Глава 18. Тайрин переехала в «Версаль» без лишнего шума

Тайрин переехала в «Версаль» без лишнего шума. Багажа у нее оказалось совсем немного. Она старалась держаться незаметно, была вежлива и отзывчива, ничего не требовала от Паломы, не навязывалась Купу, так что ее появление никого не стеснило. С Алекс они подружились чуть не в тот же день, когда Куп представил их друг другу. Они были очень близки по характеру и жизненным установкам, и это сразу сблизило их.

Сходство Тайрин с Купом Алекс подметила сразу. И дело было не только во внешнем сходстве, но и во врожденной утонченности и аристократизме, который чувствовался в каждом жесте и даже в выражении лица. Это было поистине удивительно. А вот в чем они были не похожи, это в том, что в, отличие от Купа Тайрин предпочитала путешествовать налегке и была финансово состоятельна. Во всем остальном они отличались друг от друга не больше, чем горошины из одного стручка, и Купу, похоже, это очень нравилось.

Куп и Тайрин с удовольствием и подолгу рассказывали подробности своей жизни, обсуждали самые разные темы, делились мнениями по всем возможным вопросам. Тайрин все больше и больше попадала под обаяние Купа (пока еще он был для нее «Куп», а не «отец»). Когда они узнали друг друга достаточно хорошо, она рискнула спросить, насколько серьезны его отношения с Алекс, и он совершенно честно ответил ей, что пока не знает. Подобной откровенности Куп сам от себя не ожидал, но похоже было, что тесное общение со своей взрослой дочерью разбудило в нем лучшие черты характера. Даже влияние Алекс было не таким значительным. Казалось, раньше, пока он не узнал Тайрин, его жизнь была неполной, а теперь все стало на свои места.

Но и Тайрин Куп дал многое. Когда она узнала о его существовании, ей захотелось узнать, какой он, что собой представляет, и она не была разочарована, хотя ясно видела и его слабости.

– Мне кажется, я люблю Алекс, – объяснял Куп, – но есть одно обстоятельство, которое меня останавливает.

– Тебе кажется, она слишком молода для тебя? – спросила Тайрин, вытянувшись в шезлонге. Пока Алекс и жильцы были на работе. Куп с дочерью часто сидели у бассейна, причем, как и отец, Тайрин предпочитала тень яркому солнцу. У нее была такая же светлая и тонкая кожа, и она интуитивно избегала прямых солнечных лучей. Куп утверждал, что они оба унаследовали такую кожу от далеких англосаксонских предков.

– Нет, я привык иметь дело с молодыми женщинами, так что ее возраст меня не пугает, – ответил он и усмехнулся. – Скажу тебе по секрету: Алекс для меня даже немного старовата. Дело в другом. Она – дочь Артура Мэдисона. Надеюсь, ты знаешь, кто это такой и сколько у него миллиардов? Вот я и не перестаю задавать себе вопрос: не корысть ли движет мною на самом деле? А для того чтобы быть корыстным, у меня есть все основания. Я в долгах как в шелках и боюсь, что, если я пущу дело на самотек, расплатиться с ними мне вряд ли удастся. Но что тут можно предпринять, я ума не приложу.

Его искренность произвела на Тайрин впечатление. Почему‑то она была уверена, что Алекс он ничего подобного не говорил.

– Так вот, – продолжал Куп, – порой мне начинает казаться, что мне нужна не столько сама Алекс, сколько ее деньги. А иногда я почти уверен, что дело совсем не в деньгах. Короче говоря, я никак не могу разобраться с самим собой. Бесспорно одно: брак с Алекс был бы для меня самым удобным выходом. Пожалуй, даже слишком удобным… Это‑то меня и смущает. Вопрос стоит так: любил бы я Алекс, если бы у нее на счету не было ни цента? Ответа на него у меня пока нет, и пока я его не найду, я вряд ли сдвинусь с мертвой точки.

– Быть может, – задумчиво промолвила Тайрин, – это не имеет такого большого значения?

– Кто знает? – Куп пожал плечами. Выговорившись, он почувствовал значительное облегчение. Подобная откровенность далась ему неожиданно легко. Пожалуй, Тайрин была единственным в мире человеком, от которого он мог ничего не скрывать. Ей было ничего от него не нужно, она не держала на него зла. А Куп был рад, что в его жизни появился такой человек, как Тайрин. Еще вчера Куп не помышлял ни о чем подобном, и вдруг, буквально за ночь, она осветила и согрела своей бескорыстной и безоговорочной нежностью всю его жизнь, которая, как он теперь понимал, была довольно одинокой. Он осознал, что давно нуждался в таком человеке, ждал его, и Тайрин, быть может, тоже подсознательно нуждалась в нем.

