После того, как они обособились, Стас рассчитывал теперь только на себя

До появления на свет ребенка оставалось чуть меньше месяца.

У Лены все чаще и чаще были «головокружения».

И еще больше ухудшилось зрение.

Стас даже боялся теперь далеко отходить от нее.

Разве что пылинки с нее не сдувал.

Но она держалась молодцом.

Ни на миг не теряла надежды, что все в конце концов, с Божьей помощью, будет хорошо.

И то и дело подшучивала над собой.

Увидит изо всех сил в зеркале, как располнела, и сразу:

- Вот слепышка!

В смысле, как объясняла при этом мужу: большая, толстая, да к тому же еще и плохо видящая, пышка.

Запачкается где-нибудь, да не заметит, пока Стас не поможет, и:

- Вот слепчушка!

Но тут уже не нужно было никаких комментариев.

И так все понятно…

Деньги в портмоне Стаса таяли быстрее снега в конце весны.

Но он с радостью продолжал приносить с рынка все самое лучшее.

Овощи, фрукты, дорогой сыр, домашний творог, диетическое парное мясо, деревенские яйца…

Обновил почти весь гардероб Лены.

Для ее новой фигуры понадобился сначала летний сарафан, затем более теплая одежда, включая демисезонное пальто.

- Зачем? – узнав, сколько оно стоит, пыталась остановить его в магазине Лена. – Ведь это же все равно временно! Неужели ты думаешь, что я все время буду такая?

Но Стас и слушать не хотел.

А только знаком показывал - с тайной завистью поглядывавшей на них миловидной, но, видно, так и не сумевшей пока найти свое семейное счастье, -продавщице:

- Заворачивайте! А, впрочем, не надо – мы так прямо в нем и пойдем! Все-таки уже прохладно на улице.

После этого начались траты на будущего малыша.

Пеленки, распашонки, одеяльце, уголок, шапочка…

Коляска…

Обычно ее дарят молодым родителям.

В рабочем коллективе…

В большой семье…

Но после того как они обособились, Стас рассчитывал только на себя.

С друзьями он давно не общался.

Студентам самим бы теперь кто помог…

Несколько раз, правда, приезжал Сергей Сергеевич.

Он давал сыну деньги.

Немало денег.

Но они тоже быстро куда-то уходили...

И Стас даже обрадовался, когда нашел в чулане разобранную деревянную кроватку, в которой когда-то, будучи младенцем, спал сам.

Он показал ее Лене.

Спросил – собирать эту или лучше купить новую?

- Конечно, оставить старую! В этом даже что-то есть! – сразу одобрила та. – Так сказать – преемственность поколений!

Стас охотно согласился.

Тем более что по нынешним временам, хорошая детская кроватка, да еще и в Москве, стоила недешево.

Но даже эта экономия не помогла.

Пришлось Стасу согласиться с мыслью, что пришла пора расставаться с монетами. Для начала хотя бы с теми, которые он уже «отработал», то есть касавшиеся тех мест, где успел побывать апостол со своими учениками…

Тем более что эту мысль подал ее ни кто иной, как всегда появлявшийся как нельзя вовремя, Владимир Всеволодович.

- Ни в коем случае не сдавай ничего в антикварный магазин и не продавай в клубе нумизматов, - словно почувствовав нужду Стаса, сказал он однажды. – Я готов взять у тебя на время тот монетный материал, который пока тебе не нужен, и возвратить по первому требованию. Но только с одним условием!

Условие это заключалось в том, что Владимир Всеволодович будет расплачиваться за каждую монету.

А где она после этого будет храниться – у него дома или у Стаса – это ему совершенно безразлично.

Захочет выкупить потом – выкупит.

Нет – коллекция перейдет к Владимиру Всеволодовичу.

А он подарит ее в церковный музей.

Безгранично пользоваться великодушием Владимира Всеволодовича Стас, разумеется, не смог.

