Глава 58. Джон

Этой ночью ему снились воющие в лесу одичалые, наступавшие под рёв боевых рогов и гром барабанов. «Бум-ДУМ-бум-ДУМ-бум-ДУМ» – раздавался грохот, подобный стуку тысячи сердец, бьющихся в унисон. У одних одичалых были копья, у других – луки, у третьих – топоры. Некоторые ехали на запряжённых собаками размером с пони костяных колесницах. Среди них топали великаны ростом в сорок футов с огромными, как дубы, молотами.

– Держаться! Отбросить их обратно! – призывал Джон Сноу, стоя в одиночестве на Стене.

– Огня! Скормите их огню!

Но никто не отозвался.

«Они все ушли. Бросили меня».

Снизу засвистели горящие стрелы, оставляя за собой огненный след. Чучела братьев в пылающих плащах падали вниз.

– Сноу! – кричал орёл, пока враги, будто пауки, карабкались по льду. Джон был одет в броню из чёрного льда, но зажатый у него в руке клинок пылал алым светом. Когда мертвецы доползали до гребня Стены, он снова отправлял их на тот свет. Джон убил старика и безбородого мальчишку, великана, тощего мужчину с подпиленными зубами, девушку с копной рыжих волос. Слишком поздно он узнал в ней Игритт, и она исчезла так же быстро, как и появилась.

Мир растворился в красной дымке. Джон колол, резал, рубил. Он проткнул мечом Донала Нойе и вспорол брюхо Глухому Дику Фолларду. Куорен Полурукий рухнул на колени, тщетно пытаясь остановить бьющую из раны на шее кровь.

– Я лорд Винтерфелла! – закричал Джон.

Перед ним появился Робб с мокрыми от тающего снега волосами. Длинный Коготь снёс ему голову. Потом скрюченная рука грубо сжала плечо Джона. Он развернулся…

…и проснулся. Ворон клевал его в грудь.

– Сноу! – вопила птица.

Джон смахнул его. Ворон закричал, выражая своё недовольство, и, вспорхнув на столбик кровати, злобно взирал оттуда на хозяина в предрассветном сумраке.

Наступил новый день. Был час волка. Довольно скоро взойдёт солнце, и четыре тысячи одичалых потекут нескончаемым потоком через Стену. «Безумие». Джон Сноу взъерошил волосы обожжённой рукой и снова задумался о том, что он делает. Когда ворота откроются, назад пути не будет. «Это Старый Медведь должен был иметь дело с Тормундом. Это должен был быть Джереми Риккер, Куорен Полурукий, Деннис Маллистер или какой-нибудь другой опытный человек. Это должен был быть мой дядя». Но уже слишком поздно для таких мыслей. Любой выбор таит свои опасности, любое решение имеет свои последствия. Он разыграет эту партию до конца.

Под доносившееся из темноты с другого конца комнаты бормотание ворона Мормонта, Джон встал и оделся.

– Зерно, – прокаркала птица. – Король. Сноу, Джон Сноу, Джон Сноу.

Странно. На памяти Джона ворон никогда прежде не произносила его имя полностью.

Джон перекусил в подвале со своими офицерами. Поджаренный хлеб, яичница, кровяные колбаски и перловка, запитые водянистым жёлтым пивом, составили его завтрак. За едой они вновь обсудили план действий.

– Всё готово, – убеждал его Боуэн Марш. – Если одичалые выполнят условия сделки, всё пройдёт так, как вы и приказывали.

«А если нет, то всё может превратиться в кровавую бойню».

– Помните, – сказал Джон, – люди Тормунда голодные, замёрзшие и напуганные. Некоторые из них ненавидят чёрных братьев не меньше, чем кое-кто из вас ненавидит их. Мы идём по тонком льду. И мы, и они. Одна трещина – и все утонут. Если сегодня суждено пролиться крови, то пусть первый удар нанесём не мы, или, клянусь старыми и новыми богами, я отрублю голову тому, кто это сделает.

С ним согласились, покивали, ответили:

– Как прикажете, будет сделано, да-да, милорд. – А затем по очереди вышли на мороз, опоясавшись мечами и надев тёплые чёрные плащи.

Последним стол покинул Скорбный Эдд Толетт, приехавший ночью с шестью телегами из Долгого Кургана. Теперь чёрные братья называли эту крепость Дырой Шлюх. Эдда отправили, чтобы взять столько копьеносиц, сколько могли вместить телеги, а после того, как всё закончится, вернуть их обратно к их сёстрам по копью.

Джон смотрел, как тот подбирает куском хлеба растёкшийся желток. Странно, но он был рад вновь увидеть угрюмое лицо Эдда.

– Как идут восстановительные работы? – поинтересовался лорд-командующий у своего прежнего стюарда.

