Глава II. Известное, принятое в греческой церкви “Право­славное исповедание веры”, составленное митр

ЕРЕТИЧНОСТЬ СИМВОЛИЧЕСКИХ КНИГ

Известное, принятое в греческой церкви “Право­славное исповедание веры”, составленное митр. Пет­ром Могилою и “назначенное в руководство для пра­вославных западно-русской церкви, носит следы ла­тинского влияния ”.В чем сказалось это влияние — в последнее время выяснено молодым богословом господствующей церкви иеромонахом Тарасием. Лю­бопытно, что его исследование о великороссийском и малороссийском богословии было дано в качестве бес­платного приложения к журналу “Миссионерское Обозрение”. Очевидно, руководители этого журнала вполне разделяют взгляды и выводы автора книги “Великороссийское и малороссийское богословие XVI и XVII вв.”, иначе они не преподнесли бы это прило­жение своим подписчикам или, в крайнем случае, снабдили бы его своими критическими замечаниями.

“По “Православному исповеданию”, — излагает иеромонах Тарасий, — Христос является как жрец кровавого культа, как царь, управляющий силою внешнего могущества и, наконец, как пророк-учитель, чуждый и сторонящийся всякой принудительной власти и действующий единственно на свободную че­ловеческую совесть. Заметим, что такое подразделе­ние встречается не в поэтическом и риторическом произведении, где возможны и даже необходимы не­точности и повторение одного и того же для усиле­ния, а в догматической системе, главная особенность которой — точность и строгая определенность выра­жений. Итак, Христос признается выразителем трех служений: первосвященнического, пророческого и царского; следовательно, все названные формы служения тем самым признаются за нечто самобытное и основное. Рассматривая это учение с точки зрения вселенского предания Христовой Церкви, можно ска­зать, — говорит иеромонах Тарасий, — что оно безус­ловно чуждо мышлению свв. отцов. Мы не находили у них ничего подобного. Если Христос где и называ­ется Царем или Архиереем, то в переносном или ри­торическом смысле или просто повторяются слова св. Писания, где Христос называется так. Но ни в од­ном из разобранных нами памятников святоотечес­кого вселенского богословия не встречается исклю­чительного указания на три названных наименова­ния. Отсутствие подобного учения в строго церков­ных творениях налагает и на самое учение печать некоторой отчужденности от святоотеческого понимания христианства ”.

Один из лучших журналов, издаваемых и редакти­руемых богословами и писателями господствующей церкви, дал в 1909 г. в качестве бесплатного прило­жения к журналу очень ценный по содержанию апо­логетический сборник: “За веру против неверия”. В нем по поводу указанного иеромонахом Тарасием учения в “Православном исповедании” об искупле­нии Христовом говорится: “Этого учения, по отзыву православных богословов, древняя Церковь не знает. Как известно, “католическая” догматика придала делу Христа такой вид. Человек согрешил. За это он осужден праведным гневом Божиим на смерть и проклятие. Чтобы искупить его у сатаны, Бог послал Сына своего и предал Его на крестную смерть. Эта смерть была смертью не человека, а Бога, поэтому она была достаточной и даже избыточествующей жерт­вой за грехи всех людей. Она отвратила от человека гнев Божий, и ради нее был снят с человека первородный грех Адама, проклятие и смерть. За человека внесен выкуп, и за этот выкуп он был избавлен от кары, наказания за грехи. На первый взгляд может показаться, что такое учение близко подходит к уче­нию св. апостола Павла и отеческому учению... В действительности же между тем и другим пропасть великая. Юридическая система католиков должна родить неверие и отрицание. Такое понимание дела Христа (оно зовется юридической теорией искупле­ния) заставляет смотреть на крестную смерть Исуса Христа, как на кровавую плату за людские грехи и, значит, необходимо заставляет понимать христианс­кий догмат искупления в смысле простого выкупа Христом неоплатных Божиих должников. Между тем, такое понимание христианского только с апостоль­ским раскрытием сущности и условий дарованного Христом спасения, но и с элементарными требовани­ями общечеловеческого здравого смысла”. Вот ка­кое учение, по отзывам богословов господствующей церкви, содержится в “Православном исповедании”. Иеромонах Тарасий указывает и на другую непра­вославную мысль в “Православном исповедании”. “Идея об удовлетворении Бога жертвой кровавой, — говорит он, — была столь присуща сознанию автора “Православного исповедания”, что привела его к весь­ма характерной оговорке: на стр. 39 читаем, что Хрис­тос пострадал одной плотию;правда, плоть здесь про­тивополагается Божеству, но ведь Сам Христос гово­рил о страданиях своей души (Мк., 14:34), что не мог­ло быть не известным митрополиту Петру Могиле; но верный тенденции удовлетворения, он всю силу стра­даний Христа полагал в кровавой смерти”.

