The Телки. Повесть о ненастоящей любви 13 страница

Антон прыскает со смеху.

На экране глава ЦИГА показывает Иванову какие-то крапинки:

— Вот видите, Сергей Николаевич, так мы испытыва­ем наши самолеты. Вот сюда, на стык, наносится нанораствор, при испытании здесь появляются нанокрапинки, видите?

— Нет пока, — Иванов улыбается и надевает очки, — не вижу.

— Да вот же они, крапинки, приглядитесь, — водит рукой глава ЦИГА. — Неужели не видите?

— Теперь вижу, ага, — отвечает Иванов.

— Да он, как Виктор Вард, этот глава ЦИГА. — Я тушу сигарету и говорю истеричным тоном: — «Крапинки — видите, вся третья панель в крапинках? Боже мой, я от этих крапинок чуть с ума не сошел!» Прямо как Виктор Вард. Кстати, а что такое нанотехнологии?

— Это когда наномасло мажешь на нанохлеб, полу­чается нанобутерброд с наноколбасой. Новые техноло­гии в созданий вещества, — говорит Антон — Врубаешься?

— Ни черта я не врубаюсь. Какая-такая наноколбаса, ты прикалываешься? — отвечаю я.

— А кто такой Виктор Вард?— спрашивает Ваня, достав из холодильника бутылку водки.

— Ничего я не прикалываюсь. С помощью нанотехнологий можно получать материальные предметы, если проще говорить. — Антон демонстрирует собственное интеллектуальное превосходство.

— А лаве? — Я откусываю от яблока. — Нанолаве можно делать?

— Дрон, а кто такой Виктор Вард? — не унимается Ваня, зачем-то наливая водку в бокалы со льдом.

— Лаве — это следствие продажи чего-то кому-то. Вот это «чего-то» и можно делать с помощью нанотехнологий, — ухмыляется Антон. — Нефть, к примеру.

— А сразу лаве чего, нельзя? — я выплевываю отку­шенное яблоко на салфетку. — Жуткая кислятина!

— Дрончик, не заморачивайся, тебе это слишком сложно. — Антон закуривает. — Тут надо иметь не толь­ко высшее образование, но и математические мозги.

— Кто думает, что в наше время мозги важнее Google, пусть поднимет руку, — огрызаюсь я.

— Все-таки, кто такой Виктор Вард? Действительно, легче нагуглить, чем слушать, пока вы закончите ваши бредни, — говорит Ваня уже раздраженно.

— Что и требовалось доказать, — удовлетворенно резюмирую я. — Не трать время, это герой «Гламорамы». Не читал?

— Я не читаю всякую гламурную фигню, — огрыза­ется Ваня.

— Это не фигня, а великая книга, — говорю я.

— Реально, отличная вещь, — кивает Антон.

— Уровень образования в целом стремительно пада­ет. Стремительно читающей страной. — Я отворачиваюсь, беру зубочистку и начинаю ковырять в зубах, говоря при этом так, словно ни к кому конкретно не обращаюсь.

— Да ладно, умники! — отмахивается Ванька и ста­вит перед нами бокалы с коктейлем.

— О, спасибо!— Я делаю глоток, ожидая, что пря­ная жидкость освежит гортань, а вместо этого получаю практически ожог. — Э, Вань, ты чего туда налил?

— Водки, а что? — не понимает Ваня.

— Ты сдурел? — спрашивает Антоне отставляя бокал.

— А в чем дело-то? — не врубается Ваня.

— Вань, ты вообще «мохито» пил когда-нибудь? — Я встаю и выливаю содержимое своего бокала в ра­ковину.

— Пил сто раз. Чего вы орете?

— И что входит в его состав? — ехидно интересует­ся Антон. Водка и лед?

— Это че, допрос?— Ваня делает большой глоток. — Хороший «мохито». Водка, сахар, мята и лед.

— Это какой-то новый «Мохито». — Я открываю шкаф и достаю бутылку «Bacardi». — «Мохито-колхоз». Если б ты, дружище, больше читал, то знал бы, что насто­ящий «мохито» готовится только на основе «Bacardi». Исключительно! А рецепту с водкой тебя, наверное, на­учили какие-то жлобы из Бутова. У которых на «Bacardi» денег нет.

— Я вам че, бармен? — злится Ваня.

