Из первых откликов

С. О. Бурачок

«Герой нашего времени». М. Лермонтов (Разговор в гостиной)

Впервые: Маяк. 1840. Ч. 4. Гл. 4 (критический отдел — «Библиоте­ка избранных сочинений»). С. 210—219.

Степан Онисимович Бурачок (1800—1876) — журналист, критик, пи­сатель. С 1840 г. Бурачок вместе с Петром Александровичем Корсаковым (1790—1844) издавал журнал «Маяк современного просвещения и образо­ванности», снискавший среди современников репутацию откровенно рет­роградного издания.

Рецензия на роман Лермонтова вошла в состав обширного критическо­го обозрения под общим заглавием «Книги литературные». Это обозре­ние, в свою очередь, явилось 4-й статьей программного цикла Бурачка, в котором он намерен был познакомить читателей с основными задачами философии и словесности (первые части, напечатанные в той же книжке «Маяка», озаглавлены: «Содержание философии», «История филосо­фии», «Книги религиозные и нравственно-философские»).

По мнению Бурачка, творчество Лермонтова знаменует собой при­скорбный «упадок» русской литературы, в котором повинны «Жуков­ский и Пушкин; потом Булгарин, Полевой, Марлинский, Сенковский — будет и этих, — все учители и профессоры словесности и все читающее общество поголовно» (Маяк. 1840. Ч. 4. Гл. 4. С. 183). Столь жесткий приговор современной литературе мотивируется тем, что ей недостает «философского общего смысла, религиозности и народности» (С. 201). Перспективы выхода из кризисного состояния Бурачок видит в безогово­рочном подчинении «художественности» требованиям христианской мо­рали. Позже, полемизируя с В. Г. Белинским в статье «Система филосо­фии "Отечественных записок"» (Маяк. 1840. Ч. 9. Гл. 4. С. 1—48), Бурачок вменил в вину Лермонтову отсутствие «духа любви», заодно об­ратив этот упрек и к другим «протеже» «Отечественных записок»: Гете, Шиллеру, Байрону, Шекспиру, Вальтер-Скотту, Куперу, Пушкину, Гого­лю (С. 29). Через несколько лет Бурачок написал повесть под названием «Герои нашего времени», в которой мотивы и приемы лермонтовского ро­мана обыгрывались в целях морального разоблачения героев «печорин-ского» типа (Маяк. 1845. Ч. 19. Гл. 1. С. 1—207).

Статья Бурачка о «Герое нашего времени» вызвала возражения раз­личного характера. С отповедью критикам-моралистам, и в первую оче­редь Бурачку, выступил Белинский в «Отечественных записках» (см. ниже). С иных позиций возражал Бурачку Ф. В. Булгарин в «Северной пчеле» (см. следующую статью). Лермонтов отреагировал на статью Бу­рачка несколькими строчками в первой редакции предисловия к «Герою нашего времени». Отметив, что журналы «почти все были более чем бла­госклонны к этой книге», Лермонтов продолжал: «...все, кроме одного,

Комментарии

Комментарии

который как бы нарочно в своей критике смешивал имя сочинителя с ге­роем его повести, вероятно надеясь на то, что его читать никто не будет; но, хотя ничтожность этого журнала и служит ему достаточной защитой, однако все-таки, прочитав грубую и неприличную брань, — на душе оста­ется неприятное чувство, как после встречи с пьяным на улице <...>» (VI, 563; в окончательном тексте предисловия, опубликованном во втором из­дании романа в 1841 г., эти слова были сняты).

