Глава 20. На следующее утро Алекс позвонила Купу с работы, и он довольно бодрым голосом сообщил ей, что она пропустила отличный фильм

На следующее утро Алекс позвонила Купу с работы, и он довольно бодрым голосом сообщил ей, что она пропустила отличный фильм. Это заявление потрясло Алекс. Подобное отрицание очевидных и трагичных фактов просто не лезло ни в какие ворота. О Джимми Куп даже не спросил.

Алекс сама сказала ему, что в его состоянии не произошло никаких изменений. Куп ответил, что ему очень жаль это слышать, и тут же попытался сменить тему.

– Ты все о том же… – пробормотал он недовольно, и Алекс захотелось схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть. Неужели, думала она, он не понимает, что жизнь Джимми висит буквально на волоске? Или ему все равно? Но нет, похоже, до него просто не доходило, насколько на самом деле опасно положение. Ему казалось, с Джимми ничего особенно страшного не случилось. Ну подумаешь, ушиб человек голову, вероятно, рассуждал он. Пройдет. И нечего из‑за этого шум поднимать.

Алекс так разволновалась, что поделилась своими мыслями о Тайрин, когда зашла в обеденный перерыв проведать Джимми. Марк и Валери были в палате, и Тайрин сидела в комнате ожидания одна.

– Боюсь, что в критических ситуациях отец совершенно теряется, – откровенно сказала Тайрин. – Подобные вещи просто не для него. Он не привык к ним и не знает, что делать.

На нее реакция Купа также произвела удручающее впечатление. Сегодня за завтраком он пробормотал что‑то насчет «отрицательной энергии», которую необходимо заблокировать еще на подходе и ни в коем случае не позволять ей воздействовать на себя. Ей, впрочем, показалось, что Куп чувствует себя виноватым. Он как будто понимал, что, каким бы естественным ни казалось ему самому его поведение, оно плохо вписывается в общепринятые нормы.

Несмотря на это он продолжал закрывать глаза на происходящее, и это, не нравилось Алекс больше всего. Ведь человек, который не замечает страданий других, не может быть ни хорошим другом, ни отцом, ни мужем. У нее было такое чувство, что Куп предал, обманул ее. Тщетно она убеждала себя, что на большее Куп просто не способен. Что, если когда‑нибудь что‑то плохое случится с ней, думала Алекс.

Неужели и тогда Куп постарается отгородиться от «негативной энергии»? Попробует он ей помочь или преспокойно свернет в сторону? Она склонялась к последнему, и от этого ей делалось по‑настоящему страшно. И как Алекс ни старалась, успокоить себя ей не удавалось.

После работы она поехала в «Версаль». Марк и Тайрин остались в больнице вместе с Валери. Алекс решила серьезно поговорить с Купом, но и перегибать палку ей тоже не хотелось.

Но когда она приехала, на лице Купа не было заметно никаких следов глубокого душевного волнения. Напротив, он был настроен весело и благодушно. Он заказал для них в «Спаго» роскошный ужин, и хотя утверждал, что соскучился по калифорнийской кухне, Алекс поняла – этим он пытается компенсировать то, что он не сделал.

А не делал Куп неприятных вещей. Он специализировался на дорогих подарках, походах в кино или в ресторан и других приятных сюрпризах. Каким‑то образом ему удалось исключить из своей жизни практически все, что ему не нравилось или пугало. Куп признавал только такие вещи и ситуации, которые находил «забавными». Алекс хорошо знала, что настоящая жизнь совсем не такова и что состоит она не только из приятного, но и из трагического, но Купа это как будто не касалось. Ни одной темной тучке он не позволял омрачить свой горизонт, а если таковая появлялась, он спешил поскорее прогнать ее за границы искусственного рая, который сам для себя создал. И сделать это ему было очень легко. Купу достаточно было сказать себе, что никаких проблем просто не существует. Весьма наглядной в этом отношении была ситуация с его финансовыми делами.

Куп был на грани банкротства, но не признавал этого, и уж тем более не стоило ожидать от него каких‑то решительных шагов. Он продолжал жить, как жил, тратить, как тратил, и вспоминал о своих обстоятельствах, только когда ему об этом напоминали. Но ненадолго. Даже после очередного разговора с Эйбом Куп забывал обо всем через пять минут после того, как клал трубку, и продолжал наслаждаться жизнью, словно бабочка, живущая одним днем.