В учении об иерархии “Православное исповедание” придает ей такое же значение, какое присвоило себе римско-католическое священноначалие. “Оно, — гово­рит о. Тарасий, — в достаточной степени возвышает иерархию, ибо совершителями важнейших священно­действий являются представители священноначалия; легко и удобно сводя всю внутреннюю жизнь церкви на совершение таинств и тем самым выдвигая в деле спасения свое значение, римско-католическая иерар­хия без всякого труда определяет народу пассивное, подчиненное место в общем строе церковной жизни и отказывает ему в живом и деятельном участии”.

По взгляду иеромонаха Тарасия, в “Православном исповедании” не вполне православно и учение о семи таинствах церковных. “Относительно учения о семи таинствах должно сказать, — говорит он, — что мы уже сказали о трех служениях Господа, т.е., что учение, име­ющее своим источником творения еретиков, не может быть живым и действенным. Практика вселенской во­сточной Церкви никогда не следовала узким тенден­циям школьного богословия и за прочими священно­действиями и молитвами признает великую силу”.

Нам нет нужды ни развивать, ни опровергать взгляды и выводы молодого богослова господствую­щей церкви. Мы лишь указываем, что сами богосло­вы господствующей церкви и руководители ее мис­сии убеждают нас, что даже “Православное исповеда­ние”, эта первоначальная основа богословия новообрядческой церкви, не чуждо еретических мыслей и носит печать латинства.

В другом миссионерском журнале, “Православный Путеводитель”, были напечатаны “Письма о русском богословии” П. Никольского, преподавателя воро­нежской духовной семинарии. Автор их также доказывает, что “Православное исповедание” и учебники, составленные в духе этого “исповедания”, заключают в себе закваску католического богословия. “Право­славное исповедание”, — говорит г. Никольский, а с ним, конечно, и руководители “Православного Путе­водителя”, — пользуется великим авторитетом в глазах школьных богословов. В 40-х годах истекше­го столетия оно было введено в семинарский курс в качестве учебного руководства. Мы не говорим уже о том, что многочисленные богословские системы XVII и XIX вв. построены по образцу западных — католических и протестантских... Но ведь на этих учебниках воспитывалось не одно поколение духов­ного юношества, которое, выходя в жизнь и занимая места пастырей, не может освободиться от школьной закваски. Даже такой талант, как митрополит мос­ковский Филарет, не мог освободиться от влияния ка­толического богословия, от его сухости, стремления к системе с неудачными ее подразделениями. А ведь на его катехизисе воспитывалось и воспитывается не одно духовное юношество, а и светское”.

Не менее великим авторитетом пользуется в гос­подствующей церкви и “Послание восточных патри­архов”. Оно так же, как и “Православное исповеда­ние”, легло в основу богословия новой русской церк­ви. По словам известного догматиста митр. Макария, символическое учение “православной церкви” состав­лено на иерусалимском соборе 1672 г. Оно вошло в “Послание патриархов православно-кафолической церкви о православной вере”. “По уверению же та­кого церковного человека, — свидетельствует священ­ник, проф. М. Чельцов, — как покойный проф. А.П. Лопухин, “Послание” это далеко не те же мысли и не то учение содержит в русском переводе, какие оно имеет в греческом подлиннике”. В последнем оно “не везде удержалось на строгой почве православного вероучения и впало в тон латинства”, а именно в уче­нии о евхаристии, о таинстве священства, о каноне книг св. Писания. В русском переводе тщательно сгла­жены все пункты, отзывающиеся латинством. Тем не менее и в таком виде оно, как утверждает редактор “Миссионерского Обозрения” Никита Гринякин, по­добно догматике митр. Макария, “не совсем свободно от замечаний академической критики”.