Герман Гессе Нарцисс и Гольдмунд 1 страница

Ну, что, родной мой?
Напоследок самостоятельная работенка для вас!

Она же конвертик, в котором... 000000$. Недостающие цифры впереди проставьте сами.

Эту Притчу на русском языке очень сложно раскрыть, потому что при переводе была передана только внешняя оболочка, да и то приблизительно. Точнее сказать, она была художественно приукрашена, поэтому для раскрытия смысла этой притчи пришлось опираться на притчу-оригинал, написанную на старотюркском языке, и делать подстрочный перевод.

Итак.

Наследный принц дома Аббасидов, потомков дяди Пророка, жил, как живут обычные люди.

Как принято среди знатных арабов, этот человек, которого звали Дауд эль Аббаси, называл себя Дауд, сын Альтафа.

Предки потеряли все богатства и не оставили ему ничего, кроме титула принца. После трех поколений род его окреп, принц поднялся до ранга мелкого торговца. Его жизнь проходила на базаре, где он продавал семена и пряности.

Однажды он влюбился в дочь богатого купца. Купец показал сватам несравненной красоты рубин и сказал:

— Хотя моя дочь и рождена для этого принца, но в нашем доме есть обычай. Каждый, кто входит в нашу семью, должен принести с собой такой же рубин. И этот порядок нельзя изменить. Если принесет, я отдам ему в жены свою дочь.

И принц решил найти рубин.

Узнав об этом, к нему подходили торговцы и предлагали разные рубины, но не было среди них даже подобного тому. Принц

спрашивал торговцев, пришедших с запада и востока, с севера и юга. Все говорили:

— Есть там.

Но стоило принцу увидеть их сокровища, как его постигало новое и новое разочарование.

Так прошли месяцы, прошли годы, но все его попытки были тщетны.

Когда однажды в тоске о возлюбленной сидел он в своем заросшем маленьком саду, вдруг почувствовал, что рядом кто-то стоит. Подняв глаза, он увидел дервиша, всего заросшего, в грязных лохмотьях. Встав навстречу дервишу, принц сказал, как было принято в их семье:

— Здравствуй, о мой король!

— Мы следим за тобой с тех пор, как ты полюбил дочь бога того купца, — сказал дервиш. — Тот рубин, который ты ищешь,
находится у нас. Я — хранитель богатства твоего дома.

— Какого богатства? Все богатство давно уже растрачено! —сказал принц.

— Нет, ты ошибаешься, — ответил дервиш, — богатство твоей семьи огромно, но оно хранится далеко отсюда: через семь
шагов и через семь тысяч лет.

— Если ты хранишь такие несметные сокровища, почему сам ходишь в тряпье, босиком, с голодным блеском в глазах?

— Во-первых, потому, что я являюсь только хранителем богатства и могущества твоей семьи, а во-вторых, потому, что не хочу дразнить злую свору людей, которая будет пытаться украсть то, что ей не принадлежит.

— Тогда дай мне это богатство.

— Нет! Нам надо добраться туда, где оно хранится. А чтобы туда добраться, ты должен стать слепым и глухим, завязать глаза, заткнуть уши и сесть на осла.

Мы можем отправиться в путь за сокровищами, — сказал он, — но при одном условии: несколько дней и ночей, пока мы будем идти в горы, ты не должен открывать глаза и уши, не должен слезать с осла. Если откроешь глаза, ты окажешься на полпути, в том месте, где у тебя не будет дороги ни вперед, ни назад. Ты потеряешься и навсегда останешься в стране вечного блуждания.

Потом через три дня и три ночи ты слезешь с осла и пойдешь пешком, держась за полу моего халата. Я открою твои уши. Ты сможешь слышать, но глаза твои будут все еще закрыты. Ты от-

кроешь глаза только тогда, когда я скажу. Но если ты откроешь глаза раньше времени, мы оба исчезнем.

Принц согласился, и они двинулись в путь.

Он выдержал все эти испытания, и, когда дервиш позволил ему открыть глаза, принц увидел огромную пещеру, заполненную несметными сокровищами.

— Это все принадлежит моему роду?! — пришел в восторг принц.

— Да, — ответил дервиш, — и не только это. Таких пещер еще тысячи и тысячи.

— Значит, я сейчас же все это могу забрать с собой?! — воскликнул принц.

— Э, нет! — ответил дервиш. — Ты пришел за рубином, поэтому сейчас можешь взять только рубин. Но когда ты будешь готов, ты сам найдешь путь к сокровищам. Только тогда снова вернешься сюда, но это когда ты будешь готов и сам
будешь решать: взять их в мир спящих или продолжать хранить!

И в мгновение ока принц оказался в своем саду.

