Основы компьютерного проектирования 14 страница

Тут мне стал резать слух взрыв громкой музыки. Кто-то в одном из домов включил гигантскую уличную стерео систему. Я слышала гневные аккорды гитары и громкую электронику на заднем плане, а хриплый солист кричал об ущербе, насилии и спасении себя.

На пути нам попался гигантский квадратный дом в стиле шестидесятых, как я предположила, а затем величественный белый особняк с высокими окнами, выходящими на океан. По контуру затейливого ландшафтного газона стояли греческие статуи, и что-то в них казалось… знакомым.

Потому что это был дом Ноя. Я чуть не признала его отсюда; я всегда смотрела на него изнутри, а не снаружи.

Но признаки того, что мы останавливались, отсутствовали. Видимо, направлялись мы не сюда. Интересно.

Вскоре дома уступили лесу. Высокий баньян накренился от своих корней, окрашенный испанским мхом, окунающимся в воду. Заходящее солнце отражалось на поверхности, бросая тени на дерево. Пальмы по обеим сторонам от нас наклонялись и качались, отяжелевшие от кокосов. Затем лес стал менее густым. Справа стояла пальма с отрезанной верхушкой, как высокий пенек, рассекающий воздух.

А затем, наконец, я увидела, куда мы направлялись. Перед нами возник маленький остров — нам уже попадались такие по дороге, но я чувствовала, что на этом меня ждал Ной.

Мы подплыли к узкому причалу, выходящему в океан. Команда бросила якорь, и Рон помог мне спуститься, но не присоединился ко мне на суше. Он просто кивнул на конец небольшого пирса, и я направилась к нему.

Ветер растрепал мне волосы, свободно лежащие темными волнами на моих обнаженных плечах. Древесина под моими ногами была гладкой, изношенная от ветра и воды. Я приподняла подол платья — просто умру от стыда, если споткнусь — и стала гадать, куда мне идти.

Долго раздумывать не пришлось; в конце причала в землю были воткнуты маленькие факелы, и их пламя указывало мне дорогу. Я следовала за ними по пляжу, пока, наконец, не увидела его.

Было трудно оценить красоту и тишину этого острова, когда там стоял Ной, выглядевший безумно сексуально в смокинге: высокий, стройный и великолепный. Подол платья рухнул на землю вместе с моим подбородком, головой и всем остальным.

— Ты здесь, — сказал он.

Звук его голоса, его облик лишили меня дара речи.

Ной грациозно пересек пляж и наклонил голову, чтобы встретиться со мной взглядом.

— Мара?

Все еще лишена дара речи.

Парень ухмыльнулся, и я чуть не превратилась в лужицу у его ног.

— Мне стоит волноваться?

Мне удалось покачать головой.

Он сделал небольшой шаг назад и окинул меня оценивающим взглядом. Я почувствовала, как его глаза осматривают мое тело.

— Пойдет.

Я расплылась в улыбке.

— То же могу сказать о тебе, — хрипло вставила я.

— Ты упомянула о смокинге в своей фантазии, так что…

— Вообще-то, — выдавила я. — Это ты упомянул смокинг в своей фантазии.

Поскольку я была слишком ограниченной, чтобы представить, как он будет в нем выглядеть. Меня восхищало наплевательское отношение парня к своему гардеробу из изношенных футболок и рваных джинсов, но это… у меня нет слов.

— Хм-м, — задумчиво протянул он. — Наверное, ты права.

Моя улыбка стала шире.

— Я точно права.

— Ну, — он оглянулся на причал. — Если ты предпочитаешь вернуться домой…

Я яростно замотала головой.

— Так тебя все устраивает?

Более чем. Я кивнула.

— Отлично. Оливер будет доволен.

— Оливер?

— Портной, чьими услугами я редко пользуюсь. Он был счастлив, когда я позвонил, хоть ему и пришлось отложить все работу, чтобы сшить костюм за две недели.