– Ещё лет на десять должно хватить, – как всегда мрачно ответил Толетт. – Сперва, когда мы только заселились, это место кишело крысами. Копьеносицы перебили мерзавок. Теперь оно кишит копьеносицами. Порой мне хочется, чтобы было наоборот.

– Как тебе служится под началом Железного Эммета? – спросил Джон.

– В основном под началом Эммета служит Чёрная Мерис. А у меня есть мулы. Крапива утверждает, что мы с ними родня. По правде, рожи-то у нас и в самом деле одинаково вытянутые, но мне до их упрямства далеко. В любом случае, на моё счастье, я не встречал их матерей, – он прикончил свою яичницу и вздохнул. – Люблю хорошую глазунью. Прошу, м’лорд, не дайте одичалым сожрать всех наших кур.

Снаружи небо на востоке только начало светлеть, и на нём не было ни облачка.

– Похоже, подходящий день для такого дела, – заметил Джон. – Ясный, тёплый и солнечный.

– Стена заплачет, и зима почти пришла. Это неестественно, м’лорд. Если хотите знать моё мнение, дурной знак.

Джон улыбнулся.

– А если бы шёл снег?

– Ещё хуже.

– А какая погода пришлась бы тебе по душе?

– Та, при которой я сидел бы внутри, – ответил Скорбный Эдд. – Если угодно м’лорду, мне нужно вернуться к моим мулам. Они без меня тоскуют. Не могу сказать того же о копьеносицах.

На том они и расстались: Толетт пошёл к восточной дороге, где его ожидали телеги, Джон Сноу – к конюшням. Атлас оседлал и взнуздал его коня – норовистого серого жеребца с чёрной и блестящей, точно мейстерские чернила, гривой. Джон не выбрал бы такого коня для похода, но этим утром для него важно выглядеть представительно, а для этой задачи жеребец подходил в самый раз.

Джону никогда не нравилось окружать себя охраной, но сегодня казалось разумным взять с собой несколько надёжных людей. Ожидавшие его спутники в кольчугах, стальных полушлемах и чёрных плащах, вооружённые длинными копьями и заткнутыми за пояс мечами и кинжалами, представляли собой мрачное зрелище. Выбирая людей для этой задачи, Джон отсеял всех стариков и зелёных мальчишек. Его выбор пал на восемь человек в самом расцвете сил: Тая и Малли, Лью-Левшу, Большого Лиддля, Рори, Фалка Блоху и Гаррета Зелёное Копьё. Вдобавок к ним он взял Кожаного – нового мастера над оружием Чёрного Замка, чтобы показать вольному народу, что даже тот, кто воевал на стороне Манса в битве под Стеной, может получить достойное место в Ночном Дозоре.

К тому времени, как они собрались у ворот, небо на востоке полыхало тёмно-красным румянцем. «Звёзды гаснут», – подумал Джон. Вновь взойдя на небосвод, они засияют над миром, который изменился навсегда. Несколько наблюдателей из числа людей королевы стояли у затухающего ночного костра леди Мелисандры. Взглянув на Королевскую Башню, Джон заметил за окном красную вспышку. Королевы Селисы не было видно.

Время пришло.

– Открыть ворота, – спокойно произнёс Джон Сноу.

– ОТКРЫТЬ ВОРОТА! – проревел Большой Лиддль громоподобным голосом.

Семьюстами футами выше его услышали стражники и поднесли к губам боевые рога. Отражаясь от Стены, звук заполнил весь окружающий мир: «Аху-у-у-у!» Один длинный сигнал, тысячу лет или даже больше возвещавший о том, что разведчики возвращаются домой. Сегодня он значил нечто иное. Сегодня рог звал вольный народ в их новые дома.

На обоих концах длинного туннеля распахнулись ворота и открылись железные решётки. Наверху на льду заиграли лучи восходящего солнца: розовым, золотым и лиловым. Скорбный Эдд прав, Стена скоро заплачет. «Боги, пусть она рыдает в одиночестве».

Атлас повёл их подо льдом, освещая сумрак туннеля железным фонарём. Джон шёл за юношей, ведя под уздцы своего коня. Следом шагала охрана, а за ними – Боуэн Марш с парой десятков стюардов, каждому из которых поручили своё задание. Наверху Ульмер из Королевского Леса охранял Стену. Рядом с ним стояли сорок лучших лучников Чёрного Замка, готовые ответить дождём стрел на любые неприятности внизу.

К северу от Стены верхом на низеньком мохнатом коньке, выглядевшем слишком хилым, чтобы выдержать вес своего ездока, поджидал Тормунд Великанья Смерть. Его сопровождали шестьдесят воинов и два уцелевших сына: высокий Торегг и молодой Дрин.

– Хар! – произнёс Тормунд. – Телохранители, что ли? А как же доверие, ворона?