– Когда секс и деньги оказываются в одной упаковке, – добавил он, – заваривается такая каша, что потом и не расхлебаешь. В этом я убедился на собственном опыте.

Купу очень нравилось делиться с ней своими секретами – он даже сам удивлялся, как это возможно, однако ничего поделать с собой не мог.

– Может, ты и прав, – ответила Тайрин. – В свое время я сама столкнулась с подобной проблемой. Дело в том, что мы с мужем вместе создавали наше дело, и это нас в конце концов погубило. Мы не поделили прибыль. Он захотел больше денег, чем я, хотя именно я занималась дизайном одежды и добилась признания. На самом деле он просто мне завидовал. Кроме того, он, оказывается, давно спал с моей ассистенткой, и это едва не разбило мне сердце. Когда дело дошло до развода, мой муж захотел, чтобы фирма досталась ему. Я не стала спорить – просто продала ему фирму и отправилась строить новую жизнь налегке. Надеюсь, он разорится.

– Именно это я и имел в виду, – кивнул Куп. – Секс и деньги. Каждый раз они все портят. Слава богу, нас с тобой не связывает ни то, ни другое – должно быть, поэтому мы так быстро поладили.

– Ты говорил о долгах… Насколько они велики? – озабоченно спросила Тайрин.

– Очень велики, – признался Куп. – Я даже точно не знаю – сколько, этим занимается мой бухгалтер. К счастью, Алекс ничего о них не знает, иначе она могла бы подумать, будто я охочусь за ее деньгами.

– А ты… охотишься?

– Я же говорил, что не знаю… – Куп вздохнул. – Разумеется, это было бы проще, а главное – эффективнее и быстрее, чем лезть из кожи вон, сниматься в рекламе и все равно быть на грани краха. Вся беда в том, что я просто не хочу брать у Алекс деньги. Будь она другой, я, быть может, и не раздумывал так долго. Кстати, у тебя я тоже не возьму ни цента, – поспешно добавил он и строго посмотрел на Тайрин. Он не хотел ни еще больше усложнить ситуацию, ни испортить отношения, которые между ними сложились.

Куп подозревал, что деньги и родственные отношения тоже составляют гремучую смесь, и не мог рисковать дочерью, которую так неожиданно обрел. Пока они с Тайрин не зависели друг от друга, они были равны.

– Мне нужно только одно – хорошая роль в хорошем фильме, и я снова буду на коне, – сказал Куп мечтательно. – К сожалению, одному богу известно, когда это будет и будет ли вообще. Быть может, я уже никогда не смогу сниматься, и мне останется только рекламировать памперсы для выживших из ума стариков.

Казалось, он относился к своему положению философски, но Тайрин встревожилась. Ведь Куп так и не сказал о своем финансовом положении ничего конкретного.

– Что же все‑таки ты собираешься делать? – спросила она.

– Ждать. Я надеюсь, мне все‑таки что‑нибудь подвернется, – беззаботно сказал Куп и вдруг прервал сам себя и указал на ее ноги. – Ба!.. – вырвалось у него.

– Что‑нибудь не так? – испугалась Тайрин. Она только недавно сделала педикюр, и ее ногти были выкрашены розовым лаком. Быть может, подумалось ей. Куп предпочитает красный цвет? Самой Тайрин красный лак всегда напоминал кровь, и поэтому она пользовалась только розовым или бесцветным.

– У тебя мои ноги! – Куп поставил ногу рядом с ее, и они оба рассмеялись. У обоих были изящные, узкие ступни с длинными пальцами и крупными ногтями овальной формы.

– И твои руки! – Тайрин протянула к нему обе руки, и Куп кивнул. Она была права. Сначала он собирался представить Тайрин как свою троюродную племянницу, но теперь, когда Куп лучше узнал ее, он решил: всем, кто будет спрашивать, в том числе и прессе, он будет говорить, что она его дочь. Оставалось только узнать мнение самой Тайрин.

– Я не против, если только это не повредит тебе, – ответила она.

– Не представляю, как это может мне повредить! – удивился Куп. – Мы просто скажем, что для своих четырнадцати лет ты на редкость рослый ребенок, и все будет в ажуре.