— Нет, ты не бармен, ты — вредитель, — констати­рует Антон. — Взял и мяту испортил…

— Тут еще осталось децл, — говорю я, заглядывая в холодильник. — Тох, давай я нам смешаю, а этот спорт­смен пусть с водкой жрет. У него глотка луженая…

— Да пошли вы! — говорит Ваня — Эстеты. В сле­дующий раз найму вас на корпоратив коктейли смеши­вать. На основе «Bacardi». — Он строит омерзительную рожу и выплевывает лед в стакан.

— Мы не такие уж и дешевые бармены, — замечает Антон.

— Если бюджет позволяет, почему нет? — добав­ляю я.

Дверь комнаты открывается и заходит Никита в го­лубых джинсах и футболке с надписью «DERZKIY & CHODKIY». Неплохой результат для сорокаминутного от­сутствия! Он подходит к брату и говорит, опустив глаза в пол:

— Дай сто баксов.

— Я чего, банк, что ли? — удивляется Антон.

— Ну ладно, на самом деле надо, я с девушкой в кафе иду, — канючит Никита.

— Иди работай лучше, — отрезает Антон.

— Чуваки, дайте сотку взаймы! — обращается к нам Никита.

— Вот еще, глупости! — отворачиваюсь я.

— Могу дать полтинник. — Ваня вопросительно гля­дит на Антона.

— А ты нам чего? — осведомляется Антон.

— А чего вам надо? — удивляется Никита.

— Телочек подгони, — подначиваю его я, — а то мы от пультов устали. Хочется живого человеческого обще­ния.

— Я чо, сутенер, что ли? — обижается Никита.

— Ладно, на, — Антон вытаскивает кошелек. — И вали отсюда, надоел!

— Спасибо! — Брат берет сотку, сворачивает ее по­полам и убирает в карман джинсов.

Перед тем как свинтить, заходит в комнату и возвра­щается с пачкой сигарет. Подойдя к Антону, достает из пачки косяк и протягивает ему:

— Попустись, брателло!

— Ты еще и наркоман?! — деланно удивляется Ан­тон.

— Ага. Винтовой, поэтому план мне ни к чему. Ни­кита кивает всем, уходит в прихожую и хлопает входной дверью.

— Хорошо иметь брата в деревне, — улыбается Ан­тон и закуривает. — Но в то же время, стоит признать — мы были совсем другими.

— Ой, ладно, прекрати! — Ваня встает, подходит к телевизору и выключает его. — Мы были такими же. И денег у нас так же не было.

— Денег и сейчас не так чтобы много, — констати­рую я. — На «Астон Мартин» пока не хватает.

— Да, если честно. — Антон уже сделал пару затя­жек, расслабился, и его глаза подернулись дымкой. — В последнее время с заказами хренова-то.

— Ты же в этом году для пары сериалов музыку пи­сал. — Я принимаю косяк из его рук. — Чего тебе жа­ловаться?

— Ты считаешь, что, написав музыку для двух сери­алов, можно безбедно прожить год? — Антон заводит руки за голову и откидывается. — Тут тебе не Голливуд, детка!

— У нас в последнее время тоже какая-то лажа тво­рится. — Ваня жестом показывает, что курить не бу­дет. — Обещали пост финансового директора к маю. На дворе лето, а все разговоры оказались беспонтом. Я, дурак, себе уже планов настроил. Машину поменять, квартирой заняться… блин! — Ваня бьет кулаком в от­крытую ладонь и замолкает.

— Иногда такой дипер накатывает, — вздыхает Ан­тон. — Уже тридцатка, а перспективы до сих пор туман­ные. Дрончик, вот скажи, ты от безысходности молчишь или тебе денег хватает? Кстати, косяк верни, чего-то ты увлекся!

— Чего? — переспрашиваю я, погруженный в со­зерцание сизого дыма.

— Я спрашиваю, тебе денег хватает?

— Ему папа помогает, — предполагает Ваня.

— Шляпа мне помогает, — острю я. — Чего сразу папа-то?

Ну а как тогда тебе удается тусовать всю неделю, жить с двумя телками, еще и на себя тратить? — интере­суется Антон.

— Ну… удается.— Я чешу затылок.— У меня своя… финансовая схема.

Антон и Ваня разражаются громким хохотом.

— Ты выводишь мифический WalMart на IPO? — Ваня тычет в меня указательный пальцем и заваливается на­взничь, дрыгая ногами.

— Гы-гы-гы,— передразниваю я его.— На самом деле схема простая. Во-первых, я зарабатываю в жур­нале.

