Игра как смысложизненный ориентир современности

Повседневность во все века была важным компонентом человеческой жизни, но религиозный, а потом научный романтизм позволял людям рассматривать себя в контексте реальных бесконечности и вечности. В рамках же господства культуры повседневности над остальными структурами человеческих представлений о жизни, когда вечность и бесконечность оборачиваются бессодержательными символами и почти не приходят на ум, начинается поиск контекста более широкого, чем локальный и довольно небольшой жизненный мир. И начинается творчество этого контекста, ведущего к тому, что из всех форм и способов активности доминирующей становится именно игра.

Голландский историк и философ Й.Хейзинга диагностировал культуру как преимущественно игру в своей широко известной работе «Homo ludens» в 30-х гг. XX века. Он описал игру следующим образом: «Игру можно определить как свободное действие, осознанно вымышленное и выходящее за пределы повседневной жизни, однако способное полностью увлечь играющего; действие, лишенное какой бы то ни было материальной заинтересованности и целесообразности, которое совершается в определенном очерченном времени и пространстве, протекает в соответствии с принятыми правилами и вызывает к жизни взаимоотношение групп, охотно окружающих себя тайной или подчеркивающих благодаря переодеванию свою особость в обычном мире повседневности» (7).

Человечество всегда играло, игровая сторона действительно присуща культуре и характеризует даже Средневековье с явно выраженным и насыщенным представлением о Высшем[4]. Но игра категорически антиутилитарна и указывает на пребывание человека в культуре именно повседневности и попытку выхода из нее, создавая новые, неповседневные смыслы (1. – С. 244-245; 6. – С.293-294). Игра абсолютизирует культурную сторону общественной жизни, превращает культуру в набор знаков и символов, а деятельность - в операции со знаками и символами, не имеющие за пределами игры никакого значения.

Вероятно, игра появляется вместе с человеком и его разумом, со способностью воспринимать и представлять реальность как набор знаков. Она представляет собою символическую модель социальных коммуникаций с одной стороны между людьми, и с другой стороны между ними и внесоциальной реальностью. Символические коммуникации включают в себя символы, репрезентирующие предметы реальности и действия с ними.

При этом символ становится посредником между человеком, воспринимающим себя обособленно от внешней реальности, и самой реальностью. Как следствие, значение символа для людей и общества, на ранних этапах становления рациональности еще содержащее элементы реальности и указывающее на нее, позднее становится интенциональным полаганием в реальность человеческой субъективности. С этого момента символ оказывается продуктом и элементом исключительно одной культуры, а значит, и продуктом человеческого творчества. Игра становится такой моделью коммуникаций, какая создается культурой, а ее символика превращается в симулякры. В ней возрастает значение служебных символов (барабан шамана, ритуальное облачение священника, обряд, городской праздник и т.д.). Служебные символы становятся самоценными и с этого момента символическое действие приобретает все признаки игры. Чтобы стать полноценной игрой, ей еще недостает осознания ее необязательности и понимания ее исключительно субъективного происхождения.

XX век можно считать ее веком: спортивные игры, политические, военные, деловые. Отчаянное желание многих людей принять участие в телевизионных играх, совсем не от жажды покрасоваться на экране или обогатиться.

Конечно, в эпоху всеобщей утилитарность последнее нельзя сбрасывать со счет, но главное - не в полезности, а в том, что игра - предельное выражение новоевропейской свободы, буквальное воплощение представлений Сартра о максимальной свободе как о пустоте. Человек в игре окончательно укореняется в культуре и отделяет себя от собственной духовной и биологической природы, теперь культура для него становится единственной средой обитания и тем сверхиндивидуальным контекстом, какой придает жизни смысл.