Рецензенты: М. Е. Бычкова, В. А. Чемерицкий 1 страница

У- 0503000000-013 042 (02)-8519-85-П Издательство «Наука», 1985 г.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Белорусско-литовскими называются летописи, в которых изложена история Великого княжества Литовского и которые написаны на территории этого государства.

Первоначально такие летописи назывались только литовскими. Однако О. М. Бодянский, обнаружив в 1846 г. летопись, получившую название летописи Рачинского, высказался, что их следует называть «белорусскими о Великом княжестве Литовском» ¹. Это название не привилось, и несколько времени спустя Н. И. Костомаров, учитывая (как и Бодянский) язык, назвал эти летописи белорусскими ². Подобное название, длительное время не имевшее сторонников, возродилось в недавнее время ³. Скептически к названию «литовские» отнесся Е. Ф. Карский, озаглавивший одну из своих работ «О языке так называемых литовских летописей»⁴. Против прилагательного «литовские» был и А. А. Шахматов, называвший их «западнорусскими» ⁵. Порой случалось, что один и тот же исследователь в одной и той же работе называл летописи то литовскими, то литовско-русскими. Так, И. А. Тихомиров, озаглавивший свою статью «О составе западнорусских, так называемых литовских летописей», в тексте называл их то литовскими, то литовско-русскими ⁶. В последнее время Р. К - Батура и В. Т. Пашуто предложили называть их летописями Великого княжества Литовского ⁷ В целом их чаще всего называют или литовскими, или западнорусскими.

Почти так же долго вырабатывались и названия для каждой из летописей в отдельности. Так, первую из найденных летописей называли то литовской, то летописью Даниловича, а в конце концов за ней закрепилось название по месту нахождения – Супрасльская.

Вообще же летописи называются или по месту, где они были найдены

_____________________________________________________________________________

¹ Бодянский М. О поисках моих в Познанской публичной библиотеке.– ЧОИДР, 1846, № 1, с. 7.

² Костомаров Н. И. Лекции по русской истории. СПб., 1861, ч. 1, с. 35.

³ Чамярыцкі В. А. Бэларусюя леташсы як помшкі литаратуры. Мшск, 1959.

⁴ Карский Е.Ф. О языке так называемых литовских летописей.– В кн.: Карский Е. Ф. Труды по белорусскому и другим славянским языкам. М., 1962, с. 208–249.

⁵ Шахматов А. А. Записка о западнорусских летописях.– ЛЗАК, СПб., 1901, выл. 13, с. 41.

⁶ Тихомиров И. А. О составе западнорусских, так называемых литовских летописей. – ЖМНП, 1901, №3, 5.

⁷ Батура Р. К.., Пашуто В. Т. Культура Великого княжества Литовского. – Вопр. истории, 1977, №4, с. 113.

3
(Ольшевская, Супрасльская, Слуцкая, Виленская), или по фамилиям владельцев (Красинского, Рачинского), хотя применяются и смешанные: «Рачинского, или Познанская», «Слуцкая, или Уваровская».

Когда создание летописей Великого княжества Литовского прекратилось, в Белоруссии около середины XVII в. начали писать городские хроники. Это был последний этап летописания. В настоящее время известны три хроники могилевские (Т. Р. Сурты и Трубницких, игумена Ореста, включающая в себя анонимную), витебская Панцырного и Аверков, отца и сына, и анонимная Слуцкая.

Если взять за исходное публикацию И. Н. Даниловичем Супрасльской летописи (1823–1827 гг.) ⁸, то окажется, что издание и изучение белорусско-литовских летописей продолжается почти 160 лет. Срок весьма основательный, однако сделано в этой области очень немного.

В работе Р. П. Дмитриевой ⁹ зарегистрированы издания летописей на русском, украинском и белорусском языках и исследования о них до 1959 г,– более 2 тыс. названий. Из них на белорусско-литовские летописи приходится около 50, в том числе примерно в 20 работах белорусско-литовские летописи рассматриваются в связи с изучением каких-то иных летописей. Что касается изданий (включая т. XVII ПСРЛ), в которые включены тексты всех известных в начале XX в. белорусско-литовских летописей (за исключением Румянцевскои), то их немногим больше десяти.