Восторженный отклик на статью Бурачка принадлежит писателю Ми­хаилу Николаевичу Загоскину (1789—1852). Прочитав 4-ю книжку «Ма­яка» за 1840 г., он прислал своему давнему другу П. А. Корсакову письмо для помещения в журнале: «Боже мой! Сколько в этой части прекрасных вещей! — восхищался Загоскин. — Что за логическая, светлая и умная голова у твоего товарища Бурачка! Сколько новых ясных идей, сколько святых истин! — Наконец, благодаря Бога, явилось у нас издание книги, в которой говорят прямо, что без религии не может быть и хорошей лите­ратуры. Когда я прочел между прочим в разборе "Героя нашего времени" следующие слова: "Как не жаль хорошее дарование посвящать таким гад­ким нелепостям, из одной только уверенности, что они будут иметь успех; дело давно известное, чем всего скорее угодишь слабым людям; но дело ли художника пользоваться этой слабостию людей, когда художник при­зван именно врачевать эту слабость, а не развивать ее", — то я так бы и бросился к Бурачку на шею — да на беду, шея-то его в Петербурге, а мои руки в Москве — так прошу тебя, любезный друг, исполни это за меня par procuration <...>» (по доверенности (фр.); Маяк. 1840. Ч. 7. Гл. 4. С. 101—102). Через двадцать лет А. А. Григорьев в статье «Оппозиция за­стоя. Черты из истории мракобесия» полностью процитировал письмо За­госкина, этого «наивного Камилла Демулена обскурантизма» (Время. 1861. № 5; также: Григорьев А. А. Эстетика и критика. М., 1980. С. 282). В той же статье Григорьев дал подробный разбор статьи Бурачка о «Герое нашего времени», отметив парадоксальное сходство-между суждениями «обскурантов-теоретиков» 1840-х гг. и «прогрессистов-теоретиков» 1850— 1860-х гг. (Там же. С. 293).

¹ В журнальном тексте эта фраза снабжена отсылкой к предшествую­щей части обозрения, где Бурачок излагает, каким должен быть истин­ный роман: «...в романе, как в истории, внешнее должно быть сигнатурой внутреннего: явления должны вытекать из причин и объясняться след­ствиями. Внутреннее, как важнейшее, должно быть на первом плане. Действующие лица, происшествия, завязка и развязка должны быть про­сто декорациями, средствами, непременно ведущими к разумной, свет­лой цели <...>. Причины, средства, цели, явления, следствия <...> пред­ставленные как в действиях духа (т. е. воли, чувства и разума), так и в противодействиях души (т. е. пожелания с его привычками, чувственнос­ти с ее страстями, ума с его мышлением и воображения с мечтами и при­зраками) — должны составлять умное, глубокое, верное, гармоническое целое — порядок романа. Где этого нет, там нет романа, а только праздная книга, с пустотой во весь формат, пустые лясы, беспредметная болтовня, пища для одной праздности, недостойная высокого искусства, — ремесло фокусника» (Маяк. 1840. Ч. 4. Гл. 4. С. 193).

² Обстоятельные рассуждения о пагубности «легкого чтения» содер­
жатся в статье Бурачка «Искусство читать книги про себя» (Маяк. 1840.
Ч. 3. Гл. 1. С. 69—79), а также в обозрении современной русской литера­
туры, частью которого является разбор «Героя нашего времени»: «Из ты­
сячи смертных изобретений новейшего романтизма легкое чтение — са­
мое нелепое, самое вздорное и, прибавлю, самое вредное изобретение для
литературы! Какое такое это легкое чтение? — То, которое, не отягощая
головы, доставляет удовольствие. <...> это особое чтение, приспособлен­
ное для таких людей, которые ровно ничего не знают и которые из своего
легкого чтения ровно ничего не узнают. <...> под легким чтением разуме­
ют: пустословие, одетое в красивые, игривые формы, которое за недостат­
ком устной беседы гостиных заменяло бы собой эту беседу, до первой ока­
зии пошаркать, поболтать и убить время» (Маяк. 1840. Ч. 4. Гл. 4.
С. 200—201).

³ Вероятно, не «заполошная», а «заполосная», т. е. расположенная за
пределами уже поделенной территории.

⁴ Имеется в виду трактат римского оратора и писателя Марка Туллия
Цицерона (106—43 до н. э.) «Об обязанностях».

⁵ То есть главный герой (новообразование типа генерал-фельдмаршал,
генерал-губернатор и т.д.).

⁶ Книга премудрости Соломона, 1:4.

⁷ Под именем «неистовой словесности» объединялись в сознании рус­
ских литераторов 1830—1840-х гг. произведения целого ряда француз­
ских писателей того времени: В. Гюго, О. Бальзака, Ж. Жанена, Э. Сю,
А. Дюма и других. Характерными признаками «неистовой» школы счита­
лись «кошмарные» сюжеты, бестрепетное описание самых «безобразных»
картин действительности и самых уродливых «извращений человеческой
природы». Подробнее см.: Виноградов В. В. О литературной циклиза­
ции // Виноградов В. В. Избр. труды. [Т. 2:] Поэтика русской литературы.
М., 1976. С. 45—62.