Чего у него нельзя было отнять, это того, что с ним человек – любой человек – тоже начинал чувствовать себя легко и приятно. Именно поэтому вечер, который они провели с Алекс, оказался совсем неплох, хотя по временам ей и казалось, что они оба играют роли в какой‑то сюрреалистической пьесе.

Но она Джимми не забыла. Воспользовавшись тем, что Куп отправился в подвал за шампанским, она позвонила в клинику, но ей ответили, что никаких изменений нет.

Алекс достаточно хорошо разбиралась в медицине, чтобы понимать – в данном случае отсутствие изменений есть перемена к худшему. Надежда на скорый выход Джимми из комы начинала таять. Он был без сознания уже почти двое суток, и каждый прошедший час уменьшал его шансы на полное выздоровление. У него оставались всего сутки, может быть, двое. После этого Джимми если и выживет, то уже никогда не будет таким, как прежде. Алекс оставалось только молиться, чтобы он пришел в себя как можно скорее.

В тот день она легла спать с тяжелым сердцем, и не только из‑за Джимми, но и из‑за Купа. Что‑то неотвратимо менялось в их отношениях, и Алекс ничего не могла с этим поделать. Меньше всего ей хотелось перевоспитывать Купа, да в его семьдесят лет надеяться на это вряд ли возможно. Как и в случае с Джимми, Алекс могла надеяться только на чудо.

Следующий день был у нее выходным, но она поехала в больницу, чтобы быть с Джимми и Валери. Несмотря на то, что она даже не была в резерве, Алекс взяла с собой белый халат и пропуск, благодаря которым могла пройти в палату в любой момент.

– Спасибо вам за все, что вы делаете для Джимми и для меня, – сказала ей Валери. Сегодня они были в больнице вдвоем. Марк вернулся на работу. Тайрин тоже не смогла прийти – Куп, снимавшийся в рекламном ролике для национальной фармацевтической компании, настоял, чтобы она поехала с ним. Никаких изменений по‑прежнему не было, и Алекс приготовилась к долгому и – может быть – бесплодному ожиданию.

Алекс и Валери провели в больнице уже несколько часов.

Сменяя друг друга, они поднимались к Джимми и разговаривали с ним так, словно он мог их услышать. В одно из таких посещений, когда Валери, стоя у изголовья кровати, разговаривала с сыном, Алекс вдруг показалось, что правая нога Джимми чуть заметно дернулась. Сначала она решила, что это чисто рефлекторное сокращение мышц. Но уже в следующую секунду снова отчетливо пошевелилась вся ступня, и Алекс бросила взгляд на экран одного из мониторов, потом перевела взгляд на сиделку, которая все время сидела в углу. Та тоже это заметила и хотела что‑то сказать, но не успела. Джимми снова пошевелился и – очень медленно, с трудом – поднял здоровую руку и сжал пальцы матери.

Слезы покатились по щекам Валери, но она продолжала обращаться к сыну. Очень спокойно и уверенно она говорила Джимми, как сильно она его любит и как она счастлива, что ему лучше, хотя никаких признаков этого заметно пока не было. Джимми даже не открыл глаз, и все же в голосе его матери звучали уверенность и торжество, как будто он уже встал с больничной кровати.

Примерно через полчаса Джимми приоткрыл глаза и посмотрел на Валери.

– Мама… – прошептал он.

– Здравствуй, Джимми, мальчик мой… – Она улыбнулась сквозь слезы, а Алекс едва не задохнулась, пытаясь сдержать рвущееся из груди рыдание.

– Что… случилось? – Голос Джимми был хриплым после интубации, говорил он медленно, с трудом, но все же слова можно было разобрать.

– Ты отвратительно водишь машину, сынок, – ответила Валери, и Алекс с сиделкой улыбнулись.

– Машину?.. Что… с машиной?

– Боюсь, что ей досталось больше, чем тебе. Но не горюй – когда ты поправишься, я куплю тебе новую.

– Хорошо… – Джимми устало закрыл глаза, но тотчас снова открыл их и увидел Алекс.

– Алекс?! И ты здесь?!

– У меня свободный день, и я пришла тебя навестить.

– Спасибо, Алекс, – прошептал Джимми и закрыл глаза.

Минуту спустя в палату зашел его лечащий врач, которого вызвала сиделка. Проверив рефлексы, он повернулся к Алекс и показал ей сложенные колечком большой и указательный пальцы.

– Есть! Теперь он выкарабкается! – Это была большая победа для всей бригады, и врач имел все основания быть довольным: еще одного человека они сумели вырвать из когтей смерти.

