В) Улучшение догадки методами устранения исключений. Частичные исключения. Стратегическое отступление или безопасная игра

Бета. Я полагаю, сэр, что вы намереваетесь объяснить ваши несколько парадоксальные замечания. Принося вам всяческие извинения за мою нетерпеливость, я все же дол­жен избавиться от их тяжести.

Учитель. Продолжайте.

(Альфа возвращается.)

Бета. Хотя некоторые положения из аргументов Дельты не кажутся мне умными, но я все-таки прихожу к убеждению, что в них есть разумное зерно. Теперь, мне кажется, что ни одно из предположений не является пра­вильным вообще, но только в некоторой ограниченной области, которая не содержит исключений. Я против того, чтобы называть эти исключения «монстрами», или «пато­логическими случаями». По существу это равносильно методологическому требованию не рассматривать их как примеры интересные, имеющие право на самостоя­тельное существование и заслуживающие специального исследования. Но я также против термина «контрапример»; хотя это и дает право принимать их на рав­ной ноге с подтверждающими примерами, но как-то ок­рашивает их в военные цвета, так что некоторые, вроде Гаммы, при их виде приходят в панику и впадают в соб­лазн совсем отказаться от прекрасных и остроумных до­казательств. Нет, они являются только исклю­чениями.

Сигма. Я более чем согласен. Термин «контрапри­мер» имеет агрессивный оттенок и оскорбляет тех, кто нашел доказательство. «Исключение» — это как раз пра­вильное выражение. «Существуют три рода математичес­ких предложений:

1. Те, которые являются всегда справедливыми и для которых нет пи ограничений, ни исключений, например, сумма углов всех плоских треугольников всегда равна двум прямым.

2. Те, которые основаны на некотором ложном прин­ципе и, следовательно, никак не могут быть допущены.

3. Те, которые зависят от правильных принципов, но тем не менее в некоторых случаях допускают ограничения или исключения...»

Эпсилон. Что?

Сигма. «... Не должно смешивать ложные теоремы с теоремами, допускающими некоторые ограничения»[36], Как говорит пословица: исключения подтвер­ждают правило.

Эпсилон (к Каппе). Кто этот путаник? Ему следо­вало бы немного поучиться логике.

Каппа (к Эпсилону). И узнать кое-что об неевкли­довых плоских треугольниках.

Дельта. Хотя мне и трудно, но я должен предска­зать, что в этой дискуссии, вероятно, я и Альфа окажем­ся на одной стороне. Мы оба аргументировали, исходя из той основы, что предложение может быть или ложным или правильным, и расходились лишь в том, будет ли, в частности, правильной или ложной эйлерова теорема. Но Сигма хочет, чтобы мы допустили третью категорию пред­ложений, которые «в принципе» верны, но «в некоторых случаях допускают исключения». Согласиться с мирным сосуществованием теорем и исключений, значит допу­стить в математике хаос и смуту.

Альфа. Согласен.

Эта. Я не хотел мешать блестящей аргументации Дельты, но теперь я думаю, что, может быть, будет по­лезно, если я кратко расскажу историю моего интеллек­туального развития. В мои школьные годы я сделался, как вы сказали бы, устранителем монстров не для защи­ты против людей типа Альфы, но для защиты против типа Сигмы. Я припоминаю прочитанное в журнале относи­тельно теоремы Эйлера: «Блестящие математики предложили доказательства всеобщей правильности этой теоре­мы. Однако она допускает исключения... Необходимо об­ратить внимание на эти исключения, так как даже новей­шие авторы не всегда ясно признают их»[37]. Эта статья не была изолированным дипломатическим упражнением. «Хотя в учебниках и лекциях по геометрии всегда указы­вается, что прекрасная теорема Эйлера V+F=E+2 в не­которых случаях имеет «ограничения», или «не кажется правильной», но еще никто не узнал истинной причины этих исключений» [38]. Я очень внимательно рассмотрел эти «исключения» и пришел к выводу, что они не соответ­ствуют правильному определению рассматриваемых пред­метов. Таким образом, можно восстановить в правах дока­зательство теоремы; тогда хаотическое сосуществование теорем и исключений исчезнет.

Альфа. Хаотическая позиция Сигмы может служить объяснением вашего устранения монстров, но никак не извинением, не говоря уже об оправдании. Почему не ис­ключить хаос принятием верительных грамот контрапримера и отбросить и «теорему» и «доказательство»?

Эта. А почему я должен отбрасывать доказательство? Я не могу видеть в нем ничего неправильного. А вы мо­жете? Мое устранение монстров мне кажется более ра­циональным, чем ваше устранение доказательств.

Учитель. Наши дебаты показали, что устранение монстров может получить более симпатизирующую ауди­торию, если оно будет исходить из дилеммы Эты. Но вернемся к Бете и Сигме. Ведь это Бета перекрестил контрапримеры в исключения. Сигма согласился с Бетой...

