Рецензенты: М. Е. Бычкова, В. А. Чемерицкий 2 страница

Фраза о Рынгольте заимствована из «хромой» летописи, летопись же эта, по мнению Даниловича, отличалась от «хорошей» не только содержанием, но и языком ¹⁸. Однако, когда была найдена летопись Рачинского, а затем и еще несколько летописей, то оказалось, что фраза о сыновьях Рынгольта есть в некоторых из них, и хотя в хронике Быховца («хорошей», основной летописи) сыном Рынгольта назван Миндовг, но язык летописи Рачинского и хроники Быховца почти одинаков (очень близок к разговорному белорусскому). Значит, и хроника Быховца написана не то на литовском диалекте, не то на русско-литовском провинциальном наречии. Вместе с тем, опровергая мнение Нарбута, что хроника Быховца (вернее, ее начало) написана на «краевом» (в данном случае на литовском.– Н. У.) языке, Данилович заявлял: «Для кого и кто писал бы истории по-литовски?» Он пояснял, что если бы они и были написаны, то их некому было бы читать, так как неграмотные крестьяне хроник не читают, а кто умел читать, тот, очевидно, не знал литовского языка ¹⁸. Данилович явно преувеличивал степень денационализации литовского дворянства (а также, видимо, и мещан), так как во времена «обоих Сигизмундов» это коснулось только верхушки магнатов и в гораздо меньшей степени среднего и низшего дворянства (шляхты).

Чтобы закончить перечисление тех определений, которые давал Данилович языку летописей, добавим, что в одном случае он назвал его русско-польским «с примесью местных припевок» ¹⁹.

Как все это следует понимать (столько различных мнений по одному и тому же вопросу, притом изложенному автором очень высокой квалификации)?

Всё или почти всё становится понятным, если принять, что Данилович белорусский язык называл литовским. Тогда литовский диалект окажется белорусским диалектом' русского языка, тоже с «акцентом», тоже с «провинциальным наречием». Мы знаем, что это не наречие и не акцент, но в эпоху Даниловича белорусов нередко на-

^{---------------------------}

¹⁷ Danilowicz I. op. cit,s. 38. Подчеркнуто автором.– Я. У.

¹⁸ Данилович И. Указ., соч., с. 98.

¹⁹ Danilowicz I. op. cit,s. 38. Подчеркнуто автором.– Н. У.

зывали литвинами ³¹, а их язык литовским, и даже в конце XIX – начале XX в. стоял вопрос, язык ли это (белорусский) или наречие. Правда, будучи уроженцем Белоруссии (крайнего юго-запада), Данилович, казалось бы, должен был разбираться в языке лучше, чем оказалось на самом деле, но поскольку получитесь так, а не иначе, то можно сказать, что, говоря о языке летописей, автор запутался.

Данилович уделил внимание и еще некоторым вопросам. Так, он считал, что летописи писали родовмые литвшш» (они-то и писали «с припевками». – Я. У.). Учитывая неясность его представления о Литве и Руси, нельзя быть уверенным, что он понимал под литовцами этнически ²².

Персонально, по мнению Даниловича, в деле создания хроники Стрыйковского важнейшая роль принадлежала епископу жемайтскому Мельхиору Гедройцу: у которого, возможно, была «сегимонтская летопись>, послужившая Стрыйковскому основным источником в его труде²³. Относительно упреков Стрыйквсского летописцам в тем, что они писали без дат, Данилович заявлял, что литовские летописцы заимствовали такую_ ферму у_ польских хронистов, которые писали свои хроники не по годам, а по" правлениям королей ²⁴. Естественно, что в своей работе Данилсвич уделил внимание и той летописи (Супральской, по современному названию. – Я. У.), которую он нашел и издал, охарактеризовав ее как «чисто литовскому, дотоле никому неизвестную» ²⁵. Впрочем, разницу между «чисто литовской» и «собственно литовской» автор не разъяснил.

На основании отдельных замечаний, помещенных в летописи, Данилович определил, что она написана между 1394 и 1446 гг. Публикатор очень высоко ценил найденный им памятник; «Смело утверждаю, что доселе мы не знаем лучшей и даже древнейшей литовской летописи» ²⁶.

