трёх Ангелов угощает у себя Авраам, и потом принимает к себе Лот, коего изводят они из града погибельного. В другой раз Ангел является Агари, когда она уже была изгнана из дому Аврамова; самому Аврааму – не горе Мориа. Ангелов видел Иаков в сновидении – нисходящих и восходящих по лествице, и потом ещё целые полки их. По причине оных явлений Иеговы – под образом Ангелов, под именем коего, конечно, должно разуметь лице Божества, открывающегося т.е. сына Божия имя Ангела, конечно, с заключением под ним лица Иеговы, вошло и в благословение Патриархов. (85)

В книге Иова они называются сынами Божиими, и показывается их порядок служения Богу, кроме Иова (XXXIII, 23.24.25), Авраам также говорит об Ангеле помощнике и руководителе рабу своему. О злом духе, как видели, упоминается в книге Иова. Важнейшая истина откровенного учения, коего держалась вся Церковь – обетование Искупителя – получила новые дополнительные черты к своему объяснению. Далее же, прежде на сей предмет указания в мире допотопном под именем семени жены, и в мире, обновлённом потопом – под именем Бога Симова – благословенного, теперь соединены в одно обетование Аврааму – семени, о нём же благословятся все племена земные. Но глаголет же о семени, говорит Апостол, изъясняя эти слова, яко о многих, но яко о едином, и семени твоему, иже есть Христос. Таким образом, ясно стало, откуда нужно было ожидать Его, и с чем ожидать. Авраам и Исаак видели образно совершение всего дела искупления на горе Мориа. (85об) Иаков уже благословлял именем Его. Иакову открыто было, хотя не для него самого, но для потомства его, и время его явления, и это надлежало быть пред решительным отнятием жизни, и законоположники от колена Иудина. А чтобы обетование, данное Аврааму о семени, в коем благое ловение всех языков не показалось различным от обетования о (нрзб.1сл.) Иакова, прибавлено: и к тому собрание языков. Таким образом, всё дело смотрения Новозаветного, которое должен был совершить Богочеловек, было представлено последним, известно даже было и вне Церкви, как мы видели в Иове.

Отличительно образа раскрытия религии, как особенные черты, отличающие сию эпоху раскрытию от последующей подзаконной, могут быть указаны: 1) Высочайшая простота, как отпечаток целого духа патриархальных времён. Луч Божества не то, коим нужно было просветить Патриархов, не преломляясь в извилинах сердца, не закрываясь (86) глубоко в образах, ударял прямо в их святые души. Бог не скрывал своих тайн от друзей, и ими пред Иеговою всегда были открыты. Отсюда образ их преставления о Божестве и своих отношениях к Нему удивительно как близок к тому, что само в себе (нрзб.1сл.) Божество и каковы сами в себе отношения к Нему младенческие.

Не с такою же простотою тайны религии были предложены народу Еврейскому – они закрыты были завесою (нрзб.1сл.) и гаданий. 2) Самая точная соразмерность приемлемое то у младенствующего человечества с возможною полнотою и достаточностию для последней цели религии. Истин религии открыто было не много, но все такие, что достаточно служили и к озарению ума, и к образованию сердца. Каждая полна была жизни, света и силы. Наконец, что касается до средства раскрытия, то надлежит сказать, что кроме практического образования духа, как первого условия к раскрытию в человеке религии, к сему способствовали Патриархам: глубокое (86об) и внимательное исследование природы. Более общими и важными средствами к сему надлежит быть между теми, кои с заключением Церкви в одно избранное семейство, находясь вне онаго, имели менее доступа к непосредственным источникам. Таким-то оно и представляется в Книге Иова. Такого же ради пособия, преимущественно для сего же рода людей, были предание и остатки памятников древнего учения в устах народных XV, 17.20. XXII, 28.29. Многократные откровения вне и внутри Церкви видимы, и на которые ссылается Елифаз Иова XXX, 14.24., особенно в сновидениях. Патриархи, удостаиваемые многократных Божественных наставлений-откровений, не скрывали их в себе, но кроме распространения их между лицами своих семейств увековечивать оные в видимых и постоянных памятниках для многих и надолго. Сюда относятся жертвенники, или поставляемые столпы, или освящаемые рощи, или насаждаемые, наименование урочищ от известных событий, с ними случившихся: (нрзб.1сл.), Вефиль, Геф – Мирей – (нрзб.1сл.) Моханиим. XXXV. (87)