Несколько более интенсивно изданием и изучением белорусско-литовских летописей стали заниматься в последние годы. В библиографии за 1960–1972 гг. (является продолжением книги Р. П. Дмитриевой), составленной А. Н. Казакевичем ¹⁰, исследований, касающихся белорусско-литовских летописей, учтено примерно 25.

После 1972 г. вышли в свет т. XXXII и XXXV ПСРЛ, в которых помещены белорусско-литовские летописи ¹⁰, а также несколько исследовательских работ по той же теме. В общем, успехи в деле изучения белорусско-литовских летописей и в последние годы невелики. ¹¹ Недочетом существующей литературы является прежде всего то, что в ней отсутствует «начало» (оно есть, но в крайне урезанном виде), т. е. не осуществлен учет летописей, не сделано их полное описание, не указан (на сегодняшний день) точный «адрес», не всегда сообщено, в каком городе, в какой библиотеке или архиве хранится рукопись и где она находилась ранее, не всегда сказано, какими правилами подготовки текстов руководствовались редакторы, публикуя ту или иную летопись. Таким образом, источниковая база, на которой основаны наши знания об истории страны, изучена мало, А между тем занимающийся изучением летописей (как и других источников) должен знать, насколько точно передан в издании текст рукописи. Кроме

^{------------------------------}

⁸ Улащик Н. Н. Открытие и публикации Супрасльской летописи.– В кн.: Летописи и хроники, 1976 г. М., 1976, с. 203–214.

⁹ Дмитриева Р. П. Библиография русского летописания. М.; Л., 1962.

¹⁰ Казакевич А. Н. Советская литература по летописанию (1960–1972 гг.). – В кн.: Летописи и хроники, 1976 г., с. 294–356.

¹¹ ПСРЛ. М., 1975, т. XXXII; М., 1980, т. XXXV.

4
того, не зная происхождения памятника, не изучив произведения, находящиеся в одном сборнике с летописями (а почти все белорусско-литовские летописи составляют часть сборников, в которых помещены разнообразные материалы исторического, религиозного или художественного характера), нельзя основательно решить вопрос об истории летописи. Отмечая это, мы не хотим сказать, что в предлагаемой работе все эти вопросы решены, но они, во всяком случае, поставлены. В литературе имеются данные лишь о летописях Красинского, Рачинского, Слуцкой и Быховца – где и когда была обнаружена та или иная рукопись. В результате мы не знаем, кто был составителем летописи, по чьему заказу она создавалась или переписывалась, какими источниками располагали составители (или переписчики) этих произведений, путь, которым летописи попали в хранилища, где они находятся сейчас, и т. д.

Все сказанное касается тех летописей, которыми мы располагаем сейчас. Можно не сомневаться в том, что мы никогда не сможем установить точно, сколько и какие летописи имелись когда-то, однако кое-что в этом направлении сделать можно, свидетельством чего является работа А. И. Рогова ¹⁷ и др.

И. Н. Данилович утверждал, что во времена Сигизмундов (1506– 1572) в Великом княжестве Литовском осуществлялось массовое переписывание летописей, ссылки же на источники, подтверждающие это, в его работе нет ¹³. Вполне возможно, что ему об этом сообщил И. Онацевич, которого И. Н. Данилович считал самым крупным специалистом по истории Великого княжества ¹⁴, но из работ Онацевича почти ничего не сохранилось. Что же касается условий для сохранения рукописей в эпоху после Сигизмундов, то они были до крайности неблагоприятные.

В Белоруссии до конца XVI в. почти все монастыри были православными, позже большинство из них стало униатскими, кроме того, было создано много католических. Борьба, разгоревшаяся между православными, с одной стороны, униатами и католиками – с другой, привела к тому, что масса рукописей, писанных кириллицей и хранившихся в монастырях, была уничтожена, масса документов погибла независимо от того, на каком языке и каким шрифтом они были написаны. Еще больше книг и рукописей погибло во время бесконечных войн.

В настоящее время не существует ни одной работы, в которой сообщалось бы, какие монастыри были в разное время в Белоруссии и какими ценностями (книгами, иконами, утварью, облачением и т. д.) располагал тот или иной монастырь.