Заканчивая этот параграф, Данилович еще раз обращался к Шлёцеру со словами: «Следовательно, неосновательны возглашения Шлёцера, что нет и не было летописей старее XV или XVI пека, ибо настоящая писана около 1394 г.» ²⁷.

Далее Данилович остановился на публикации летописи, тоже

находившейся в свое время в Супрасльском монастыре и изданной в 1836. М. А. Обсленским ²⁸. Заключительный параграф отведен еще одной «литовской летописи» – Сафоновича,не изданной и до наших

дней ²⁹.

^{--------------------------------}

²¹ Например, в книге «Картины России и быт разноплеменных ее народов» (СПб., 1839) сказано, что «малороссийский язык... заметно начинает портиться за Черниговом, изменяется в литовский» (с. 313–314).

²² Danilowicz I. Ор. сit., 5. 38.

²³ Данилович И. Указ, соч., с. 80, 85.

²⁴ Danilowicz I. Ор. сit., 5. 39.

²⁵ Данилович И. Указ, соч., с, 101.

²⁶ Там же, с. 106.

²⁷ Там же.

²⁸ Там же, с. 106–110.

²⁹ Там же, с. 110–113.

Если, у Даниловича оказалось так много неверного, то в чем значение его труда? Вообще, имя первого, кто выступает в той или иной области, редко забывается, несмотря на то что после появления его работ наука уходит так далеко вперед, что написанные много лет назад труды кажутся наивными. Однако работы Даниловича сохраняют значение и в наше время, несмотря на некоторые «хромые» положения.

Важнейшее значение трудов Даниловича заключается в том, что он первым, и притом вполне обоснованно, заявил, что Стрыйковский, ссылаясь на источники, лишь передавал то, что имелось в летописях. "Затем, работа Даниловича была напечатана в русском журнале и поэтому стала доступной тем, кто не владел польским языком, на котором в то время печаталось большинство работ по истории Великого княжества Литовского, ознакомив таким образом большой (по тому времени) круг читателей с обнаруженными памятниками письменности. Напечатанная на польском, в частности, в виде введения к хронике Стрыйковского, статья облегчила (сделала более понятной) читателям этого труда чтение неясных мест.

Полемизируя со Шлёцером и Крашевским, Данилович показал, что в Великом княжестве Литовском летописание велось, по крайней мере, с конца XIV в. и что эти труды писали «краёвцы». Он указал и на то, что во времена «обоих Сигизмундов» в стране «кружила» масса летописей и что их в то время во множестве переписывали, т. е. что народ интересовался своим прошлым. Что касается языка, то Данилович внес в этот вопрос крайнюю путаницу, не совсем изжитую и в наше время.

Прошло пятнадцать лет после выхода последней статьи Даниловича, прежде чем появилось новое исследование, в котором данные о белорусско-литовском летописании составляли лишь небольшую часть работы; автором ее был Н. И. Костомаров ³⁰. Ко времени появления «Лекций» Костомарова было опубликовано несколько ранее неизвестных летописей: в 1846 г. Т. Нарбут выпустил хронику Быховца ³¹, известную прежде только в отрывках; в том же 1846 г. О. М. Бодянский напечатал отрывки из летописи Рачинского ³²; в 1854 г. А. Н. Попов опубликовал часть Слуцкой, или Уваровской, летописи ³³. Как правило, публикаторы летописи приводили слишком краткие палеографические описания, тем не менее дававшие общее представление об издаваемой ими рукописи.

Костомаров разделил все известные тогда летописи на краткие и полную. К кратким были отнесены Супрасльская и Слуцкая (под краткими понимались только те летописи, которые начинаются с

^{-------------------}

³⁰ Костомаров Н. И. Лекции по русской истории. СПб., 1861, ч. 1, с. 53-58.

³¹ Роmniki do dziejow litewskich. Wilno, 1846.

⁸³ Бодянский О. М. О поисках моих в Познанской публичной библиотеке. – ЧОИДР, 1846, № 1, с. 7–11 (отрывки текста и краткие к ним комментарии). Летопись великих князей литовских / Пригот, к изданию А.Н.Поповым. – Учен. зап. II отд-ния Академии наук, 1854, кн. 1, отдел III; предисловие – с. 21–27, текст летописи – с. 27-58.

перечисления сыновей Гедимина и указания, что каждому из них досталось после смерти отца), к полной – хроника Быxовца ³⁴.