Пока врач осматривал Джимми, Валери рыдала в коридоре на груди Алекс. Оказывается, все это время она не верила, что ее сын выживет, и теперь, когда напряжение спало, совершенно расклеилась.

– Все хорошо, – успокаивала ее Алекс. – Не надо плакать, теперь все будет хорошо…

Она понимала, что Валери прошла через серьезное испытание, и чувствовала огромное облегчение и радость. Теперь ей необходим был отдых, и в конце концов Алекс удалось убедить Валери уехать из больницы. Она сама отвезла ее в «Версаль» и помогла устроиться во флигеле, запасные ключи от которого нашла в ящике стола на кухне. Куп еще не вернулся со съемок, но Алекс надеялась, что он не станет возражать.

– Вы были так добры ко мне, – со слезами на глазах сказала Валери, когда Алекс, убедившись, что в доме есть все необходимое, собралась уходить. – Как бы мне хотелось иметь такую дочь!

Два дня мать Джимми держалась, но теперь малейший пустяк мог заставить ее заплакать.

– А мне бы очень хотелось иметь такую мать! – совершенно серьезно ответила Алекс и, обняв Валери на прощание, вернулась в особняк. Она чувствовала огромное облегчение. Приняв ванну, Алекс вымыла и уложила волосы и немного поспала. Иначе она, наверное, могла бы свалиться.

Куп вернулся в одиннадцатом часу. У него тоже выдался нелегкий день.

– Господи, как же я вымотался! – простонал он, наливая себе, Алекс и Тайрин по бокалу шампанского. – Даже когда я играл на Бродвее, я не уставал так, как после съемок этой паршивой рекламы!

Он действительно выглядел осунувшимся, но довольным. Ему очень неплохо заплатили, к тому же Куп был рад, что Тайрин понравилось на съемках. Она так увлеклась, что едва не забыла про Джимми. Несколько раз Тайрин звонила в больницу, но это было до того, как Джимми пришел в себя, и она была не в курсе последних событий.

– Что новенького, Алекс? – спросила она. – Как дела у Джимми?

– Превосходно! – Алекс улыбнулась. – Он очнулся. Теперь все должно быть хорошо. Конечно, ему еще придется полежать в больнице, но теперь он точно поправится. – Голос ее невольно дрогнул, выдавая волнение.

– И после этого он жил долго и счастливо, – сказал Куп и покровительственно улыбнулся. – Я же говорил, что все обойдется. Право же, не стоит мешать богу исполнять его обязанности!

Но эти слова противоречили всему, что делала и во что верила Алекс. Она была не против вмешательства всевышнего, но считала, что каждый человек должен честно выполнять то, что диктуют ему совесть и элементарная порядочность.

– Это было бы слишком просто, – возразила она, но Куп предпочел ее не услышать.

– А как Валери? – спросила Тайрин.

– Разумеется, она счастлива, только очень устала. Я поселила ее во флигеле. Надеюсь, ты не против? – повернулась Алекс к Купу.

– Нисколько, – величественно ответил он. – Но не лучше ли ей было взять номер в отеле, где есть и ресторан, и коридорная служба? В ее возрасте, наверное, непросто себя обслуживать.

– Может быть, она не может позволить себе отель, – возразила Алекс. – К тому же Валери вовсе не старуха.

– Вот как? – переспросил Куп, впрочем, без особого интереса. Все волнения и тревоги прошедших двух дней надоели ему до крайности, и он желал только одного – чтобы все как можно скорее успокоилось и пришло в норму. – Сколько же ей?

– Ей лет пятьдесят с небольшим, но выглядит она на сорок – сорок два, максимум на сорок пять.

– Валери пятьдесят три года, – вставила Тайрин. – Я у нее спросила. Но выглядит она действительно потрясающе. Если не знать, что она мать Джимми, ее можно принять за его сестру.

– Что ж, по крайней мере можно не беспокоиться, что она упадет с крыльца и что‑нибудь себе сломает. – Куп вздохнул с явным облегчением. Он был очень доволен, что все проблемы остались в прошлом. Кроме того. Куп был искренне рад за Джимми, просто ему претили мелодраматические эффекты. Главное, теперь ничто не мешало ему вернуться к привычному образу жизни.

– Что вы собираетесь делать завтра? – весело поинтересовался Куп. Ему удалось заработать приличную сумму, и у него было отличное настроение.

– Работать, что же еще! – ответила Алекс и рассмеялась.

