Глава двадцать вторая. «Пати в честь Блэнкеров Б л э н к е р о в?»

«Пати в честь Блэнкеров … Б л э н к е р о в?»

Мистер Велланд отложил в сторону нож и вилку и с удивлением воззрился на свою супругу, сидевшую напротив него за обеденным столом. Миссис Велланд надела очки в золотой оправе и прочла весьма ироничным тоном:

«Профессор и его супруга, миссис Эмерсон Силлертон, имеют честь пригласить мистера и миссис Велланд на пати в честь миссис Блэнкер и ее дочерей, которое состоится в среду, 25‑го числа. Начало в 15 ч. 00 мин.

Просим ответить как можно скорее!

P.S. Встреча будет проходить по адресу:

Ред Гейблз,

Кэтрин‑стрит»

«Боже милосердный!» – воскликнул мистер Велланд, словно вся абсурдность этой записки стала понятна ему только после второго прочтения.

«Бедная Эми Силлертон! Никогда не знаешь, что ее супругу взбредет в голову в очередной раз, – вздохнула миссис Велланд. – Полагаю, он только что узнал, кто такие Блэнкеры!»

Профессор Силлертон был словно шип в нежном теле изысканного нью‑портского общества; и этот шип никто не осмелился бы удалить потому, что он рос на ветвистом древе всеми почитаемого рода. Этот человек имел все (или почти все!), по словам окружающих. Его отец приходился дядей Силлертону Джексону, а мать, родившаяся в Бостоне, принадлежала к роду Пеннилоу. И то и другое семейство могло гордиться своим благосостоянием, положением в обществе и родственными связями. «И чего ради, – недоумевала миссис Велланд, – он стал археологом, к тому же профессором?»

В самом деле, ничто не обязывало мистера Эмерсона Силлертона заниматься всеми теми непонятными вещами, которыми он занимался, да еще оставаться на зиму в Ньюпорте! Но, так или иначе, даже если он и вздумал показать спину людям своего круга, ему не следовало «портить жизнь» бедной Эми Дедженит, которая вправе была рассчитывать на лучшую долю и на то, что ее супруг купит для нее экипаж.

Никто из Минготов не понимал, как Эми Силлертон терпела эксцентричные выходки своего мужа, беспрестанно приглашавшего в их дом длинноволосых мужчин и дам с короткой стрижкой. Когда мистер Силлертон отправлялся путешествовать, он брал свою супругу с собой исследовать захоронения Юкатана вместо того, чтобы показать ей Париж или Италию. Но такими уж были эти чудаки, которые, скорее всего сами не осознавали, насколько они отличаются от других членов общества; и когда они устраивали ежегодные «парти на траве» (причем, скучнее не бывает!), почти каждая семья в Клифе, состоявшая в родстве с Силлертонами, Пеннелоу или Дедженитами, выбирала «жертву», которая, после долгого сопротивления, отправлялась на прием.

«Странно, – заметила миссис Велланд, – что они не выбрали для своего очередного „парти“ день, на который намечены скачки или еще что‑нибудь! А вы помните, как два года тому назад они устроили прием в честь одного негра? В тот день Джулия Мингот приглашала всех на бал! Хорошо, что на сей раз никаких мероприятий не предвидится. Но, так или иначе, мы должны делегировать кого‑нибудь к ним.»

Мистер Велланд тяжело вздохнул и сказал:

«Пошлем одного „делегата“. Три часа – такое неудобное время! Лично я должен быть здесь в половине третьего, чтобы вовремя принять пилюли. В самом деле, какой смысл следовать новейшей методике Бенкома, если не соблюдать при этом всех предписаний? А если я приеду позже, придется пропустить прогулку».

Одна только мысль об этом раздражала его, и он снова отложил в сторону нож и вилку. На его лице, изрезанном глубокой сетью морщин, выступили красные пятна.

«Но ведь нет никакой необходимости в том, чтобы ты ехал на эту встречу! – заметила его супруга с невинным выражением на лице, которое давно превратилось в некое подобие маски. – Я знаю, кому еще можно отослать приглашение на Беливью‑авеню. А сама я заеду к ним в половине четвертого и побуду немного для приличия, – чтобы бедная Эми не подумала, что мы пренебрегаем их обществом».

Миссис Велланд с сомнением взглянула на свою дочь и добавила:

«Если у Ньюлэнда уже есть какие‑нибудь планы на завтра, вы с Мэй вполне могли бы покататься на пони. Возьмите новое коричневое седло!»

Для семьи Велландов было принципиально, чтобы каждый ее член имел какие‑нибудь «планы» на следующий день, и чтобы каждый его час был расписан. Возможность просто «убить время», которой не преминул бы воспользоваться любой меланхолик (в особенности, если ему и дела не было до виста и светской болтовни), полностью ею отвергалась; пустая трата времени вызвала в миссис Велланд такое же отвращение, какое вызывает список безработных у филантропа.