— Звучит дорого.

— Пять тысяч, но за выражение на твоем лице я готов заплатить и десять. Пойдем?

Я проследила за его рукой, указывающей на пляж. Чуть дальше на белом песке лежал плед, окруженный факелами. Между двумя деревьями была обмотана яркая ткань.

Парень прошел к океану и стал на краю, где волны омывали песок. Я последовала за ним, пытаясь не намочить платье. Солнце зашло за горизонт, и серые облака гнались друг за другом по чернильному, перфорированному небу.

— Вот, что я должен был подарить тебе на день рождения, — сказал он ласковым голосом, но с нотками чего-то, что я не могла определить. Затем он повернулся ко мне, опуская взгляд на мою шею, на украшение. — И это тоже.

Он провел пальцем по моей коже, поддевая колье.

— И это, — он остановился на моем подбородке, поднимая его вверх. Его большой палец прошелся по контуру моих губ, и прекрасное, идеальное лицо парня наклонилось к моему.

— И это, — его губы были в сантиметре от моих.

Он собирался поцеловать меня.

Довериться мне.

Где-то между лодкой, платьем, пляжем и небом я забыла, что натворила. Но теперь крики о моем предательстве гулко отдавались у меня в голове; если не скажу ему сейчас, то уже никогда этого не сделаю. Ложь делает нас другими людьми, но с Ноем я хотела быть собой.

Слова обжигали мне горло.

— Я…

Ной слегка отодвинулся при звуке моего голоса. Его глаза вглядывались в мои.

— Не надо, — сказал он, прижимая палец к моим губам. — Что бы там ни было, не говори этого.

Но я не послушалась.

— Я прочитала его. — Это предложение лишило меня воздуха. Ной убрал руку.

Знаете, люди лгут. Просить прощения ничуть не легче. Ничуть.

— Прости, — начала я. — Я не…

— Да, хотела, — сказал Ной ледяным голосом. Он посмотрел на океан. Отвернулся от меня.

— Я просто думала…

— Нам обязательно это делать?

— Что? — тихо спросила я.

— Это. — Слово было пропитано кислотой. — Ты сказала мне написать, что я вижу. Я так и сделал. Затем ты прочитала все без спросу. Ладно. — Он безразлично пожал плечами. — Думаю, часть меня хотела, чтобы ты это увидела, иначе я не оставил бы блокнот у тебя дома. Что сделано, то сделано. Конец. — Он уставился во тьму. — Это не имеет значения.

— Имеет.

Ной повернулся ко мне с грацией хищника.

— Хорошо, Мара. — Из его уст, мое имя прозвучало очень резко. — Хочешь услышать, как я впервые узнал о своих способностях? О том дне, когда мне сказали, что мы снова переезжаем в очередной жалкий дом, и сделал это папин секретарь, потому что у него не было времени, чтобы сказать мне лично? О том, как я ничего не чувствовал и не находил сил, чтобы продолжать свое существование? Что я сделан из пустоты, раз внутри меня такая зияющая дыра, что боль от пореза единственное, что заставляло меня чувствовать, что я вообще существую? — Его голос ничего не выражал. — Хочешь услышать, что мне это понравилось? Что я хотел большего? Или что на следующий день, когда я проснулся, то не обнаружил ни следа от пореза, ни намека на шрам, и все, что я чувствовал, это сокрушающее разочарование?

Наступила тишина, прерывающаяся лишь шумом обманчиво спокойных волн и моим дыханием, прежде чем он нарушил ее вновь:

— Тогда это стало игрой: понять, могу ли я причинить себе хоть какой-нибудь вред. Я испробовал все методы, которые только можно представить, — сказал он, выделяя слово «все», чтобы я наверняка поняла, что он имел в виду. — Без всяких последствий. Я хотел забыться, но не мог. Я гонюсь за забвением, которое никогда не найду. — А затем он улыбнулся: мрачной, сокрушенной, пустой улыбкой. — Достаточно услышала?