– Опять?.. – Лицо Купа разочарованно вытянулось. – Как скучно! Может быть, ты все‑таки постараешься взять выходной, и мы съездим на Родео‑драйв, прошвырнемся по магазинам?

– Мне бы очень хотелось… – Алекс улыбнулась ему. Куп снова стал похож на влюбленного мальчишку, на которого невозможно сердиться.

– Боюсь только, – добавила она, – мое начальство будет очень недовольно, если я скажу, что не могу прийти на работу потому, что мне нужно пошататься по шикарным бутикам. Может быть, мне лучше просто выйти на работу? – улыбнулась Алекс.

В полночь они отправились спать. Алекс и Куп долго занимались любовью, и когда на следующее утро она уходила, он даже не проснулся. Алекс все же поцеловала его на прощание. Она простила ему и равнодушное отношение к судьбе Джимми, и недостаток мужества. Алекс знала – некоторые люди по‑настоящему теряются, когда им приходится сталкиваться с тяжелой болезнью или несчастным случаем.

Она сама знала нескольких мужчин, которые, порезав палец, падали в обморок. Возможно, что, любя Купа, она пыталась оправдать его – оправдать любой ценой. Наверное, иначе Алекс просто не могла поступить – в противном случае ее собственное душевное спокойствие могло оказаться под угрозой. По ее мнению, любовь означала в первую очередь понимание, готовность к компромиссу и способность прощать. Но если бы такой вопрос задали Купу, он бы скорее всего ответил, что любовь – это красота, секс, наслаждение и что она должна быть предельно простой. В этом‑то и заключалось главное противоречие. Хотя Алекс и прожила на свете вдвое меньше Купа, она была во многих отношениях мудрее его и давно знала, что человеческие отношения, особенно такие, как любовь или дружба, по определению не могут быть простыми. Но Куп стремился именно к беспроблемности, ничем не осложненной чувственности.

В обеденный перерыв она поспешила в травматологию, чтобы повидать Джимми. Валери Алекс не застала – минут пять назад она ушла в кафе, чтобы перекусить, и несколько минут они с Джимми разговаривали о его матери. Алекс призналась, что Валери ей очень нравится, и Джимми ответил, что ничего другого он не ожидал. Для него мать была самым лучшим человеком на свете – правда, после Маргарет.

Потом он сообщил Алекс новость: его дела шли настолько хорошо, что уже завтра утром его собирались перевести из интенсивной терапии в обычную палату.

– Это все благодаря вам, – сказал Джимми и чуть заметно кивнул. – Кстати, спасибо, что побыла с мамой, пока я валялся в отключке. Она сказала, что вчера ты провела с ней почти весь день. Я очень благодарен тебе за это.

Если бы не ты…

– Я просто не хотела, чтобы она оставалась одна, – перебила Алекс. – Больничная обстановка, особенно в отделении интенсивной терапии, может напугать человека, а я тут все знаю. Даже знаю, для чего используется большинство этих приборов и установок… – Она показала на громоздившиеся вдоль стены специальные медицинские приборы, большинство которых были уже отключены.

И Алекс снова улыбнулась Джимми. Он выглядел значительно лучше, чем вчера, и она решилась задать ему вопрос, который не давал ей покоя все эти дни.

– Как все это произошло? – спросила она доверительным тоном. – Твой врач сказал, что ты не был пьян. Что же случилось?

Она сидела совсем близко к его кровати, и Джимми машинально стиснул ее руку.

– Не знаю… Не помню… Машина вдруг потеряла управление. Старые покрышки. Неисправные тормоза. Масляное пятно на дороге… Я…

– Ты уверен, что не хотел этого сам? – осторожно спросила Алекс. – Ты сам направил машину к обрыву или… или просто не стал ничего предпринимать, когда тебя вдруг понесло к нему?

Она почти шептала, но Джимми ее услышал. Он долго молчал, потом заговорил:

– Честно говоря, Алекс, я не знаю. Я сам все время задаю себе тот же вопрос. Тогда… когда это произошло, я был как в тумане. Я думал о ней, о Маргарет… В воскресенье был ее день рождения. Наверное, в какую‑то долю секунды я решил: пусть… пусть будет что будет. Машину стало заносить, но я ничего не предпринял. Потом я опомнился и начал выворачивать руль, но было поздно. Последнее, что я видел, это свет фар, которые освещали какой‑то каменистый склон, потом – темнота…

Это было почти слово в слово то, что Алекс ожидала услышать, и все же она стояла, парализованная ужасом, не в силах ни пошевелиться, ни что‑то сказать. Лицо Джимми отражало не меньший страх.