Так же и в отношении крупных феодалов. Известно, что во владениях Ходкевичей, Слуцких, Сапег, Огинских и других феодалов находились громадные собрания рукописей, книг и вообще культурных

^{------------------------}

¹² Рогов А. И. Руссксьгольские кулыуркые связи в эпоху Возрождения. М., 1966.

¹³ Danilowicz I. Wiedomosc o wlasciwych lietewskich In: Stryjkowsky M., Warszawa, 1846, сг. 1, б. 34–35.

¹⁴ Об Онацевиче см.: Улащик Н. Н. Очерки по археографии и источниковедению истории Белоруссии феодального периода. М., 1973 с. 34–35.

5
ценностей, но что хранилось у них точно, нам неизвестно. Самыми крупными собраниями располагали Радзивиллы, к которым перешли все собрания князей Слуцких, но работ, в которых было бы освещено культурное значение хотя бы Несвижа, «столицы» Радзивиллов, нет.

Нами названы фамилии самых крупных феодалов, но многие менее значительные феодалы, даже из среды средней и мелкой шляхты, тоже имели архивы, нередко очень богатые, в которых хранились и летописи. Примером тому служат имения Могилевцы Быховца и Олыиёво Хоминских.

Летописи, которые имеются в нашем распоряжении, далеко не всегда сохранились полностью: во многих из них недостает то начала, то конца, а иногда и середины. Уяснить, что утрачено, можно частично путем сопоставления текстов отдельных летописей, а для определения, какие летописи (сверх имеющихся сейчас) были в XVI в., больше всего дают польские хроники и главным образом хроника Мацея Стрыйковского ¹⁵.

Ряд белорусско-литовских летописей начинается с легендарного сказания о прибытии 500 семей знатных римлян во главе с Палемоном из Италии в Литву. Об этой легенде написано немало, однако до настоящего времени не решен вопрос, когда и кем она создана, не уяснено, как она изменялась (в разных летописях легенда изложена неодинаково), неизвестен и процесс включения ее в летописи, содержащие вполне реальные данные

Вопросу заимствования Стрыйковским летописных известий, как и вопросу о происхождении и эволюции легенды, в нашей работе отведены специальные главы.

Относительно много внимания в монографии уделено последнему этапу белорусско-литовского (вернее, чисто белорусского) летописания – городским хроникам, ведь это наименее изученный этап летописания. Например, самое крупное и содержательное из этих произведений – Могилевская хроника – издано лишь в переводе (она написана по-польски) ¹⁶; к тому же, перевод сделан с сокращенного варианта и недостаточно квалифицированно. В довершение всего Н. Г. Гортынский, не знавший о существовании полного списка хроники, приписал авторство Александру и Михаилу Трубницким, хотя на самом деле это произведение начал писать Т. Р. Сурта, продолжал Ю. Трубницкий, а участие Александра и Михаила Трубницких было второстепенным. Сурта, который в предисловии Гортынского выглядит как лицо почти легендарное, продолжает жить в этом звании до последнего времени. В нашей работе сделана попытка

^{---------------------------------}

¹⁵ Stryjkowski M. Kronika polska, litewska, zmodzka I wszystkiej Rusi…w Krolewcu1582. Пользуемся вторым изданием труда: Warsawa, 1846, С2. 1, 2. (Далее: Кроника; римскими цифрами указывается часть, арабскими – страница).

¹⁶ Хроника белорусского города Могилева. Собранная и писанная Александром Трубницким, регентом Могилеаской магдебургии, во второй половине XVIII в., а в первой половине XIX в. продолженная его сыном губернским секретарем Михаилом Трубницким / Переведена с польского... Николаем Гортынским.– ЧОИДР, 1887, кн. 3, отд. 1, с. 1 – 142. Есть и отдельный оттиск.