После выхода «Лекций» Костомарова в изучении белорусско-литовских летописей наступил опять длительный перерыв. Положение было настолько обескураживающим, что в дело вмещалась Академия наук. В объявлении о предстоящем присуждении десятой премии графа Уварова было высказано пожелание, чтобы работа, претендующая на эту премию, была написана о «западнорусских летописях». Далее было заявлено, что, хотя Академия не желает связывать соискателей выбором темы, она «сочла полезным... обратить особенное внимание ученых на два следующие предмета». Затем сообщалось, что «в ряде источников отечественной истории занимают не последнее место западнорусские летописи о Великом княжестве Литовском». Академия выдвигала на решение следующие вопросы, связанные с белорусско-литовским летописанием: 1) время составления летописей; 2) их состав; 3) установление, какие заимствования сделаны из западнорусских летописей как русскими летописцами, так и польскими хронистами ³⁵.

На призыв Академии не откликнулся никто, и тогда через два года объявление было повторено ³⁶, но результат был прежний. Лишь в 1881 г. И. А. Тихомировым была подана работа, озаглавленная «О составе западнорусских, так называемых литовских летописей», однако в печати она появилась лишь спустя 20 лет, в 1901 г.³⁷

В 80-х годах XIX в. об этих летописях появились небольшие заметки в работах по истории Украины. Так, Н. Молчановский в своем исследовании о Подолии использовал Супрасльскую летопись, хронику Быховца и ту часть Слуцкой летописи, которая была издана Поповым. С летописью Рачинского Молчановский был знаком по копии, принадлежавшей Антоновичу; о том, что сообщил о ней Бодянский, Молчановский не упоминает. Он считал, что хроника Быховца и Слуцкая летопись местами схожи, а Супрасльская значительно отличается от них. Это неверно, но Молчановский рассматривал источники лишь в части, касающейся Подолии, а так как сведения Супрасльской летописи в этом месте действительно отличаются от данных хроники Быховца, то отсюда и сделан такой вывод ³⁸.

Кратко и очень путано информировал своих читателей о Супрасльской летописи галицийский ученый Е. Огоновский, который сообщал, что эту летопись нашел не Данилович, а Сосновский. Затем князь Семен Одинцевич, по заказу которого была переписана лето-

^{-----------------------}

³⁴ Костомаров Н. И. Указ, соч., ч. 1, с. 53–58.

за Отчет о десятом присуждении наград графа Уварова. СПб., Л868, с. 11. Второй «предмет» – это вторая тема, предлагаемая авторам, которые желают участвовать в соисканию.

³⁵ Отчет о двенадцатом присуждении наград графа Уварова. СПб., 1870, с. 23.

³⁷ Тихомиров И. А. О составе западнорусских, так называемых литовских летописей.– ДМНП, 1901, № 3, 5. Сообщение Тихомирова, что он в 1881 г. получил за это исследование премию Уварова, напечатано им в конце рецензии (на работы И. Шараневича и С. Смольки) в ЖМНП, 1891, №2, с. 412.

³⁸ Молчановский Н. Очерк известий о Подольской земле до 1434 г. – Университетские известия, Киев, 1883, №5, с. 2-3.

16
пись, назван князем Друцким. Огоновский знал лишь издание 1827 г., но ему было неизвестно, что она раньше печаталась в «Виленском. дневнике», и т. д.³⁹

В 1885 г. вышли работы украинских историков В. Б. Антоновича ⁴⁰ и Н. Дашкевича ⁴¹. Они специально летописями не занимались, но, изучая историю Украины, критически проверили данные источников, среди которых белорусско-литовские летописи занимали видное место. Больше всего эти авторы уделили внимания хронике Быховца, причем к свидетельству источника о завоевании Гедимином. Волыни, Киева и Поднепровья они отнеслись весьма скептически,

В 1895 г. по поводу одной из почти обязательных частей летописей – Похвалы Витовту – выступил М. С. Грушевский. Прежде всего он высказался о названии всего их комплекса: «Русские летописи Великого княжества Литовского, – писал Грушевский,– или русско-литовские, так называемые писанные русским языком летописи, имеющие целью изобразить историю Великого княжества Литовского». Эти летописи содержат важные сведения, но мало изучены. Похвала, по мнению Грушевского, имеет характер официальный, ее цель – доказать права Витовта на Великое княжество Литовское ⁴².