– Нелегко признаваться в этом, – добавил он чуть слышно, – но на какую‑то долю секунды я решил положиться на судьбу. Все обошлось, но… это просто случайность. Все могло быть и по‑другому, хотя я бы не сказал, что я сознательно к этому стремился…

– Я понимаю… Вернее, мне кажется, что я понимаю, – сказала Алекс. – Ты устал страдать и доверился высшим силам. И ты получил ответ. Что ж, теперь ты должен жить, а пока выздоравливать, – закончила она, улыбнувшись.

– Да. – Джимми осторожно кивнул в ответ. – Я выздоровею, кости срастутся, и я буду крепко стоять на ногах. В последнее время я и сам думал о том, чтобы обратиться к хорошему психоаналитику. Я уже сам не мог выносить того, что со мной творилось. Мне казалось – я медленно тону и никак не могу выкарабкаться на поверхность. Теперь… – Он бросил взгляд на медицинское оборудование, на свои ноги в гипсе, и в лице его что‑то неуловимо изменилось. –..теперь я чувствую себя намного лучше, хотя это, наверное, звучит глупо.

– Я рада это слышать, – кивнула Алекс. Джимми действительно выглядел лучше, и она была рада этому. – Впредь я буду приглядывать за тобой. Вот увидишь – я от тебя не отстану, пока ты снова не начнешь смеяться, плавать, прыгать, играть в теннис.

– Ну, прыгать я не смогу еще очень долго. – улыбнулся Джимми. Действительно, сначала ему предстояло ездить в инвалидном кресле, потом ковылять на костылях, потом – понемногу ходить. На это могли потребоваться недели, но его мать уже сказала, что останется в Лос‑Анджелесе и будет ухаживать за ним, пока он не окрепнет. А Джимми обещал готовить ей роскошные обеды и ужины, чего не делал с тех пор, как умерла Маргарет. Врачи сказали, что он сможет вернуться на работу не раньше чем через два месяца, но ему уже не терпелось снова оказаться в Уоттсе, среди своих маленьких друзей, и Алекс решила, что это добрый знак.

– Спасибо тебе за заботу, за все… – сказал Джимми. – Кстати, как ты догадалась?.. – Он имел в виду, как Алекс узнала о подлинных причинах аварии и о той роли, которую он сам сыграл в происшедшем с ним несчастье.

– Ведь я врач, или ты забыл? – Она улыбнулась.

– Не забыл, но ведь младенцы обычно не водят машины и не срываются с утесов.

Алекс слегка пожала плечами.

– Должно быть, это знаменитая женская интуиция, – сказала она шутливо, но тут же снова стала серьезной. – Я не знаю, как я догадалась. Но как только Марк сказал мне об аварии, я сразу подумала… нет, почувствовала: что‑то не так.

– Ты очень проницательная женщина. – «Умная, заботливая, добрая, внимательная», – добавил он мысленно.

– Просто мне не все равно, что с тобой случится, – ответила она, и Джимми кивнул. Алекс тоже была ему небезразлична, но он побоялся сказать это вслух.

На ходу дожевывая сандвич, вернулась Валери. Обменявшись с ней приветствиями, Алекс отправилась к себе в неонатологию, а Валери, усевшись рядом с сыном, принялась возносить ее до небес.

– Марк говорит, Алекс – подружка Купера Уинслоу, – сказала она, – Как тебе кажется, он не слишком стар для нее? – Валери было очень любопытно, что могла найти Алекс в стареющем актере. Сама она еще ни разу не видела Купера и не знала, каким он умеет быть обаятельным. Впрочем, она много слышала о нем от сына и Марка.

– Если даже и так, то Алекс, по‑видимому, придерживается другого мнения, – неохотно ответил Джимми. За последние два дня он узнал Алекс еще лучше и окончательно убедился, что Куп ее не заслуживает.

– Что он за человек, Купер Уинслоу? – спросила Валери.

Глядя на нее, Джимми почувствовал, что проголодался.

Его все еще держали на жидкой диете, которую нельзя было назвать особенно питательной, но дело было не в этом.

Просто он уже забыл, когда в последний раз испытывал голод. Может быть, подумал он, Алекс была права, и ему удалось изгнать всех демонов, владевших его разумом и душой?

Он дошел до края и прыгнул вниз – и остался цел, хотя и не благодаря своим собственным усилиям. Что ж, быть может, эта авария и вернет его к жизни?