6
уяснить, кем были Сурта и Трубницкие, а также историю создания могилевской хроники в целом. Полностью отсутствуют исследования, касающиеся «Записок» игумена Ореста. Все, что известно о самом авторе и его работе, основано на кратких сообщениях Ф. Г. Елеонского – редактора т. II «Археографического сборника документов» ¹⁷. Витебской летописи Панцырного и Аверки повезло больше: она издана в оригинале и в переводе (написана на польском языке, переведена на русский) ^1Н, однако исследований о ней нет. Что касается Слуцкой (не летописи, а хроники), то она вообще была неизвестна ¹⁸.

Отсутствие литературы о названных памятниках в какой-то мере объясняется их «молодостью» – это произведения поздние, тогда как исследователи в первую очередь изучали и изучают наиболее древние. Другая причина, притом гораздо более основательная, заключается в крайне слабом знании истории Белоруссии вообще. Наличие летописей или хроник не только показывает культурный уровень города, селения, страны в целом, но и отражает многие стороны жизни своего времени вообще.

Городские хроники отличаются от предыдущих прежде всего тем, что они посвящены почти исключительно событиям, происходившим в своем городе или вообще в своей местности. Кроме того, они написаны или на польском, или на русском языках, тогда как предыдущие писались или на древнерусском, или на старобелорусском.

Учитывая, что о городских хрониках литература отсутствует, данные о их поисках и изданиях помещены не в главе второй, как о летописях, а в пятой, содержащей вообще все известия, касающиеся этих хроник.

В целом данная монография посвящена разным вопросам, но ни один из них не решен сколько-нибудь полно. Слишком много возникает вопросов, связанных с летописанием, и слишком мало исследована история Белоруссии и Литвы, чтобы можно было написать относительно полную обобщающую работу по этой теме. Поэтому, с точки зрения автора, предлагаемое исследование представляет собой лишь введение в дело изучения названного вопроса.

В монографии рассматриваются летописи и хроники. В чем между ними разница? Вообще, считается, что летописи – это произведения, в которых события описываются по годам («летам»), откуда и название. Хроники же представляют собой связные рассказы за какой-то отрезок времени, не обязательно в хронологической последовательности, а иногда и вообще без указания лет. Однако белорусско-литовские летописи и хроники под эти определения не подходят. На-

^{------------------------------------}

¹⁷ Археографический сборник документов, относящихся к истории северо-западной Руси. Вильна, 1867, т. II, с. IX–X.

¹⁸ В оригинале летопись Панцырного и Аверки впервые напечатана в Киеве: Сборник летописей, относящихся к истории Южной и Западной Руси, изданный Комиссиею для разбора древних актов. Киев, 1888, с. 213–236. Вторично летопись напечатана в ПСРЛ, т. XXXII (М., 1975, с. 193–205). На русский язык летопись переведена А. П. Сапуновым: Витебская старина. Витебск, 1883, т. 1, с. 455–475.

¹⁹ Рукопись хроники находится в Библиотеке Чарторыйских в Кракове (Специальный отдел, № 148, л. 529–534).

7
пример, в старейшей летописи – Супрасльской – часть, содержащая описание событий, происходивших в Великом княжестве Литовском, озаглавлена «Летописець вел иных князей литовскых», но изложение там ведется в виде рассказа без указания годов, т. е. имеет вид хроники. Обозначение «Летописи» для всех произведений, включенных ранее в т. XVII, а сейчас в т, XXXV ПСРЛ, дано публикаторами независимо от того, как они именовались в рукописи. Название «Хроника Быховца» дано ее первым издателем Т. Нарбутом; оно и закрепилось в литературе, хотя по своему характеру эта хроника почти не отличается, скажем, от летописи Рачинского.

Издание двух томов белорусско-литовских летописей и написание исследования о них заняло немало лет, в течение которых ряд лиц оказали нам весьма существенную помощь. Приносим глубокую благодарность В. А. Чемерицкому, приготовившему к печати хроники Быховца и Сурты – Трубницкого и сделавшему ряд замечаний по настоящей монографии, а также сотрудникам институтов истории СССР, славяноведения и балканистики, принимавшим участие в обсуждении рукописи и внесшим ряд полезных предложений: В. И. Буганову, М. Е. Бычковой, Ф. А. Грекулу, В. И. Корецкому, Л. Л. Муравьевой, А. И. Рогову, Б. Н. Флоре, А. Л. Хорошкевич.