И поэтому, беря деньги, он с чистой совестью сразу же передавал в небольших прозрачных пакетиках монеты своему старшему другу.

Заметно потеплели отношения и на лестничной площадке.

Соседка, видя, как непросто приходится молодой паре, вновь стала приходить к ним.

Только теперь изредка, деликатно и чуть слышно стуча в дверь.

Если не отзывались – сразу же разворачивалась и уходила.

Оказалось, что в общем-то это была добрая и безотказная женщина.

Одинокая, больная, в чем-то сильно обиженная судьбой.

И очень любившая, когда ее хвалили и уделяли внимание.

Ну, а уж когда что-нибудь дарили, пусть самую что ни на есть безделушку – то радости у нее не было границ!

Она и маме-то Стаса, как выяснилось, обо всем докладывала, потому что не могла никому отказать в просьбе…

Тем более что была тогда уверена, что та совершенно права.

Но, как потом призналась сама – не очень…

- Одна беда, - сказала как-то о соседке Стасу Лена. – То, что она делает все это по-мирски. То есть, не ради Христа, не для будущей жизни.

Что мог на это возразить Стас?

Только молча согласиться.

Ну, похвалят человека здесь, отблагодарят, уделят внимание.

То есть мир воздаст добром за добро – свое.

Он получит здесь свою награду.

И все!

А ведь только дела, ради Христа творимые, имеют значение для вечности.

И вот что было странно: соседка совершенно не верила в Бога. Но зато была чрезмерно суеверна.

- Ну зачем вы заранее все покупаете? – с ужасом спрашивала она, видя разложенные на диване обновки. – Ведь это – плохая примета!

- А мы в них не верим! – уверенно каждый раз отвечала Лена. – И они тогда просто не сбываются!

- И траты у вас лишние! Вот, например, ленточки голубую и розовую купили, хотя сами еще не знаете, кто у вам будет – девочка или мальчик? – упрекала соседка. - Спрашивается, зачем?

- А затем, - улыбалась, близко-близко поднося к глазам то одну, то другую ленточку, отвечала Лена. - Что одной мы обвяжем одеяло, в котором Стасик будет выносить из роддома нашего ребенка. А другую оставим там и – мало ли кому еще пригодится!

Лена на ощупь включила конфорку, чиркнула спичкой…

- Стасик! – неожиданно спросила Лена, когда день начался клониться к концу и молодые супруги начали совещаться, чем бы им сегодня поужинать. – А сегодня какое число?

- Двенадцатое, кажется… - с легкой заминкой пожал плечами Стас. – Нет – тринадцатое!

Уйдя с учебы и работы, как это нередко бывает со всеми людьми, он уже немного потерялся во времени.

Но месяц еще помнил точно.

Поэтому уверенно добавил:

- Октября! А что?

- Да то, что завтра – день Покрова!

- Надо же, совсем мы с тобой закрутились… - только и покачал головой Стас.

- Представляешь, - мечтательно прищурилась Лена. – У нас в Покровском храме сейчас всенощная…

Она поднесла вплотную к глазам телефон, посмотрела на самые крупные, какие только удалось сделать Стасу, цифры электронных часов:

- Отец Михаил как раз, наверное, Евангелие читает. Богородичное зачало. Мое любимое… Нет, у меня все, конечно, любимые, но, сам понимаешь…

Стас, как всегда, все понимал.

Он с необычайной осторожностью обнял Лену и, чуть касаясь губами щеки, поцеловал:

- Ну, с праздником! Я ведь тоже немного из Покровского и тоже всегда особенно чтил его!

- Да, счастливы те мамаши, которым Господь сподобил рожать на этот праздник, обиженно поджала губы Лена. - А у нас с тобой как бы еще на седьмое ноября не выпало.

- Да ты что! Ты уж постарайся родить шестого или восьмого! – улыбнулся Стас.

- Да разве же это от меня зависит? – капризно взглянула на него Лена.