– Купер Уинслоу – это самый эгоистичный, самый очаровательный и самый безвольный мужчина из всех, каких я когда‑либо знал, – ответил Джимми. – К сожалению, Алекс этого не видит, – добавил он раздраженно.

– Ну, я бы не стала утверждать этого так категорично, – возразила Валери. – Женщины намного проницательнее мужчин, они видят многое, просто по особому складу своего характера предпочитают не торопиться. Они собирают, накапливают сведения; они могут даже вовсе не воспользоваться ими, но это не значит, что они не замечают очевидного. А Алекс, насколько я могу судить, очень умная и проницательная молодая леди.

– О, она просто чудо! – не сдержавшись, выпалил Джимми и покраснел. В ответ Валери только кивнула, сделав вид, будто ничего не заметила, однако последние слова сына только укрепили ее подозрения. Она чувствовала, что Джимми относится к Алекс не только как к хорошей знакомой, хотя сам он, скорее всего, об этом даже не догадывался.

– Я так и поняла, – сказала она. – И я уверена, что Алекс не сделает неверного шага. Похоже, на данный момент Куп ее вполне устраивает, хотя их союз и мне показался странным. Я кое‑что о нем слышала, и… Слишком они разные люди.

Однако на следующий день Валери была вынуждена изменить свое мнение о Купе, каким бы оно ни было. Джимми перевели в отдельную частную палату, и Куп прислал ему гигантский букет цветов. Сначала, правда, Валери подумала, что это дело рук Алекс, но потом убедилась в своей ошибке.

Это был как раз такой букет, какой мог послать мужчина, причем мужчина, привыкший покорять женщин одним ударом. Купу даже не пришло в голову заказать для Джимми меньше пяти дюжин крупных красных роз.

– Как ты думаешь, он хочет сделать мне предложение? – шутливо спросил Джимми у матери.

– Надеюсь, что нет, – со смехом отвечала. Валери. – У него есть Алекс.

Но в глубине души она надеялась, что Куп все‑таки не женится на Алекс, которой, по мнению Валери, нужен был человек более молодой, надежный, заботливый и преданный, способный дать ей крепкое семейное счастье и, главное, детей. И таким человеком вполне мог стать Джимми, ее Джимми, которого она считала лучшим мужчиной на свете.

К счастью, Валери была достаточно умна, чтобы не заговаривать об этом вслух. Джимми и Алекс были пока просто друзьями, им этого хватало, и Валери решила подождать, пока они оба прозреют.

Алекс продолжала навещать Джимми и когда была на работе, и в свои свободные дни. Она приносила ему книги, журналы, рассказывала ему смешные истории, а однажды даже купила «пукающую машинку» с дистанционным управлением, чтобы он мог вгонять в краску сестер и сиделок. Подобные розыгрыши она всегда считала довольно глупыми, но машинка Джимми неожиданно понравилась. Но больше всего времени они проводили, разговаривая обо всем на свете, в том числе о таких серьезных вещах, как о его родителях, о его жизни с Маргарет, о том, как сильно ему ее не хватало. Алекс в ответ рассказывала ему о своем несостоявшемся замужестве, об отце с матерью, об их отношениях – о том, какими бы ей хотелось их видеть и какими они были на самом деле. Открывая друг другу самые сокровенные тайны, они незаметно становились все более близкими друзьями. Во всяком случае, оба были уверены, что это не что иное, как дружба, но Валери, бывшая невольной свидетельницей того, как развивались их отношения, знала, что это не так. Вне зависимости от того, сознавали они, что происходит, или нет, в чаше, из которой они так жадно пили, зрел напиток куда более крепкий и хмельной, и Валери была только рада этому. И единственной мухой в этой чаше сладкого меда был Куп.

Когда настал уикенд, Валери представилась возможность увидеть «муху» своими глазами, и она вынуждена была признать, что Куп был именно таким, как его описывал Джимми. Эгоистичным, самовлюбленным, самоуверенным, с одной стороны, и обаятельным, непосредственным, веселым и щедрым – с другой. Его внешность произвела на Валери впечатление. Она и представить себе не могла, что мужчина в семьдесят лет может так выглядеть. Правда, Валери видела Купа в рекламах и эпизодических ролях в фильмах, но ей всегда казалось, что его блистательная внешность целиком создана трудом искусных голливудских гримеров и пластических хирургов. Теперь же она убедилась, что Куп и в самом деле таков, каким представал на телеэкранах.