Он был пугающе безразличным, но я его не боялась. Я сделала шаг на встречу, мой голос был тихий, но уверенный:

— Это не важно.

— Что именно? — спросил он без всякой интонации.

— Что ты делал раньше.

— Я не изменился, Мара.

Я посмотрела на него, на его выражение. «Я все еще хочу забыться», твердило оно. И я начала понимать. Ной жаждал опасности, потому что никогда не подвергался ей; он был легкомысленным, потому что не верил, что с ним может что-то случиться. Но он этого хотел. Ной не боялся меня — не только потому, что верил, что я не смогу ему навредить, а потому, что даже если я это сделаю, он будет только рад.

Он продолжал гнаться за забвением. И он нашел его во мне.

— Ты хочешь, чтобы я причинила тебе боль. — Прошептала я.

Парень сделал шаг ко мне.

— Ты не можешь.

— Я могу убить тебя. — Сказала я стальным голосом.

Еще один шаг. Он бросал мне вызов.

— Попытайся.

Вот он стоял передо мной, в изысканной одежде, с безупречными чертами лица, и все еще выглядел как самодовольный принц. Но теперь я впервые заметила, что его корона была в трещинах.

Воздух вокруг нас наэлектризовался. Мы стояли друг напротив друга: целитель и разрушитель, день и ночь. Мы зашли в тупик. Никто не двигался.

И тут я поняла, что Ной никогда не двинется с места. Он никогда не отступит, потому что не жаждет победы.

А я его не потеряю. Единственное, что я могла сделать, это отказаться от игры.

— Я не стану тем, чего ты хочешь, — тихо сказала я.

— И что это, по-твоему?

— Твоим орудием саморазрушения.

Ной замер.

— Думаешь, я хочу тебя использовать?!

— А разве нет?

— Нет, Мара. — Он медленно вдохнул. Мое имя из его уст прозвучало как ласка. — Нет, я никогда этого не хотел.

— Тогда чего ты хочешь?

— Я хочу… — Он умолк и провел рукой по волосам. — Не важно, чего я хочу. — Его голос стал тише. — Чего ты хочешь?

— Тебя. — Всегда тебя.

— Я твой, — он встретился со мной взглядом. — Ты поселилась во мне. — Лицо парня было каменным, но срывающиеся с его губ слова были больше похожи на мольбу. — Хочешь знать, чего я хочу? Чтобы ты хотела меня первой. Подталкивала меня первой. Целовала меня первой. Не осторожничай со мной. Потому что я не буду осторожничать с тобой.

Мое сердцебиение ускорилось.

— Ты не можешь мне навредить, что бы ты там ни думала. Но если бы могла? Я бы предпочел умереть с твоим привкусом на языке, чем жить, никогда тебя не касаясь. Я влюблен в тебя, Мара. Я люблю тебя. Что бы ты ни делала.

У меня перехватило дыхание. Что бы я ни делала. Это было обещание, и я не знала, сможем ли мы его сдержать.

— Нам всего семнадцать, — тихо вставила я.

— Плевать. — В его голосе слышался вызов. — Даже если бы я жил тысячу лет, все эти годы я бы принадлежал тебе. Будь у меня возможность прожить тысячу жизней, я бы хотел сделать тебя моей в каждой из них.

Ной знал, кем я была и что делала, но я все равно была желанна. Он видел меня. Всю. Со слезшей кожей, с нагим сердцем. Ради него я вывернулась наружу и стояла с дрожью в теле.

— Все, чего я хочу, это тебя, — сказал он. — Ты не обязана выбирать меня сейчас или в будущем, но когда ты сделаешь выбор, я хочу, чтобы ты была свободна.

Что-то внутри меня зашевелилось.

— Ты сильнее, чем кажется. Не позволяй страхам взять над собой верх. Овладей собой.

Я обдумывала его слова. «Овладей собой». Будто это легко. Будто я могла убежать от горя и вины, и оставить страх позади.

