Глава 26. В начале августа Джимми смог наконец ходить без палочки

В начале августа Джимми смог наконец ходить без палочки. К этому времени все газеты трубили о будущем фильме, и Куп стал настоящим героем. Десятки старых друзей и коллег звонили и поздравляли его с удачей. Одновременно он стал получать новые интересные предложения, но большинство были рассчитаны на самое ближайшее время, и Куп решительно от них отказывался. Он уже твердо решил, что уедет из Лос‑Анджелеса сначала на мыс Код, потом, если удастся, в Европу. Валери, правда, ничего ему не обещала, сказав, что должна подумать, но Куп почему‑то был уверен: после каникул в ее доме они станут еще ближе друг другу.

И вот настали последние дни перед отъездом. К этому времени Джимми уже работал в полную силу и встречался с Алекс так часто, как только позволяло ее расписание. Их отношения развивались быстрее, чем они рассчитывали, и несколько раз Алекс пыталась – не столько из осторожности, сколько из суеверного страха – сменить темп на более спокойный, но стоило ей увидеть Джимми, как ее страхи тотчас улетучивались, и она снова начинала чувствовать себя беззаботной и счастливой. Марк и Тайрин планировали поехать с детьми на озеро Тахо, чтобы отдохнуть там до начала школьных занятий.

Накануне отъезда на мыс Код Валери устроила что‑то вроде прощального ужина, приготовив свои знаменитые спагетти с луком и грибами. Алекс от приглашения отказалась – во‑первых, в обществе Купа она чувствовала бы себя скованно, а во‑вторых, она все равно должна была в этот день работать. Узнав об этом, Валери поехала к ней в больницу, чтобы попрощаться. Они даже перекусили в ближайшем итальянском ресторане и расстались еще большими друзьями, чем прежде.

Но Тайрин и Марк на ужин пришли. Марк привел с собой и детей, и Куп весь вечер притворялся очень сердитым. Грозно сдвинув брови, он с пристрастием допрашивал Джейсона, сколько стекол он разбил за последние две недели и не он ли разворотил своим скейтбордом тротуар на северной стороне Родео‑драйв. Джейсон сначала робел, но потом поддержал игру. В конце концов Куп обещал, что пригласит его на площадку, когда они будут снимать в Лос‑Анджелесе («Чтобы ты покатался там на скейте, сынок!»), и Джейсон был очень доволен. Джессика отважно спросила, можно ли и ей пойти с братом, и Куп добродушно кивнул. Почему‑то дети Марка больше не казались ему сорвиголовами.

– Конечно, приходи, – сказал он, покосившись на Марка и Тайрин. – Можешь даже захватить с собой подруг или кавалера, если таковой у тебя имеется. Я бы, конечно, предпочел, чтобы всякая мелюзга вроде вас не путалась у меня под ногами, но, похоже, у меня нет выбора. Что‑то подсказывает мне, что в недалеком будущем мы станем родственниками, а родственникам нельзя отказывать. Я, во всяком случае, готов делать для вас все, что вы попросите, но при одном условии… – Он состроил свирепую гримасу и многозначительно поднял палец. – Никогда не смейте называть меня дедушкой! Моя репутация выдержала немало покушений – особенно в последние полгода, но это уже чересчур.

Как только разнесется слух, что кто‑то зовет меня дедушкой, мне начнут предлагать роли девяностолетних старцев или только что умерших родственников.

– Как это? – не поняла Джессика.

– Я буду лежать в гробу в гостиной, а главные герои будут шепотом сообщать друг другу и своим детям: «Это ваш троюродный дедушка. Он скончался в возрасте ста одного года и оставил вам очень приличное состояние».

Джессика фыркнула, Джейсон тоже засмеялся, но на самом деле они еще не привыкли к Купу. Им обоим очень нравилась Тайрин, и они были готовы принять ее в свою семью, но мысль о том, что Купер Уинслоу тоже станет их родственником, как‑то не приходила им в голову. Впрочем, ради той же Тайрин они готовы были смириться с этим, к тому же в том, чтобы быть родственником настоящей кинозвезды, определенно что‑то было. Да и Куп оказался не таким уж страшным.

А Куп думал о том, что по прошествии какого‑то времени все они могут оказаться друг с другом в довольно сложных родственных отношениях. Например, если вдруг они с Валери поженятся, а Алекс выйдет замуж за Джимми, она будет приходиться ему… приемной снохой? Или невесткой?.. При мысли об этом Куп невольно поежился. Все это слишком напоминало небольшое кровосмешение, однако коль скоро каждый из них – даже Марковы дети – что‑то от этого получал… почему бы нет?