8
Глава первая

ИСТОРИОГРАФИЧЕСКИЙ ОБЗОР

Первым исследователем белорусско-литовского летописания был И.Н.Данилович – профессор Виленского, позже Харьковского, Московского и Киевского университетов.

К этим сюжетам еще раньше обращался А. Л. Шлёцер, но так как в его время еще ни одна белорусско-литовская летопись не была известна, а имелись лишь ссылки М. Стрыйковского на русские или литовские летописи, то Шлёцер полностью отверг возможность их существования. Он исходил в этом случае из предположения, что грамотность (т. е. способность изложить письменно свои впечатления) появляется только с принятием христианства, а так как Литва начала христианизоваться в 1386 г., то лишь с этого времени и возможно было начинать создание своих летописей, тогда как у Стрыйковского ссылки на них давались за гораздо более раннее время. Под Литвой Шлёцер понимал не только собственно Литву (Литву этнографическую), но все Великое княжество Литовское, упуская из вида, что к моменту христианизации Литвы в состав Великого княжества входили вся Белоруссия и большая часть украинских земель, где письменность существовала уже столетия. Кроме того, Шлёцер под литовскими понимал памятники, писанные на литовском языке, а так как подобных летописей действительно не было, то это и служило как бы подтверждением его взглядов ¹.

Данилович был по сравнению со Шлёцером в более выгодном положении, так как сам нашел и опубликовал первую летопись, содержащую данные по истории Великого княжества Литовского,– Супрасльскую. В 1838 г. Нарбут сделал палеографическое описание хроники Быховца и дал ряд ссылок на этот источник ². Располагая такой бедной источниковой базой, Данилович написал свое исследование о летописях. Эта небольшая по объему (около двух печатных листов) работа оказалась очень емкой по содержанию ³.

Данилович привел о Супрасльской летописи такое количество и настолько обоснованных соображений, что они в ряде случаев не потеряли своего значения и до наших дней; вместе с тем его высказывания о языке летописей полны противоречий.

^{----------------------------------------}

¹ Улащик Н. Н. Открытие и публикации Супрасльской летописи. – В кн.: Летописи и хроники, 1976 г. М., 1976, с. 203.

² Narbutt T. Dzieje starozitne narodu litewskogo. Wilno, 1838, 1. III, 5. 578.

³ Данилович И. О литовских летописям.– ЖМНП, 1840, № 11, с. 70–114.

Поскольку и после находок Даниловича и Нарбута основным источником знаний о летописях Великого княжества оставалась «Кроника» Стрыйковского, то Данилович в дальнейшем главное внимание уделил этой работе, стараясь уяснить, какими источниками пользовался хронист на всем протяжении своего труда, сосредоточив внимание на тех, которые Стрыйковский называл русскими или литовскими летописями.

Напечатав первую работу о летописях по-русски, Данилович, видимо, учитывая, что интерес к этим летописям был сильнее всего у тех, кто читал по-польски (и кто часто не знал русского), в 1841 г. опубликовал перевод статьи на польский ⁴. Автор отметил, что в перевод внесены некоторые изменения. Действительно, в польском тексте местами изменены формулировки, а также порядок следования некоторых параграфов. Главное же заключается в том, что в переводе заострен полемический тон в тех местах, где Данилович выступает против Шлёцера и Крашевского, которые отрицали наличие летописей, написанных в Великом княжестве Литовском самими жителями этого государства.

Спустя еще пять лет, в 1846 г., та же работа под тем же названием была напечатана как бы в качестве введения ко второму изданию «Кроники» Стрыйковского ⁵.

Учитывая, что во всех трех статьях Даниловича помещен в общем один и тот же текст, они рассматриваются здесь как одно произведение.

Русский текст работы начинается с анализа источников, на основании которых Стрыйковский писал о начальном периоде литовского народа, и содержит утверждение, что этими источниками была летопись епископа Христиана («Нет сомнения, что историки XVI в, почерпали первоначальные дееписания прусаков и сродных им литовцев из летописи первого прусского епископа Христиана, который жил в начале XIII ст.» ⁶). Позже она затерялась, и проверить точность использования ее Стрыйковским для Даниловича оказалось невозможным.