Он отнес отцу девушки рубин, и была свадьба. Вино рекой лилось, мед — бочками. Я тоже там был, мед-пиво пил. По усам текло, а в рот не попало.

Сказка окончена.

Для того, чтобы вытащить из этой внешней «белиберды» свой миллион, вам придется чуть-чуть попотеть!

В этой притче есть сведения о месте ее создания, о ее назначении, есть техника физических и созерцательных упражнений — все «от» и «до». Попробуйте пораскинуть мозгами!

А если не получится, подождите, пока будет написана книга о тайнописи...

Ну, хорошо! Давайте прямо сейчас приоткрою для вас первую вуаль.

Итак.

«Наследный принц дома Аббасидов, потомков дяди П ророка, жил, как живут обычные люди...».

А — А ббасидов... Первая буква алфавита — алиф, означает начало.

П — П ророка.... указывает на то, сколько в этой притче вуалей. Для этого нужно посчитать, сколько букв от А до П.

«Принц» — это обычный человек, который является наследником всех сил, всех могуществ, всех богатств, но не владеет ими. И еще «принц» одновременно — это разум, разум человека.

«После трех поколений род его окреп...».

Три поколения — это означает три года. Три года, или тысяча одна ночь.

Здесь говорится о специальной подготовке, освобождении от рабства привязанностей — привязанностей к своим материальным слабостям. Здесь дается инструктаж для того, чтобы через три года подняться над этой зависимостью.

Обычный человек и нищий очень близкие, по сути, понятия.

В старину, чтобы достичь нужного состояния, люди практиковали путь странствующего отрешенного дервиша. Считалось, что после трехгодичного «нищенствования», то есть пребывания в состоянии ниже обычного человека, дух укрепляется.

Правда, сейчас для совершенствования используются другие пути.

Идем дальше.

«...принц поднялся до ранга мелкого торговца».

Мелкий торговец. Торговец — это человек, который продает то, что не изготавливал. Торговец не делает и не умеет делать то, что продает. Больше того, они очень часто продают предметы и вещи, в суть которых не могут вникнуть.

По аналогии с нашей жизнью — это такие же научные работники — теоретики: фи-и-зики, бота-а-ники, то есть ремесленники.

Здесь суть такова. Разум человека даже после трехгодичной подготовки поднимется только до уровня мелкого ученого, который в состоянии продавать чужие знания.

«...Как принято среди знатных арабов...».

В словах «знатный» и «араб» следует читать начальные буквы. Именно они дают здесь ключ к пониманию. Араб-халиф здесь означает первый уровень понимания, знатный, значимый... Что имеет значимость?

Значимость есть только среди обычных людей, но среди ценностей обычных людей нет чего-либо такого, что было бы интересно дервишу. Понимаете?

Все миллионы, все миллиарды, вся власть среди обычных людей для дервишей не представляют никакого интереса!

«...этот человек, которого звали Дауд...».

Какая буква в алфавите? «Д» — «Дауд эль Аббаси...».

Это означает что, после открытия той вуали, которая идет по счету в алфавите до буквы «Д», я должен еще вернуться к началу «А».

Здесь речь идет о рождении начальной истины.

«...Его жизнь проходила на базаре...».

Слово «базар» означает мир обычных людей, где продается все.

«...где он продавал семена и пряности...».

Семена означает что? Как вы думаете? Истины в зародыше, которые еще не сформировались. Обычные люди раздают друг другу истину в виде семян.

А что обычно мы делаем из семян, как чаще всего мы можем использовать огромное количество семян? Мы их размельчаем и делаем муку, используем для поддержания своего нахождения в этом базаре.

«Пряности»!

Пря-я-ность означает обма-а-н! Пря-я-ность означает этикет:

— Проходи-и-те! О-о-о, благочести-и-вый!
Полчаса я пряностями торгую, а потом говорю:
— Мой хозя-я-ин тебе сказал, что ты козе-е-л!

— О, шахан шах из шахан шахов! О, владыка из владык! О, держатель из держателей! Мой скромный хозяин тебя назвал козлом.

И все это прежнее хождение вокруг козла было для того, чтобы он меньше вонял. Вот для чего мы пряности используем.

То есть часто люди, применяющие в общении друг с другом этику и культуру, не иначе как обмениваются, продают друг другу пряности. А пряности никогда не кормят. Если их будет слишком много, человек может отравиться, вот о чем идет речь,

«...Предки потеряли все богатства и не оставили ему ничего, кроме титула принца...».

Это означает наши с вами предки.

«Предки потеряли...».

А на самом деле здесь ка-а-к бы потеряли!.Это мнение тех людей, которые считают: «Раз я ничего не умею, значит, в прошлом тоже никто не уме-е-л. В будущем мо-о-жет быть кто-то это будет уметь».