– Я никому не скажу, сколько мне лет на самом деле! – рассмеялась Тайрин, и Куп подумал, что и смеются они очень похоже. – Меня это тоже устраивает. В моем возрасте вдруг оказаться незамужней – это уже диагноз. Ведь мне почти сорок!..

– Во сколько же лет ты вышла замуж? – поинтересовался Куп.

– В двадцать два.

– Фу, как скучно! – упрекнул ее Куп, и Тайрин снова рассмеялась. Разговаривать с ним было одно удовольствие, и в последние несколько дней они только этим и занимались, с поспешностью наверстывая то, что было упущено за без малого четыре десятилетия.

– Впрочем, – добавил Куп, имея в виду ее развод, – лучше поздно, чем никогда. Не беспокойся, мы найдем для тебя что‑нибудь подходящее.

– Пока не стоит, – спокойно возразила Тайрин. – Я еще не готова. Мне нужно перевести дух и осмотреться. Я потеряла мужа, свой бизнес, мать – и нашла отца; тут у кого угодно голова закружится.

– А что ты думаешь насчет работы? Хочешь присмотреть что‑нибудь в Голливуде?

– Я уже говорила, что это, скорее всего, просто несбыточная мечта. Конечно, я хотела бы быть художником по костюмам на какой‑нибудь небольшой студии, но… Впрочем, я могу и не работать. Я очень выгодно продала мужу мою фирму, к тому же мать и отец оставили мне небольшое состояние… Мой другой отец, – уточнила она с легкой улыбкой. – В любом случае время, чтобы подумать как следует, у меня есть. Быть может, мне даже удастся придумать что‑то насчет тебя. Я умею находить выход из сложных ситуаций.

– Это у тебя, видимо, от матери, – убежденно сказал Куп. – Я поступаю как раз наоборот: беру простую ситуацию и запутываю ее до такой степени, что… Скажу откровенно: финансовая путаница для меня дело привычное. Я живу в долг уже лет двадцать.

В его интонации сквозили юмор и печаль, и Тайрин почувствовала, как в душе у нее проснулась самая настоящая нежность.

– Если вдруг захочешь узнать мое мнение – дай мне знать, я попытаюсь что‑нибудь придумать.

Куп почесал в затылке.

– Мы кажется, для начала ты могла бы попробовать перевести на человеческий язык то, что говорит мне мой бухгалтер. Или по крайней мере отыскать в его словах здравый смысл. Внешне все выглядит очень логично и просто: он советует мне ничего не тратить, ничего не покупать, питаться святым духом. Не говорит он только одного – как мне тогда жить. Однажды я спросил его, что же мне делать, и он ответил – продать «Версаль». Обычно я его не слушаю, но он ужасно назойлив. Удивительно нудный старикашка!

– Все бухгалтеры такие, – с сочувствием заметила Тайрин. – Боюсь, это у них в крови. Когда всю жизнь имеешь дело с чужими деньгами, это скверно влияет на характер.

Когда с ними была Алекс, им было хорошо всем вместе.

Они готовили ужин, ходили в кино или вели бесконечные разговоры, а в нужный момент Тайрин тактично исчезала, не желая мешать. Алекс очень нравилась ей, к тому же Тайрин испытывала огромное уважение к ее работе.

Однажды в субботу вечером Тайрин и Алекс лежали у бассейна и разговаривали, когда из гостевого крыла вышел Марк с детьми. Куп остался в доме – он немного простыл и решил, что сидеть у воды сегодня не стоит.

Алекс представила Тайрин Фридменам, но не сказала, Кто она такая. Но это не потребовалось. Марк сразу поинтересовался, уж не родственница ли Тайрин мистеру Уинслоу. Его тоже поразило удивительное сходство между этой женщиной и хозяином дома, и он спросил, заметила ли его Алекс?

Этот вопрос заставил обеих женщин рассмеяться.

– Вообще‑то я его дочь, – объяснила Тайрин. – Мы жили отдельно друг от друга.

На Марка это заявление, произнесенное спокойным тоном, произвело эффект взорвавшейся бомбы.

– К‑как?!. – воскликнул он. – Его родная дочь?! Но ведь…

Я не знал, что у Купа есть дочь!

– Он тоже этого не знал, – с улыбкой ответила Тайрин и прыгнула в бассейн.