⁸ Ванька Каин (Иван Осипов Каин; 1718—после 1755) — знаменитый
вор, грабитель и сыщик; в 1741—1748 гг. состоял при московском сыск­
ном приказе, пользуясь почти неограниченными полномочиями. Вскоре
после того, как Ванька Каин был разоблачен и сослан в Сибирь (1755),
появилось несколько его жизнеописаний, которые под разными названи­
ями многократно переиздавались в течение XVIII и XIX вв. (иногда вмес­
те с жизнеописанием французского разбойника Картуша — см. при­
меч. 16 к статье Бурачка «Стихотворения М. Лермонтова»). В самом
полном из них, составленном Матвеем Комаровым, упомянутый Бурач­
ком эпизод отсутствует (см.: Обстоятельная и верная история российского
мошенника, славного вора, разбойника и бывшего московского сыщика
Ваньки Каина... СПб., 1793 и др. издания).

⁹ См. примеч. 2 к наст, статье.

¹⁰ Бурачок повторяет одно из центральных положений вводной части своего обозрения словесности: «Эстетическое чувство должно подчинять­ся чувству духовному: освещаться, согреваться, оплодотворяться любо­вью, а любовь есть Бог. Стало быть, цель всяких изящных произведений есть служение Богу в лице человечества» (Маяк. 1840. Ч. 4. Гл. 4. С. 191).

Комментарии

Комментарии

¹¹ Выпад в адрес Белинского, проповедовавшего в этот период идеи
«примирения с действительностью» (см. ниже, с. 979). Ср. пародийное
развитие основной посылки Белинского в статье Бурачка «Система фило­
софии "Отечественных записок"»: *1-я посылка: все что есть, то необхо­
димо, действительно и разумно. 2-я посылка: дух злобы "есть". <...>.
Итак, от положений "О<течественных> з<аписок>" логически выходит,
что дух злобы как бытие — и необходимо, и действительно, и разумно.
Отсюда и все дела диавольские: грехи людские, злобы, лжи, клеветы, гра­
бительства, распутства, глупости и прочее <...> точно по тем же аргумен­
там — необходимы, действительны и разумны. Слово Божие, напротив,
открывает, что дух злобы — небытие, случайное, действительное и нера­
зумное <...>» (Маяк. 1840. Ч. 9. Гл. 4. С. 12—13).

¹² Бурачок чрезвычайно высоко оценил роман Александра Павловича
Башуцкого «Мещанин» (Ч. 1—2. СПб., 1840), сочетавший описание со­
временных нравов с откровенно дидактической тенденцией. В следующей
книжке «Маяка» критический отдел открывался подробным разбором ро­
мана Башуцкого (Маяк. 1840. Ч. 5. Гл. 4. С. 1—22). Статья начиналась с
противопоставления двух романов: «Показав достаточным образом, что
"Герой" — высокое романтическое ничтожество, постараюсь показать те­
перь, что "Мещанин" — довольно удачная попытка высокого создания
изящной словесности» (С. 1). В заключение, охарактеризовав «Мещани­
на» как редкую в современной русской литературе попытку романа в
«высоком роде», Бурачок отнес «Героя нашего времени» «к разряду "ни­
зеньких", да еще отрицательных» (С. 22), т. е. к таким романам, «где за­
вязка, происшествия и развязка составляют все: Иван очень интересно
жил, говорил, влюбился в Марью, женился, застрелился — и все тут. Вам
рисуют сцены, картины, характеры, и только так, чтоб похвастать умень­
ем рисовать, без всякой философии, цели и связи» (Там же). Сопоставле­
ние «Героя нашего времени» с «Мещанином» подхватил Н. А. Полевой в
«Сыне отечества». В отличие от Бурачка, он отнес оба романа к таким
литературным созданиям, «где природа забыта, искусство не являлось,
язык носит все признаки незнания его сочинителями» (СО. 1840. Т. 2.
Кн. 4. С. 856). От детального рассмотрения «Героя...» и «Мещанина» По­
левой отказался, сославшись на то, что «для многих пишущих — крити­
ка дело бесполезное, как бесполезны дождь и роса для растений, корень
которых подточен неумолимым червяком» (С. 857).