- А знаешь что? – предложил Стас. – Давай отметим этот праздник чем-нибудь вкусненьким! Ты посиди на диване, даже соседке не открывай. А я быстро сбегаю в магазин и принесу чего-нибудь эдакого! Ну – чего тебе больше всего хочется? Торт? Сыру побольше? Яблок?

- Нет! Нет! Нет! – принялась решительно отказываться Лена.

- А чего же тогда? – растерялся Стас.

- Чтобы ты поскорее вернулся!

- Да я и так - одна нога там, а другая уже тут!

- Не торопись, я подожду! – остановила его Лена и вдруг с хитрецой сказала. – Ты же ведь спросил, чего я больше всего хочу? А чуть меньше я хочу – сыра, сочную грушу и твоей любимой сырокопченой колбасы. Торт ни в коем случае не покупай. Лучше возьми банку сгущенки и немного икара.

- Икар! Икар! – громко подтвердила Горбуша.

- Ладно, как скажете, - согласился Стас и выскочил из квартиры.

Оставшись одна, Лена тут же, кряхтя, слезла с дивана и засеменила на кухню

Здесь она, действуя больше на ощупь, взяла из холодильника яйца и кефир.

Достала из стола муку.

Отыскала все самое необходимое.

И быстро приготовила тесто для любимых – чуть толще блинов, но только маленьких по размерам - оладышек Стаса.

Вопреки его строжайшему запрету готовить и тем более подходить к газовой плите, она взяла с полки коробку спичек.

Включила конфорку.

Чиркнула спичкой.

Но та, как это иногда бывает, сломалась, выстрелив загоревшейся половиной на пол.

Лена резко наклонилась, чтобы сразу найти и погасить ее.

И тут…

Газовая плита, стены, полка с металлическими квадратными коробками, на которых было написано «Манка», «Гречка», «Соль», «Чай»[9] поплыли у нее перед глазами.

Пытаясь хоть за что-нибудь ухватиться, Лена дотянулась до спинки стула…

С грохотом уронила его.

И, отчаянно взмахнув руками, всем своим весом упала на пол.

И потеряла сознание…

Из открытой конфорки, наполняя кухню тревожным запахом, вырывался газ.

Окно было закрыто – Стас, опасаясь, как бы Лена не простудилась, открывал форточки только на время, когда ее не было в комнатах…

Горбуша, словно почувствовав беду, примчалась из спальни.

Влетев на кухню, с карканьем «Кошкараул»!» она в испуге заметалась из угла в угол.

Но Лена почему-то не отзывалась.

Тогда она зависла над лежавшей навзничь хозяйкой, маша своими – какой бы она ни была слабой - большими сильными крыльями.

И видя, что ничего не помогает, так сильно, что брызнула кровь, клюнула ее в подбородок.

Глаза Лены мутно приоткрылись.

Лоб настороженно сморщился.

Чего-чего, а обоняния ей было не занимать.

Она разом все вспомнила.

Поняла, какая страшная опасность нависла над ней, над ее ребенком, да вообще всем домом – с его взрослыми и детьми!

И как трудно ей ни было, она подползла к плите, приподнялась, если не в полный рост, то насколько это было возможно, повернула ручку конфорки до полного ее закрытия.

Огляделась.

Добраться до окна она уже не могла.

Да и сил распахнуть его не хватило бы.

Дверь была ближе…

- Горбуша, улетай отсюда скорей! – велела она и, подождав немного, почти ничего не видя, плотно закрыла дверь на кухню.

Набрала Стаса.

И, не успев ничего сказать ему, вскрикнула от новой боли.

И потеряла сознание…

- Ленка! – с порога закричал Стас…

Стас как раз рассчитывался с кассиром за покупки, когда зазвонил телефон.

Первой мыслью было: Лена захотела что-то еще — вкус у нее частенько менялся ежеминутно — или решила напомнить, чтобы взял чего-нибудь из кончавшихся у них продуктов.

Например, соль…

Он спросил у нее, что нужно — как раз еще есть время, чтобы купить.