Я хотела, очень хотела.

— Поцелуй меня, — прошептала я.

Ной провел пальцем по моему голому позвоночнику. Меня бросило в жар.

— Не могу. Не так.

Ной начал эту гонку, и я стояла перед ним, ожидая, когда меня поймают. Он мог взять меня, но отказывался двигаться.

Лишь теперь я поняла причину.

Он хотел быть пойманным. Он ждал, пока я кинусь за ним.

Я схватила парня за рубашку и потянула к себе. На себя. Мои руки сжались в кулаки, а его — вокруг моих ребер; они вздымались и опускались с каждым моим вздохом, но не двигались. В отличие от моих. Мои пальцы прокрались под его рубашку; дыхание парня участилось, когда я коснулась его бледно-золотой кожи. Они исследовали все его мышцы и сухожилия: твердые и теплые под моими ладонями. Я пыталась дотянуться до его губ своими, но Ной был слишком высоким и нагибаться отказывался.

Так что я попятилась назад в песок, и потянула его за собой. Подол моего платья коснулся воды, но в этот момент мне было плевать. Земля расступилась под моим телом, а Ной навис надо мной, ставя колено между моих ног, разжигая мой огонь. Его рука скользнула по моей спине, а его губы — по моей шее, лаская ключицы и мочки ушей. Мои руки сомкнулись вокруг его шеи, сжимая в кулаках волосы парня. Мое сердцебиение было бешеным. А его — спокойным.

Тут я скользнула по нему. Над ним. Теперь его ребра оказались под моими ладонями. Его талия была между моих ног. Я тяжело дышала, чувствуя себя безрассудно. Ной наблюдал за мной, и не знай я его лучше, то подумала бы, что в данной ситуации не было ничего необычного. Но я знала его, и хоть парень был неподвижен, смотрел он на меня уже по-другому.

Я положила руки на его грудь. Сердце Ноя забилось быстрее. Он терял контроль.

«Погоня».

Я наклонилась ближе, опуская руки по его животу и выгибая спину. Поцеловала его шею, и услышала, как он резко втянул воздух.

Я улыбнулась и стала ласкать губами его подбородок, горло, доходя до той точки, где грубая кожа стала мягкой. Мои ладони плавно перешли к его талии, и он приподнял мое платье, обжигая голую кожу своими прикосновениями, лишая меня воздуха. Вызывая во мне жажду. Я сильнее вжалась в него, согнувшись пополам. Мое тело напряглось как тетива. Его губы были в миллиметре от моих.

— Черт, — пробормотал он у моего лица. От этих слов по моему позвоночнику прошел разряд. Он затерялся в моих венах и протанцевал по каждому нерву.

А затем я коснулась его губ своими.

Я знала, что Ной молился на Чарли Паркера, и что у него зеленая зубная щетка. Что его не волновало, если он неправильно застегнул рубашку, но его кровать всегда была тщательно убрана. Что во сне он сжимался в калачик и что его глаза были цвета тучи перед бурей. Что у него не было проблем с поеданием мяса, но он всегда выходил из комнаты, если животные начинали убивать друг друга по каналу «Дискавери». Я знала сотню мелочей о Ное Шоу, но когда он целовал меня, я не могла вспомнить собственное имя.

Мне недоставало его. Я была жадным созданием — пропитанная чувствами и лишенная воздуха. Я чувствовала притяжение, яростное и страстное, и часть меня была напугана, но другая часть — живущая в глубине, в темноте, в низах — выдохнула «да».

Ной шептал мое имя как молитву, и я чувствовала себя свободной.

Я сняла куртку с его плеч. Прочь. За секунду расстегнула пуговицы его рубашки, развязала галстук на его шее. Его кожа горела под моими пальцами, исследующими стройные мышцы под ними по собственной воле. Его живот, его грудь. Две тонкие серебряные полоски на шее…

Мой разум взорвался цветами. Зеленым, красным и голубым. Деревья, кровь и небо. Песок и океан исчезли; их сменили джунгли и облака. Послышался теплый и знакомый голос, но он был слишком далеко.