Другой принцип Велландов заключался в том, что они старались, по возможности, не нарушать планов молодоженов. А в данном, экстренном случае на независимость Мэй покушались в связи с острой потребностью мистера Велланда осуществить привычный выезд и отсутствием свободного времени у миссис Велланд.

«Конечно, я поеду с папой, а Ньюлэнд найдет, чем себя занять», – произнесла Мэй тоном, не оставлявшим ее мужу никакого права выбора. Миссис Велланд особенно угнетало отсутствие инициативы у своего зятя. У него никогда не было определенных планов на день грядущий.

Уже несколько раз за те две недели, пока Ньюлэнд жил под крышей их дома, он отвечал на ее вопросы о том, как он собирается провести свой день и какие у него планы весьма философски.

«Если я не буду думать о том, как провести мой день, возможно, он не проведет меня,» – говорил он; а однажды, когда миссис Велланд и Мэй отправились с визитами к своим соседям, он ушел на берег и пролежал там несколько часов под скалой, о чем откровенно признался им обеим после того, как все снова собрались дома.

«Ньюлэнд никогда ничего не планирует заранее», – отважилась как‑то миссис Велланд пожаловаться своей дочери; а та ответила ей просто:

«Ты права! Но это не имеет значения, потому что когда ему нечем себя занять, он открывает книгу и читает».

«Совсем как его отец!» – молвила миссис Велланд и на этом разговор о праздности Ньюлэнда был прекращен, ибо стало ясно, что это у него – наследственность.

И тем не менее, Мэй беспокоила мысль о том, чем Ньюлэнд займет себя в день приема у Силлертонов, который был уже не за горами. То ей приходило в голову отправить его на теннисный матч к Чиверсам, то попросить у Бьюфорта катер для него на время ее вынужденного отсутствия.

«Я вернусь к шести, дорогой. Ты же знаешь, что папа должен быть дома к этому времени!»

И она не успокоилась до тех пор, пока Ачер не заверил ее, что скучать ему не придется, так как он собирается поездить по округе и присмотреть на конном заводе или какой‑нибудь ферме еще одну лошадь для ее кареты. Они уже давно подумывали об этом, и это предложение выглядело настолько уместным, что Мэй торжествующе взглянула на мать, как бы мысленно говоря ей: «Вот видишь, он планирует свое время ничуть не хуже, чем любой из нас!»

Идея «поездить по округе» в поисках лошади для кареты пришла Ачеру в голову в тот самый день, когда впервые зашла речь о приглашении Эмерсона Силлертона и его супруги; но молодой человек никому не рассказывал заранее о своем плане, словно хотел совершить нечто запретное, от чего его могли отговорить. Однако, он уже успел обо всем позаботиться, и подготовил к выезду старые дрожки, которые все еще были в отличном состоянии и позволяли развивать скороcть около восемнадцати миль в час по хорошим дорогам.

В два часа, покончив с ланчем, он вскочил в легкий экипаж и отправился в путь.

День выдался погожий. Морской бриз гнал с севера белые пушистые облачка, между которыми виднелось ультрамариновое небо. Внизу мерно катило свои волны темно‑синее море. Беливью‑авеню в это время дня пустовало. Высадив молодого кучера на углу Милл‑стрит, Ачер повернул на Олдбич‑роуд и проехал по Истман‑бич.

Его охватила беспричинная радость как когда‑то, перед началом школьных каникул, когда он срывался с уроков и мчался в неизвестное. Пустив лошадей рысью, он намеревался добраться до конного завода в Парадайз‑Роке к трем часам. И тогда, если бы ему удалось достаточно быстро отыскать подходящую лошадь и попробовать ее в деле, у него в запасе осталось бы еще целых четыре «золотых» часа!

Когда ему стало известно, что Силлертоны устраивают «пати», в его голове промелькнула мысль о том, что маркиза Мэнсон, разумеется, не пропустит это событие и отправится на прием вместе с дамами Блэнкер, а графиня Оленская, скорее всего, соберется навестить бабушку. Во всяком случае, на ферме у Блэнкеров вряд ли кто‑нибудь будет, и он сможет удовлетворить свое любопытство и все там осмотреть. Он поехал туда вовсе не за тем, чтобы повидаться еще раз с графиней Оленской (молодой человек даже не был уверен, что ему этого хочется!). Но он все вспоминал одинокую фигуру, стоявшую в беседке у воды, и ему безотчетно хотелось увидеть дом, в котором она живет, и представить ее себе снова – в домашней обстановке. Это наваждение длилось денно и нощно и не отступало, как навязчивая идея безнадежно больного, умоляющего принести ему любимые лакомства, чей вкус он давно забыл.