Но было в нем и еще кое‑что, чего Джимми по молодости лет не мог ни разглядеть, ни понять. Валери увидела в нем одинокое, ранимое, испуганное человеческое существо.

Как бы хорошо он ни выглядел, каким бы количеством молодых девушек себя ни окружал, в глубине души Куп давно знал, что конец уже близок и занавес вот‑вот опустится. И он боялся старости, болезней, боялся утратить свою моложавую внешность, боялся умереть. Это было ясно хотя бы по тому, как Куп реагировал на случившееся с Джимми. И по его глазам тоже. Даже когда он смеялся, его глаза оставались усталыми и печальными, и Валери пожалела его.

Перед ней был человек, который боится своего собственного страха. Все остальное было просто маскировкой, за которую Куп отчаянно держался, боясь, как бы не остаться голым на слишком сильном ветру. Даже история с Шарлен при всем ее скандальном характере была нужна Купу, чтобы питать его «эго». Несмотря на неоднократные утверждения, будто все это ему крайне неприятно. Куп втайне гордился тем, что в семьдесят лет еще способен делать детей.

Подсознательно он даже использовал беременность Шарлен в качестве оружия против Алекс. Он как бы напоминал ей, что на свете существуют и другие женщины, которые хотели бы иметь от него ребенка. Впрочем, Валери вовсе не была уверена, что Алекс по‑настоящему любит Купа. Несмотря на связывавшие их близкие отношения, он был для нее не любовником, а скорее нежным, заботливым, внимательным отцом, которого ей всю жизнь так не хватало.

Объяснить все это сыну Валери бы не взялась – скорее всего, он бы ее просто не понял. Однако, несмотря на то, что она никогда не верила в возможности любительского психоанализа, отношения внутри небольшой группы людей, поселившихся в «Версале», представлялись ей весьма и весьма любопытными. Здесь было о чем подумать.

Лишь в отношении Марка и Тайрин можно было сказать, что они определенно нравятся друг другу; все остальное было покрыто туманом.

Сложность и противоречивость характера Купа очень заинтересовали Валери; она же не произвела на актера особенного впечатления. Валери О'Коннор явно не принадлежала к категории женщин, благосклонности которых Куп привык добиваться. Даже по возрасту она годилась в матери тем сопливым девчонкам, которых Куп пачками укладывал к себе в постель. Несколько позднее он сказал Алекс, что в ней ему понравились приятные манеры, естественная и легкая грация движений, воспитанность и такт, но что она – «не в его вкусе». И действительно, в Валери не было ничего претенциозного. Одевалась она просто и не предпринимала никаких мер, чтобы казаться моложе, чем была на самом деле. Но минимум косметики на лице, темные джинсы и темная водолазка с тонкой ниточкой жемчуга как раз и придавали ей такой вид, словно ей было не за пятьдесят, а как минимум на десяток лет меньше. Вместе с тем в ней чувствовались безукоризненное воспитание и врожденное чувство такта.

– Жаль, что она стеснена в средствах, – с сочувствием сказала Куп Алекс. – Эта миссис О'Коннор выглядит как настоящая леди, и единственное, чего ей недостает, это небольшого состояния. Такая женщина, как она, просто обязана быть богатой – этого требует мое чувство гармонии. – Он рассмеялся. – Впрочем, то же самое я могу сказать и о себе.

Действительно, из всей компании, собравшейся в «Версале», только Алекс была по‑настоящему богата, но на ней это никак не отражалось. И ей на самом деле было все равно, есть у нее деньги или нет. Как юноша не замечает своей молодости, так щедрый не замечает своего богатства.

Куп считал, что деньги нужны только для того, чтобы тратить их на удовольствия. Алекс на свое наследство обращала внимания не больше, чем на склад нестираных халатов в своей квартире. Казалось, иногда оно ей просто мешает.

Куп считал, что Алекс просто не умеет распоряжаться деньгами, и был готов научить ее этому, но ему продолжала мешать собственная совесть. Проклятая совесть! Он пытался справиться с ней, но пока тщетно. Что‑то мешало ему поступить так, как требовали обстоятельства, хотя внешне ситуация казалась предельно простой. Алекс любила его, Куп любил ее, и им оставалось только пожениться, чтобы вместе жить в «Версале» на ее деньги. Но как раз на этот‑то последний шаг Куп никак не мог решиться.

На следующий день Куп снова увидел Валери. Она отдыхала у бассейна, сидя в шезлонге в тени его любимого куста.