«Мара».

От этого слова мои легкие наполнились воздухом, и я вдохнула соль и сандаловое дерево. Вдруг я почувствовала сильное давление в области бедер, и меня метнуло в сторону. Вниз. Серые глаза приковали меня к земле, а небо над нами снова изменилось; голубое окрасилось в черное, звезды прогнали тучи. Надо мной навис запыхавшийся Ной, его зрачки расширились. Он посмотрел на меня.

Как-то иначе.

Мои мысли смешивались, и говорить удавалось с трудом:

— Что? — выдавила я.

Глаза Ноя были прикрыты, но под ними бушевал настоящий шторм.

— Ты… — начал он, затем остановился. — Я почувствовал…

— Что? — снова спросила я, на этот раз громче.

— Я верю тебе.

Я сразу поняла, что он имел в виду, и моя кожа загорелась.

— Я сделала тебе больно? — спешно спросила я. — Ты в порядке?

Уголки его губ приподнялись.

— Я все еще здесь.

— Что произошло?

Он обдумывал следующие слова:

— Ты зазвучала как-то по-другому, — протянул парень. — Я прислушивался к изменениям, но не понял, что они значили; никогда не слышал, чтобы ты так звучала. Я позвал тебя, но ты не ответила. Так что мы остановились.

Я тоже не знала, что это значило, да и плевать мне было на это.

— Я навредила тебе? — снова спросила я; вот это меня по-настоящему волновало. Я хотела знать.

Ной помог мне подняться. Его глаза и следующие слова были ласковыми:

— Я все еще здесь. — Он переплелся со мной пальцами. — Пошли домой.

Парень повел меня вдоль берега, глядя вперед, не на меня. Я изучала его вблизи, все еще неуверенная, что он в порядке.

Когда я приплыла на пляж, Ной был безупречен. Теперь его галстук был развязан, рукава расстегнуты, песок и море испортили его костюм за пять тысяч, а волосы были взъерошены моими же руками. Серо-сапфировые глаза Ноя горели, а бархатные губы припухли от поцелуя.

Этого парня я любила. Немного растрепанного. Немного сломленного. Прекрасное несчастье.

Прямо как я.

Казалось, что вес всего мира сняли с моих плеч после этого поцелуя.

Он не был осторожным, как остальные. А страстным и диким. Невероятным.

И Ной все еще был здесь.

По дороге на причал на моем лице светилась довольная улыбка; я не могла перестать улыбаться и даже не пыталась. Когда мы переоделись в повседневную одежду и я вернула ему мамино украшение, чтобы не потерять, мы пришли к следующему: я была права. Что-то менялось во мне, когда мы целовались.

Но Ной тоже был прав. Я не навредила ему, как думала.

Я не знала, было ли это потому, что в этот раз он прислушивался ко мне, к моим изменениям, или я действительно не могла причинить ему вред. Естественно, я была счастлива, что он остался цел. Чуть не потеряла голову от радости. Но моя уверенность в правдивости воспоминания слегка покачнулась — я не могла не подумать, что все это было плодом моего воображения или сном. Или тот поцелуй в кровати был галлюцинацией. Я рассказала Ною о своей версии, но он взял меня за руки и посмотрел прямо в глаза, а затем попросил доверять себе и своим инстинктам. Я пыталась выбить из него больше информации, но тут он снова меня поцеловал.

Я могла провести остаток своей жизни за поцелуями с ним.

Оставшиеся выходные я летала. Мы ответили на один вопрос из тысячи, но ответ был положительным. Хотелось верить, что после всего, через что мне пришлось пройти, я это заслужила.