Бета. Я рад, что Сигма согласился со мной, но боюсь, что я не могу согласиться с ним. Конечно, существуют три типа предложений: правильные, безнадежно непра­вильные и неправильные, но подающие надежду. Этот последний вид может быть улучшен и возведен в степень правильных при помощи добавления ограничивающих по­ложений, устанавливающих исключения. Я никогда не «приписываю формулам неограниченную область правиль­ности. В действительности большая часть формул справед­лива только при выполнении некоторых условий. Опреде­ление этих условий и, конечно, уточнение смысла упот­ребляемых терминов заставляют у меня исчезать всякую неопределенность»[39]. Как видите, я не являюсь сторон­ником любой формы мирного сосуществования между не­исправленными формулами и исключениями. Я исправ­ляю мои формулы и делаю их совершенными, вроде стоящих в первом классе Сигмы. Это значит, что я при­нимаю метод устранения монстров, поскольку он мо­жет служить для установления области правиль­ности первоначальной догадки; но отбра­сываю его, если он действует как лингвистический трюк для спасения «изящных» теорем при помощи ограничи­вающих положений. Эти два вида функционирования ме­тода Дельты должны быть строго разделены. Мой метод, для которого характерен только первый способ функцио­нирования, мне хотелось бы назвать «методом устра­нения исключений». Я буду использовать его для точного определения области, в которой является пра­вильной догадка Эйлера.

Учитель. Какую же «точно определенную область» эйлеровых многогранников вы обещаете нам? И какова ваша «совершенная формула»?

Бета. Для всех многогранников, не име­ющих полостей (вроде пары куб в кубе) и туннелей (как рама картины), V — Е + F = 2.

Учитель. Вы уверены?

Бета. Да, вполне.

Учитель. А как быть с тетраэдрами-близнецами?

Бета. Извините. Для всех многогранников, которые не имеют полостей, туннелей и «кратной структуры» [40].

Учитель. Вижу. Я согласен с тем, что вы исправля­ете догадку, вместо того чтобы просто принять или не при­нять ее. Я считаю, это лучше и метода устранения мон­стров, и метода сдачи. Однако у меня есть два возражения. Во-первых, я оспариваю вашу уверенность в том, что ваш метод не только улучшает, но даже «совершенствует» догадку, что он делает ее «строго правильной», что он «за­ставляет исчезнуть все неопределенности», Но ad hoc-ность вашего метода уничтожает его шансы на достиже­ние уверенности в истине.

Бета. В самом деле?

Учитель. Вы должны допустить, что каждая новая версия вашего предположения является лишь придуман­ным ad hoc средством исключения только что возникшего контрапримера. Когда вы напали на куб в кубе, вы ис­ключили многогранники с полостями. Когда вам уда­лось заметить картинную раму, вы исключили многогран­ники с туннелями. Я ценю ваш открытый и наблюда­тельный ум; заметить все эти исключения, конечно, очень хорошо, но я думаю, что все же стоило бы внести некоторый метод в ваше слепое отыскивание «исключе­ния». Хорошо, допустим, что положение «все многогран­ники являются эйлеровыми» является только догадкой. Но зачем же статус теоремы, которая более уже не явля­ется догадкой, давать положению, что «все многогранники без полостей, туннелей и еще чего-нибудь являются эйле­ровыми»? Как вы можете быть уверенным, что перечисли­ли все исключения?

Бета. Можете ли дать одно, которое я не учел бы?

Альфа. А что вы скажете о моем «морском еже»?

Гамма. И о моем цилиндре?

Учитель. Мне даже не нужно какое-нибудь кон­кретное новое «исключение» для моей аргументации. Мой аргумент касается только возможности дальнейших исключений.

Бета. Конечно, вы, может быть, правы. Не нужно сразу менять своей позиции при появлении какого-нибудь нового контрапримера. Не нужно говорить: «Если в явле­ниях не находится ни одного исключения, то заключение может быть высказано в общем смысле. Но если в даль­нейшем появится какое-нибудь исключение, то тогда мож­но будет начать высказывать его с тем исключением, ко­торое появилось»[41]. Дайте подумать. Сначала мы высказа­ли догадку, что V-E+F = 2 годится для всех многогранников, потому что мы нашли его верным для кубов, окта­эдров, пирамид и призм. Мы, конечно, не можем принять «этот несчастный путь заключения от частного к обще­му»[42]. Ничего нет удивительного в том, что исключения появляются; скорее поразительно то, что раньше их не было найдено много больше. По-моему, это произошло оттого, что мы главным образом занимались выпуклыми многогранниками. Как только появились другие много­гранники, так наше обобщение уже перестало годиться[43].

Так, вместо постепенного отбрасывания исключений я скромно, но с надежностью проведу граничную линию — «Все выпуклые многогранники являются эй­леровыми»[44]. И я надеюсь, вы согласитесь, что в этом нет ничего гадательного, это уже будет теоремой.