Он и не помышлял о том, к чему может привести этот его порыв, так как не ожидал, что может застать мадам Оленскую дома, услышать ее голос, заговорить с ней. Просто Ачер думал, что если ему удастся увидеть землю, по которой ступают ее маленькие ножки, море, омывающее эту землю и небо над домом, в котором она живет, – остальная часть мира перестанет казаться ему пустыней.

По прибытии на конный завод, едва взглянув на лошадь, выставленную на продажу, Ачер понял, что она им не подойдет. Тем не менее, он не спеша осмотрел ее, чтобы доказать самому себе, что торопиться ему некуда. Но в три часа он уже снова сидел в дрожках. Натянув поводья, Ачер направил рысаков в сторону проселочной дороги, ведущей в Портсмоут. Ветер стих, и легкая дымка на горизонте свидетельствовала о том, что к моменту начала отлива на Саконнет ляжет туман. Но все окрестные поля и леса были залиты золотым светом.

Он миновал последние домики с серыми крышами, приютившиеся в садах, последние стога сена на полях, дубравы, и последние белокаменные колокольни, устремленные в небесную высь.

Проехав дальше, Ачер остановился на сенокосном поле, чтобы узнать дорогу. Один из работавших на нем крестьян указал ему путь, и он свернул на дорожку, по обочинам которой росли кусты ежевики и жасмина. Она выходила к речке, серебрившейся вдали. С левой стороны, среди дубов и кленов, стоял длинный обветшалый дом, который изначально был выкрашен в белый цвет.

Не доезжая до ворот, Ачер увидел большой открытый сарай, – в таких жители Новой Англии обычно хранят садовый инвентарь, а их гости оставляют седла и упряжь. Соскочив с дрожек, Ачер привязал лошадей к коновязи и пошел по направлению к дому. Перед домом был разбит небольшой цветник, а за домом почти сразу начиналось поле. В цветнике стояло несколько ящиков с георгинами, а вокруг шпалерной беседки, еще не утратившей окончательно свой белый цвет, были посажены розовые кусты. С крыши беседки лукавый купидон, чьи лук и колчан со стрелами давно канули в Лету, тщетно пытался поразить невидимую цель.

Какое‑то время Ачер стоял, прислонившись спиной к воротам. Казалось, в доме не было ни души: ни одного звука не долетало до молодого человека из распахнутых окон. На пороге дремал серый ньюфаундленд, из которого, казалось, был такой же сторож, как из купидона – стрелок… Странно, что дамы Блэнкер, наделенные бурным темпераментом, поселились в таком тихом месте, где все постепенно приходило в упадок. Но Ачер знал, что не ошибся. Это было то самое место, где нашла временный приют Элен Оленская.

Молодой человек постепенно погрузился в сладкую полудрему. Он долго стоял неподвижно, не отходя от ворот, но, в конце концов, ему пришлось взглянуть на часы и начать отсчет времени. Ньюлэнд уже начал было подумывать об отъезде, но все еще не решался покинуть это место. Ему вдруг захотелось посмотреть внутреннее убранство комнат, чтобы представить себе мадам Оленскую сидящей в одной из них. Ему ничего не мешало подойти к двери и позвонить в колокольчик. Если его предположения оказались верны, и Элен уехала вместе с остальными, он мог бы просто назвать свое имя и попросить разрешения пройти в гостиную и оставить записку.

Но вместо этого, молодой человек направился через весь цветник к ящикам с георгинами. Остановившись на некотором расстоянии от беседки, он заметил, в ней что‑то яркое; по всей вероятности, это был розовый зонтик. Этот зонтик приковывал его внимание, словно магнит: он нисколько не сомневался, что эта вещь принадлежала ей.

Войдя в беседку, Ачер уселся на расшатанную скамью и, взяв в руки зонтик, принялся рассматривать резную ручку, которая была сделана из какой‑то редкой, ароматической породы дерева. Не долго думая, Ачер прижался к ней губами. Он слышал, как у ящиков с георгинами раздался шелест юбок, но продолжал сидеть неподвижно, прильнув к ручке зонтика. Сложив руки вместе, молодой человек слушал приближающееся шуршание, не поднимая глаз. Он всегда знал, что когда‑нибудь это должно было произойти…

«Мистер Ачер!» – раздался возглас рядом. Голос был молодой, низкий, и когда он в испуге поднял глаза, то увидел перед собой одну из дочерей миссис Блэнкер. Это была пышнотелая блондинка в перепачканном муслиновом платье. Щека ее была помята, и было ясно, что она только что лежала на подушках. Ее все еще затуманенные сном глаза смотрели на него дружелюбно, но несколько озадаченно.

