Глава семнадцатая. «Твоя кузина, графиня Оленская, навестила нашу матушку, пока ты был в отъезде», – поспешила сообщить своему брату последние известия Дженни в вечер его

«Твоя кузина, графиня Оленская, навестила нашу матушку, пока ты был в отъезде», – поспешила сообщить своему брату последние известия Дженни в вечер его возвращения.

Молодой человек, ужинавший в кругу семьи, с удивлением воззрился на мать, а та, опустив глаза, принялась внимательно изучать тарелку. Миссис Ачер не считала свою оторванность от внешнего мира достаточным основанием для того, чтобы все о ней забыли. И Ньюлэнд догадывался, что она немного раздражена тем, как он воспринял эту новость о визите мадам Оленской.

«Одета она была в черное бархатное платье с янтарными пуговицами. Руки она прятала в крохотную зеленую муфточку, сшитую из обезьяней шкуры. Мне еще не приходилось видеть ее такой стильной, – продолжала Дженни. – Она приехала одна, в воскресенье рано утром. Хорошо, что в камине горел огонь, и гостиная была освещена! С собой она привезла совершенно новую, еще не распечатанную колоду карт. Графиня заявила, что желает познакомиться с семьей человека, который сделал ей столько добра!»

Ньюлэнд рассмеялся.

«Мадам Оленская всегда так говорит о своих друзьях, – сказал он. – Она счастлива снова быть среди нас!»

«Да, именно это она нам и сказала, – кивнула в ответ миссис Ачер. – Кажется, ей здесь очень нравится!»

«А я надеюсь, что она понравилась вам, матушка».

Миссис Ачер поджала губы.

«Она, конечно, очень старалась произвести на нас благоприятное впечатление. И ее совсем не смущало, что перед ней – пожилая леди».

«Мама считает, что графиня Оленская не такая простая, какой хочет казаться», – вмешалась в разговор Дженни, не спуская глаз с лица брата.

«Возможно, я слишком старомодна, чтобы понять ее. А вообще мой идеал – это Мэй Велланд,» – заметила миссис Ачер.

«О! – воскликнул Ньюлэнд. – Они такие разные!»

Ачер привез с собой из Сан‑Августина множество посланий для старой миссис Мингот, и дня через два после своего возвращения в город он нанес ей визит.

Пожилая леди встретила его радушно, хотя обычно она не баловала гостей своим вниманием. Она была благодарна Ачеру за то, что он смог убедить графиню Оленскую не подавать на развод. Когда он рассказал ей, как сбежал из офиса, не попрощавшись, и умчался в Сан‑Августин просто потому, что хотел повидаться с Мэй, она довольно закудахтала и похлопала его по колену своей круглой ручкой.

«Так вы пустились вдогонку по горячим следам, молодой человек? Так, так! У Августы с Велландом, поди, вытянулись лица, и они вели себя так, точно наступил конец света? Но, надеюсь, наша малютка Мэй проявила больше понимания?»

«Я тоже надеялся, что она правильно оценит мой поступок, но, как выяснилось, я напрасно старался. Мне не удалось сломить ее сопротивление!»

«Как так? О чем это вы?»

«Я хотел убедить ее сыграть свадьбу в апреле. Зачем нам терять целый год?»

Миссис Мэнсон Мингот презрительно скривила свой маленький ротик и неожиданно подмигнула Ачеру.

«Ваша маменька тому свидетель: это обыкновенная история. Минготы – все одинаковые! Жалкие рабы своих привычек! Когда строился этот дом, реакция с их стороны была такая, словно я собираюсь удрать от них в Калифорнию! Никто, видите ли, еще не селился за Сороковой улицей! Правильно, никто, сказала я, и на Баттери – тоже, по крайней мере, до того, как Колумб открыл Америку!.. Как же, как же! Все они боятся каких‑нибудь изменений, как чумы! О, мой милый Ачер, я благодарна небу за то, что я урожденная Спайсер, как бы вульгарно ни звучала эта фамилия! И хотя у меня есть собственные дети, но по духу мне родная только малышка Элен!»

Она прервала свою речь и, снова подмигнув ему, неожиданно спросила с ошеломляющей простотой, присущей людям ее возраста:

«А почему бы вам не жениться на моей малютке Элен?»

Ачер рассмеялся.

«Да, но она приехала сюда вовсе не для того, чтобы выйти замуж!»

«Совершенно справедливо, и я об этом очень сожалею! Да, слишком поздно! Ее жизнь кончена!»