От прошедшего ничего нам не осталось, кроме личного опыта, который и так ушел на эксперимент — эксперимент в воспитании детей, эксперимент со своей жизнью, чтобы в конце концов сказать: «Я был не прав или был прав».

Но истина не теряется, истина просто скрывается.

«...Однажды он влюбился в дочь богатого купца...».

«Купец» — это одно из тайных имен Господа Бога. Дочь купца — это есть душа. Разум, который влюбился, только через душу может войти в дом Бога.

«...Купец показал сватам несравненной красоты рубин...». Сваты. Что такое сваты? Кто такой сватающий? Кто такой посредник? Здесь — размышление, не слово «размышление», а понятие, находящееся между размышлением и озарением. Это состояние называется сват.

Все, что первоначально связывает понятие «Да будет свет!» и сам свет, есть идея.

Теперь «рубин» — ключевое слово. Очень значимое ключевое слово, которое часто встречается в тексте притч.

Рубин — это то же, что первый поцелуй, первая брачная ночь, первый шаг ребенка, первое кормление.

Мать, впервые в жизни покормив ребенка грудью, почувствует этот рубин, познает истину прикосновения ребенка.

Рубин — это то, что приводит в восторг постижения, познания. В виде рубина признается пе-е-рвое видение, свет, исходящий от истины, свет, исходящий от Бога, от лика Бога. Вот это пе-е-рвое прикосновение к истинному восприятию жизни и самого мира и называется рубином.

«...сказал: «Хотя моя дочь и рождена для этого принца, но в нашем доме есть обычай...».

Здесь подразумевается обычай в доме Божием.

«...Каждый, кто входит в нашу семью, должен принести с собой такой же рубин...».

Каждый входящий в этот свет должен приходить со своим светом, своим трепетным чувством познания этой дороги, познания истины.

«...И этот порядок нельзя изменить. Если принесет, я отдам ему в жены свою дочь...».

То есть если этот человек постигает Господа, или состояние высшего разума, или что-то, тогда произойдет слияние в гармонии разума с душой.

«...И принц решил найти рубин. Узнав об этом, к нему подходили торговцы...»

Торговцы — это есть те, как мы с вами уже знаем, кто торгует готовыми товарами, готовой информацией.

«...и предлагали разные рубины, но не было среди них даже подобного тому. Принц спрашивал торговцев, пришедших с запада и востока, с севера и юга...» То есть у него были разные учителя, ученые.

«...Все говорили:

— Есть там.

Но стоило принцу увидеть их сокровища, как его постигало новое и новое разочарование. Так прошли месяцы, прошли годы, но все его попытки были тщетны.

Когда однажды в тоске о возлюбленной...»

Речь идет о таком состоянии, когда одновременно есть радость и нет радости; есть грусть и нет грусти; есть действие и нет действия; есть и нет одновременно. Там есть любовь и нет любви; есть привязанность и нет привязанности.

Это состояние называется нахождением в саду.

Ну невозможно передать словами переживания человека, который проснулся раньше пчел и сидит рядом с кустами роз,
по колено мокрый от росы!

Невозможно словами описать чувства человека, находящегося в саду рано утром, когда все еще спят, перед раскрывающимся бутончиком в хрустальных капельках. Для этого надо самому находиться около этих росинок.

Словами это невозможно описать. Как можно рассказать городскому жителю о розе, корнями уходящей в землю, если он вообще никогда не видел, как растут цветы?!

«...сидел... в саду...»

Находиться в саду — это означает пребывать в уединенном упражнении, это состояние тренировки. Чаще всего сад на языке тайнописи определяется как самостоятельная тренировка.

Если в притче рассказано о том, что кто-то находился в саду среди друзей, то здесь подразумевается групповая тренировка, тренировка в кругу.

А вот нахождение в кабаке описывает вхождение в глубоко опьяненное состояние познания истины, восхождение в кругу при поддержке друг друга. То есть принц находился именно в этом состоянии.

«...почувствовал, что рядом кто-то стоит. Подняв глаза, он увидел дервиша, всего заросшего, в грязных лохмотьях. Встав навстречу дервишу, принц сказал, как было принято в их семье...»

«Семья» означает круг Влюбленных, которые приняли его уже как равного. Значит, он уже по своему постижению, по восприятию первоначального уровня поднялся до определенной ступени.

— Здравствуй, о, мой король!..» Эти слова имеют отношение к первому Наставнику, он есть повелитель. Так принято.

На Востоке есть пословица: «Наставник выше отца».