– Надеюсь, что, когда в этом году вы с Купом попадете в «Марисол», туалет будет работать нормально, – шутливо сказал Джимми матери, и Куп озадаченно посмотрел на него.

– В какой такой «Марисол»? – подозрительно спросил он. – Это что – отель?.. Но ведь мы собирались…

– Это не отель, – поправил Джимми. – Так называется мамин дом на мысе Код. Его построил еще мой прадед. Это название образовано от двух имен: Марианна и Соломон.

Вот и получилось «Марисол»…

Куп неожиданно побледнел.

– «Марисол»… – повторил он, и лицо его вытянулось. – «Марисол»… Почему ты ничего мне не сказала? – Он повернулся к Валери с таким видом, будто только что узнал: последние десять лет она провела в тюрьме по обвинению в торговле наркотиками. Впрочем, даже такое известие Куп воспринял бы легче. Сейчас же у него было такое лицо, словно его вот‑вот хватит удар.

– Что я должна была тебе сказать? – с самым невинным видом осведомилась Валери. Ужин, который она устроила для них на веранде флигеля, был поистине великолепным, но сейчас Куп и думать забыл о еде.

– Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду, Валери, – отчеканил он. В его голосе слышался металл. Тайрин и Джимми удивленно переглянулись. Марк сидел, ничего не понимая, лицо его вытянулось. Между Купом и Валери что‑то происходило, но что? Похоже, только сама Валери знала, в чем дело.

– Я не лгала тебе, Куп, – спокойно ответила она. – Я просто… не стала вдаваться в подробности. Я не знала, что для тебя это так важно!

Но она знала, что это важно, знала и боялась, что может все испортить.

– А твоя девичья фамилия случайно не Уэстерфилд? – спросил Куп.

Валери склонила голову набок, потом кивнула.

– Ах ты, обманщица! – воскликнул Куп. – Позор! Ты притворилась бедной, а оказывается… – Куп не договорил.

Он был ошеломлен, растерян, оглушен. Состояние Уэстерфилдов было одним из самых больших в мире, не говоря уже о Соединенных Штатах.

– Я никого не вводила в заблуждение, – возразила Валери. Она старалась говорить спокойно, но по лицу ее было видно, что она нервничает. Валери давно хотела сказать Купу правду, но не знала, как он отреагирует. Такая новость могла оглоушить кого угодно.

– Однажды я был в «Марисоле», – сказал Куп мрачно. – Я снимался неподалеку, и твоя мать пригласила меня в гости. Этот твой так называемый «маленький домик у моря» на самом деле больше, чем «Отель дю Кап». И если бы ты действительно превратила его в отель, то у тебя останавливались бы только президенты и главы иностранных государств. – Он покачал головой. – Нет, Валери, ты можешь оправдываться сколько угодно, но все равно ты поступила… нечестно.

Но он выглядел уже не таким сердитым, и у Валери немного отлегло от сердца. Уэстерфилды были крупнейшими банкирами восточной части страны – своего рода американскими Ротшильдами. Сложные родственные отношения связывали их с Асторами, Вандербильтами, Рокфеллерами и еще многими известными семейными кланами – и не только в Штатах, но и по всему миру. Рядом с Уэстерфилдами даже Мэдисоны выглядели как жалкие нищие, и Куп испугался, что попал в ловушку еще более страшную, чем с Алекс. Впрочем, он тут же подумал, что Валери сама распоряжалась своими капиталами и не должна была ни перед кем отчитываться. Кроме того, его собственные финансовые дела наконец‑то пришли в порядок, поэтому со стороны их союз вряд ли мог быть расценен как охота за деньгами.

И все‑таки он был до глубины души потрясен тем, что Валери ни слова ему не сказала, а он ни о чем не догадался.

Впрочем, догадаться было довольно трудно – другой такой скромной и непритязательной женщины Куп не встречал.

Да и любой на его месте решил бы, что перед ним – вдова, которая живет на небольшую ренту, оставшуюся от мужа.

Куп, правда, знал, сколько Джимми платил ему за аренду флигеля, однако это его не насторожило. Джимми – это Джимми, рассуждал он, а Валери – это Валери, и у них могли быть разные источники дохода.