Она говорила все это с цинизмом пожилой женщины, привыкшей смотреть на мир, как на кладбище былых надежд. Набравшись храбрости, молодой человек поспешно сказал: «Не могли бы вы, миссис Мингот, мне посодействовать и, пользуясь своим неоспоримым авторитетом, убедить Велландов пойти мне навстречу? Я не создан для того, чтобы так долго ждать!»

Старая Кэтрин лукаво взглянула на него и одобрительно улыбнулась.

«Да уж, вижу… Сразу берете быка за рога! Когда вы были маленьким, небось, никто не мог за вами угнаться?»

Она откинула голову назад и захохотала, всколыхнув волну жировых складок у себя на подбородке.

«А вот и моя Элен!» – воскликнула она, когда портьеры раздвинулись, и пред ними предстала вошедшая.

Мадам Оленская подошла к ним с очаровательной улыбкой. Лицо ее посвежело и выглядело вполне счастливым. Наклонившись к бабушке, которая хотела ее поцеловать, она весело протянула Ачеру руку.

«Моя дорогая, только что я спросила этого молодого джентльмена, не соблаговолит ли он жениться на тебе!»

Мадам Оленская взглянула на Ачера, продолжая мило улыбаться.

«Так что же он вам ответил?» – спросила она.

«Нет уж, объясняйтесь‑ка с ним сами! Он только что вернулся из Флориды, куда ездил, чтобы повидаться со своей разлюбезной».

«Да, я знаю, – ответила графиня, не переставая смотреть на него. – Я ведь заезжала к вашей матушке, Ньюлэнд, чтобы выведать у нее, куда вы исчезли. Я послала вам письмо, но вы на него не ответили, так что я подумала было, не заболели ли вы».

Ачер пробормотал, что все получилось так неожиданно, и что он страшно торопился. Кстати, он собирался написать ей из Сан‑Августина!

«И, конечно, стоило вам приехать туда, как вы немедленно выкинули из головы „бедняжку Элен“», – насмешливо сказала она, и ему показалось, что ее улыбка – своего рода самозащита.

Элен старалась казаться равнодушной, но Ачер почувствовал, что ее веселость на самом деле показная.

«Если эта женщина все еще во мне нуждается, то она это тщательно скрывает!» – подумал он, уязвленный ее холодностью. Ему хотелось поблагодарить Элен за то, что она навестила его родных, но под пристальным взглядом пожилой метрессы он чувствовал себя скованно и смущенно молчал.

«Ты только посмотри на него! Сбежал по‑английски, не прощаясь, чтобы умолять на коленях эту глупышку! Сколько романтики! Вот так же когда‑то красавец Боб Спайсер обхаживал мою несчастную мать! А потом она наскучила ему – задолго до того, как я появилась на свет. Не мог подождать восемь месяцев! Но вы не Спайсер, мой юный друг. Тем лучше для вас и лучше для Мэй! А вот моей бедняжке Элен он разбавил кровь! Все остальные в этой семье – копии Минготов,» – презрительно закончила старая Кэтрин.

Ачер чувствовал на себе задумчивый взгляд мадам Оленской, сидевшей рядом со своей бабушкой. Элен уже не старалась выглядеть веселой, и глаза ее стали серьезными. Очень мягко, но уверенно она произнесла:

«Ну, разумеется, бабушка, мы постараемся сделать все, чтобы помочь ему, ведь правда?»

Ачер поднялся, чтобы уходить, и когда он пожимал руку мадам Оленской, ему показалось, что будет уместно, если он попытается загладить свою вину: ему стало неловко от того, что ее письмо осталось без ответа.

«Когда я смогу вас увидеть?» – спросил он мадам Оленскую, провожавшую его до дверей.

«Приходите, когда сможете. Но поторопитесь, если хотите снова увидеть мой старый дом: на следующей неделе я переезжаю».

Ачер с грустью вспомнил часы, проведенные в освещенной старинной лампой крохотной гостиной, заставленной антикварными вещами. И хотя в общей сложности он пробыл в ней совсем недолго, ему было о чем сожалеть.

«Как насчет завтрашнего вечера?»

Мадам Оленская кивнула.

«Хорошо, завтра, – сказала она. – Но приходите пораньше: вечером я отправляюсь на прием».

Куда же она собиралась? Миссис Лемюэль Страферс обычно принимала по воскресеньям. Ачер был слегка раздражен, – не тем, что она собиралась поехать на прием (ибо, в отличие от Ван‑дер‑Лайденов, он одобрял ее светский образ жизни), но тем, что в этом доме она легко могла встретить Бьюфорта. Вполне вероятно, что она на это и рассчитывала.