«Боже милосердный! Какими судьбами, мистер Ачер? Я задремала в гамаке, Все, кроме меня отправились в Ньюпорт. А вы звонили в дверной колокольчик?» – бессвязно лепетала она.

Ачер смутился ничуть не меньше, чем она.

«Н‑нет. Собственно, я как раз собирался это сделать. Вот, объезжал остров в поисках лошади для Мэй и решил заглянуть к миссис Блэнкер и вашим гостьям. Но я сразу понял, что дома никого нет и отправился сюда. Не знаю, сколько еще мне пришлось бы здесь ждать…»

Мисс Блэнкер, стряхнув с себя остатки сна, взглянула на него с возрастающим интересом.

«Дома действительно никого нет. Мама, маркиза и все остальные отправились на пати. Я одна осталась».

Ее взгляд стал немного недоверчивым. Помолчав несколько секунд, она продолжала:

«Разве вы не знали, что профессор Силлертон с супругой устраивают сегодня пати? Жаль, что я не смогла поехать! У меня сильно разболелось горло, и мама побоялась взять меня с собой, так как они будут возвращаться в открытом экипаже вечером. Ну разве, по‑вашему, это не напасть? Вообще‑то я не стала бы так переживать, – добавила она весело, – если б знала заранее, что вы меня навестите.»

Симптомы неизлечимого кокетства были в ней налицо, и Ачер поспешил прервать ее.

«А мадам Оленская тоже направилась в Ньюпорт вместе со всеми?» – поинтересовался он.

Мисс Блэнкер с удивлением посмотрела на Ачера и ответила:

«Разве вы не знали, что мадам Оленская уехала?»

«Как уехала?..»

«О, мой бедный зонтик! Напрасно я дала его этой дурехе Китти! Но он по цвету так подходит к ее бантам! А эта мартышка забыла его здесь! Все мы, Блэнкеры, одинаковые, – настоящие „богемские сестры“!»

Заслонившись рукой от солнца, она как бы невзначай показала ему свой круглый розовый локоток.

«Ну да, Элен уехала вчера. Кстати, она разрешила нам называть ее просто Элен! Она получила телеграмму, кажется, из Бостона. В общем, ее не будет здесь дня два. Мне нравится, как она укладывает волосы, а вам?» – продолжала болтать мисс Блэнкер.

Ачер посмотрел на нее, как на пустое место. Единственное, что он видел, был пресловутый розовый зонтик над ее смеющимся лицом.

Через несколько секунд он отважился спросить ее:

«А вы случайно не знаете, почему мадам Оленская отправилась в Бостон? Надеюсь, с ней ничего не случилось?»

Мисс Блэнкер неопределенно пожала плечами.

«Не думаю, что вести плохие, – ответила она. – Правда, она не сказала, что было в этой телеграмме. Думаю, она не хотела, чтобы маркиза узнала ее содержание. Элен такая романтичная, не правда ли? Разве она не напоминает вам миссис Скотт‑Сиддонс, когда читает „Роман леди Джеральдины?“ Вы когда‑нибудь слушали, как она читает?..»

Ачер лихорадочно размышлял. Неожиданно перед ним развернулась панорама его будущего; и вглядываясь в бесконечную пустоту, он разглядел в ней уменьшающуюся фигурку мужчины, жизнь которого скучна и однообразна.

Ачер огляделся по сторонам. Перед ним лежал крохотный садик, за ним стоял обшарпанный дом в дубраве, над которой уже повисли сумерки. Именно таким он и представлял себе место, где должна была найти приют мадам Оленская. Но ее и след простыл, и даже розовый солнцезащитный зонтик принадлежал не ей…

Ачер нахмурился и сказал, заметно волнуясь:

«Вероятно, вы не в курсе, что я завтра уезжаю в Бостон. Если б я мог увидеться с графиней…»

Он почувствовал, что мисс Блэнкер теряет к нему всякий интерес. Впрочем, продолжая улыбаться, она ответила:

«О, да, конечно! Вы так добры! Она намеревалась остановиться в Паркер‑Хаусе. Зимой там, должно быть, невыносимо!»

После этого Ачер почти не вникал в разговор, который происходил между ними. Настойчивые просьбы своей юной хозяйки дождаться миссис Блэнкер и остальных, чтобы всем вместе выпить крепкого чая, он пропустил мимо ушей и заторопился домой. Мисс Блэнкер проводила его до ворот под пристальным взглядом деревянного Купидона. Ачер отвязал лошадей и вскочил в дрожки. На повороте он оглянулся и увидел, что мисс Блэнкер еще стоит и машет розовым зонтиком ему вслед.