– Ты привёл больше людей, чем я.

– И правда. Ступай сюда, парень. Я хочу, чтобы мой народ посмотрел на тебя. У меня тысячи тех, кто никогда не видел лорда-командующего. Взрослые люди, которых в детстве пугали, что твои разведчики съедят их, если те будут плохо себя вести. Они должны увидеть обычного длиннолицего парня в старом чёрном плаще. И понять: нечего бояться Ночного Дозора.

«Не хотел бы я, чтобы они усвоили этот урок». Джон стянул перчатку с обожжённой руки, сунул два пальца в рот и свистнул. Из ворот выбежал Призрак. Лошадь Тормунда шарахнулась в сторону, и одичалый едва не вылетел из седла.

– Нечего бояться? – повторил Джон. – Призрак, стоять.

– Ты ублюдок с чёрным сердцем, лорд Ворона.

Тормунд Трубящий-в-Рог поднял ко рту свой боевой рог. Звук, точно раскат грома, отразился ото льда, и первые представители вольного народа потянулись к воротам.

От рассвета до заката Джон смотрел, как проходят одичалые.

Сначала прошли заложники – сотня парней от восьми до шестнадцати лет.

– Твоя кровная плата, лорд Ворона, – объявил Тормунд. – Надеюсь, что плач их несчастных матерей не потревожит твои сны.

Некоторых мальчишек сопровождали к воротам родители или другие родичи, но большинство из них шли одни. Четырнадцатилетние и пятнадцатилетние были уже почти мужчинами и не хотели, чтобы их видели цепляющимися за женские юбки.

Двое стюардов пересчитывали проходивших мимо мальчишек, записывая имя каждого на длинных свитках пергамента. Третий собирал в качестве платы их ценности и тоже всё учитывал. Ребята шли в незнакомое место, чтобы служить тем, с кем тысячи лет враждовали их друзья и родные, но Джон не видел слёз, не слышал плач матерей. «Это – люди зимы, – напомнил он себе. – Там, откуда они родом, слёзы замерзают на щеках». Ни один заложник не задержался и не пытался ускользнуть, когда наступал его черёд войти в этот мрачный туннель.

Почти все мальчишки были худыми, некоторые на последней стадии истощения, с тощими ногами и руками-веточками. Джон и не ждал ничего иного. В остальном ребята отличались лишь телосложением, ростом и цветом волос. Он видел высоких и низких, шатенов и брюнетов, золотистых и рыжеватых блондинов, просто рыжих – поцелованных огнём, совсем как Игритт. Он видел парней со шрамами, хромых мальчишек, рябых мальчишек. У ребят постарше на щеках пробивался пушок, а над губой росли тонкие маленькие усики. Впрочем, попался один парень с такой же густой бородой, как у Тормунда. Кто-то из них был одет в прекрасные мягкие меха, кто-то – в вываренную кожу и разрозненные части доспехов, большинство – в шерсть и тюленьи шкуры, а кое-кто и вовсе в лохмотья. Один даже шёл голышом. У многих было оружие: заострённые деревянные копья, каменные молоты, ножи из кости, камня или драконьего стекла, палицы, сети, у некоторых попадались даже изъеденные ржавчиной старые мечи. Рогоногие весело шагали босиком по сугробам. Другие мальчишки привязали к сапогам «медвежьи лапы» и ступали по снегу, не проваливаясь сквозь наст. Шесть парней приехали на лошадях, два – на мулах. Двое братьев пришли с козлом. У самого высокого заложника, вымахавшего до шести с половиной футов роста, было совсем ещё детское лицо, а самым низким оказался коренастый мальчик, утверждавший, что ему девять, но выглядевший никак не старше шести.

Отдельно записывали сыновей известных одичалых. Тормунд называл их, когда те проходили мимо.

– Этот парень – сын Сорена Щитолома, – указал он на высокого мальчугана. – А тот, с рыжими волосами – Геррика Королевской Крови. Его послушать, так он потомок Реймунда Рыжебородого. Если хочешь знать правду – младшего брата Рыжебородого.

Два мальчика выглядели, как близнецы, но Тормунд уверял, что они кузены и между ними год разницы.

– Первый зачат от Харля-Охотника, второй – от Харля-Красавчика, обоих родила одна женщина. Отцы ненавидят друг друга. На твоём месте, я бы отправил одного в Восточный Дозор, а другого – в Сумеречную Башню.

Другие заложники, по его словам, были сыновьями Хоуда-Странника, Брогга, Девина Шкуродела, Кайлига Деревянное Ухо, Морны Белой Маски, Великого Моржа…

– Великий Морж? В самом деле?

– У них на Стылом Берегу странные имена.