Но теперь Куп многое понял. Он понял, откуда у Джимми деньги, понял, как вышло, что Валери коротко знакома со многими знаменитыми людьми и сильными мира сего.

А ведь когда‑то он удивлялся тому, что Валери побывала в Лондоне, в Париже и других городах Европы!.. Ни словом, ни одним своим поступком она не дала понять, что не стеснена в средствах.

Но, тотчас подумал Куп, это было еще до того, как он начал за ней ухаживать, а значит, она не обманывала его сознательно. Просто Валери привыкла довольствоваться малым и никогда не требовала ничего сверх необходимого – это‑то и ввело его в заблуждение!

Куп долго сидел неподвижно и смотрел на Валери, пытаясь переварить потрясающую новость. Потом он откинулся на спинку стула и расхохотался.

– Знаешь, что я тебе скажу?! – воскликнул он. – Даю тебе честное слово, что больше никогда не буду тебя жалеть!..

Я видел, что тебе тяжело ухаживать за Джимми, и хотел нанять для него сиделку за свои деньги, потому что думал – ты не можешь себе этого позволить! А на самом деле… На самом деле ты могла нанять для него целый полк сиделок, медсестер, знаменитых врачей, поместить его в лучшую частную палату!.. Да что я говорю – палату. Ты могла выстроить для него целую больницу, где было бы все необходимое!

Но, говоря все это. Куп подумал, что, если они поженятся, он не может позволить себе жить на ее деньги. Это он должен содержать ее, а не наоборот. Разумеется, Валери может тратить свои миллионы как ей вздумается, но Куп твердо решил, что все, развлечения, путешествия, рестораны и драгоценности он будет оплачивать из своих доходов.

Не хватало еще делать женщине подарки на ее же деньги!

Пусть другие поступают так, но с ним этого не будет.

– Если в «Марисоле» опять не будет работать унитаз, – закончил он решительно, – я вызову водопроводчика за свой счет. Не представляю, что бы ты делала, если бы мне не подвернулась эта роль?

Все рассмеялись, и только Валери поняла, что он имел в виду. Куп очень не хотел оказаться в таком же положении, в какое он попал с Алекс. Впрочем, с Алекс дело было не только в деньгах, но и в их разнице в возрасте, в нежелании Купа иметь детей, в его страхе выставить себя перед всем миром заурядным альфонсом, а также в отрицательном отношении к нему Артура Мэдисона. Но все это к Валери было неприложимо – они были почти ровесниками и не собирались заводить ребенка. Что же касалось денег, то Куп снова твердо стоял на своих собственных ногах и был совершенно независим с финансовой точки зрения.

– Если вы вызовете водопроводчика, с мамой будет припадок, – расхохотался Джимми. – Она считает, что неработающий унитаз придает «Марисолу» совершенно особое романтическое очарование – равно как и протекающая крыша и сломанные жалюзи. В прошлом году я едва не сломал ногу, когда подо мной провалилось южное крыльцо. Но маме нравится самой устранять неполадки, так что…

– Как ты думаешь, вернусь я оттуда живым? – простонал Куп, но на самом деле он был почти счастлив. Он влюбился в «Марисол» еще много лет назад, когда мать Валери пригласила его к себе в гости. Это было поистине бескрайнее поместье, на территории которого были и конюшни, и эллинги, и гостевые домики, и поля для гольфа, и огромный сарай из толстых почерневших бревен, в котором Куп проторчал чуть не все выходные, потому что там стояло с полдюжины редчайших антикварных автомобилей. Но и это было еще не все. «Марисол» был известен на всю страну, потому что там часто бывали члены клана Кеннеди и даже сам президент, чья летняя резиденция находилась неподалеку.

Когда ужин закончился и все разошлись, Куп все еще не мог опомниться.

– Больше никогда не обманывай меня, – сказал он строго.

– Я тебя не обманывала. Я просто… молчала, – ответила Валери.

– Не молчала, а умалчивала, – поправил Куп. – Это совсем разные вещи.

– Умалчивать о чем‑то можно в корыстных целях. А я именно молчала. Скромно молчала, – заметила Валери. – Мог бы и оценить хотя бы эти мои достоинства.

Куп кивнул. Ее скромность тоже ему нравилась – как и ее изящество, остроумие и строгая простота. Именно эти качества выделяли Валери среди других женщин. Даже в джинсах и светлой блузке она выглядела настоящей аристократкой.