В 80–90-е годы XIX в. в дело изучения летописей включились польские ученые И. Шараневич ⁴³, С. Смолька ⁴⁴ и А. Прохаска ⁴⁵,

Важнейший вывод Шараневича заключается в том, что центром, где создавались белорусско-литовские летописи (все эти авторы называли летописи только литовскими), был Смоленск. По его мнению, летописи представляли собой своды, составленные в разное врем», и разными лицами. Шараневич считал, что составители этих летописей до 1446 г. пользовались какой-то старинной летописью, а излагая события начала XVI в., привлекали государственные и частные акты, т. е. документы официальные.

Смолька рассматривал свою работу как вступительную статью к будущему изданию под названием «Русские источники о польской истории». Цель этого издания – установить взаимосвязи между польскими, русско-литовскими летописями и хрониками. Основными объектами изучения Смольки были Супрасльская и Слуцкая летописи, причем автора больше всего интересовала разница между ними, что в конечном итоге должно было привести к решению вопроса о

^{------------------------}

^зв Огоновский О. История литературы руской. Львов, 1887, ч. 1, с. 191–194.

⁴⁰ Антонович В. Б. Монографии по истории Западной и Юго-Западной России. Киев, 1885, т. 1, с. 14 и др.

⁴¹ Дашкевич Н. Заметки по истории Литовско-Русского государства. Киев, 1885,. с. 13, 14, 42 и др.

⁴² Грушевський М. С. Похвала вел. кн. Витовту.– В кн.: Зап. Наукового товариства (м. Шевченка. Львів, 1895, т. 8, с. 1, 4.

⁴³ Szaraniewicz I. O latopisach I kronikach ruskich XV I XVI wieku a zwlaszsza o <<Latopisee Wielikoho kniaztwa Litowskoho I Zomojtskoho>>. In: Rozprawy I sprawozdania z posiedzen wydzialu historiczno-filozoficznego Akademii Кrакоw, 1882, t. XV, s. 351–423.

⁴⁴ Smolka S. Najdawnejsze pomniki dziejopisarstwa rusko-litewskiego. Rozbior krytyczny. In: Pamietnik Akademii Umiejetnosci w Кrакоw .Wydzialy filogiczn yi historiczno-filozoficznyКrакоw, 1890, t.VIII, s 1-55

⁴⁵ P rochaska A. Latopis litewsski. Rozbior krytyczny.Lwow,1890.

том, какими источниками пользовались составители этих летописей.

Смолька считал, что основными источниками Супрасльской и Слуцкой летописей были летописи и хроники, составленные в Смоленске, и летописи Великого княжества Литовского; использовались также актовые материалы.

Прохаска полагал, что «так называемая литовская летопись» (т. е. летопись, начинающаяся с перечисления сыновей Гедимина), которая много раз перерабатывалась и дополнялась, не является монолитным произведением, а состоит из двух частей: описательной {связного рассказа общего характера) и отдельных сказаний, вернее отдельных погодных записей. Прохаска подчеркивал, что честь этого открытия принадлежит Смольке.

В 1901 г. появилась работа И. А. Тихомирова, написанная в 1881 г.⁴⁸ По сравнению со временем Даниловича количество опубликованных летописей сильно увеличилось (были изданы летописи Слуцкая, Красинского, отрывок летописи Рачинского, хроника Быховца), но еще оставались неизвестными летописи Ольшевская, Евреинов-ская, Румянцевская, хроника Литовская и Жмойтская. Тихомиров разделил все известные ему летописи на краткие, переходные и полную. К кратким он отнес летописи Авраамки (в сущности, только тот раздел, который начинается с перечисления сыновей Гедимина и указания на то, что оставлял каждому из них отец), Супрасльскую, Слуцкую. Летописи Красинского и Рачинского, ввиду того что в «их содержится легендарное сказание, Тихомиров зачислил в переходные – от кратких к полной. Полной же была им названа хроника Быховца. Тихомиров редко употреблял эти названия, предпочитая такие, как «летопись, изданная Даниловичем» (Супрасльская), «изданная Поповым» (Слуцкая) и т. д.

