Надо же… - с легким беспокойством сказала Виктория

Виктория лежала в травматологии.

Как ни странно, не в элитной, что больше подходило для дочери генерала, а четырехместной палате.

Правда, все остальные места были свободны.

Кого-то, судя по аккуратно заправленной постели, выписали.

Кто-то — по измятому одеялу — уехал на каталке на процедуры или просто вышел в холл.

Бледная, без макияжа, с которым Стас и Лена привыкли видеть ее, заметно похудевшая, она одиноко лежала кверху лицом на специально оборудованной кровати.

Ни ноги, ни руки у нее не пострадали.

Но шея и грудь были в гипсовом панцире.

- Вот, что-то там с позвоночником, - поздоровавшись, сообщила она вошедшему первым Стасу. – Слава Богу, не перелом, но какое-то время полежать надо. А ты, - перевела она глаза на вставшую рядом с мужем Лену, - отважилась все-таки, с таким-то зрением?

- Да…

- Сразу видно – сестра Героя России. Причем, неизвестно еще, кто из вас больший. И как – скоро?

- Еще почти целых два месяца!

- Счастливая…

Виктория долго молчала.

Стас огляделся и вдруг заметил, что на груди у нее лежит то самое, подаренное Ником на свадьбе Евангелие.

Только… без драгоценных камней.

- Глупая была, выцарапала! – перехватив его взгляд, объяснила Виктория. – Слава Богу, не успела продать или в перстни вставить. Как только выпишусь, сразу попрошу ювелира вернуть на место!

Она глазами показала Лене, чтобы та садилась в кресло или прямо на край кровати, и усмехнулась:

- Что удивляешься? Я ведь теперь, как и вы – крещенная!

- Да ну?! – радостно – чего давно не было наверное в этой грустной палате - в один голос воскликнули Стас с Леной.

- Нет, конечно, не сразу! Я ведь здесь уже скоро как месяц лежу! – уточнила Виктория. – До этого, то есть, после того, как я сбежала от Вани, была бесшабашная жизнь. Подруги… Знакомые… Шашлыки на дачах… Ночные дискотеки. И вдруг… - она с неостывшим еще в ней ужасом огромными глазами взглянула на Стаса с Леной. – Автокатастрофа! Будь наш с Ваней «Лексус», конечно, все обошлось бы легким испугом. Но была простенькая легкая иномарка…

На какое-то время воцарилось напряженное молчание.

Виктория словно заново переживала все, что с ней произошло.

И то ли радуясь, то ли огорчаясь, усмехнулась:

- Мне-то повезло, ведь мы не вписались в двойной поворот и на бешеной скорости врезались прямо в бетонный столб. А вот все те, что со мной были… Царство теперь им небесное!

Не в силах двинуться всем телом, она с трудом перекрестилась.

Лена помогла удобнее положить ей руку.

И Виктория продолжила.

- Бабушка, которая лежала тут, у окна, с переломом шейки бедра, мужественная такая, хирурги и медсестры просто поражались ее терпению – ни одного стона за все время! Папа первым делом хотел договориться, чтобы меня перевели в одноместную палату. Но, во-первых, заведующий отделением сказал, что таким беспомощным, как я, лучше быть с другими людьми. Чтобы, если что, попросить их о помощи. И, во-вторых, познакомившись с соседкой, я сама, не знаю — почему, не пожелала с ней расставаться. А она, первым делом спросив, крещенными ли были мои погибшие друзья, а я, к счастью, на всех видела крестики, сразу стала поминать их. Как новопреставленных…

Виктория вздохнула, словно не веря, что молодых, красивых, веселых людей уже нет в живых, а может, о чем-то другом и сказала:

- И тогда я впервые подумала, а что если бы вместе с ними погибла и я?

Она, словно снова ища ответа на тот, внезапно возникший у нее вопрос, испытующе посмотрела на гостей:

И если действительно есть душа – а как ей не быть, если в ее существование верили самые умные люди на земле, то куда бы она пошла! Бр-рр! Прямо не по себе стало. Я и так темноты боюсь. А там, говорят – полный мрак и навсегда!