– Что она имела в виду? – повернулся Марк к Алекс.

– Потом расскажу, – ответила она. – Это долгая история.

Еще через четверть часа у бассейна появился Джимми.

Марк оживленно расспрашивал Тайрин о ее бизнесе и о Нью‑Йорке, Джейсон и Джессика держались у дальнего конца бассейна, откуда то и дело долетали взрывы веселого смеха. Алекс, таким образом, получила возможность спокойно побеседовать с Джимми, что случалось не часто.

– Как дела? – спросила она, устраиваясь в шезлонге.

Джимми как раз натирал плечи и грудь кремом от загара – хотя он и был темноволос, кожа у него была светлая и чувствительная. Алекс предложила натереть ему спину, и Джимми, явно смутившись, согласился. Но внутреннее напряжение было написано даже на его лице – с тех пор, как умерла Маргарет, ни одна женщина не касалась его таким образом.

– Нормально, – ответил он, протягивая ей тюбик с кремом. – А у тебя? Как работа? – Джимми изо всех сил старался говорить спокойно.

– На работе все то же самое. Американские женщины словно сговорились производить на свет только недоношенных детей. Такое впечатление, что во всей стране больше нет здоровых младенцев. Впрочем, у нас бывают почти исключительно белые малыши. Изредка встречаются дети афроамериканцев, а азиатов я не видела вот уже, наверное, месяцев десять. Как думаешь, чем это объяснить?

Джимми не стал вдаваться в подробности. Впрочем, Алекс и сама знала, что цветные дети от природы здоровее, так как матери рожают их в более юном возрасте. Кроме того, в семьях иммигрантов из азиатских и африканских стран к недоношенным детям часто относились по принципу «умрет – так умрет».

– Тяжелая у тебя работа, – с сочувствием сказал Джимми.

– Вовсе нет, – покачала головой Алекс. – Большинство ребятишек нам удается спасти, и в конце концов они вырастают полноценными, здоровыми людьми. Правда, некоторые все же умирают, и я до сих пор не могу к этому привыкнуть.

Действительно, каждую смерть младенца Алекс воспринимала как личную трагедию, зато каждый спасенный ребенок приносил огромную радость.

– Тебе, я думаю, не легче, – заметила она. – Некоторые люди относятся к своим детям так, словно это… неодушевленные предметы.

– Только некоторые люди относятся к своим детям лучше, чем к неодушевленным предметам, – ровным голосом сказал Джимми. Он тоже повидал много горя, много страданий, но так и не сумел к этому привыкнуть. Как и Алекс, Джимми тоже спасал детские жизни, и в каком‑то отношении ему было даже труднее, чем ей.

– А почему ты решила стать врачом? – неожиданно спросил Джимми. Пожалуй, впервые он обратился к Алекс со столь личным вопросом.

– Из‑за матери, – просто ответила она, заканчивая намазывать ему спину и завинчивая тюбик.

– Разве она тоже врач?

– Вовсе нет. – Алекс усмехнулась. – Моя мать ведет совершенно бесполезную жизнь. Она разъезжает по бутикам и салонам, устраивает вечеринки с коктейлями, посещает приемы, делает маникюр и каждый день укладывает волосы у собственного парикмахера. Вот и все ее дела. Тем же занимается и моя сестра. Должно быть, поэтому мне захотелось стать другой, непохожей на них, чего бы это ни стоило.

Это была, так сказать, канва; на самом деле все обстояло несколько сложнее.

– В детстве я мечтала быть пилотом воздушного лайнера, но потом решила, что это скучно, – добавила она. – Через какое‑то время, когда притупится новизна ощущений, начинаешь чувствовать себя чем‑то вроде высокооплачиваемого водителя автобуса То, чем я занимаюсь, гораздо интереснее, а главное – нужнее.

– Когда я учился в колледже, – сказал Джимми, – я тоже мечтал играть в хоккей за «Бостонских Медведей», но моя тогдашняя подружка убедила меня, что без зубов я буду выглядеть не лучшим образом. В конце концов я решил, что она права, но до сих пор я обожаю кататься на коньках. – Джимми часто бывал на катке с Маргарет, но сейчас он постарался об этом не думать.

– С кем это Марк так мило беседует? – спросил Джимми, и Алекс загадочно улыбнулась.

– Ты не поверишь, но это – дочь Купа. Она поживет с ним некоторое время. Ее зовут Тайрин, и она только на днях прилетела из Нью‑Йорка.