Но Лена не отозвалась

Тогда мелькнула вторая мысль: деньги на телефонном счету кончились.

Хотя — почему?

Он недавно пополнил ее счет так, чтобы она, сколько бы пожелала, могла разговаривать со своей мамой.

И он набрал ее сам.

Может, зарядка внезапно кончилась.

Нет…

Раздались длинные гудки.

Но Лена не отвечала.

В сердце вошла тревога.

Дома явно что-то случилось.

Оставив на кассе и деньги, и продукты, Стас стремглав бросился из магазина.

— Утюг, наверное, выключить забыл! — усмехнулся стоявший с бутылкой водки испитой мужчина вослед ему.

Какое там - утюг!..

Войдя в квартиру, Стас сразу почувствовал сильный запах газа.

Это спасло от того, что он не стал включать в коридоре свет.

Ведь малейшая искра, и…

— Ленка! — с порога закричал он.

Никто не отзывался.

Прямо в грязной обуви — на улице хлестал полудождь-полуснег — Стас вбежал в комнату.

Сразу увидел лежавшую на полу Лену.

Все лицо ее было в крови.

Хотел первым делом броситься к ней.

Но, понимая, что сначала нужно ликвидировать угрозу взрыва, иначе никакая помощь ей уже не поможет, он ворвался на кухню.

Задерживая дыхание, выключил две включенные конфорки — Лена сослепу да после удара вместо того, чтобы закрутить одну, только открыла по ошибке вторую…

«Только бы не рвануло! Только бы не рвануло! Господи, спаси и сохрани!» — молил он про себя, как еще никогда в жизни.

Побежал к окну.

Распахнул его так, что сверху и со всех сторон посыпалась краска…

Отходя, чуть было не наступил на какую-то темную тряпку на полу.

Но вгляделся и…

Что это?

Горбуша?!

— Ты-то откуда здесь?!

Тело вороны было безжизненным.

Стас положил ее на подоконник, головой прямо на свежий воздух — если еще жива, то это самое лучшее место, чтобы отдышаться…

И, снова плотно закрыв дверь на кухне, вернулся к Лене.

Поднял ее на руки, перенес в спальню, где тоже открыл окно.

Сбегав в ванную комнату, где была домашняя аптечка, за перекисью водорода, отер смоченной в нем ваткой лицо.

И увидел на подбородке небольшую, но довольно-таки глубокую колотую ранку, которая снова быстро наполнялась кровью.

— Ленка! Ленка!!! — звал он.

Лена застонала, приоткрыла глаза.

— Больно, — с трудом выдавила из себя она.

— Прости, тут у тебя немного поранено, я нечаянно, — принялся оправдываться Стас, которому в этом момент было бы легче, если бы его резали самого на куски.

И услышал:

— Да это не та боль, Стасик! Вызывай неотложку! Скорее…

В родительном доме, куда доставила скорая Лена, Стас готов был оставаться до конца.

То есть до тех пор, пока она не родит.

Но врач сказал, что случай не из простых — роды преждевременные, после серьезного падения, с потерей сознания, да еще и осложненные болезнью глаз — поэтому все может продолжаться довольно-таки долго.

Самое лучшее, если муж роженицы проявит благоразумие и вернется домой.

Стас так и сделал.

Единственное — упросив, чтобы ему немедленно позвонили, как только все закончится…

И врач сдержал свое слово.

Под утро — то есть когда уже наступил день Покрова Пресвятой Богородицы — он позвонил Стасу и, явно что-то прикрывая, для начала бодрым голосом сказал:

— Поздравляю, папаша! У вас — сын! Роды, вопреки нашим опасениям, прошли удачно. Ребенок родился совершенно здоровым.

— Слава Богу… — прошептал Стас, чувствуя, как слезы подступили к самому его горлу.

И тут услышал, точно удар расколовшего все пространство над ним грома:

— Но жена ваша, простите, — ослепла…