Ной тоже поменялся. Он сказал, что купил все записи с карнавала, чтобы так или иначе увидеть, как и кем была подкуплена Рослин Ферретти. Он также хотел слетать в Провиденс и попытаться найти то, что не смог его детектив, и самостоятельно накопать информацию на Джуда. Я с радостью отпустила его. С тех пор, как Джон начал следить за домом, у нас не было никаких инцидентов, и мне больше не нужно было, чтобы Ной охранял меня каждую секунду. Слова той шарлатанки-гадалки уже не имели на меня такое влияние; я знала, что не могу ему навредить. Я не боялась.

Чувствовала себя освобожденной.

Руки Ноя задержались на моей талии, когда он целовал меня на прощание в воскресение, и я улыбнулась при виде двух амулетов вокруг его шеи. Мне нравилось, что он носил мой за меня.

Мое хорошее настроение ни для кого не было секретом, включая родителей.

— Мы очень тобой гордимся, Мара, — сказал папа на пути в «Горизонт» утром понедельника. — Мы с твоей мамой обсуждали новую духовную практику «Горизонта» на этой неделе и решили, что если ты не захочешь ехать, мы тебе разрешим.

Духовная практика «Горизонта»; оценивание моего состояния, на которое я подписалась, чтобы увидеть, какое лечение мне больше подойдет: амбулаторное или стационарное. Я забыла об этом, но, наверное, теперь это не имело значения, так как идти необязательно.

Я была удивлена, но очень рада этой новости.

— А с чего вдруг?

Папа покачал головой.

— Мы никогда не хотели, чтобы ты жила где-то в другом месте. Нам нравится, что ты дома, малышка. Мы просто хотим, чтобы ты была целой и здоровой.

Хорошая цель. Я не против.

Беда в том, что счастье никогда не длится долго.

Когда я зашла в «Горизонт», то тут же получила бумажку, оказавшейся тестовой работой. Судя по вопросам, тест на определение социопата. Правильные ответы были очевидными — как и во всех подобных тестах — потому я отвечала не глядя, чувствуя легкий дискомфорт от того, что мои реальные ответы были не особо добрыми.

Как часто вы врете и манипулируете людьми, если это соответствует вашим потребностям или помогает добиться желаемого?

А) Иногда

Б) Редко

В) Часто

Г) Никогда

Часто. Я обвела «Редко».

Чувствуете ли вы, что правила общества на вас не распространяются, и станете ли вы их нарушать, чтобы преуспеть в своей цели?

Иногда. Я выбираю «Никогда».

Легко ли вы находите выход из проблемы и чувствуете ли при этом вину?

Часто. «Редко».

Убивали ли вы животных в прошлом?

Иногда, с ужасом подумала я. «Никогда».

И тому подобное, но я старалась не дать этому тесту испортить себе настроение. Когда я пришла на терапию, то умудрилась сохранить свой «золотой пузырек счастья» еще на некоторое время, хоть на меня и давило общее недовольство окружающих людей. Я сцепила зубы, чтобы подавить ухмылку, и убедилась, что мой внутренний монолог таким и останется; мне не хотелось лишиться шанса на избавление от стационарного лечения.

Джейми выглядел так, будто сегодняшние разговоры о наших чувствах не давались ему легко, слушая стандартные нарциссические обличения Адама. Когда объявили перерыв на ланч, я подошла к нему.

— Ненавижу этого парня, — сказала я, хватая печенье.

— Ага, — вот и все, что мне удалось выдавить из него; совсем не в его стиле. Он налил стакан воды и очень медленно его выпил.

Я села на диван рядом.

— Кто умер?

На его лбу проступил тонкий слой пота, который он вытер рукавом.

— Анна Гринли.

— Погоди… Анна из Кройдена?

— Именно она.

Я уставилась на парня, ожидая, когда он скажет, что пошутил. Но нет.

— Серьезно? — тихо спросила я.

— Не справилась с управлением машины. Она была пьяна.

— Я… — я не знала, что сказать. Когда кто-то теряет любимого человека, ты выражаешь сочувствие. А когда кого-то, кого ты ненавидел?