Наставник больше почитается, чем родной отец! Почему? Потому что отец вместе с матерью дает тело, следит и поддерживает физический рост, а Наставник — умственный и духовный. Духо-овность, душа-а, дух человека считается главнее тела. Король может поднять любого до своего уровня, может полцарства дать, а может и наказать, лишить жизни. Вот почему так говорится об отношении ученика к своему Наставнику.

— Мы следим за тобой с тех пор, как ты полюбил дочь богатого купца...» Уже намек понятен.

«...сказал дервиш. — Тот рубин, который ты ищешь, находится у нас. Я — хранитель богатства твоего дома.

— Какого богатства? Все богатство давно уже растрачено! - сказал принц.

— Нет, ты ошибаешься, — ответил дервиш,—богатство твоей семьи огромно, но оно хранится далеко отсюда: через семь
шагов и через семь тысяч лет...»

Далеко-о и не далеко отсюда.

«— Если ты хранишь такие несметные сокровища, почему сам ходишь в тряпье, босиком, с голодным блеском в глазах?

— Во-первых, потому, что я являюсь только хранителем богатства и могущества твоей семьи, а во-вторых, потому что не

— хочу дразнить злую свору людей, которая будет пытаться украсть то, что ей не принадлежит.

— Тогда дай мне это богатство.

— Нет! Нам надо добраться туда, где оно хранится. А чтобы туда добраться, ты должен стать слепым и глухим, завязать глаза, заткнуть уши и сесть на осла...»

Вот здесь, одна эта строчка является указанием для начинающего ученика. Почему нужно стать «слепым»? Потому что глаза видят и могут обмануть.

«Закрой уши», то есть буквально — чувствуй! Человек, у которого уши не слышат, глаза не видят, он сердцем чувствует!

«Сесть на осла» — означает довериться дервишу.

Осел, на языке тайнописи, это человек, дающий знания. Учитель порой так может загрузить ученика знаниями, что тот будет не в состоянии их Постигнуть и освоить.

Полностью быть «слепым» и сесть на осла, значит довериться Учителю, Наставнику, который будет на первых порах вести. — Мы можем отправиться в путь за сокровищами, — сказал он, но при одном условии: несколько дней и ночей...»

«Несколько дней и ночей» означает три.

«...мы будем идти в горы...», то есть идти в направлении высших Наставников! Задача Наставника — «осла» — постепенно довести ученика до того уровня, чтобы он был достоин высших Наставников, высших Учителей, которые в своем могуществе достигли «состояния горы».

«...ты не должен открывать глаза и уши, не должен слезать с осла...» Иначе говоря, ученик не может проявить самостоятельность!

Сейчас я пока иду только по первой вуали.

Здесь есть скрытый намек на то, что обычные люди делают скоропалительные выводы, глядя на внешность своих Наставников, на то, как они одеваются, насколько они ухоженны: обросшие, непричесанные и т. д. Для дервишей это не имеет значения.

Тело — это сосуд. Сосуд — это тара. Когда она становится пустой, мы ее очень часто выбрасываем.

А для обычных людей тара имеет значение, а не суть! Хрустальный бокал или хрустальная бутыль стоит, скажем, десять долларов или сто долларов, а столетний коньяк уже пять тысяч долларов. Суть важна!

Если в сосуде ничего нет, в чем же тогда его суть? Это уже никому не нужная пустышка.

«...Если откроешь глаза, ты окажешься на полпути; в том месте, где у тебя не будет дороги ни вперед, ни назад. Ты потеряешься...»

Другими словами, окажешься на полпути между адом и раем, в чистилище и останешься там один. Это еще большее наказание, когда человек ни там, ни там,

«...Ты потеряешься и навсегда останешься в стране вечного блуждания. Потом через три дня и три ночи, — сразу понятно — три года, — ты слезешь с осла и пойдешь пешком, держась за полу моего халата.,.» То есть уже первое применение силы, пер

рое применение си-и-лы, но держасьза осно-о-ву. Пола халата t очень часто означает основу,,которую дает Наставник, но это еще не истина! Держась за первооснову знания и рядом с Наставником.

«...Я открою твои уши...»

Сначала у человека повышается чувствительность.

Он начинает чувствовать скрытый смысл событий и вещей, постигать знания, исходящие от высшей сферы.

«...Ты сможешь слышать, но глаза твои будут все еще закрыты...».

То есть распознать истину он еще не готов.

«...Ты откроешь глаза только тогда, когда я скажу. Но если ты откроешь глаза раньше времени, мы оба исчезнем...» Ты опять же останешься слепым, а слепому оказаться в горах — это очень печально! Заблудиться среди гор означает гибель!»

Пещера, где хранятся сокровища, — это школа, то место, где хранится великая тайна, великие знания, великая истина, которую человек ищет всю жизнь!