Трое заложников оказались сыновьями Альфина Убийцы Ворон, печально известного разбойника, убитого Куореном Полуруким. По крайней мере, так утверждал Тормунд.

– Они не похожи на родных братьев, – отметил Джон.

– Сводные братья, рождены от разных матерей. Член у Альфина был крохотный, ещё меньше твоего, но он не стеснялся совать его куда попало. Заделал по сыну в каждой деревне.

Об одном приземистом пареньке с крысиным лицом Тормунд сказал:

– Это отродье Варамира Шестишкурого. Помнишь Варамира, лорд Ворона?

Джон помнил.

– Оборотень.

– Да, был им. А кроме того, злобным коротышкой. Наверняка, мёртв уже. Никто не видел его после битвы.

Двое мальчишек оказались переодетыми девочками. Заметив это, Джон отправил за ними Рори и Большого Лиддля. Одна пришла вполне спокойно, другая лягалась и кусалась. «Это могло плохо кончиться».

– У этих двух известные отцы?

– Хар! У этих худышек? Не похоже. Выбрали по жребию.

– Это девочки.

– Правда? – Тормунда покосился на них из своего седла. – Мы с лордом Вороной поспорили, у кого из вас хозяйство больше. Снимайте штаны, чтоб мы могли посмотреть.

Одна из девушек покраснела, а другая взглянула на них с вызовом и сказала:

– Оставь нас в покое, Тормунд Великанья Вонь. Дай пройти.

– Хар! Ты победил, ворона. Хрена нет ни у одной, но у малявки есть яйца. Будущая копьеносица.

Он позвал своих людей.

– Ступайте, найдите им девчачью одежду, пока лорд Сноу не обмочил подштанники.

– Мне нужны два парня вместо них.

– С чего бы это? – Тормунд почесал бороду. – По моему, заложник есть заложник. Этот твой большой острый меч срубит с той же лёгкостью срубит голову девчонке, как и мальчишке. Отцы и дочерей любят. По крайней мере, большинство отцов.

«Меня волнуют не их отцы».

– Манс пел когда-нибудь об Отважном Денни Флинте?

– Нет, насколько я помню. Кем он был?

– Девушкой, которая переоделась мальчиком, чтобы принять чёрное. Печальная песня о ней прекрасна, а то, что с ней произошло, нет.

По некоторым версиям песни призрак девушки до сих пор бродит по Твердыне Ночи.

– Я отошлю девочек в Долгий Курган.

Единственными мужчинами там были Железный Эммет и Скорбный Эдд, которым он доверял. Джон не мог сказать того же обо всех своих братьях.

Одичалый понял.

– Ну и мерзкие же вы птицы, вороны, – сплюнул он. – Значит, ещё два парня. Ты их получишь.

Когда мимо них прошествовали девяносто девять заложников, чтобы пройти под Стеной, Тормунд Великанья Смерть представил сотого.

– Мой сын Дрин. Пригляди, чтобы с ним хорошо обращались, или я зажарю твою чёрную печёнку и съем.

Джон присмотрелся к мальчику. «Ровесник Брана, вернее, Бран был бы его возраста, если бы его не убил Теон». Но Дрин совсем не такой милый, как Бран. Коренастый мальчишка с короткими ногами, сильными руками и широким красным лицом – миниатюрная копия своего отца с копной тёмно-каштановых волос.

– Он будет моим собственным пажом, – пообещал Джон.

– Слышал, Дрин? Смотри, не зазнайся, – сказал Тормунд и посоветовал Джону:

– Время от времени ему необходима хорошая трёпка. Но берегись его зубов – кусается.

Он снова потянулся за своим рогом, поднял и протрубил ещё один сигнал.

К этому времени появились воины. И совсем не сотня. «Пять сотен, – прикинул Джон, когда те показались из-под деревьев. – А может, и не меньше тысячи». Верхом ехал только один из десяти, но каждый был вооружён. На спинах они несли круглые плетёные щиты, обтянутые шкурами или варёной кожей, с изображениями змей, пауков, отрубленных голов, окровавленных молотов, демонов и разбитых черепов. Кто-то напялил украденную сталь – помятые остатки доспехов, снятых с погибших разведчиков, – кто-то надел доспехи из костей, как Гремучая Рубашка, но на всех были меха и кожа.

Среди воинов шли и копьеносицы с длинными развевающимися на ветру волосами. Джон не мог смотреть на них, не вспоминая Игритт: отблеск огня в её волосах, её лицо, когда она раздевалась для него в пещере, звук её голоса.

– Ничего ты не знаешь, Джон Сноу, – повторяла она ему сотню раз.

«Это было правдой и тогда, и сейчас».

– Ты мог бы послать женщин первыми, – сказал он Тормунду. – Девушек и матерей.

Одичалый задумчиво на него посмотрел.