Стрыйковский сообщал, что он пользовался четырьмя ливонскими хрониками, однако - не называл их. Данилович, проанализировав его данные и литературу о ливонских хрониках, пришел к выводу, что Стрыйковский пользовался не четырьмя, а тремя хрониками: Генриха Латвийского, Альнпека и «Первой ливонской хроникой»; что собой представляла четвертая хроника и пользовался ли ею вообще Стрыйковский, Даниловичу установить не удалось ⁷.

--------------------

⁴ Danilowicz I. Wiadomosc o wlasciwych litewskich latopisach. - In: Ateneum. Wilno, 1841, t. 6, s. 13–62.

⁵ Danilowicz I. Wiadomosc o wlasciwych litewskich latopisach.- In: Stryjkowski M. Kronika polska, litewska, zmodzka I wszystkiej Rusi.Warszawa, 1846, сz. I, s. 31 – 63. Ссылки на «Wiedomosc> даются по тексту, помещенному в «Кронике».

⁶ Данилович И. Указ, соч., с. 70.

⁷ Там же, с. 76–80. Очевидно, хроника Альнпека – это рифмованная хроника (Livllandische Reimchronic| Еd. L. Меуег. Роdeborn, 1876). См.: Пашуто В. Т. Образование Литовского государства. М., 1959, с. 134.

Историю Литвы Стрыйковский начинает с изложения легенды о бегстве предков литовской шляхты из Италии в Литву, причем он приводит две версии этого события по двум летописям. Сам хронист оценивал эти летописи очень высоко, утверждая, что «Литва и Самогития (Жемайтия.– Н. У.) искони пользуются ими как достоверными летописями» ⁸. Того же мнения придерживался и Данилович, писавший, что история Литвы основана Стрыйковским «преимущественно на двух чисто „литовских летописях, из соединения коих [он и] составил свое сочинение» ⁹. О первой из них Стрыйковский не сообщил ничего, вторую же он получил в пользование у князей Заславских – владельцев селения Великая Берестовица (сейчас в Брестской обл. БССР). Исходя из неполных и неясных данных Нарбута о хронике Быховца, Данилович пришел к выводу, что летопись, которая была получена Стрыйковским у князей Заславских, оказалась впоследствии у Быховца и поэтому стала называться хроникой Быховца. «Смело и с убеждением,– писал Данилович,– утверждаю, что эта летопись (Быховца.– Н. У.) есть именно та самая, которая названа Быховцем и которой лучше и полнее по удостоверению Т. Нарбута Стрыйковский не видел и не имел» ¹⁰. Данилович был настолько уверен в этом, что даже предложил переименовать ее в Заславскую. Когда же хроника Быховца была опубликована полностью и оказалось возможным сверить ее с теми местами летописи Заславских, на которые ссылался Стрыйковский, то между хроникой Быховца и летописью Заславских было обнаружено так много общего, что одну можно было принять за другую. Лишь после тщательного текстологического анализа, проведенного А.И.Роговым, было доказано, что у Стрыйкрвскрго было две. ил и... больше очень близких по содержанию летописей, но все же это были рапные списки одного и того же произведения ^п.

Опять-таки, использовав данные Нарбута и полемизируя с ним, Данилович попытался восстановить как бы поэтапную историю создания хроники Быховца. Данилович утверждает, что та часть, в которой излагаются события до правления Миндовга, основана частично на народных преданиях, частично на прусских и венгерских хрониках, частично же просто на соображениях автора. Из Волынской (Ипатьевской) и еще каких-то «неизвестных доселе литовских источников и русских летописей», «вероятно, почерпнуты» данные за период правления Миндовга – Гедимина; от Гедимина «из летописи, мной изданной» (Супрасльской.– Я. У.), а о времени Казимира и до конца (1506 г.– Н. У.) «могут быть произведения самого автора»¹². Кроме двух основных, у Стрыйковскогр, согласно его заявлениям, имелись еще две вполне дорстовеные летописи, находившиеся у грод-

^{-------------------------}

⁸ Stryjkowski M. Kronika polska, litewska, zmodzka I wszystkiej Rusi. Warsawa, 1846, сг. 1, з. 57.