— Ага, — сказал Джейми, хоть я так ничего и не выдавила из себя. Выглядел он плохо.

— Ты в порядке? — ласково поинтересовалась я.

Он пожал плечами.

— У меня расстройство желудка. Не подходи близко.

— Ну вот, ты все испортил, — с напускной беспечностью сказала я. — А я уж хотела совратить тебя в кладовой.

На губах друга появилась безрадостная улыбка.

— Мы слишком жалкие для чертового любовного треугольника.

Вот это мой Джейми.

После минуты тишины, он сказал:

— Ты часто слышишь в новостях о детях, над которыми так издевались, что они решились на самоубийство?

Да.

— Люди говорят, что дети злые. «Ох уже эти детские шалости». Подразумевая, что однажды ребенок вырастет и прекратит свои издевки. — Его челюсть напряглась. Парень смотрел вдаль, не фокусируясь ни на чем. — Я не согласен. Мне кажется, ребенок-хулиган и вырастет хулиганом. И меня бесит, что я должен быть грустным, потому что одним из них стало меньше. Анна была… социальным террористом, — он уставился в пол. — И Эйден тоже. — Его ноздри раздулись. — Я провел с ними в этом отстойнике семь лет, и в нем было много… не важно. Скажем так, мое избиение и несправедливое исключение из школы было не худшим вариантом. — На его лице что-то промелькнуло, но он промолчал.

Я попыталась поймать его взгляд.

— Какое веселье от страданий, если ты все держишь в себе?

— Золотые слова, — но глаз он не поднял. — Родители спрашивали, хочу ли я перейти в другую школу, но… — он отмахнулся, — знаешь, это не имеет значения. Всегда есть двойка, тройка или пятерка таких, как они, а я всегда был низеньким ботаном, всегда в меньшинстве — этого достаточно, чтобы стать объектом издевок. — Он выдохнул через нос. — Но, знаешь какая настоящая причина, почему они меня так не любили? Я никогда не хотел быть одним из них. Это беспокоит хулиганов больше всего.

Джейми смотрел на почти пустой стакан в своем кулаке, сжимая его все крепче.

— Естественно, ты не можешь говорить этого вслух, не то люди схватятся за сердце и начнут называть тебя чудовищем.

Я подумала о своих лживых ответах в утреннем тесте и пихнула плечом своего друга.

— Не я. Мы сегодня проходили тест на социопата. У меня лишь три из десяти отрицательных ответов.

— Ого, это много. — Джейми слабо улыбнулся, отчего его ямочки углубились. — Уверен, у нее было несколько хороших качеств, и ее семья вместе с друзьями-психопатами будут очень по ней скучать. И если бы она была сейчас на моем месте, наверняка в ее речи я бы выступал Мавром, охотившимся на всех белых телочек. — Он пожал плечами. — Я просто не могу найти в себе силы, чтобы изобразить грустный вид. Да и не хочу. Она бы не хотела моей жалости, даже если бы я ее испытывал. Понимаешь?

— Да, — и это было правдой.

Джейми посмотрел на стенку перед нами, на глупый мотивирующий плакат с орлом, летящим над водой и триумфально сжимающим рыбу в когтях.

— Немного мрачновато для милашки Джейми?

— Нет.

— Нет?

— Я поняла, какой ты, еще когда ты рассказал о своей любви к эболе, — объяснила я. — Да и милашкой тебя трудно назвать.

Он слегка наклонил голову и улыбнулся. Затем встал.

— Меня сейчас вырвет. Приятного аппетита.

Джейми ушел, а я осталась на месте, тоже чувствуя подступающую тошноту.

Его слова пробудили что-то во мне, и в голове закрутились образы трупов.

Моралес. Убила бы я ее за издевательства, если бы знала, что делаю? Нет. Но грустила ли я по ней?