И первая ступенька к этому, первый кирпичик, инструмент — это интуитивное мышление, из которого строится мышление путем озарения.

Когда вы в любом состоянии будете способны улавливать каскад озарений, то вы увидите, что сами сидите в сокровищнице с момента рождения и эта пещера — сам мир.

Эта сокровищница без стен, без дна, без всяких ограничений — есть вся Вселенная. Представляете, вся Вселенная могущества, любви, красоты, гармонии, совершенства?!

И вы сможете тогда найти, почувствовать, увидеть все, все, все ответы на глобальные, волнующие вас проблемы, на уровне кухни или еще более глобальные — вселенские — на уровне своей квартирки на тему: «Как укокошить соседа, чтобы он вам не мешал коптить небо?!».

Но я все-таки надеюсь, что вы уже немножечко выросли, и знаю, что вы научитесь читать между строк, раскрывать скрытый смысл и следовать путем Созидания во имя добра!

Искренне Ваш,
Мирзакарим Норбеков

С любовью, между прочим!

Из этой книги вы, наверное, поняли, что ваш покорный слуга является практиком не только в области медицины, психологии, педагогики, но и в сфере бизнеса.

Воспринимайте эти строки не как личную гордыню, но как гордость тренера за своих учеников.

На сегодняшний день двести сорок человек из их числа составляют клуб миллионеров. Если быть совсем точным, то двухсот сорокового мы чествовали совсем недавно. И все они — наши выпускники.

Являясь их тренером и зная элитных бизнесменов России и СНГ, я из своего личного опыта общения с ними хотел бы обратить ваше внимание на двух человек.

Конечно же, мне было бы очень приятно здесь подробнее рассказать о достижениях своих учеников, сказать теплые слова в адрес организаций, которые они возглавляют, но это в другой раз. Во всяком случае — не здесь и не в данный момент.

Сейчас я хотел бы представить вам две сторонние организации. И делаю это главным образом из глубокого уважения к тем людям, которые их возглавляют. Они смогли создать крупнейший бизнес в России, но во время наших многочисленных встреч и бесед ни один из них никогда не говорит о деньгах. Поэтому, когда я упоминаю о духовности, из тысяч и тысяч бизнесменов в первую очередь вспоминаю их.

Они являются патриотами России и мыслят глобально. Положительный результат их работы выражается в улучшении благосостояния России.

Не скрою, на первых порах была настороженность, мысли о неискренности. А когда со временем понял, на каких убеждениях они строят свой бизнес, я стал своим ученикам приводить их в пример как образец честности, порядочности, духовности. Эти люди в первую очередь думают о своих партнерах, а потом о себе. И я не раз убеждался в этом сам!

Поэтому, дорогой читатель, если вы уже занимаетесь бизнесом или благодаря этой книге решите открыть свой бизнес и вам будут нужны честные, порядочные, надежные партнеры, то могу порекомендовать вам две организации.

Первая — это холдинг «Эксима», руководитель Демин Николай Яковлевич. Эта многопрофильная агропромышленная компания — один из крупнейших производителей и поставщиков продуктов питания.

Другая — холдинг «НАСТА», руководитель Николаев Михаил Иванович. Это страховая группа, включающая в себя семь страховых компаний Москвы, Санкт-Петербурга, Калининграда, Иваново и Йошкар-Олы.

Не перед организациями я преклоняю голову, а перед их создателями и руководителями, потому что именно они завели традиции, на которых сохраняется аристократизм их бизнеса. Они заложили фундамент, на котором держатся долгосрочные партнерские отношения — бизнес на столетия.

С самыми добрыми пожеланиями успеха, побед и процветания,

Мирзакарим Норбеков

Герман Гессе Нарцисс и Гольдмунд

Перевод с немецкого: Роман Эйвадис (http://www.proza.ru/avtor/pfaffendorf)