— На завтраки, — подсказывает Антон.

— Во-вторых, папа засылает косарь в месяц. — Я делаю извиняющееся лицо. — Но самое главное — кре­дитные карточки! Вы думаете, зачем они нужны? Чтобы перед малолетками понтоваться? Ими просто нужно на­учиться пользоваться.

— Это как же? — Антон весь подобрался и буравит меня глазами.

— Просто. — Я перехватываю у него косяк, доби­ваю и тушу в пепельнице. — Например, при зарплате в двушку заводишь себе карточку в «Ситибанк» с креди­том в трешку, тратишь с нее, к примеру, еще пару штук.

— И чо? — прищуривается Ванька.

— Потом заводишь себе еще одну, «American Express», на трешку. «AmEx», кстати, еще и для понтов катит. С него снимаешь двушку, гасишь ситибанковский кредит. Потом открываешь еще карту, ну… допустим в «Альфе» или «ВТБ» — там еще трешка…

— И так до бесконечности, да? — Антон закуривает сигарету.

— Почему до бесконечности? — не понимаю я. — Четырех карт вполне хватит. Дальше тусуешь бабки между ними. В одном месяце у одного банка побольше займешь, в другом — у другого. Потом, ты же не только карточки дербанишь, у тебя еще и зарплата есть, так? Из нее отдаешь частично. Короче, такой схемой смело к своему доходу еще пару-трешку прибавляешь. Ну, я не говорю про всякие там мелкие банки, «локо»-«шмоко». У них всегда можно карточку на пятнашку или тридцадку рублей открыть, если припрет. Потом, потребительские кредиты еще никто не отменял. Ну, это если домой что-нибудь покупать. — Я замолкаю и обвожу присутствую­щих торжествующим взглядом.

— Дрончик, я, конечно, не такой крутой финансист, как ты, — тихо говорит Ваня, — но где-то в глубине души понимаю, что в результате своей хитрожопой схемы ты всегда должен банкам в районе трешки. Ты думаешь, она сама рассосется, или как?

— Ну, я чего, всегда, что ли, буду двушку получать? — недоумеваю я.

— А еще проценты, кстати, — подсказывает Антон.

— Издержки, — развожу я руками, — ничего не по­делаешь.

— Отличная схема, — кивает Антон и отворачивается.

Ваня подкладывает себе под голову подушку. Тишина снова погружает всех в депрессию.

— Не самая плохая, кстати, — бурчу я себе под нос. — Когда мы станем миллионерами, я посвящу этой схеме главу в своей автобиографии. Назову ее, типа, «Как закалялся style».

— Любопытно, когда? — интересуется Антон.

— Вообще в Москве люди становятся миллионерами с нуля, — продолжаю я. — Главное — попасть в нуж­ную тему: диск записать. Или начать организовывать вечеринки для олигархов, или подсесть на распил фе­дерального бюджета. Да много чего есть. Сейчас вот все книги пишут. Давайте сядем и напишем реальную жесть. Скажи, Антон, ты писать не пробовал? Или друзья твои? Как писать бестселлеры?

— Я могу тебе дать телефон Литвиновой, у нее спро­си, — улыбается Антон. — Она у меня в телефоне на букву «Б» записана.

— Почему на «Б»? — переспрашивает Ваня, лежа­щий уже с закрытыми глазами.

— Потому что «Богиня». Все дружно смеются.

— Ну чего, если с книгами, бюджетами и вечеринками не получится, можно начать телок провинциальных олигархам продавать. — Мне становится дико смеш­но — то ли трава взяла, то ли меня забавляет образ Лит­виновой, записанной на букву «Б»… В общем, веселюсь по полной.

— Рынок занят, одного Листермана хватает, — от­кликается Ваня.

— Да мы этого очкарика порвем нах! — Я хлопаю себя ладонями по коленям.

— На «журасик», — говорит Антон, — порвем на «журасик». Листерман называет член «журасиком».

— Почему, кстати? — Ваня отрывается от подуш­ки. — Я тоже это слово слышал.

— Говорит, что после фильма «Jurassic Park».

У меня в голове немедленно всплывает картина из юности, когда мы с другом посмотрели «Jurassic Park», а потом впервые обожрались ЛСД. Я лежал в ванне, и висящая надо мной огромная лейка душа начала снижаться, потом исчезла под потолком, а потом и вовсе оказалась головой плезиозавра, стремящегося откусить мне ухо. Почему-то тогда я был совершенно уверен в том, что плезиозавру нужно именно мое ухо. Все закон­чилось рвотой, сверлящей головной болью и прочими ништяками.