Куп уже спокойно подумал об Алекс. Пожалуй, и у нее все складывается довольно удачно. На взгляд Купа, Джимми идеально ей подходил. С одной стороны, он принадлежал к тому же миру, что и Алекс, с другой – так же, как и она, ненавидел самодовольный снобизм, равнодушие, эгоизм так называемого «высшего общества». Впрочем, Куп был уверен, что против союза с ним Артур Мэдисон возражать не станет. Не беда, что Джимми всего лишь социальный работник; главное, он наследнику эстерфилдовского состояния – еще более крупного, чем состояние Мэдисонов. Вся ревность, которую он испытывал к Джимми, куда‑то испарилась. Теперь он желал ему только счастья – ему и Алекс тоже. Она была на правильном пути, хотя сама, возможно, об этом еще не подозревала.

– А Алекс знает? – спросил он у Валери, которая собирала со стола посуду.

– Скорее всего, нет, – ответила она. – У Джимми мой характер, деньги для него значат еще меньше, чем для меня.

Куп кивнул. Он понимал, почему так происходит. Джимми и его матери не приходилось зарабатывать деньги или приобретать их еще каким‑то способом; они родились богатыми, деньги были для них чем‑то само собой разумеющимся, и они привыкли тратить их по мере необходимости.

Или не тратить. Они могли жить, как хотели – купаться в роскоши или чинить унитаз в летнем доме, принимать у себя президентов или работать с сиротами в Уоттсе. Алекс была слеплена из того же теста. То, что она жила на одну зарплату врача‑резидента, было для нее выбором, а не необходимостью.

– Ну и как я… вписываюсь? – спросил Куп, беря Валери за руки и усаживая к себе на колени. Она была настоящей женщиной его мечты, и он был намерен убедить ее в этом.

Не из‑за денег, нет – из‑за нее самой. Он был бы последним глупцом, если бы выпустил из рук такое сокровище, как Валери. Не Валери Уэстерфилд и даже не Валери О'Коннор – просто Валери…

– Или с твоей стороны это будет мезальянс?

– По‑моему, ты вписываешься прекрасно, – ответила она спокойно. – Напротив, по сравнению с тобой мы с Джимми выглядим несколько… неотесанными. За последнее время мы немного одичали – пора возвращаться к тому, что в газетах называют «светской жизнью».

Она шутила, но Куп все равно задумался. Он долгое время жил в самой настоящей роскоши, ни в чем себе не отказывал и, говоря откровенно, изрядно избаловался. Теперь, когда у него снова появились большие деньги, он мог продолжать баловать не только себя, но и Валери. И именно это он и собирался делать.

– Да, я сумею приспособиться, – со смехом сказал он. – И знаешь, я уже решил, на что я потрачу все свои деньги.

Я приведу в порядок этот твой «маленький домик у моря»!

– Не надо. – Валери улыбнулась. – Мне нравится он таким, каков он есть сейчас, пусть он и разваливается на части буквально под руками. Как сказал Джимми, в этом есть что‑то романтическое.

– В тебе тоже, – ответил Куп, крепче прижимая ее к себе. – Хотя ты и не разваливаешься…

Но Куп знал, что, даже когда такое время наступит, он все равно будет любить ее. Кроме того, он подозревал, что начнет разваливаться на части первым – как‑никак она была на семнадцать лет младше его. Молодая, богатая… к счастью, не слишком молодая. Что же касалось богатства, то Куп больше об этом не думал – ведь у него были свои деньги. Теперь он почти гордился тем, что для того, чтобы очаровать, покорить и женить его, понадобилась не сопливая актрисочка с сиськами и километровыми ногами, а женщина из семейства Уэстерфилд – не больше и не меньше. И он был рад, что это наконец произошло.

– Ты выйдешь за меня замуж? – спросил он шепотом.

– Вероятно, да… в конце концов, – ответила Валери и улыбнулась.

Они еще немного поболтали, потом Куп попрощался и ушел к себе. Утром они улетали в Бостон, и он хотел, чтобы Валери хорошо отдохнула.

В аэропорт их отвез наемный автомобиль. У Купа набралось четыре огромных чемодана вещей, хотя ему пришлось приложить значительные усилия, чтобы их не было вдвое больше. Но он собирался лететь в Европу прямо из Бостона, не заезжая домой, поэтому ему пришлось взять с собой несколько костюмов, которые вряд ли могли пригодиться в доме на мысе Код с его неработающим туалетом и протекающей крышей. У Валери же были только небольшой саквояж и сумка, с которыми она прилетела в Лос‑Анджелес, когда с Джимми случилась беда.