Тихомиров считал, что известные ему летописи представляли собой своды, составленные из написанных в разное время и разными лицами небольших произведений. «Таким образом,– пишет он,– краткий свод литовской летописи есть произведение, сшитое из разных мелких составных частей». Части, из которых состоит краткий свод, следующие: 1) запись о борьбе Ягайло с Кейстутом; 2) запись о княжении Витовта и покорении им русских княжеств; 3) Сказание о битве на Ворскле; 4) Повесть о Подолии; 5) Похвала Витовту; 6) Сказание о борьбе Свидригайла с Сигизмундом; 7) погодные записи о Смоленске и Южной Руси ⁴⁷.

Далее Тихомировым дается краткое изложение содержания летописей Красинского и Рачинского с указанием, что эти произведения содержат много неизвестных ранее фактов, но особенно пространно изложено содержание хроники Быховца, т. е. «полной» летописи. Автор отмечает, что в ней много легендарного (кроме легенды о прибытии из Италии, легенда о дереве Святого креста, о походе Ольгерда на Москву и др.)⁴⁸. Ряд данных у Быховца (о правлении

^{____________________}

⁴⁶ ТихомировИ. А. Указ. соч. – ЖМНП, 1901, №3, с. 1–36; №5, с. 70–119.

^4Т Там же, №3, с. 2, 3, 7, 20.

⁴⁸ Там же, № 5, с. 83, 90.

Миндовга и Войшелка, об убийстве Товтивила) Тихомиров считал заимствованными из Ипатьевской летописи. В то же время в хронике Быховца находится ряд сообщений, совершенно оригинальных, отсутствующих в других источниках (о борьбе Свидригайла с Сигизмундом, сб убийстве Сигизмунда и др.) ^4Э.

Большой раздел работы посвящен заимствованиям, которые были сделаны польскими хронистами Длугошем, Бельским, Стрыйковским из «литовских летописей». Тихомиров отмечает, что эти заимствования были значительными у Еельского и еще более у Стрыйковского, причем оба порой пользовались летописями, которые нам неизвестны. Он считал также, что все летописи, которыми пользовались названные польские хронисты, представляли собой лишь отдельные редакции одной и той же летописи. Вопреки Даниловичу Тихомиров считал, что Супрасльской летописи у Стрыйковского не было ⁵⁰, что, добавим от себя, совершенно справедливо. Сверив летописи с хроникой Стрыйковского, Тихомиров постарался «реабилитировать» этого автора, которого долго укоряли в фантазировании. «Трудно уже говорить,– пишет Тихомиров,– о недобросовестности почтенного каноника, называть его сочинения полубаснословными и недостойными веры», так как «каноник» передавал лишь то, что было написано в летописях ⁶¹.

В 1910 и 1912 гг. вышли две работы польского ученого Яна Якубовского. Первая из них 5² посвящена обзору летописных источников Стрыйковского, а также истерии находок летописей и литературе, касающейся белорусско-литовского летописания (Якубовский называет эти летописи всегда только литовскими). Он отмечает, что у Стрыйковского, который делал так много ссылок на литовские и русские хроники, трудно определить, где оканчивается текст, основанный на одной летописи, и начинается другой, невозможно также установить, чем разнились между собой отдельные летописи, которыми пользовался этот автор. Вместе с тем в работе указано, что все летописи, бывшие у Стрыйковского, начинались с легендарного исхода предков литовской шляхты из Рима.

Якубовский указывает на ошибку Стрыйковского, писавшего, что он был единственным автором, который пользовался летописями как источником для своей работы. В действительности же, говорит Якубовский, уже Ян Длугош использовал ту часть летописи, в которой говорится о борьбе между Ягайло и Кейстутом, и почти полностью включил этот отрывок в свою работу; то же сделал и Кромер. Знал летописи и Мартин Бельский. Из более поздних авторов летописями пользовался А. Коялович-Виюк, причем в его распоряжении были источники, Стрыйковскому неизвестные.

Кратко, но с большим знанием дела изложена историография вопроса, причем указаны работы почти исключительно польских

^{------------------------------}

⁴⁹ Там же, с. 90, 105, 117 и др.

⁵⁰ Там же, с. 90.

⁵¹ Там же, с. 117.