– Да, мог бы. А ты со своими воронами мог бы решить закрыть эти ворота. Несколько воинов на той стороне, и ворота останутся открытыми, не правда ли? – ухмыльнулся он. – Я купил твою проклятую лошадь, Джон Сноу, но это не значит, что мы не в состоянии пересчитать ей зубы. Не думай, что я и мои люди не верим тебе. Мы доверяем тебе настолько, насколько ты доверяешь нам.

Тормунд фыркнул.

– Ты хотел воинов, так? Ну, вот и они. Каждый стоит шести твоих чёрных ворон.

Джон не смог сдержать улыбку.

– И пока они поберегут оружие для нашего общего врага, я доволен.

– Я дал тебе слово, разве нет? Слово Тормунда Великанья Смерть, твёрдое, как железо.

Он повернулся и сплюнул.

В веренице вояк находились отцы многих заложников. Проезжая мимо, одни бросали холодные взгляды и касались рукоятей мечей, а другие улыбались, как давно потерянному родичу, хотя некоторые из этих улыбок смущали Джона сильнее любого взгляда. Никто не преклонил колено, но многие приносили клятвы.

– В чём поклялся Тормунд, клянусь и я, – заявил темноволосый Брогг – очень немногословный человек.

Сорен Щитолом на дюйм склонил голову и прорычал:

– Топор Сорена твой, Джон Сноу, если он тебе понадобится.

Рыжебородый Геррик Королевская Кровь привёл троих дочерей.

– Они станут прекрасными жёнами и подарят своим мужьям сильных сыновей королевской крови, – похвалялся он. – Как и их отец, они потомки Реймунда Рыжебородого, который был королём за Стеной.

Джон знал, что для вольного народа кровь ничего не значит. Это объяснила ему Игритт. Дочерям Геррика достались такие же огненно-рыжие волосы, как и у неё, хотя у Игритт были спутанные кудри, а у них – длинные и прямые локоны. «Поцелованные огнём».

– Три принцессы, одна прекраснее другой, – ответил Джон их отцу. – Я прослежу, чтобы их представили королеве.

Джон подозревал, что Селисе Баратеон эти три девушки понравятся больше, чем Вель. Они моложе и намного скромнее. «Достаточно хорошенькие, хотя их отец кажется дураком».

Хоуд-Странник поклялся на мече. Джон никогда не видел более зазубренного и измятого куска стали. Девин Шкуродел подарил ему шапку из тюленьей кожи, Харль-Охотник – ожерелье из медвежьих когтей. Ведьма-воительница Морна подняла свою маску из чардрева, поцеловала его затянутую в перчатку руку и поклялась быть его мужчиной или женщиной, по его желанию. А одичалые всё шли и шли, шли и шли.

Каждый воин, проходя мимо, снимал свои сокровища и бросал их в одну из телег, установленных стюардами у ворот. Янтарные подвески, золотые ожерелья, украшенные драгоценными камнями кинжалы, серебряные броши с самоцветами, браслеты, кольца, чаши из чернёного серебра и золотые кубки, боевые рога и рога для питья, гребень из зелёного нефрита, ожерелье из речного жемчуга – всё собиралось и записывалось Боуэном Маршем. Один человек сдал рубаху из серебряных пластин, которую, наверняка, сделали для какого-то великого лорда. Другой положил сломанный меч с тремя сапфирами на рукояти.

Встречались и более необычные вещи: игрушечный мамонт из шерсти настоящего мамонта, фаллос из слоновой кости, шлем из головы единорога вместе с самим рогом. Джон не брался судить, сколько еды можно купить на это в Вольных Городах.

После всадников потянулись обитатели Стылого Берега. Перед Джоном одна за другой проехала дюжина больших костяных колесниц, громыхая совсем как Гремучая Рубашка. Половина колесниц как и прежде катилась на колёсах, а у другой половины их заменили полозьями, и те легко скользили поверх сугробов, где обычные повозки проваливались и утопали в снегу.

Колесницы тащили собаки – чудовищные создания, огромные, как лютоволки. Женщины были одеты в тюленьи шкуры, некоторые прижимали к груди малышей. Старшие дети шли за матерями и смотрели на Джона тёмными и твёрдыми, как зажатые у них в руках камни, глазами. Некоторые мужчины водрузили на шапки оленьи рога, некоторые – моржовые бивни. Друг друга они недолюбливали, как скоро заметил Джон. Замыкали шествие несколько тощих северных оленей и огромные псины, щёлкавшие зубами на отстающих.

– С этими держись настороже, Джон Сноу, – предупредил его Тормунд. – Дикий народ. Мужчины дурные, женщины и того хуже.

Он снял с седла мех и предложил Джону.

– Вот. Возможно, это сделает их не такими страшными, как кажется. Заодно согреешься на ночь. Нет, пей ещё, оставь себе. Глотни хорошенько.