«Вот и отлично. До завтрашнего вечера!» – повторил он, решив, что придет как можно позднее, чтобы по возможности задержать ее выезд к миссис Страферс или вовсе добиться того, чтобы она его отменила. Ачер подумал, что нашел простой способ отменить эту нежелательную поездку. В конце концов, он явился к дверям, увитым глицинией, в половине девятого и позвонил в колокольчик. Он пришел на час раньше, чем рассчитывал, но его привело к дверям графини смутное беспокойство. Ему пришло на ум, что миссис Страферс не устраивает балов, а посему гости могут приезжать в любое время. Обычно все предпочитали собираться достаточно рано, до начала приема.

Ачер никак не ожидал увидеть в холле мадам Оленской шляпы и плащи. Почему она пригласила его зайти к ней пораньше, если ждала гостей? Возможно, они ужинали у нее? После того, как он бросил беглый взгляд на одежду, поверх которой Настасья положила его плащ, его негодование уступило место любопытству. Таких странных одеяний ему еще не приходилось видеть ни под одной крышей своих светских знакомых. И Ачер сразу же исключил вероятность того, что хоть одна из этих вещей принадлежала Джулиусу Бьюфорту. Среди вещей он заметил бесформенный желтый плащ и умопомрачительно короткий и изношенный до дыр балахон с капюшоном, как назвали бы французы это странное одеяние. Судя по всему, этот балахон принадлежал человеку с телосложением Геркулеса, и эта вещь прослужила ему уже немало лет. Темно‑зеленое сукно было кое‑где потерто и пропахло табаком. Как видно, хозяин балахона часто заглядывал в бары и сидел где‑нибудь в уголке, прислонясь к стене, слушая досужие разговоры.

Сверху, на балахоне, лежали серый шарф из мешковины и старая фетровая шляпа, давно потерявшая свою форму.

Ачер вопросительно поднял брови и взглянул на Настасью, а та в ответ подняла свои и с неизменным «Gia!» распахнула двери гостиной.

Первое, что бросилось в глаза молодому человеку, было то, что самой хозяйки в комнате не оказалось. Затем, к своему полному удивлению, он обнаружил, что в гостиной у камина стоит незнакомая ему дама. Эта длинная, как жердь, женщина была облачена в мешковатое платье с бахромой. Это ее платье‑«мешок» было размалевано полосками, кружочками и разными замысловатыми фигурами в пастельных тонах. Но как Ачер ни ломал голову над художественным замыслом, он никак не мог его постичь. В ее волосы, которые только еще начинали седеть и отливали серебром, был воткнут испанский гребень. Шею ее прикрывала черная кружевная шаль, а на ревматических руках были надеты шелковые перчатки (со следами штопки в некоторых местах).

Позади нее, в облаке табачного дыма, стояли хозяева балахонов. Само собой разумеется, они и не подумали переодеться к вечеру и были в той одежде, которую надели утром. Один из них, к немалому удивлению Ачера, оказался Недом Винсетом. Другой, незнакомый Ачеру мужчина, вероятно, был старше его. Именно этому человеку, с фигурой Геркулеса и львиной гривой, уже основательно поседевшей, и принадлежал зеленый балахон. Он размахивал своими лапищами, и жесты его напоминали жесты священника, благословляющего коленопреклоненных прихожан.

Все трое стояли на ковре перед камином и были поглощены созерцанием гигантского букета пунцовых роз. А на софе, на том месте, где обычно сидела мадам Оленская, лежали скромные фиалки.

«Эти розы, должно быть, стоят целое состояние в это время года, – хотя, конечно, они того стоят!» – глубокомысленно заметила дама, когда Ачер вошел в гостиную. Говорила она с придыханием.

На звук шагов молодого человека все обернулись, и дама поспешно протянула ему руку.

«Дорогой мистер Ачер, почти мой кузен, – торжественно приветствовала она его, – я – маркиза Мэнсон.»

Ачер поклонился, и маркиза продолжала:

«Элен пригласила меня погостить у нее несколько дней. Я приехала сюда с Кубы, где мы провели в компании наших испанских друзей эту зиму. О, это весьма респектабельная публика – аристократы из Кастильи! Жаль, что вы с ними не знакомы. Но сюда меня вызвал наш дорогой друг, доктор Карвер. Вы не знакомы с мистером Агафоном Карвером, создателем общины в Долине Любви?»