^{62 Jakubowsky} J. Kroniki litowskie.- In: Rocznik towarzystwa Przyjacol nauk w Wilnie za r. 1909 Wilno, t. 3, s. 68–77.

авторов. Особо подчеркнуты заслуги Шараневича, установившего, что летописи писались в Смоленске.

В заключение Якубовский отмечает, что в XVI–XVII вв. летописи рассматривались не только как исторические произведения, но и как художественные, а далее в качестве примера он дает в польском переводе рассказ хроники Быховца о походе Ольгерда на Москву.

Вторая работа Якубовского гораздо больше по объему и несравненно богаче по содержанию ⁵³. Содержание ее значительно шире заглавия, и в основном она посвящена истории летописания в Великом княжестве Литовском. Якубовский был единственным дореволюционным автором, который изучал историю летописания в связи с общим ходом событий в Великом княжестве. Монография начинается

с попытки определить место, занимаемое собственно Литвой, т. е. Литвой этнографической, в составе Великого княжества, установить, какой процент территории занимала эта Литва и какую часть населения составляли собственно литовцы. По его расчетам, в XVI в. (очевидно, перед Люблинской унией) территория, заселенная литовцами, занимала примерно ¹/₆ всего пространства государства, а население составляло едва ли не половину ⁵⁴. Таким образом, по расчетам Якубовского, Литва в середине XVI в. была заселена гораздо плотнее, чем Белоруссия и тем более Украина.

Второй вопрос, изученный автором, касается государственного языка и национального самосознания различных этнических элементов, входивших в состав Великого княжества. Общеизвестно, что Литва, присоединив к себе огромные славянские территории, была языческой и бесписьменной. Естественно, что если у подчиненного народа письменность на своем языке существовала уже сотни лет, то победители приняли его язык. Этот язык Якубовский называет по-разному. Традиционно он называется русским, но в действительности «это был разговорный белорусский, который одновременно с подчинением Руси распространялся среди высшего класса в Литве. Уже во времена Ягайлы, а возможно, и ранее белорусский язык употреблялся двором и литовским боярством» ⁵⁵. Далее он утверждает, что употребляемый в Литве «литовско-русский язык выделился в особый диалект, который, учитывая его первоначальный состав, можно назвать польско-белорусским» ⁵⁶.

____________

53. Jakubowski J, Studya nad stosynkami narodowosciowemi na Litwie przed Unia Lubelska. Warszawa, 1912. В монографии отсутствуют историографический очерк и обзор источников. Очевидно, предыдущая работа является как бы вводной главой к монографии.

54 Ibid, s. 6. По исчислениям современных исследователей, в 1341 г. собственно литовская территория относилась к белорусско-украинской как 1: 2,5, т. е. составляла примерно 28%; в 1430 г., в период наибольшего распространения государства, собственно литовская земля относилась к остальной как I: 12, т. е. примерно 8%, и к моменту Люблинской унии – как 1: 7, т. е. около 13% (Батура Р. К., Пашуто В. Т. Культура Великого княжества Литовского.– Вопр. истории, 1977, №4, с. 95).

⁵⁵ Jakubowski J, Studya…,.12

⁵⁶ Ibid, s. 14.

Национальный вопрос в Литве и отчасти в Белоруссии в начале XX в. принимал острые формы. Среди литовского населения быстро нарастал протест против польского национального засилья. Работа Якубовского (который ни словом не упоминает об этом), очевидно должна была ответить на ряд важных вопросов современности.

Говоря о начальном этапе литовского летописания, Якубовский отмечает, что первое произведение летописного характера было создано в 1398 г. в окружении Витовта. В переводе на латинский язык оно сохранилось в Коронной метрике ⁵⁷. (Сейчас оно называется Оrigo regiе.) Следующий этан представлен описанием войны между Свидригайло и Сигизмундом Кейстутьевичем. Писал эту работу сторонник Свидригайло, который, однако, критически относился к некоторым действиям своего князя (казнь князя Гольшанского, сожжение митрополита Герасима) ^5Й. В целом же войну описал «русин», сепаратист, мечтавший оторвать Русь (разумеются белорусские и украинские земли) от Литвы ⁵⁹. Дальнейшие летописные работы, тоже писанные «русскими», были уже проникнуты пролитовскими чувствами. Это Похвала Витовту и Повесть о Подолии. Привилей Сигизмунда 1434 г., дававший русским боярам равные права с боярами литовскими, вел к сближению представителей высшего класса разных национальностей между собой, в то же время отношения с Польшей в связи с избранием великого князя Казимира королем польским сильно обострились. Дальнейшие этапы летописания отражают смену обстановки.