– Я не знал, что у него есть дочь, – покачал головой Джимми.

– Для Купа это тоже было чем‑то вроде сюрприза.

– Думаю, подобных сюрпризов в его жизни было немало.

– Но это приятный сюрприз. Тайрин – очень славная, – убежденно сказала Алекс.

Марк, похоже, считал также. Он разговаривал с Тайрин уже почти час, и Алекс заметила, что Джессика начинает внимательно смотреть в их сторону. Джейсон был слишком занят, пытаясь утопить кого‑то из подошедших своих приятелей, и пока что ничего не замечал, но Алекс была уверена, что вечером Джессика непременно шепнет брату несколько слов.

– Хорошие у Марка Дети, – заметила она, и Джимми кивнул.

– Да. В этом отношении ему здорово повезло. Не знаю только, что он будет делать, когда они снова уедут к матери.

Ему будет их очень не хватать.

– Быть может, со временем он тоже переберется в Нью‑Йорк, чтобы быть к ним поближе, – сказала она. – А ты? Ты останешься в Калифорнии или тоже переедешь на восток?

Алекс знала, что Джимми родом из Бостона, и ей внезапно пришло в голову, что он мог знать ее кузена, который учился в Гарварде примерно в одно время с ним.

– Мне бы хотелось остаться здесь, – сказал Джимми. – Но не хочется бросать мать. Отец умер, и она осталась совершенно одна. Кроме меня, у нее больше никого нет.

Алекс кивнула и спросила у него о своем кузене.

Джимми широко улыбнулся.

– Люк Мэдисон был моим лучшим другом. На старшем курсе мы жили с ним в одной комнате и каждые выходные напивались до зеленых чертей.

– Это на него похоже, – кивнула Алекс, обрадовавшись, что Джимми знал ее брата.

– Мне стыдно признаться, – продолжал Джимми, – но мы не виделись уже лет десять. Кажется, после выпуска он уехал на стажировку в Лондон, и я потерял его из виду.

– Он сейчас в Штатах, и у него шестеро детей, и все – мальчики. Впрочем, я сама вижусь с ним нечасто; как правило, мы встречаемся только на свадьбах родственников, а я не очень стремлюсь бывать на семейных праздниках, особенно на свадьбах.

– Почему? – удивился Джимми. Алекс интересовала его все больше и больше. Можно было даже сказать – она ему нравилась, но он по‑прежнему не мог понять, что она нашла в Купе. Джимми по‑прежнему недолюбливал своего квартирного хозяина, как он его величал, хотя и не мог сказать – почему. Его неприязнь к актеру была скорее интуитивной, чем осознанной. Возможно, Джимми просто завидовал Купу – признанному сердцееду и профессиональному бездельнику.

– На одной из свадеб… Впрочем, долго рассказывать.

Я думаю, на свадьбы у меня выработался условный рефлекс, как у крысы – на удар электрическим током. Короче говоря, от этих церемоний я ничего хорошего не жду, – ответила Алекс, и Джимми посмеялся такому объяснению.

– Жаль… – сказал он. – Насколько я знаю, иногда свадьбы бывают очень удачными. Моя, например… Мы зарегистрировались в мэрии, а потом отпраздновали это пиццей в ближайшем кафе. Маргарет была замечательной женщиной!

– Я очень сочувствую твоему горю, – от души сказала Алекс. Ей и в самом деле было очень жаль Джимми, и она была очень рада, что в последнее время он стал более разговорчивым. Вечера, которые он проводил с Фридменами, явно пошли ему на пользу. Общение с Джесс и Джейсоном отвлекало его от печальных воспоминаний.

– Странная вещь – горе, – проговорил Джимми задумчиво. – Порой кажется – оно убьет тебя, но бывают дни, когда о нем совершенно забываешь. К сожалению, когда просыпаешься утром, никогда нельзя знать заранее, что тебя ждет. Даже день, который начался замечательно, может превратиться черт знает во что, и наоборот: сначала тебе кажется, что ты и жить не хочешь, но потом что‑то случается, и ты вновь ощущаешь интерес к жизни. Наверное, в этом отношении горе похоже на болезнь, которая невесть с чего начинается и неизвестно отчего проходит. К счастью, я, кажется, начинаю к нему привыкать. Должно быть, со временем привыкнуть можно абсолютно ко всему.