Их никто не провожал. Куп попрощался с Тайрин еще в «Версале», а Валери крепко обняла Джимми и велела ему быть осторожным.

В самолете Куп и Валери немного подремали, наверстывая упущенное – все‑таки вчера они разошлись довольно поздно. Когда они проснулись, самолет уже подлетал к Бостону, и Валери рассказала Купу несколько примечательных фактов из истории «Марисола», о которых, кроме нее и Джимми, мало кто знал. Ее рассказ привел Купа в восторг, и ему захотелось увидеть знаменитый дом как можно скорее.

Он хорошо помнил, каким он был лет сорок назад, – роскошный старый особняк в романтическом средиземноморском стиле, окруженный со всех сторон садами, парками, ухоженными лужайками.

В бостонском аэропорту они взяли напрокат автомобиль и не спеша двинулись к Кейп‑Коду. Когда же они добрались до места, «Марисол» оказался именно таким, каким Куп его запомнил. Даже лучше, потому что теперь он был вместе с Валери.

В следующие три недели Куп работал, как не работал, наверное, никогда в жизни. Он приколачивал отставшие доски и деревянные панели, вешал новые жалюзи, чинил плетеную мебель. И все же Куп был очень доволен, потому что делал все это не один, а с Валери, которая работала наравне с ним. У нее в кармане всегда были молоток, гвозди или отвертка, а на щеке красовался мазок сажи или свежей краски. Куп целовал ее в перемазанное место и думал, что никогда еще мир не видел человека счастливее, чем он.

В День труда[12]они улетели в Лондон и провели там еще три недели. Прямо из Лондона Куп отправился в Нью‑Йорк, где начинались съемки, а Валери вернулась в Бостон.

Там она оставалась всего несколько дней, а потом присоединилась к Купу. Пока шли натурные съемки, они вместе жили в «Плазе». Незадолго до Дня благодарения[13]работа была закончена, и они вылетели в Лос‑Анджелес, в свой «Версаль».

Тайрин и Марк к этому времени уже были женаты. Они зарегистрировали свой брак еще на озере Тахо, причем единственными гостями на их скромной свадьбе были Джессика и Джейсон. Отметить это событие как следует они решили позже – когда Куп и Валери вернутся из Нью‑Йорка. Отношения Джимми и Алекс еще не зашли так далеко, однако они уже жили вместе во флигеле. Алекс продала свою крошечную однокомнатную квартирку и переселилась к Джимми всего полтора месяца назад, однако флигель уже начинал напоминать бельевую корзину. Впрочем, Джимми не особенно беспокоился по этому поводу: Алекс оставалось резидентствовать совсем немного. Ей уже предложили место неонатолога‑консультанта при клинике, однако она еще не решила, следует ли ей соглашаться или лучше подыскать работу поспокойнее. Они с Джимми собирались как можно скорее пожениться и завести ребенка, и Алекс боялась, что не будет справляться со своими служебными обязанностями. Впрочем, она еще не разговаривала с отцом и не знала, как отреагирует Артур Мэдисон на ее планы.

На День благодарения Куп пригласил всех к себе на праздничный ужин. Алекс тоже пришла, и он был рад видеть, что она очень счастлива с Джимми. Вольфганг Пак прислал им огромную индейку, а подавала к столу Палома, облаченная в ярко‑розовую форму и леопардовые тапочки.

По случаю скорого наступления зимы ее темные очки с поддельными камнями отправились в отпуск, но Куп радовался не столько этому, сколько тому, что его строптивой горничной Валери явно пришлась по душе.

Финал этой истории сочли нужным осветить не только второсортные издания, но и «Пипл», «Тайм», «Ньюсуик», Си‑эн‑эн и другие солидные средства массовой информации, но заголовки и там и там были почти одинаковыми.

«НАСЛЕДНИЦА СОСТОЯНИЯ УЭСТЕРФИЛДОВ ВЫХОДИТ ЗАМУЖ ЗА КИНОЗВЕЗДУ», – сообщали одни. «КУПЕР УИНСЛОУ ЖЕНИТСЯ НА ВДОВЕ УЭСТЕРФИЛД!» восклицали другие, но и в том и в другом случае на первых полосах красовались фотографии с приема, который Куп и Валери устроили по случаю своего бракосочетания. Эти снимки разослал по газетам пресс‑атташе Купа.