Виктория опять помолчала…

- Дальше – больше. Серафима Серафимовна – имя-то какое! – часами на память читала мне псалмы, отрывки из Евангелия. Я, хоть и с высшим образованием, мало что понимала. А она – как любила говорить о себе: четыре класса с коридором! – мне все растолковывала. Но все равно одной, хоть и очень нужной информации, было мало. Умом я уже начала что-то понимать. Но сердце еще молчало, - пожаловалась Виктория. И глаза ее просветлели: - А тут вдруг однажды пришел причастить ее священник. Отец Григорий. Старенький, седенький батюшка… Глаза – само понимание и Любовь!

Виктория даже улыбнулась, вспоминая священника.

- Он исповедовал, причастил Серафиму Серафимовну. Я, чтобы не слушать о ее грехах попросила медсестру надеть мне наушники на голову, да включить музыку погромче. Поэтому не знаю, о чем говорила со священником насчет меня бабушка, но затем он подошел ко мне. И представляете, поговорил со мной всего пять минут. Торопился кого-то соборовать в другое отделение, - сама удивляясь тому, что рассказывает, едва заметно качнула головой она. - А у меня после этого – целый день слезы из глаз! Вот тогда я впервые в жизни поняла, что такое Божья благодать! После этого я без нее уже не смогла! Как говорится, только тот, кто вкусил мед, знает, что он – сладкий! Словом, узнала у Серафимы Серафимовны его телефон. Позвонила. Полчаса все свое сокровенное и постыдное, никого не стыдясь, выкладывала. И упросила крестить меня. Прямо здесь, в больнице. Он пару раз еще пришел, поговорил со мной… Стасик, как это называется?

- Провел огласительные беседы или проще – огласил!

- Вот-вот. Он так и сказал, - подтвердила Виктория. - И покрестил! Ох, и воды тут было!.. После меня, кстати, еще двое из этой палаты крестились! Правда, как более легкие, уже в больничном храме. После того, как Серафиму Серафимовну выписали домой, папа привез из дома Евангелие. И я попросила так и оставить меня здесь. Думала-думала. И все же решилась вам… Попросить прощения за все. Поблагодарить – потому что некоторые зерна истины посеяли во мне и вы, прости, Стасик, особенно ты, Лена! А еще спросить…

Виктория сделала над собой немалое усилие и прошептала:

- Как там Ваня? Еще не женился?

- Да ты что? – удивилась Лена. – Нет, конечно!

- Слава Богу, - выдохнула с облегчением Виктория. – А то он все-таки такой крепкий, красивый, Герой России! И где только раньше глаза мои были? Как говорится, что имеем, не храним, потерявши – плачем! И что он теперь – по-прежнему в вашей Покровке?

- Нет, этот Герой России уже в монастыре! – поспешно ответил Стас. – Даст Бог, будет еще священником-монахом…

- Надо же… - с легким беспокойством сказала Виктория.

Попыталась привстать, но не смогла.

- И в каком?

- Прости, но этого мы не может тебе сказать, - ответила за двоих Лена.

- Почему?

- Потому что это будет неполезно для вас обоих!

- Понимаешь, как бы тебе это объяснить… - заговорил уже Стас. - Приняв постриг, Ваня умер для мира. За него даже свечку об упокоении поставь – и ему не повредит.

- Но я-то живая! – простонала Виктория. – И как только поднимусь, сама сразу найду, где он… поеду к нему и – уговорю вернуться, то есть принять свою образумившуюся жену. Ведь я знаю, он любит меня!

- Но Бога он любит больше! – подала голос Лена.

- Ну, это мы еще посмотрим! – с вызовом сказала Виктория.

И Стас с Леной поняли, что в ней еще осталось немало от той – прежней, жестокой и взбалмошной дочки генерала…

- Да… - протянула Лена, когда они вышли из больницы. – Нелегко теперь Ваньке придется.

- На гранату и то, наверное, было проще лечь, - согласился Стас. – Тут ведь не просто начнется война за тело, а - за душу. Страшная духовная брань! Мир попытается через Викторию вернуть его себе! Но ничего, будем надеяться, что он выдержит. Старцы, братия, стены монастыря помогут. К тому же, и мы будем горячо за него молиться вдвоем!

- Втроем! – поправила Лена.

И Стас, никогда не любивший, когда его хоть в чем-нибудь поправляли, на этот раз охотно принял это уточнение!