Алекс убедила ее, что она непременно должна отдохнуть, и после долгих колебаний Валери решила не ездить к Джимми в первой половине дня. Но просто сидеть во флигеле и читать ей было скучно, поэтому она переоделась в черное бикини и отправилась к бассейну, чтобы поплавать и позагорать на жарком калифорнийском солнце.

У нее была безукоризненная фигура, и Алекс и Тайрин отчаянно ей завидовали – обе были бы просто счастливы к пятидесяти годам выглядеть так хорошо. Когда же они сказали Валери об этом, она ответила, что все дело в удачной наследственности и что ей не приходится предпринимать почти никаких усилий, чтобы поддерживать себя в форме, однако было заметно, что слова молодых женщин ей приятны.

Увидев, что его место занято, Куп не стал расстраиваться. Вместо этого он, проявив галантность, пригласил Валери в дом на бокал шампанского. Она ответила согласием – не столько из‑за приличий, сколько из желания взглянуть на «Версаль» изнутри. Обстановка особняка поразила ее. В доме не было ничего показного или безвкусного, хотя Валери вполне способна была оценить, сколько на самом деле стоит эта золоченая антикварная мебель и затканные цветами шелковые обои. Как она впоследствии говорила Джимми, это был дом очень солидного человека. И вновь она подумала, что Алекс здесь не место, но она и Куп выглядели вполне счастливыми и довольными друг другом, и Валери в конце концов решила, что может и ошибаться. Быть может, рассуждала она, Куп действительно имеет в отношении Алекс самые серьезные намерения. Он был с ней так внимателен, нежен и заботлив, что сразу было ясно – он по уши влюблен. Другое дело, способен ли Куп на чувство по‑настоящему глубокое. Насколько Валери могла судить, все его чувства были достаточно поверхностными. Он как будто не жил, а играл в жизнь, однако она допускала, что Куп вполне может жениться на Алекс – если не из мальчишеского желания доказать что‑то окружающим, то хотя бы ради денег семьи Мэдисон. Валери от всего сердца надеялась, что это не так и что Купу нравятся в Алекс не только размеры ее банковского счета.

Саму Алекс подобные проблемы, похоже, не волновали.

С Купом она чувствовала себя очень уютно и спокойно, к тому же ей явно нравился «Версаль», а в Тайрин она обрела добрую и искреннюю подругу.

– У тебя просто чудесные друзья, – сказала Валери сыну, когда приехала к нему вечером. Потом она рассказала ему, как Куп угостил ее шампанским, и поделилась впечатлениями от своей экскурсии по «Версалю».

– Это настоящий дворец, – закончила она. – Другого слова я не подберу. Но все равно флигель нравится мне больше. И я хорошо понимаю, почему ты там поселился.

Там очень спокойно – словно живешь где‑то на природе в нашей с тобой Ирландии.

– А наш роскошный мистер Уинслоу не пытался за тобой приударить? – поинтересовался Джимми.

– Разумеется, нет! – рассмеялась его мать. – Я лет на тридцать старше его идеала. Кроме того, Куп достаточно умен, чтобы понимать – в моем возрасте я вижу его насквозь. Правда, ему бы пошло только на пользу, если бы какая‑нибудь женщина вроде меня взяла его в оборот, но мне жаль тратить на это время и силы. – Она улыбнулась. – Чтобы перевоспитать такого, как Куп, нужно очень много энергии, упорства и желание.

У нее действительно не было ни сил, ни желания флиртовать с Купом. Валери всегда говорила, что дни, когда ее интересовали мужчины, давно прошли. Ей нравилась жизнь, которую она вела, к тому же у нее был Джимми. Она уже пообещала, что не вернется в Бостон до тех пор, пока он не выздоровеет, и Джимми был очень этому рад. Вот уже несколько лет он общался с матерью в основном по телефону. Виделись они крайне редко, урывками, а с ней ему всегда было интересно и легко, ибо, кроме чисто родственных отношений, их связывала тесная дружба.

– Может, ты все‑таки попытаешься? – шутливо предложил Джимми. – Хотя бы из спортивного интереса – пусть Алекс немного поволнуется за своего драгоценного Купа.

– Боюсь, ничего не выйдет. Ей достаточно пальцем пошевелить, и Куп снова будет принадлежать ей со всеми потрохами, – так же шутливо ответила Валери. Другое дело, подумала она, нужно ли это Алекс, но ответ на этот вопрос могло дать только время.