ГЛАВА ПЕРВАЯ

У входа в монастырь Мариабронн, перед круглой аркой, опирающейся на маленькие двойные колонны, у самой дороги стояло каштановое дерево, одинокое дитя юга, принесенное сюда много лет назад из Рима кем-то из паломников, благородный каштан с могучим стволом; нежно склонившись над дорогою, он широко, всей грудью дышал вольным ветром; весною, когда все вокруг уже зеленело и даже монастырский орешник покрывался молодой красноватой листвой, он долго медлил, потом вдруг в пору самых коротких ночей незаметно разгорался матовыми бело-зелеными свечками своих диковинных цветов, что так призывно и дурманяще-терпко пахли, а в октябре, уже после того, как убран был урожай фруктов и винограда, ронял из желтеющей, колеблемой ветром кроны свои колючие, не каждый год созревающие плоды, из-за которых ссорились и дрались монастырские мальчишки и которые субприор Грегор, уроженец французской Швейцарии, жарил в своей комнате на огне камина. Ласково и загадочно покачивал каштан своею главою над монастырскими воротами, поеживаясь на ветру, кроткий гость из других, далеких пределов, состоящий в тайном родстве со стройными, выточенными из песчаника двойными колоннами портала и каменным убранством окон, карнизов и пилястр, любимец чужестранцев и латинистов, занятная диковина для местных жителей.
Иноземное дерево это повидало на своем веку не одно поколение монастырских школяров; нескончаемой чередою шли они мимо, болтая, смеясь, резвясь или споря, с аспидными досками под мышкой, босые или обутые — смотря по времени года, — с цветком в зубах, с орехом в кармане или со снежком в руке. Одни, отучившись, уступали место другим; едва успевало промелькнуть несколько лет, и уж не видно было за новичками ни одного знакомого лица, и большинство этих мальчишек похожи были друг на друга — светловолосые и кудрявые. Некоторые из них оставались, становились послушниками, становились монахами, принимали постриг, облачались в рясу, подпоясанную веревкою, читали книги, обучали отроков, старились, умирали. Иные, закончив учение, отправлялись со своими родителями домой, кто в родовой замок, кто в купеческий дом, а кто в мастерскую ремесленника, разлетались по свету, посвящали себя всевозможным промыслам и заботам, заглядывали порою в монастырь, уже зрелыми мужами, привозили с собою юных сыновей своих, чтобы отдать их в учение к святым отцам, глядели, задумчиво улыбаясь, на каштановое дерево и вновь исчезали. А тем временем в кельях и залах монастыря, меж тяжелых, полукруглых оконных арок и стройных двойных колонн из красного камня жили и умирали, учили и учились, управляли и заведовали; много разных искусств и премудростей передавалось здесь из поколения в поколение: богоугодных и мирских, светлых и мрачных. Здесь писали и комментировали книги, рождали теории, собирали древние летописи, иллюстрировали рукописные фолианты, радели об укреплении народной веры, посмеивались над оною. Ученость и благочестие, простодушие и лукавство, мудрость Евангелия и мудрость Эллады, белая и черная магия — все это свободно уживалось друг с другом, для всего находилось место: для уединения и покаяния, для земных радостей и веселья; лишь от личности настоятеля да еще разве что от веяний времени зависело, чему отдавалось предпочтение — первому или последнему. Многим известен был сей прославленный монастырь, привлекавший многочисленных посетителей то заклинателями бесов и знатоками злых духов, то замечательною музыкой, то каким-нибудь святым старцем, чудотворцем и целителем, то разносолами — славной ухой из щуки да паштетами из оленины. И всегда среди сонма монахов и школяров, набожных и разуверившихся, постников и чревоугодников, среди всех тех, кто приходили сюда, жили и умирали, всегда непременно находился тот либо иной одиночка-избранник, непохожий на других, тот, кого все любили или побаивались, тот, о ком долго еще жива была молва, в то время как память о современниках его давно уже стерлась.
Вот и теперь в монастыре Мариабронн было два таких избранника: старец и юноша. Среди множества братьев во Христе, наполнявших дортуары, церкви и классы, было двое, о которых знал и на которых обращал внимание каждый. Аббат Даниэль, почтенный старец, и воспитанник Нарцисс, юноша, лишь недавно принявший обет послушания, которому, однако, благодаря необычайной его одаренности дозволялось, вопреки всем порядкам и обычаям, заменять учителей, прежде всего на уроках греческого. Эти двое, аббат и послушник, имели влияние на братию, приковывали к себе всеобщее внимание и возбуждали любопытство, ими восторгались, им завидовали, на них за глаза возводили хулу.