– Да, кроме времени, другого лекарства я не знаю, – согласилась Алекс. Пусть это звучало банально, но она подозревала, что доля истины здесь есть. Джимми прожил в «Версале» уже почти пять месяцев. Когда она впервые увидела его, он был похож на покойника.

– Время способно исцелить любые раны, – добавила она. – Мне потребовалось несколько лет, чтобы забыть о своем несостоявшемся замужестве. Конечно, это совсем не то, что случилось с тобой, но в первое время я ужасно переживала.

– Кто может сказать, что тяжелее? – Джимми пожал плечами. – Тебя кто‑то предал, обманул твое доверие. Это как гнойная рана, которая долго не заживает. Что касается меня, то моя потеря сродни ампутации. Если продолжить сравнения в хирургическом духе, – он мимолетно улыбнулся Алекс, – то моя рана стерильна, если можно так выразиться. Во всяком случае, мне некого винить в моей потере.

Вот только болит она чертовски сильно.

Он был предельно откровенен с ней, и Алекс подумала, что, если Джимми выговорится, ему, возможно, станет чуть легче.

– Сколько времени тебе еще работать при клинике? – спросил он.

– Еще год, – ответила Алекс. – Впрочем, иногда мне кажется, что по меньшей мере сто лет. Что будет потом, я еще не знаю. Мне бы хотелось остаться при Калифорнийском университете, если меня возьмут. У нас превосходное отделение неонатальной интенсивной терапии, но оно полностью укомплектовано. Работать там считается престижным, так что я не знаю… Сначала я хотела стать врачом‑педиатром, но неонатальная интенсивная терапия заинтересовала меня. На этой работе не заскучаешь – приходится выкладываться полностью, иногда даже совершать невозможное.

Не знаю, надолго ли меня хватит физически, но теперь я уверена – я на своем месте.

Они все еще разговаривали, когда к ним подошли Марк и Тайрин. Они были почти одного роста, и, глядя на них, Алекс невольно улыбнулась. Из них бы получилась красивая пара, подумалось ей, благо что они были почти ровесниками.

– Ну, о чем вы тут разговаривали? – спросил Марк, садясь рядом. Сам он обсуждал с Тайрин законы о налогах, а также разные хитрые способы уменьшить налогообложение и был весьма удивлен тем, как много она об этом знает.

Все же в этой области Тайрин не могла равняться с ним, искушенным профессионалом, и Марку удалось произвести на нее впечатление своей осведомленностью и опытом.

– О работе – о чем же еще? – пожала плечами Алекс.

– Мы тоже… – Марк улыбнулся. – Тайрин неплохо разбирается в налогах. Она даже задала мне вопрос, на который я не смог ответить. Правда, он касался не федеральных, а местных налогов, но все равно я должен был знать…

– Очко в пользу Тайрин, – заметила Алекс, и все рассмеялись.

Бассейн между тем заполнился подростками – приятелями Джессики и Джейсона, и Алекс подумала: как хорошо, что Куп остался дома, – он бы этого не выдержал. Его бы хватил удар. Пожалуй, было к лучшему, что он не видел свою дочь до тех пор, пока ей не исполнилось тридцать девять. Детей такого возраста он, похоже, мог терпеть подле себя совершенно безболезненно. Именно так она и сказала Тайрин буквально накануне, и обе женщины немного посмеялись над его детофобией, которую Куп и не думал скрывать.

Подростки в бассейне затеяли игру в «Марко Поло», Джимми и Марк присоединились к ним, и Алекс и Тайрин остались вдвоем.

– Какой симпатичный человек этот Марк, – сказала Тайрин. – Жаль, что жена от него ушла, мне кажется, он ее очень любил. Зато дети явно предпочитают отца.

– Они хорошие ребята и любят мать, просто сейчас она пытается устраивать свою личную жизнь, а они еще не в том возрасте, чтобы понять ее и простить. Ничего, я думаю, со временем все утрясется, – сказала Алекс.

– А почему Джимми такой мрачный? – спросила Тайрин.

– Полгода назад он потерял жену и с тех пор никак не оправится, бедняжка! Сейчас он еще ничего, посмотрела бы ты на него, когда он только приехал!

– Как, он тоже развелся?! Просто поветрие какое‑то! – воскликнула Тайрин.

– Нет, его жена умерла. От рака. Ей было всего тридцать два… – Последние слова Алекс произнесла шепотом, так как Джимми как раз оказался в бассейне недалеко от них.