Жестокий и честный ответ был отрицательным. Мне было жаль, что я ее убила, но мысли о ней меня не преследовали.

И хозяин Мейбл. Будь он жив, она была бы мертва. Или страдала бы, с рваными ранами на шее, зараженными личинками; ее тело поглощало бы само себя, пока она медленно умирала в страданиях. Но теперь, когда он мертв? Она была отъевшаяся, испорченная лаской, счастливая и любимая. Ее жизнь того стоила.

А еще, конечно, был Джуд. Он щемил меня. Насиловал. И мучил, оказавшись вполне живым.

Я не жалела о попытке убить его. Лишь о том, что он выжил. Я убила бы его снова, представься мне такой шанс.

Джейми отправили домой пораньше после того, как один из консультантов нашел его в уборной. Мне так не повезло. За обедом я сидела со Стеллой, пощипывавшей свой сэндвич. Я понюхала еду; печенья с ланча отсырели, но блюда в столовой были довольно соблазнительными.

Тут Фиби села напротив нас и стала прожигать меня взглядом. Она что-то писала в своем дневнике, грызя ногти и складывая их в кучку на столе.

Аппетита как не бывало.

— Это отвратительно, Фиби.

— Это для куклы-вуду, — ответила она, расплываясь в улыбке. — Она похожа на тебя.

На такое нельзя ответить. Просто нечего.

На лице девушки появилось странное выражение, и она наклонилась.

— Дай мне свои волосы.

Стелла резко встала и оттащила меня от стола.

— Я все расскажу своему парню! — крикнула нам вслед Фиби.

Эта ситуация была такой безумной, что даже веселила меня. Так я и сказала Стелле, когда она отпустила мою руку. Тут я заметила синяк под ее рукавом, напоминающий цветом нефтяное пятно.

— Ты в порядке? — спросила я, глядя на него. Она опустила рукав и встретилась со мной взглядом, ее лицо превратилось в маску.

— Не обращай внимания. А ты в порядке? — Должно быть, вид у меня был недоуменный, поскольку она кивнула на стол. — Я про Фиби…

— О… Я уже привыкла к ее странностям. — Я пожала плечами.

Стелла поначалу не ответила, но потом:

— Она накаляла обстановку.

— Ну, Фиби определенно не в числе приятных мне людей.

— Будь осторожна, ладно? — девушка посмотрела мне прямо в глаза.

Я только собралась спросить, что она имела в виду, как за нами появилась доктор Кэллс и позвала меня.

— Мара. Тебя-то я и искала. — Она перевела взгляд с меня на Стеллу. — Ты не занята?

Девушка помахала мне и ушла. Черт.

— Нет. — А жаль.

— Можешь зайти ко мне в офис на секунду?

Давайте покончим с этим.

— Я хотела поговорить с тобой, — сказала женщина с доброй улыбкой. — Как твои дела? — Она опустилась на стул.

— Отлично. — Больше я ничего не сказала. Мне был знаком этот психологический трюк: тот, кто заговорит первым, проигрывает. В этой игре я была экспертом.

Мне захотелось зевнуть, и как бы я ни пыталась подавить желание, биология взяла верх.

— Ты хорошо спишь? — спросила доктор.

— Нормально. — Это была правда. Уже два дня подряд я просыпалась в собственной постели. Я считала это победой.

Женщина изучила мое лицо.

— Выглядишь усталой.

Я пожала плечами и промолчала.

— И похудевшей. Ты на диете?

Я покачала головой.

— Может, тебе трудно привыкнуть к новому режиму? Я могу помочь тебе отдохнуть.

Мне хотелось откинуть голову назад и застонать.

— Я и так уже принимаю кучу таблеток.

— Ты нуждаешься в здоровом сне.

— Что, если у меня возникнет привыкание? — с вызовом спросила я.

Не сработало.

— Таблетки, которые я тебе прописала, не вызывают зависимости, так что не волнуйся. Кстати, как тебе твои медикаменты?