Доктор Карвер склонил голову, тряхнув при этом пышной гривой, и маркиза продолжала:

«О, Нью‑Йорк, Нью‑Йорк! Тебе недостает жизни духовной! Н‑да! Но, как я погляжу, мистера Винсета вы знаете!»

«О, да, мы с ним пересекались, было дело! Но не здесь, конечно!» – отозвался Винсет, чуть растянув губы в улыбке в своей привычной манере.

Маркиза укоризненно покачала головой.

«Откуда вам это известно, мистер Винсет? Возможности духа не ограниченны. Он может полететь, куда пожелает!»

«Куда пожелает! Куда пожелает!» – эхом отозвался доктор Карвер.

«Но что же вы стоите, мистер Ачер? Мы тут вчетвером славно поужинали, и моя девочка отправилась переодеваться. Она ждала вас и скоро спустится вниз. А мы тут любовались этими дивными розами! Они будут для нее настоящим сюрпризом, когда она вернется».

Винсет не последовал примеру остальных, усевшихся кто куда, и продолжал стоять.

«Боюсь, мне пора, – заметил он. – Прошу вас передать мадам Оленской мои слова: нам, соседям, будет ее страшно не хватать, когда она нас покинет. Дом этот являлся своего рода оазисом на нашей улице».

«Да, но она вовсе не собирается вас покидать! Поэзия и искусство – вот та пища духовная, которая ее питает! Вы пишете стихи, мистер Винсет?»

«Честно говоря, нет. Но иногда я их читаю», – ответил Винсет, удостоив всех присутствующих легким кивком головы и удалившись из комнаты.

«Злобный дух, к тому же немного „саваж“. Но в остроумии ему не откажешь! Вы согласны, доктор Карвер? Что вы думаете по этому поводу?»

«Я вообще об этом не думаю», – отрезал доктор Карвер.

«Как, вы никогда не думаете о таком человеческом достоинстве, как остроумие? Он беспощаден к нам, простым смертным, мистер Ачер! Но он живет исключительно духовной жизнью. В данный момент он готовит лекцию на ментальном уровне, которую собирается прочесть в салоне у Блэнкеров. Доктор Карвер, у вас есть пять минут, чтобы ознакомить мистера Ачера с вашей поразительной теорией о Прямом Контакте? Но, нет! Уже почти девять и мы не вправе задерживать нашего дорогого лектора, ведь там его ждет столько народу!»

Доктор Карвер, казалось, был немного разочарован необходимостью такой спешки, но, сверив свои тяжелые золотые часы на цепочке с маленькими дорожными часами мадам Оленской, он неохотно направил свои мощные стопы к выходу.

«Надеюсь, дорогая, мы увидимся с вами чуть позже!» – сказал он маркизе, которая ответила с улыбкой:

«Как только подадут экипаж Элен, я полечу вслед за вами! Надеюсь, без меня лекция не начнется!»

Доктор Карвер окинул Ачера задумчивым взглядом.

«Если молодому человеку интересно узнать о моих изысканиях, надеюсь, миссис Блэнкер позволит ему посетить лекцию!»

«Ах, мой дорогой мистер Карвер! Если б только это было возможно! Конечно, она с радостью пригласила бы мистера Ачера, но, боюсь, Элен сама имеет на него виды».

«В таком случае, – молвил доктор Карвер, – сегодня – не судьба. Но я оставлю вам свою визитку».

Он вручил визитную карточку молодому человеку и тот прочел:

–

Агафон Карвер

Долина Любви

Китаскватами, Нью‑Йорк

–

Доктор Карвер поспешил откланяться, и миссис Мэнсон со вздохом, который мог быть расценен как вздох сожаления или облегчения, снова пригласила Ачера садиться.

«Элен сию минуту спустится, не беспокойтесь! Я даже рада, что мы с вами сможем хоть чуть‑чуть побеседовать наедине!»

Ачер пробормотал, что он был счастлив познакомиться, и маркиза продолжала все так же, с придыханием:

«Я все знаю, дорогой мистер Ачер! Моя детка рассказала, что вы для нее сделали! Ваш совет был мудр! Какое счастье, что вы настояли на своем! А ведь могло случиться непоправимое!»

Молодой человек слушал ее излияния в крайнем смущении. Остался ли на свете хоть один человек, которому мадам Оленская не сообщила о его вмешательстве в ее личные дела?

«Графиня Оленская преувеличивает, – скромно сказал он. – Я просто проконсультировал ее по некоторым юридическим вопросам, как она того просила».