На период правления Казимира приходится появление первого литовско-русского свода, написанного в Смоленске, который к тому времени стал интеллектуальным центром Литовской Руси (Белоруссии и Украины. – Н. У.) ⁶⁰. Хронику Быховца, по мнению Якубовского, составлял участник битв под Ведрошью и Клецкой ⁶¹. Он знал обстановку при дворе, но документами двора не пользовался. Происходил составитель, всего вероятнее, из окрестностей Слуцка или Новогрудка. «Бременами создается впечатление, – пишет Якубовский,– что слушаешь рассказ современного нам белоруса» ⁶². Общий тон хроники Якубовский объясняет тем, что к началу XVI в. произошла консолидация различных этнических элементов господствующего класса, у которого появилась потребность в истории, удовлетворявшей интересы «обоих народов» (литовцев и белорусов-украинцев. – Н. У.) ⁶³.

В дальнейшем летописание пошло по двум направлениям: одни летописцы продолжали работать в прежнем духе, т. е. «списывали

^{------------------------}

⁵⁷ Ibid., s. 18–21.

⁵⁸ Ibid., s. 23–24.

⁵⁹ Ibid., s. 25,

⁶⁰ Ibid., s. 26–27. Значительное место в монографии уделено легендарной части летописей.

⁶¹ Битва под Ведрошью между войсками Великого княжества Литовского и русскими произошла в 1500 г., битва под Клецкой между войсками Великого княжества Литовского и татарами – в 1506 г.

⁶² Ibid., s. 41.

⁶³ Ibid., s. 44.

предания, дополняя их собственными вымыслами», другие же, «более образованные», не ограничились критической обработкой того, что «нагромоздила работа литовских летописцев» ⁶⁴. «Более образованными» были поляки, в первую очередь Стрыйковский. Подобная характеристика кажется странной, поскольку Стрыйковский сделал ряд презрительных замечаний в адрес «безмозглых летописцев», нигде не ставивших дат, но все же писал свою «Кронику» на основании данных «безмозглых».

Летописание, считал Якубовский, находилось под сильным воздействием магнатов, да и сами летописи хранились чаще в магнатских дворах ⁶⁵.

Примерно до правления Сигизмунда-Августа языком Литвы (очевидно, двора, магнатов и отчасти шляхты) был «русский», которому в повседневной жизни соответствовала «белорусчина», причем белорусский принимался как язык собственно Литвы. С правления Сигизмунда-Августа начал распространяться язык латинский, а вместе с тем стало усиливаться национальное самосознание собственно литовцев ⁶⁶.

Работой, замыкающей дореволюционный период в деле изучения летописей, является монография Ф. Сушицкого ⁶⁷ (она, правда, вышла в 1921 –1929 гг., но написана до революции). В смысле полноты: использования как самих источников, так и литературы о них Сушицкий не имел равных. Кроме летописей, которые помещены в т. XVII ПСРЛ, а также Румянцевской, этот автор использовал (по крайней: мере сказал о ней) летопись Баркулабовскую и все те летописные отрывки, о которых упоминается в предисловии к т. XVII ПСРЛ. По сравнению с нашим временем у него недоставало только хроники Литовской и Жмойтской. Большой промах Сушицкого состоит в том, что он не использовал работ Якубовского.

В начале монографии Сушицкого помещен историографический обзор, причем автор проводит скрупулезный анализ точности передачи его предшественниками летописных текстов. Проверка осуществлена не по рукописям, а по тексту, опубликованному в т. XVII ПСРЛ, но так как в этом издании тексты переданы почти без ошибок, то такая проверка допустима. В обзоре (в котором слишком много пересказов содержания работ и цитат) Сушицкий подчеркивает, что нового внес тот или иной исследователь в дело изучения летописей, и дает их критическую оценку (Данилович слишком категоричен в своих суждениях; Бодянский, публикуя отрывок из летописи Рачинского, ошибся, считая, что «это чуть ли не Быховец»; и т. д.). Неза-