Аббата любили почти все, он не знал врагов и был исполнен добра, простодушия и смирения. Лишь ученые монахи подмешивали в свою любовь к нему немного пренебрежения, ибо, может, аббат Даниэль и был святым — ученым он во всяком случае не был. Ему присуще было то простодушие, которое и есть мудрость; латынь же его оставляла желать лучшего, а греческого он и вовсе не знал.
Те немногие, что порою посмеивались над простодушием аббата, тем более очарованы были Нарциссом, этим чудо-отроком, этим прекрасным юношей с его изящным греческим, с его по-рыцарски безупречным поведением, с его тихим проницательным взором мыслителя и красивым, тонким, строго очерченным ртом. То, что он превосходно владел греческим, нравилось ученым монахам. То, что он был благороден и красив, нравилось почти всем, многие были влюблены в него. То, что он был так тих и сдержан и что манерам его позавидовал бы любой царедворец, внушало некоторым неприязнь.
Аббат и послушник — каждый из них по-своему нес жребий избранника, по-своему властвовал, по-своему страдал. Каждый чувствовал, что узы духовного родства их крепче и теснее тех уз, коими связаны они были с остальной братией; и все же пути друг к другу они не находили, все же сердца их по-прежнему закрыты были друг для друга. Аббат обращался с юношей с величайшею осторожностью, с величайшею чуткостью, болел за него душою, пестовал его как редкое, нежное растение, прежде срока созревшее и оттого ежечасно грозившее погибнуть. Юноша принимал всякое повеление, всякий совет, всякую похвалу аббата с поразительною невозмутимостью, никогда не прекословил, никогда не огорчался, и если мнение аббата о нем было верным, если единственным пороком юноши и в самом деле было высокомерие, то порок этот он прекрасно умел скрывать. Его совсем не в чем было упрекнуть, он был совершенен, он превосходил всех братьев. Вот только друзей у него почти не было, не считая нескольких ученых монахов; изящное благородство его окружало юношу ледяным облаком.
— Нарцисс, — молвил однажды аббат после исповеди, — я должен сознаться, что, быть может, судил тебя чересчур строго. Возможно, я был несправедлив к тебе, считая тебя гордецом. Однако ты совсем один, мой юный брат, ты одинок, у тебя есть почитатели, но нет друзей. Поистине я желал бы время от времени иметь повод пожурить тебя. Но журить тебя не за что. Я желал бы, чтобы ты порою совершал проступки, как это часто случается с твоими ровесниками. Но ты не совершаешь проступков. Иногда мне становится тревожно за тебя, Нарцисс.
Юноша возвел на старца свои темные очи:
— Отче, я не хотел бы огорчать вас. Пожалуй, это верно, что я страдаю высокомерием. Я прошу вас наказать меня за это. Порою я и сам испытываю желание наказать себя. Благословите же меня на пустынножительство, отец мой, или велите мне исполнить какую-нибудь тяжелую работу.
— И для того, и для другого ты еще слишком молод, возлюбленный брат мой, — отвечал аббат. — К тому же Господь щедро наделил тебя способностью к языкам и наукам; это было бы расточением сих даров Божьих, пожелай я возложить на тебя бремя тяжелой работы, сын мой. Тебе, верно, суждено стать учителем и ученым. Желаешь ли ты этого сам?
— Простите, отче, я и сам не ведаю, чего желаю. Занятие науками всегда будет приносить мне радость, иначе и быть не может. Но я не думаю, что науки станут единственным моим поприщем. Ведь не всегда желания определяют судьбу и призвание человека, но порою и нечто другое — предначертание.
Аббат внимал речам юноши, и взгляд его становился все серьезнее. Однако на старческом лице его вновь заиграла улыбка, когда он заговорил:
— Насколько я знаю людей, мы все часто, особенно в юности, путаем свои желания с провидением. Но скажи мне, сын мой, если ты полагаешь, что сумел распознать свое призвание, — в чем же оно? Для чего ты, по твоему разумению, был рожден?
Нарцисс опустил долу свои темные очи, так что они скрылись под длинными черными ресницами. Он молчал.
— Говори же, сын мой, — повторил аббат спустя некоторое время, не дождавшись ответа.
И Нарцисс заговорил, тихим голосом, не поднимая взора:
— Мне кажется, отец мой, что я рожден для монастырской жизни. Наверное, я стану монахом, священником, субприором, а быть может, аббатом. Я думаю так не потому, что желаю этого. В сердце моем нет стремления к чинам. Но я буду облечен ими.
Они долго молчали.
— Откуда же у тебя эта вера? — нерешительно спросил наконец старец. — Какое свойство, кроме твоей учености, питает в тебе эту веру?
— Свойство это, — отвечал Нарцисс, — заключается в том, что некое чутье помогает мне распознавать характер и предназначение человека, понимать не только себя самого, но и других. Это свойство принуждает меня послужить другим, властвуя над ними. Если бы я не был рожден для монастырской жизни, я, верно, стал бы судьей или государственным мужем.