Внутри оказалась такая крепкая медовуха, что у Джона из глаз брызнули слёзы, а в груди расползлись языки пламени. Он сделал большой глоток.

– Ты хороший человек, Тормунд Великанья Смерть. Для одичалого.

– Быть может, лучше, чем большинство. Не такой хороший, как некоторые.

Солнце всё выше взбиралось по ярко-синему небу, а поток одичалых не иссякал. Незадолго до полудня движение остановилось: телега, запряжённая волами, застряла на одном из поворотов внутри туннеля. Ко времени, как Джон Сноу пришёл посмотреть, что произошло, телегу уже накрепко заклинило. Столпившиеся позади неё люди угрожали прямо тут же разрубить повозку на куски и пустить вола на мясо, а возница и его родня клялись убить тех, кто попытается это сделать. С помощью Тормунда и его сына Торегга, Джону удалось удержать одичалых от резни, но на то, чтобы расчистить путь, ушёл почти час.

– Вам нужны ворота побольше, – посетовал Тормунд Джону, бросив мрачный взгляд на небо, где показалось несколько тучек. – Слишком, мать твою, медленно идём. Будто пытаемся выпить Молочную через соломинку. Хар. Будь у меня Рог Джорамуна, я б хорошенько в него дунул, и мы перебрались бы через руины.

– Мелисандра сожгла Рог Джорамуна.

– Неужто? – Тормунд хлопнул себя по ляжке и присвистнул. – Она сожгла тот превосходный большой рог, ага. Чертовски жаль, скажу я тебе. Ему была тысяча лет. Мы нашли его в могиле великана, и никто из нас никогда не видел такого огромного рога. Вот почему Манс дал тебе понять, что это Рог Джорамуна. Он хотел, чтобы вы, вороны, поверили, будто в его силах сдуть вашу проклятую Стену. Но мы так и не разыскали настоящий рог, несмотря на все наши старания. Отыщи мы его, и каждому поклонщику в твоих Семи Королевствах хватило бы льда, чтобы всё лето охлаждать вино.

Джон, нахмурившись, повернулся в седле. «И подул Джорамун в Рог Зимы и пробудил из земли великанов». Этот огромный рог, окованный золотом, с вырезанными древними рунами… Солгал ли ему тогда Манс или теперь лжёт Тормунд? «Если находка Манса лишь отвлекающий манёвр, то где же настоящий рог?»

К полудню солнце спряталось за тучи, день стал серым и ветреным.

– Снежное небо, – мрачно произнёс Тормунд.

Другие видели то же самое предзнаменование в этих низких белых тучах. Похоже, это заставило их поторопиться, но страсти накалились. Одного человека пырнули ножом за попытку проскользнуть вперёд тех, кто часами ждал своей очереди. Торегг выбил кинжал из руки нападавшего, вытащил обоих из колонны и отправил в лагерь одичалых – пусть начнут свой путь сначала.

– Тормунд, – произнёс Джон, наблюдая, как четыре старухи тащат к воротам набитую детьми тележку, – расскажи мне о нашем враге. Я бы хотел знать об Иных всё, что возможно.

Одичалый потёр губы.

– Не здесь, – буркнул он. – Не по эту сторону вашей Стены.

Бывалый вояка беспокойно взглянул на укутанные белыми плащами деревья.

– Знаешь ли, они всегда поблизости. Они не выходят днём, пока сияет это старое солнце, но не думай, что это значит, что их нет. Тени никогда не уходят. Может, ты их не видишь, но они всегда следуют за тобой по пятам.

– Они беспокоили вас по пути на юг?

– Они никогда не нападали открыто, если ты это имеешь в виду, но они всё же всегда были с нами, покусывая нас за пятки. Мы потеряли больше верховых, чем я могу сосчитать. Отставший или заплутавший в лесу мог сразу попрощаться с жизнью. Каждую ночь мы окружали наши лагеря кольцом огня. Они не очень-то любят огонь, это уж точно. Но когда идёт снег… снег, дождь со снегом или холодный дождь, чертовски трудно найти сухую древесину или разжечь огонь. А холод… В некоторые ночи наши костры будто съёживались и умирали. После таких ночлегов по утрам всегда находишь несколько мертвецов. Если только они не находят тебя первыми. Той ночью, когда Торвинд… Мой мальчик… Он…

Тормунд отвернулся.

– Знаю, – сказал Джон Сноу.

Тормунд повернулся к нему.

– Ничего ты не знаешь. Да, я слышал, ты убил мертвеца. Манс убил сотню. Человек может сражаться с мёртвыми, но когда приходят их хозяева, когда поднимается белый туман… Как ты будешь сражаться с туманом, ворона? Тени с зубами… Воздух такой холодный, что больно дышать, словно в груди застрял нож… Ты не знаешь… Не можешь знать… Способен ли твой меч разрезать холод?

