V 17 октября 69, 70

eşaiva rāma sauşuptī sthitir abhyāsayogatah

praudhā satī turyamiti kathitā tattvakovidaih (70/26)

ВАСИШТХА продолжал:

О, Рама, делай, что нужно, но во все времена ум не должен привязываться к действию, мыслям или объекту. Не должен он привязывать и к небесам вверху, или тому, что внизу, или к другим направлениям. Он не должен быть привязан ко внешним отношениям, естественному движению внутренних чувств или к жизненной силе. Ум не должен покоиться в голове, в нёбе, между бровями, на кончике носа или во рту или глазах. Он не должен пребывать во тьме или на свету, или даже в полости сердца. Состояния бодрствования, сна со сновидениями и глубокого сна не должны содержать его, и даже широкое чистое пространство не должно быть его обителью. Беспристрастный к спектру цветов, движению или покою, началу, середине, концу и всему остальному, ум не должен находиться ни на расстоянии, ни вблизи, ни спереди, ни в объектах, ни в «я». Чувственные ощущения, ложное состояние счастья, концепции и результаты восприятия не должны удерживать ум.

Ум должен пребывать в чистом сознании как чистое сознание с легким движением мысли, направленным вовне, будто осознавая высшую тщетность объектов мира. Когда все привязанности разорваны таким путем, джива становится не-дживой: что после этого происходит, то и происходит – хоть действие, хоть бездействие. В таком состоянии непривязанности джива не связана с плодами действия. Или, оставив даже состояние незначительного осознания объектов, пусть джива остается в высшей умиротворенности.

Такая освобожденная личность, то ли она предстает перед другими как активная, то ли нет, навсегда избавлена от страдания и страха. Все люди ее любят и поклоняются ей. Даже если в глазах окружающих такая личность кажется взволнованной, внутри она укоренилась в мудрости. Ее сознание навсегда утратило окраску счастья и несчастья. Ее не привлекает роскошь мира. Обретя знание о «я», она как бы живет в непрерывном размышлении; и потому она не привязана ни к чему во вселенной. Возвысившись над парами противоположностей, она кажется погруженной в глубокий сон даже в состоянии бодрствования.

Это состояние, при котором ум освобождается от характерного движения мысли, и при котором есть только ощущение счастья, известно как «глубокий сон во время бодрствования». Тот, кто пребывает в нем, живет спонтанной жизнью, не имея каких бы то ни было умственных расстройств или подавленности, ему всё равно – коротка или длинна жизнь. Когда это самое состояние «глубокого сна во время бодрствования» становится зрелым, оно называется turīya, или четвертым состоянием. Упрочившись в нем, мудрый человек воспринимает вселенную, будто космическую площадку для игр, а жизнь в ней, как космический танец. Полностью освободившись от печали и страха и от заблуждения относительно проявленности мира, тот, кто упрочился в turīya, более не совершает ошибок. Он вечно пребывает в блаженстве. Он возносится даже над ним к великому невыразимому состоянию высшего блаженства. Это считается состоянием, которое выше даже turīya – непостижимым и неописуемым.