— Быть может, ты и прав, — кивнул аббат. — Испытал ли ты на деле эту способность распознавать людей и их судьбы?
— Да, я испытал ее.
— Готов ли ты назвать мне какой-нибудь пример?
— Готов.
— Хорошо. Так как я не желал бы проникать в тайны наших братьев без их ведома, может быть, ты скажешь что-нибудь обо мне, твоем аббате Даниэле?
Нарцисс поднял голову и взглянул аббату в глаза:
— Это ваше приказание, отец милосердный?
— Это мое приказание.
— Мне тяжело говорить, святой отец.
— И мне тяжело принуждать тебя к этому, мой юный брат. Но я делаю это. Говори же!
Нарцисс вновь потупил взор и молвил шепотом:
— О вас я мало что могу сказать, достопочтенный отец Даниэль. Я знаю, что вы слуга Божий, который охотнее стал бы пасти коз или бить в колокол в тихой, укромной обители и исповедовать крестьян, нежели управлять большим монастырем. Я знаю, что вы исполнены особой любви к Святой Божьей Матери и чаще всего обращаете к Ней свою молитву. Вы молитесь порою о том, чтобы греческие и прочие науки, коим обучают в этом монастыре, не сеяли бы семена смятения и соблазна среди вашей паствы. Вы молитесь порою, чтобы терпение не оставило вас однажды во время беседы с субприором Грегором. Вы молитесь порою, чтобы послал вам Господь мирную кончину. И мнится мне, молитвы ваши будут услышаны и дана вам будет мирная кончина.
Тишина воцарилась в маленьком приемном покое аббата. Наконец старец нарушил молчание.
— Ты мечтатель, и тебя одолевают видения, — молвил он приветливо. — Благочестные и светлые видения тоже бывают обманчивы; не доверяй видениям, как и я не доверяю им. Можешь ли ты сказать, брат мечтатель, что я помышляю обо всем этом в сердце моем?
— Могу, отче. Помыслы ваши светлы и безгневны. Вы думаете так: “Этот юный ученик нуждается в помощи, его одолевают видения; быть может, он слишком много медитировал. Наложу-ка я на него епитимию, она не повредит ему. Епитимию же сию, налагаемую на него, приму и на себя”. Вот о чем помышляете вы в эту минуту.
Аббат поднялся. С улыбкою махнул он рукой в знак того, что беседа окончена.
— Довольно, — сказал он. — Не принимай видения свои слишком близко к сердцу, юный брат мой. Господь ждет от нас не только видений. Допустим, что тебе удалось польстить старику, посулив ему легкую смерть. Допустим, что старику приятно было услышать столь щедрое обещание. Закончим же на этом. Завтра после утренней мессы прочтешь сто пятьдесят раз “Аве Мария” и пятнадцать раз «Отче наш»; молись с усердием и смирением, а не с пустым сердцем, и я сделаю то же самое. Ступай, Нарцисс, довольно на сегодня слов.
В другой раз аббат Даниэль стал судьей в споре меж самым молодым из учительствующих священников и Нарциссом, которые никак не могли договориться меж собою об одном из пунктов в учебном плане: Нарцисс рьяно ратовал за введение некоторых изменений в занятиях и умело подкреплял свои доводы убедительными примерами; отец Лоренц противился этому, потворствуя своему уязвленному самолюбию, и после каждой новой попытки разрешить спор следовали тягостные дни обиженного молчания и затаенной досады, пока наконец Нарцисс, уверенный в своей правоте, вновь не завел как-то раз разговор об этом и отец Лоренц, потеряв терпение, не сказал с обидою в голосе:
— Довольно, Нарцисс, пора положить конец нашему спору. Тебе ведомо, что последнее слово за мной, а не за тобой, ибо ты не коллега мне, а помощник, и потому надлежит тебе подчиняться моей воле. Но так как дело сие кажется тебе столь важным, а я превосхожу тебя лишь по чину, но отнюдь не по знаниям и таланту, то я не стану принимать решение сам, а попрошу отца нашего, аббата Даниэля, выслушать и рассудить нас.
Так они и поступили, и старый аббат терпеливо и радушно выслушал спор двух молодых ученых о том, как, по их мнению, долженствовал выглядеть урок грамматики. После того как оба они подробно изложили и обосновали свое мнение, старец весело взглянул на них, покачал седой головой и молвил:
— Возлюбленные братья мои, вы, верно, и сами не верите в то, что во всем этом я разумею столь же, сколь и вы. То, что Нарциссу так дорога монастырская школа и что он желает улучшить учебный план, весьма похвально. Однако если начальник его иного мнения о том, то надлежит ему помалкивать и повиноваться, ибо никакие улучшения не стоят того, чтобы в жертву им принесены были порядок и послушание. Я осуждаю Нарцисса за то, что не умел он уступить. Обоим же вам, юным ученым, желаю я, чтобы никогда не знали вы недостатка в начальниках, которые были бы глупее вас; нет на свете лучшего лекарства от высокомерия.
С этими добродушно-шутливыми словами он и отпустил их. Однако же он не преминул проследить в последовавшие за этим дни, чтобы оба учителя вновь зажили друг с другом в мире и согласии.