«Посмотрим», – подумал Джон, вспоминая рассказы Сэма о том, что тот нашёл в старых книгах. Длинный Коготь выковали в пламени древней Валирии, в драконьем огне и укрепили заклинаниями. «Драконья сталь», – назвал её Сэм. Крепче, чем обычная, легче, твёрже, острее… Но слова в книгах – это одно. Настоящей проверкой станет битва.

– Ты прав, – ответил Джон. – Я не знаю. И если боги будут милосердны, никогда не узнаю.

– Боги редко милосердны, Джон Сноу. – Тормунд кивнул на небо. – Тучи собираются. Уже темнеет и холодает. Твоя Стена больше не плачет.

Он повернулся и подозвал своего сына Торегга.

– Езжай назад в лагерь, и заставь их пошевеливаться. Слабых, больных, трусов, сонь – поднимай на ноги всех. Если потребуется, подожги их проклятые палатки. С наступлением ночи ворота должны закрыться. Любому, кто к этому времени не перейдёт за Стену, лучше начинать молиться, чтобы Иные добрались до него раньше меня. Понял?

– Да.

Торегг ударил пятками свою лошадь и поскакал в конец колонны.

А одичалые шли и шли. День становился всё темнее, как и предсказывал Тормунд. Тучи затянули небо от края до края. Похолодало. У ворот стало больше толкотни: люди, козы и волы спихивали друг друга с пути. «Это больше чем нетерпение, – понял Джон. – Они напуганы. Воины, копьеносицы, разбойники – все боятся этого леса, теней, движущихся среди деревьев. Они хотят оказаться за Стеной до того, как наступит ночь».

На ветру заплясала снежинка. Потом ещё одна. «Потанцуй со мной, Джон Сноу, – подумал он. – Скоро ты станцуешь со мной».

А одичалые всё шли и шли. Одни торопились, спеша через поле былой битвы. Другие – старые, молодые, слабые – вообще еле двигались. Ещё утром поле покрывало толстое одеяло старого снега со сверкавшим на солнце настом. Теперь поле стало бурым, чёрным и скользким. Шествие вольного народа превратило землю в слякоть и грязь: деревянные колёса и лошадиные копыта, роговые, костяные и железные полозья, свиные копытца, тяжёлые сапоги, раздвоенные копыта коров и волов, голые чёрные ступни рогоногих – все оставили свой след. Разбитая дорога замедляла ход колонны ещё сильнее.

– Вам нужны ворота побольше, – снова пожаловался Тормунд.

После полудня не переставая, шёл снег, но река одичалых превратилась в ручей. Среди деревьев на месте их оставленного лагеря поднимались клубы дыма.

– Торегг, – объяснил Тормунд. – Сжигает мёртвых. Всегда есть те, кто ложатся спать и никогда не просыпаются. Ты находишь их в палатках, если у них есть палатки, скорчившимися и замёрзшими. Торегг знает, что делать.

К тому времени как из леса появился Торегг в сопровождении дюжины всадников, вооружённых мечами и копьями, ручей уже превратился в струйку.

– Мой арьергард, – обнажив щербатые зубы, улыбнулся Тормунд. – У вас, ворон, есть разведчики. У нас тоже. Я оставил их в лагере на случай, если на нас нападут до того, как все успеют уйти.

– Твои самые лучшие люди.

– Или самые плохие. Каждый из них убивал ворон.

Среди всадников шествовал один пеший с каким-то огромным монстром, следующим за ним по пятам. «Вепрь, – понял Джон. – Чудовищный вепрь». Существо было вдвое крупнее Призрака. Его тело покрывала жёсткая чёрная щетина, а из пасти торчали клыки длиной с человеческую руку. Джон никогда не видел такого огромного и уродливого кабана. Идущий рядом с ним человек тоже не блистал красотой – громадный, хмурый детина с плоским носом, заросшей щетиной массивной челюстью и маленькими, близко посаженными чёрными глазками.

– Боррок. – Тормунд обернулся и сплюнул. – Оборотень.

Это был не вопрос, каким-то образом он знал.

Призрак повернул голову. Падающий снег притупил запах вепря, но теперь белый волк учуял его и, встав перед Джоном, оскалил зубы в безмолвном рыке.

– Нет! – крикнул Джон. – Призрак, сидеть. Стой. Стой!

– Кабаны и волки, – произнёс Тормунд. – Сегодня тебе лучше посадить твоё чудище под замок. Я прослежу, чтобы Боррок сделал то же со своим свином.

Он взглянул на темнеющее небо.

– Они последние, не больно-то торопились. Чую, снегопад будет всю ночь. Пришло время и мне взглянуть, что лежит по ту сторону от этой льдины.