«Да, но, помогая ей в этом, вы… вы служили инструментом в руках того высшего, – как теперь модно называть Провидение, мистер Ачер? – в экстазе вскричала леди. Склонив голову набок, она закатила глаза, и лицо ее приобрело загадочное выражение. – А известно ли вам, что сейчас, в этот самый момент, я вступаю в контакт с другим духом, – я слышу голос из‑за океана!..»

Она с опаской оглянулась, словно испугавшись, что их могут подслушать, и, придвинув свое кресло поближе к стулу Ачера, прикрыла губы крохотным веером со вставками из слоновой кости и произнесла на одном дыхании:

«Это его голос! Это он, мой бедный, сумасшедший, глупый граф Оленский! Ему ведь надо только одно: чтобы она вернулась к нему! Он согласен принять ее на любых условиях!»

«О, боже!» – воскликнул Ачер, вскакивая.

«Вам страшно? Ну да, еще бы! Я понимаю. Но я и не думаю защищать бедного Станислава, хотя он всегда считал меня своим лучшим другом. Он не хочет оправдаться перед ней. О, нет! Но он припадает к ее ногам – собственно, я это делаю за него – маркиза ударила себя в тощую грудь. – Здесь, под сердцем, у меня письмо от него!»

«Письмо? И что же, мадам Оленская уже его читала?» – запинаясь, спросил Ачер, который никак не мог оправиться после такого поворота событий.

Маркиза Мэнсон отрицательно покачала головой.

«Пока еще нет. У нас не было времени для серьезного разговора. Да, мне нужно время! Я ведь знаю, что характер у моей милой Элен просто ужасный: она упряма и высокомерна! Упомяни я одно лишь имя графа в ее присутствии, и она может не простить мне этого до конца своих дней!»

«Да, но прощение – это одно, и совсем другое – вернуться обратно в этот кошмар!»

«О, да! – терпеливо сказала маркиза, словно она разговаривала с упрямым ребенком. – Так это называет моя чувствительная девочка! Но если абстрагироваться от всей этой грязи и подумать о том, чего она лишает себя в материальном плане!.. Взять хотя бы эти розы на софе. Да в Ницце у него их там целые акры в садах, которые и за день не обойдешь! Я специально не упоминаю о розах, растущих в оранжереях! А украшения – отборный жемчуг, изумруды короля Яна Собеского!.. А собольи полушубки! Ее окружала настоящая роскошь и красота, не говоря уже о бесценных произведениях искусства, и, в первую очередь, картинах, которыми она так дорожила (впрочем, как и я)! Полотна знаменитых художников, антикварная мебель, музыка, философские разговоры… Простите, мой дорогой Ачер, но вам все это и не снилось! А она жила среди этого и ради этого! А как к ней относились окружающие! Она сказала мне, что Нью‑Йорк не считает ее красавицей. Бог мой! Да ее портреты рисовали девять раз! Лучшие художники Европы умоляли ее, стоя на коленях, чтобы она согласилась позировать им! Говорит это вам о чем‑нибудь? А угрызения совести мужа, который от нее без ума?..»

Когда речь маркизы Мэнсон достигла своего апогея, ее лицо осветилось светом воспоминаний, и если бы Ачер не оцепенел от изумления, то он непременно был бы взволнован.

Если бы кто‑нибудь до этого сказал ему, что впервые бедная Медора Мэнсон предстанет пред ним, как посланница Сатаны, он от души посмеялся бы. Но сейчас Ачеру было не до смеха. Молодому человеку казалось, что перед ним – само исчадие ада, – того ада, из которого сбежала Элен Оленская.

«Так она еще не знает про письмо?» – спросил он внезапно.

Миссис Мэнсон приложила высохший палец к своим губам.

«Пока я не говорила с ней начистоту. Кто знает, как она отреагирует? Откровенно говоря, мистер Ачер, я очень ждала вашего прихода. С того момента, как я узнала о той твердой позиции, которой вы придерживались, и о вашем безграничном влиянии на Элен, я подумала, что мне нужно обратиться к вам за поддержкой и убедить вас…»

«Убедить, что она должна вернуться к мужу? Скорее я пожелаю ей смерти!» – воскликнул молодой человек с негодованием.

«О!» – прошептала маркиза, стараясь не показывать своей обиды. Некоторое время она сидела молча, то открывая, то закрывая свой миниатюрный веер. Потом вдруг подняла голову и прислушалась.

«Она идет! – сказала Медора Мэнсон прерывающимся шепотом и добавила, кивая головой в сторону скромного букета фиалок: – Насколько я поняла вас, мистер Ачер, вы предпочли бы это? Но, позвольте заметить, брак есть брак, а моя племянница все еще замужем!»