Впрочем, он вряд ли услышал бы ее, даже если бы Алекс говорила в полный голос. Это была очень веселая и шумная игра; брызги летели до небес, и над бассейном висела самая настоящая радуга.

Заглядевшись на детей, Алекс не сразу заметила, что Куп машет им с веранды. Он проголодался и хотел, чтобы Алекс и Тайрин вернулись в дом.

– Кажется, нас зовут, – заметила она, и Тайрин, обернувшись через плечо, улыбнулась такой теплой улыбкой, что Алекс не могла не подумать: от этой негаданной встречи отца с дочерью выиграл не только Куп.

– Ты счастлива с ним? – неожиданно спросила Тайрин.

Она уже давно гадала, что значат для Алекс эти отношения.

Даже когда они с отцом были вдвоем. Куп то и дело вспоминал об Алекс, рассказывал о ней, и теперь Тайрин хотелось выслушать и другую сторону.

– Да, счастлива, – просто ответила Алекс. – Жаль только, что он так относится к детям. Если бы не это, лучшего бы и желать было нельзя!

– А разница в возрасте тебя не смущает?

– Поначалу я действительно много об этом думала, но потом… перестала. Ему не дашь семидесяти, самое большее – пятьдесят. А иногда Куп и вовсе ведет себя как ребенок.

– Но он не ребенок, – заметила Тайрин, думая о том, что с каждым днем эта сорокалетняя разница в возрасте будет сказываться все сильнее. В конце концов настанет день, когда она превратится в непреодолимое препятствие, и тогда…

– То же самое сказал мне и мой отец, – вздохнула Алекс.

– Он… не одобряет ваших отношений? – Тайрин нисколько не удивилась. Она не знала, что за человек Артур Мэдисон, однако ей казалось, что ни один здравомыслящий отец в мире не хотел бы заполучить Купа в зятья.

– Он не одобряет ничего из того, что я делаю. Что касается Купа, то он ему, безусловно, не нравится.

– Ничего удивительного – с такой‑то репутацией! Кстати, как ты относишься к тому, что какая‑то стриптизерша якобы от него беременна?

– Никак не отношусь – главным образом потому, что Купу она безразлична. К тому же ребенок вполне может оказаться не от него.

– А если он все‑таки от него?

Алекс пожала плечами:

– Что ж, в таком случае Куп, вероятно, будет каждый месяц отправлять ей чек. Он очень зол на эту Шарлей – даже не хочет видеть ребенка!

– Я его понимаю. Напрасно эта женщина отказалась от аборта. Так было бы проще для всех.

– Да, так было бы проще. Но если бы твоя мать пошла по пути наименьшего сопротивления, ты не сидела бы сейчас здесь. И я рада, что она не сделала этого, рада не только за тебя, но и за Купа. Ты очень много для него значишь, Тайрин. – На самом деле Алекс была уверена, что их встреча – настоящее благословение небес.

– Он тоже много для меня значит, – призналась Тайрин. – Я даже не ожидала, что так будет, хотя… Наверное, я все‑таки на что‑то надеялась, иначе бы не приехала к нему, не стала бы искать встречи. Конечно, мне было любопытно, какой он, и я рада, что мы поладили. Не знаю, каким бы он мне был отцом, зато теперь мы с ним настоящие друзья.

Алекс и сама видела это. Ей даже казалось, что с появлением Тайрин Куп словно помолодел. Он как будто вернул себе что‑то, чего подсознательно ему не хватало всю жизнь, и вот теперь эта недостающая деталь встала на свое место.

Помахав на прощание остальным, Алекс и Тайрин вернулись в дом. Куп ждал их в гостиной.

– Как они орут! – немедленно пожаловался он. Дети и простуда едва не доконали его.

– Они скоро уйдут, – успокоила его Алекс, – Я слышала – они собирались обедать.

– Кстати, насчет обеда… Что, если мы втроем закатимся для разнообразия в «Плющ»? – предложил Куп. Обе женщины согласно кивнули и разошлись по своим комнатам, чтобы переодеться. Двадцать минут спустя они уже были готовы, и Куп повез их в своем старом «Роллс‑Ройсе» в Норт‑Робертсон. В ресторане они заняли столик на веранде и весь вечер болтали, наслаждаясь обществом друг друга. Это был замечательный вечер, и, переглянувшись, Алекс и Куп обменялись улыбками.

И это означало, что в их мире все идет прекрасно.