⁹ Данилович И. Указ, соч., с. 80.

¹⁰ Там же, с. 89-90.

¹¹ Рогов А. И. Русско-польские культурные связи в эпоху Возрождения. М., 1966, с. 128, 145, 187 и др.

¹² Данилович Н. Указ, соч., с. 94-95

ненского старосты А. И. Ходкевича. Данилович считал, что это части Волынской летописи ¹³.

Однако Стрыйковский отметил, что у него, кроме четырех вполне достоверных, была еще (хромая летопись), т. е. путаная, недостоверная (Данилович, исходя из неясных высказываний Стры и конского, считал, что «хромых» у хрониста было несколько). Из этой летописи Стрыйковский привел цитату на языке оригинала, но польской графикой. Данилович нисколько не усомнился в том, что это действительно фраза из летописи XVI в. В ней сообщается, что новогрудский князь Рынгольт после возвращения с победоносной битвы у Могильно в Новогрудок «уробил трех сынов, да нет вядома каковое дело из этих сынов было». В том, что Рынгольт – лицо мифическое, Данилович не сомневался, но язык фразы показывал, что она написана в XVI в. Занимаясь источниками XVI в., Данилович понял, что это действительно отрывок летописи, составленной жителем Великого княжества Литовского, и обрушился на своих противников (Шлёцера и Крашевского) в не совсем вежливой форме. «Пускай же после этого верещат,– писал он,– что краёвцы (жители Великого княжества Литовского.– Я. У.) не писали летописей, если подобные, согласно утверждению Стрыйковского, из древности в качестве хроник употребляла Литва – не только были [в Литве] древние летописцы, но [они] всегда по-русски, не по-литовски писали с добавлением литовского акцента» ¹⁴.

Стрыйковский в самом начале своей работы утверждал, что все использованные им «хроники» были написаны на русском языке, с чем Данилович полностью соглашался в полемике со Шлецером и другими исследователями. Языку летописей в работе Даниловича отведен специальный параграф, правда имеющий не совсем вразумительное заглавие: «О литовском языке русских летописей». Этот параграф начинается словами: «Все литовские летописцы написаны по-русски, которые Литва в древности употребляла как хроники» (!). Далее говорится о том, сколь велико было воздействие русской культуры. Согласно концепции Даниловича. Литва была со всех сторон окружена русскими (это неточно, так как литовцы граничили частично с родственными им прусами, частично с поляками, а на севере с предками латышей.– Я. У.) и поэтому, хотя в свое время литовцы «возобладали» и подчинили себе русские области, они приняли «язык русский за язык двора, науки, судопроизводства, права, дипломатии; только с его посредством понимали друг друга и писали летописи» ¹⁵. В другом месте Данилович называет язык, на котором написана упомянутая выше фраза о князе Рынгольте, русско-литовским провинциальным наречием ¹⁶. Если принять положение, что существовало русско-литовское наречие, да еще провинциальное, то следует говорить и о наличии русско-литовского языка. Но дело не закан-

------------------------

¹³ Там же, с. 96.

¹⁴ Danilowicz I. Wiadomosc o wlasciwych litewskich latopisach.- In: Stryjkowski M., Op. cit., сz. 1, 5. 38–39.

¹⁵ Ibid., 5. 38.

¹⁶ Данилович И. Указ, соч., с. 97.

чивается и на этом. Обращаясь к той же фразе еще раз, Данилович сообщил, что литовские летописцы употребляли для своих произведений «литовский диалект», каким русские никогда не писали ¹⁷. Здесь Данилович хотел подчеркнуть, что русские летописи (московские, новгородские и др.) писались иным языком, чем «литовские»; вместе с тем он говорит уже не об акценте и не о провинциальном наречии, а о диалекте, притом не русском, а литовском. Подчеркивая слово «литовский», Данилович таким образом акцентировал внимание читателей на нем, утверждал, что это не описка, что автор написал именно то, что хотел, что считал верным. Следовательно, соглашаясь со Стрыйковским, что литовские летописи писались на русском языке, Данилович тем не менее утверждает, что они писались и на литовском диалекте и на русско-литовском наречии.