– Езжай вперёд, – сказал ему Джон. – Хочу быть последним, кто пройдёт через лёд. Присоединюсь к тебе на пиру.

– Пир? Хар! Вот это слово я рад слышать.

Одичалый повернул своего конька к Стене и шлёпнул его по крупу. Торегг с всадниками последовали за ним, спешившись у ворот, чтобы провести своих лошадей под Стеной. Боуэн Марш задержался, чтобы понаблюдать, как его стюарды затаскивают в туннель последние телеги. Остались только Джон Сноу со своей стражей.

Оборотень остановился в десяти ярдах. Его чудовище, принюхиваясь, рылось в грязи. Лёгкий снежок присыпал горбатую чёрную спину вепря. Тот, хрюкнув, склонил голову, и на какое-то мгновение Джону показалось, что кабан вот-вот атакует. Стоявшие по бокам от лорда-командующего братья опустили свои копья.

– Брат, – произнёс Боррок.

– Ты лучше проходи. Мы собираемся закрывать ворота.

– Закрывайте, – отозвался Боррок. – Заприте их покрепче. Они идут, ворона.

Он улыбнулся самой отвратительной улыбкой, которую приходилось видеть Джону, и пошёл к воротам. Вепрь поспешил за ним. Падающий снег засыпал их следы.

– Ну вот, всё и закончилось, – сказал Рори, когда те ушли.

«Нет, – подумал Джон Сноу. – Всё только начинается».

Боуэн Марш ожидал его на южной стороне Стены с дощечкой, исписанной цифрами.

– Сегодня через ворота прошли три тысячи сто девятнадцать одичалых, – сообщил лорд-стюард. – Шестьдесят твоих заложников отправили в Восточный Дозор и Сумеречную Башню после того, как накормили. Эдд Толетт увёз шесть телег с женщинами обратно в Долгий Курган. Прочие остались с нами.

– Ненадолго, – пообещал ему Джон. – Тормунд собирается увести своих людей в Дубовый Щит в течение одного-двух дней. Оставшиеся тоже уйдут, когда мы определим, куда их отправить.

– Как скажете, лорд Сноу.

Его слова прозвучали сухо, а тон ясно давал понять, куда бы он их отправил.

Замок, куда вернулся Джон, сильно отличался от того, что он покинул утром. Всё время, пока он знал это место, Чёрный замок был обителью тишины и теней, где небольшая группа мужчин в чёрном слонялась, словно призраки, среди развалин крепости, которая когда-то служила домом в десять раз большему количеству людей. Всё это изменилось. Теперь в тех окнах, которые Джон Сноу никогда прежде не видел освещёнными, горели огни, а двор заполняли незнакомые голоса. Вольный народ бродил по ледяным дорожкам, знававшим годами лишь чёрные сапоги ворон. У старых Кремневых казарм Джон наткнулся на дюжину человек, забрасывающих друг друга снежками. «Играют, – изумился он. – Взрослые люди играют, словно дети, перебрасываясь снежками, как когда-то Бран и Арья, а до них и мы с Роббом».

Но старый арсенал Донала Нойе оставался, как и прежде, тёмным и тихим, а комнаты лорда-командующего позади холодной оружейной – ещё темнее. Не успел Джон снять плащ, как Даннел, просунув голову в дверь, объявил, что Клидас принёс сообщение.

– Проводи его.

Джон запалил от углей в жаровне вощёный фитиль и зажёг им три свечи.

Вошёл красный и моргающий Клидас, сжимая пергамент в дряблой руке.

– Прошу прощения, лорд-командующий. Понимаю, что вы, должно быть, устали, но думаю, что вы захотите увидеть это незамедлительно.

– Ты поступил правильно.

Джон прочёл:

«У Сурового Дола с шестью кораблями. Бурные воды. "Чёрный Грач" затонул со всей командой, два лиссенийских корабля сели на мель на Скейне, "Коготь" дал течь. Здесь очень скверно. Одичалые едят тела умерших. Мертвецы в лесу. Браавосские капитаны возьмут на свои корабли только женщин и детей. Ведьма называет нас работорговцами. Попытались захватить "Штормовую Ворону", шесть членов экипажа погибли, и много одичалых. Осталось восемь воронов. Мертвецы в воде. Пошлите помощь по суше, море бушует.

С "Когтя", писано рукой мейстера Хармуна».

Ниже Коттер Пайк поставил свой сердитый росчерк.

– Плохие новости, милорд? – спросил Клидас.

– Довольно плохие.

«Мертвецы в лесу, мертвецы в воде. Из одиннадцати отплывших кораблей осталось шесть». Джон, хмурясь, свернул пергамент. «Ночь собирается, – подумал он, – и начинается моя война».