— Какая гадость! — говорю я, вспомнив свой «jurassic»-трип.

— Какой ранимый мальчик, вы посмотрите! — отвечает Антон. — Почему гадость? Мне кажется, при­кольно…

— Ага. Слушайте, давайте начнем корпоративные гимны писать! — предлагаю я.— Говорят, на них сейчас спрос огромный. Гимора мало, а бабла много. Вань, твоей конторе не нужен гимн?

— У нее есть.

— А друзьям твоим? Кстати, Тох, давай Вову-самурая твоего коррумпируем. И напишем для «Марса» нереаль­ный гимн.

— На музыку «Хорста Весселя», — кивает Антон.

— А кто это? — мне становится интересно.

— У национал-социалистов Германии был такой ге­рой.

— А он чего, тоже шоколадом торговал?

— Почти, — Антон встает и включает телевизор. По «Первому» поют «Блестящие».

— Вот он — эталон для губерний, — меняю я тему. — Представляете, вчера захожу в «Кофеманию», так там телки через одну похожи на эту блонду. Как ее зовут, забыл. Кстати, про провинциалок. У меня по пово­ду Решетниковой начали возникать смутные сомнения. Позавчера она предложила мне поехать к ее подруге во Францию. Под МонОпелье, прикиньте! Реально, так и сказала: МонОпелье!

— Я надеюсь, ты объяснил, что отдыхаешь только в Стереопелье? — улыбается Антон.

— Или в Эйч-Ди-пелье, — поддакивает Ваня.

— Ужас. Сдается мне, что хоть родители у нее, типа, какие-то тузы, приехали они явно издалека.

— Мышка-лохушка, — резюмирует Антон. — Мне она сразу такой показалась. Помнишь, я тебе гово­рил?

— Слушай, — оживает Ваня, — как в целом твои ис­тории-то? Чего-то давно новостей про телок не было.

— Да так, ничего хорошего. — Я жалею, что начал женскую тему. — Рита хочет ко мне переехать. А Лена… эта вообще жениться предложила…

— Ого! — Антон присвистнул. — А ты чего?

— Да послать хочу… обеих…

— Доигрался в топ-менеджеров и клубных промоутеров, — кивает Ваня. — Я тебе говорил, пора завязы­вать. Хорошо, что они тебя спалить не успели. Многоже­нец ты наш!

— Тебе легко говорить, — качаю я головой,— ты счастливый. У тебя получается жить с твоей Викой уже третий год, а я так не могу. Я слишком полигамен, пони­маешь? Вон Тоха до сих пор не женат, и ничего.

— Я, в отличие от тебя, «Санта-Барбару» с парал­лельными сюжетами не разыгрываю, дорогой мой!

— Ой, ладно, тоже мне, моралисты! Мне так жить интереснее. Если телки на это ведутся, чего бы мне не использовать свой дар к перевоплощению?

— Дар у тебя от бога, — говорит Ваня. — И ты за­путал их настолько, что они решили, будто ты состоя­тельный крот. Теперь хотят проверить это совместным проживанием. А ты их сразу списываешь. Нехорошо это, Дрончик. Они к тебе всей душой, а ты… Они ведь теперь рыдать по тебе ночами будут!

Ваня изображает рыдания — мы с Антоном ржем.

— Кстати, залететь ни одна не успела? — Антон по­тирает кончик носа.

— Тьфу-тьфу, — стучу я по дереву, — нет, слава богу. Рыдать они будут! Как же! Зарыдают, если узнают, что у меня денег и статуса нет. Оплакивать бесцельно потраченное время.

— Думаешь, они настолько меркантильны? — Антон щурится.

— Я тебя умоляю! Они что, с другой планеты? Вчера, опять же, сижу в «Кофемании», жду человека одного. За соседним столом три телки. Пью кофе, грею уши. Они обсуждают своих мужиков. Причем телки такие, лет по двадцать пять, хорошо прикинутые, с дорогими цацками. У всех Vertu. Я такого там наслушался!

Я излагаю одну за другой все истории, подслушанные мной в кафе: про аборты, длину членов, подставные бе­ременности, придуманные венерические заболевания, тему с «Мерседесом». Ребята сидят, раскрыв рты. Антон изредка вставляет: «Нихуя себе!».