На следующее утро после свадьбы Валери спустилась в гостиною с охапкой льняных полотенец, которые она нашла в бельевом шкафу.

– Как удачно, подумать только!.. – рассеянно проговорила она, кладя полотенца на стол, за которым Куп просматривал изменения в сценарии. У него была свободная неделя перед началом съемок в Лос‑Анджелесе, и он пытался уговорить Валери слетать на несколько дней в Сент‑Мориц, однако ее эта идея не особенно прельщала. Она была счастлива с ним в «Версале».

– Что это такое? – спросил Куп, не отрываясь от чтения.

Съемки шли без сучка без задоринки, и он был очень доволен. Он уже получил несколько новых интересных предложений и даже подписал контракт на весну с крупной Нью‑Йоркской киностудией. Деньги текли к нему рекой, и Эйб Бронстайн высказал Купу свое восхищение. «Если так и дальше пойдет, я начну гордиться таким клиентом», – сказал старый бухгалтер. В его устах это была высшая похвала.

– Это полотенца с твоей монограммой, – ответила Валери. – Мне кажется, ты ими не пользуешься, а поскольку я теперь снова «У.», я намерена отправить их в «Марисол». Там не осталось ни одного приличного полотенца.

– Теперь я знаю, зачем ты вышла за меня замуж! Чтобы пользоваться моими полотенцами и носовыми платками! – Куп ухмыльнулся. – Выброси ты эту рухлядь и купи для «Марисола» новые полотенца. А хочешь, я закажу для тебя дюжину в качестве свадебного подарка?

– Разумеется, нет! И незачем выкидывать совершенно новые полотенца, – возмутилась Валери. – Они прекрасно займут свое место на той полочке в ванной, которую ты повесил.

Куп отложил сценарий и посмотрел на нее.

– Я люблю тебя, Валери, – с улыбкой сказал он и, поднявшись из‑за стола, шагнул к ней. – Возьми эти полотенца, возьми все, что хочешь, – ведь тебе принадлежит мое сердце, а все остальное неважно.

– Спасибо, Куп, – ответила Валери, целуя его. Для нее это был действительно очень счастливый год, и она надеялась, что таких лет впереди будет еще много. – Кстати, не найдется ли у тебя для «Марисола» каких‑нибудь старых простыней?

– Поищи, – ответил Куп. – Если не найдешь, мы купим столько простыней, сколько ты захочешь, дорогая. Только на них будет вышито не просто «У.», а «В. К. У.»

Ты знаешь, что это значит?

– Разумеется, дорогой, – улыбнулась она. – Валери Купер Уинслоу, что же еще?!.

[1]Faux pas – ложный шаг, промах (фр.). (Здесь и далее прим, пер.)

[2]Йельская школа права – одно из лучших высших учебных заведений в США.

[3]Вассарский колледж и университет Брауна – престижные высшие учебные заведения в США.

[4]Кантри‑клуб – загородный клуб для избранных с теннисными кортами, плавательными бассейнами и т, п.

[5]Резидент – ординатор, прикомандированный к профильной больнице для специализации и живущий на ее территории или поблизости.

[6]Премия «Золотой глобус» присуждается прессой за лучшие работы в кино и на телевидении.

[7]«Странная пара» – пьеса, кинофильм и телевизионный сериал о двух мужчинах, вместе снимающих квартиру. Феликс – аккуратен и чистоплотен, а Оскар – лентяй и неряха.

[8]Детская игра наподобие жмурок в воде.

[9]Четвертое июля – День независимости – главный государственный праздник США, отмечаемый 4 июля в честь принятия в 1776 г. Декларации независимости.

[10]«Кабинная лихорадка» – сходное с клаустрофобией пограничное состояние, развивающееся у заключенных в тюрьмах, подводников, прикованных к постели больных и др.

[11]«Катти Сарк» – самый быстроходный в истории чайный клипер, обладатель «Голубой ленты».

[12]День труда – отмечается в первый понедельник сентября. После него во многих штатах начинается учебный год.

[13]День благодарения – национальный праздник, ежегодно отмечаемый в четвертый четверг ноября. Считается семейным праздником и отмечается традиционным обедом с индейкой, клюквенным вареньем и тыквенным пирогом.