Гамма. А как с моим цилиндром? Ведь он вы­пуклый?

Бета. Это шутка!

Учитель. Забудем на момент об этом цилиндре. Не­которые критические замечания можно выставить даже и без цилиндра. В этой новой видоизмененной версии ме­тода устранения исключений, который так бодро выдумал Бета в ответ на мою критику, постепенный отход заменен стратегическим отступлением в область, которая, как ду­мают, для данной догадки будет твердыней. Вы стреми­тесь к безопасности. Но так ли вы безопасны, как думаете? У вас нет никаких гарантий, что внутри вашей твердыни но найдется никаких исключений. Кроме того, есть и противоположная опасность. Может быть, вы слишком ра­дикально отступили, оставив за стеной большое количе­ство эйлеровых многогранников? Наша первоначальная догадка могла быть чрезмерным утверждением, но ваш «усовершенствованный» тезис, по-моему, очень сильно сма­хивает на утверждение с недостатком; и все же вы не можете быть уверены, что он также не будет чрезмерным утверждением.

Мне также хотелось бы выставить мое второе возра­жение: вы в своей аргументации забываете о доказатель­стве; делая предположение относительно области правиль­ности догадки, по-видимому, вы совсем не нуждаетесь в доказательстве. Конечно, вы не думаете, что доказатель­ства являются излишними?

Бета. Этого я никогда не говорил.

Учитель. Да, этого вы не сказали. Но вы открыли, что наше доказательство не доказывает нашей первона­чальной догадки. А будет ли оно доказывать вашу исправ­ленную догадку? Скажите же мне это[45]35.

Бета. Ну...

Эта. Благодарю вас, сэр, за этот аргумент. Смущение Беты ясно обнаруживает превосходство опороченного ме­тода устранения уродств. Ведь мы говорим, что доказа­тельство доказывает то, что было предложено доказать, и наш ответ совершенно недвусмыслен. Мы не позво­ляем своенравным контрапримерам свободно уничтожать респектабельные доказательства, даже если они переоде­ваются в скромные «исключения».

Бета. Я ничуть не смущен тем, что мне приходится разработать, исправить и — извините меня, сэр,— усо­вершенствовать мою методологию под стимулом кри­тики. Мой ответ таков. Я отбрасываю первоначальную догадку как ложную, потому что для нее имеются исклю­чения. Также я отбрасываю и доказательство, потому что те же исключения, по крайней мере для одной из лемм, будут тоже исключениями (по вашей терминологии это значит, что глобальный контрапример является необхо­димо и локальным). Альфа остановился бы на этом ме­сте, так как опровержения, по-видимому, вполне удовлет­воряют его интеллектуальным способностям. Но я иду дальше. Подходящим ограничением сразу и догадки и доказательства их собственной областью я совершенствую догадку, которая теперь становится истинной, и со­вершенствую в своей основе здравое доказательство, которое становится теперь строгим и, очевидно, уже не будет содержать ложных лемм. Например, мы видели, что не все многогранники после устранения одной грани могут быть растянуты на плоскости в плоскую фигуру. Но это может быть сделано со всеми выпуклыми много­гранниками. Поэтому мою усовершенствованную и строго доказанную догадку я имею право назвать теоремой. Я снова формулирую ее: «Все выпуклые многогран­ники являются эйлеровыми». Для выпуклых мно­гогранников все леммы будут, очевидно, истинными и до­казательство, которое в его ложной всеобщности не было строгим, в ограниченной области выпуклых многогранников станет строгим. Итак, сэр, я ответил на ваш вопрос.

Учитель. Итак, леммы, которые когда-то выглядели очевидно истинными до открытия исключения, будут опять выглядеть очевидно истинными,...пока не открыто новое исключение. Вы допускаете, что положение: «Все много­гранники являются эйлеровыми» было догадкой; вы толь­ко что допустили, что «Все многогранники без полостей и туннелей являются эйлеровыми» было тоже догадкой, по­чему же не допустить, что «Все выпуклые многогранники являются эйлеровыми» может тоже оказаться догадкой!

Бета. На этот раз не догадкой, а интуицией!

Учитель. Я ненавижу вашу претенциозную «интуи­цию». Я уважаю сознательную догадку, потому что она происходит от лучших человеческих качеств: смелости и скромности.

Бета. Я предложил теорему: «Все выпуклые много­гранники являются эйлеровыми». Против нее вы произне­сли речь. Можете ли вы предложить контрапример?

Учитель. Вы не можете быть уверены, что я этого не сделаю. Вы улучшили первоначальную догадку, но вы не можете требовать признания, что усовершен­ствовали эту догадку, чтобы достичь совершенной строгости в вашем доказательстве.

Бета. А вы это можете?

Учитель. Я тоже не могу. Но я думаю, что мой ме­тод улучшения догадок будет улучшением вашего, так как я установлю единство, настоящее взаимодействие между доказательствами и контрапримерами.

Бета. Я готов учиться.