— Прикинь, а в конце эта рыжая говорит: «Я к бабке одной хожу, ворожу на него, чтобы не свинтил. Где я себе еще такого сладкого найду?» Это — тренд, заключаю я. — Они теперь только такие. Других рожать не модно.

— Про гадалок — отдельная история, — начинает Ваня. — Сейчас на них все помешались. Короче, рас­сказываю. Во вторник, в очереди в офисной столовой слышу, как одна девка из соседнего офиса рассказыва­ет про свою подругу, которая ходит к такой вот бабке, и та ее учит ритуалам, чтобы женить на себе какого-то чувака.

— Кофе будем? — Антон подходит к чайнику и на­жимает на кнопку. — И что за ритуал? Вуду? Алхимия? Заклятье исчезнувших инков?

— В общем, бабка написала ей что-то на бумажке и велела положить в левый сапог не разворачивая. Потом ехать в Новодевичий монастырь, найти там безымянную могилу и оставить у нее оба сапога. Причем сапоги но­вые покупать нельзя! — Ваня поднимает вверх указа­тельный палец. — Только свои. Чтобы, типа, телка не съехала на дешевку с Черкизона.

— И чо? — Я сижу и тихо ошалеваю от этой исто­рии. — Неужели, в натуре, поехала?

— Ага. Нашла могилу, положила сапоги, переобу­лась и пошла. Сапоги, говорит, тут же бомжи утащили, которые там тусят.

— А дальше? — хмыкает Антон.

— Дальше она позвонила бабке, сказала, что испол­нила, а бабка говорит: «Ты что, внучка, вчера ж поне­дельник был! Духи отдыхают. Давай на неделе все по новой!»

— С ума сойти, — не верю я, — и все?

— Ну, типа, подруга расстроилась, сапоги-то «Celin» были, за косарь. Ношеные, правда.

— Бабка, наверное, в доле с «Celin», — предпола­гаю я.

— Скорее, с бомжами, — говорит Антон.

— Вот такая история. — Ванька снова заваливается на диван. — Самое смешное, вторая телка посочувство­вала по поводу сапог и говорит: ты обязательно у подру­ги своей спроси, сработало или нет. Заодно узнай, мож­но ли на мужа или на деньги с карьерой ворожить.

— Совсем ебанулись, — Антон разливает кофе.

— Я уверен, что телка про себя рассказывала, — по­чему-то приходит мне в голову. — А вторая идиотка — туда же. «На бабки, на карьеру». Я думаю, они теперь все этим увлекаются. Интересно, мои уже на меня успе­ли наколдовать? — Мне становится не по себе. — Суки! Кстати, у Риты откуда-то появилась новая Nokia 8800. Говорит, на работе дали.

— А я думаю, наколдовала, — смеется Ваня,

— А я так думаю, что у нее в запасе еще пара таких же промоутеров, как ты. И один реальный топ-менеджер из американской компании, — Антон пристально смотрит на меня. — Дрончик, а чего ты так вылупился? Ты дума­ешь, только сам можешь исполнять? Тут половина горо­да таких актеров из жопкиного трактира. Чем скорее ты этих двух сольешь, тем лучше тебе будет, поверь!

— Да солью, солью, — раздраженно отвечаю я. — Дело не в меркантильности, не в переезде и даже не в свадьбе. Я, может, влюбился…

— В кого? — хором спрашивают они.

— В студентку. Молодую. Красивую. Моложе Никитоса, — почему-то у меня получается говорить только отрывисто. — Такая сладкая. Катей зовут. Даже не ус­пела испортиться еще.

— Это не для нее Никитос сотку стрелял? — подка­лывает Антон.

Даже на полтинник был согласен, — вторит ему Ваня.

— Да пошли вы оба! Завидуйте молча, лузеры. Ниче­го вам больше не скажу. — Я встаю и иду в туалет.

— Ладно, релакс, — несется мне в спину, — мы же шутим, брат.

Я молча показываю из-за спины «фак». Вернувшись из туалета, нахожу друзей пьющими кофе и продолжающими увлеченно обсуждать тему девок.

— А мне кофе налить западло, Тох? — спрашиваю я.

— На столе стоит, чего ты наезжаешь сразу? Тут тебе не «Кофемания»,— отзывается Антон.— Расскажи лучше еще про Катю.

— «Но ничего не отвечу, ничего не отвечу тебе я». — Я беру в руки чашку и мечтательно смотрю в окно. — Чтоб вы окончательно сдохли от зависти, сообщу, что у нее потрясающая задница, как у бразильянки.

Ваня открывает рот, чтобы ответить, но я уже пони­маю, о чем пойдет речь, и опережаю его:

— Да-да. Именно. У нее жопа круче, чем у той хостесс в «Мосте».

— Пизде-е-е-еж! Чистый пиздеж,— кривится Ан­тон. — Круче, чем у той хостес, просто не бывает.

— Не бери на понт, мусор! — добавляет Ваня свои три рубля.

— Засим предлагаю прекратить трансляцию подъебок из «Петросян-клаб».

— А из «Комеди» можно? — не унимается Ваня.

— Тох, — взываю я к профессиональным чувствам друга, — мы сегодня писаться будем, или как?

— Ты смотри-ка, мальчик наш созрел, — присвисты­вает Ваня. — Любовь творит чудеса?

— Ладно, закрыли тему! — Антон садится за пульт. — Чуваки, давайте представим, что мы уже на сцене.

— Плюс один, — откликается Ваня.

— Плюс тысяча. Я с нее и не сходил, — закрываю я тред.

«FOREVER NOT YOURS»

I'll soon be gone now,

Forever not yours,

It won't be long now.

Forever not yours.

A-HA. Forever Not Yours

В «Ми пьяче» я приезжаю на нервяках. Репетиция отняла много сил и времени, Марина вынесла весь мозг с этой чертовой съемкой, метро сожрало остат­ки хорошего настроения. Вдобавок Катя весь день не включает телефон, а вместо того чтобы лететь к ней, я встречаюсь с Риткой. Наша встреча — своеобразный бонус, выданный мной Рите из-за того, что я всячески подсливал ее два дня после объявления о намерении переехать ко мне. Сливал бы и дальше, но десятка и корпоратив в среду — весомые якорные факторы. В любом случае, утешаю я себя, лучше встретиться с ней, чем продолжать и на выходные выгуливать Лену. Если первая просто хочет переехать, то вторая навер­няка поехала кольца выбирать. Вот такой расклад: сейчас я встречаюсь с Ритой не потому, что она мне интересна, а потому, что не хочу встречаться с Леной, тогда как хочу я видеть в данный момент только Катю, но даже не знаю, где она живет. Вся моя жизнь пло­хо срифмованный каламбур: эту не хочу, ту не хочу, а вот этой не могу дозвониться.

Лучше всего, конечно, в течение недели послать обеих. Только вот дождаться возврата долга, отыграть корпоратив и принять бабки у Даева за статью. А по­том послать. Даже не встречаясь. Просто тупо отправить каждой эсэмэс: «Как же ты меня достала, тварь!»

— Как же я соскучился, зайка! — говорю я Рите, плюхаясь на стул напротив. Рита, закрыв глаза, подстав­ляет мне губы для поцелуя. Мне приходится встать, пе­регнуться через стол и впиться в ее щедро нарисован­ный рот.

— Я тоже, — говорит она. — Я тебе заказала спа­гетти «Карбонара», как ты любишь, но это в последний раз. Что-то ты стал много есть мучного. В понедельник перееду к тебе и сразу займусь твоим правильным пи­танием.

— Ага!

«Господи, образумь эту глупую женщину! Тоже мне, Юля Высоцкая, "Готовим дома"», — думаю я и лихо (как мне кажется) перевожу тему разговора: Слушай, ты «Lexus»-то взяла?

— Ага! Он так гоняет, ты не представляешь! Я от ра­дости на нем чуть не улетела сегодня, когда из спортзала ехала. Рита говорит быстро-быстро, отчаянно жести­кулируя и не предоставляя мне возможности вклинить­ся в ее монолог. — Разгоняется моментально, такой маневренный, а главное, на дороге к тебе по-другому относятся. Понимаешь?

— Ты аккуратнее, смотри, он же… — говорю я с де­ланным беспокойством в голосе, одновременно накручивая на вилку спагетти,— он же… (Какой? Он же — какой?)… Он же быстрый…

— Ну да, — соглашается Рита, — быстрый. А чего «аккуратнее»-то? Кому суждено быть повешенным, тот не утонет!

— Да ты фаталистка, — говорю я, склонив голову набок. Интересно, зачем она несет подобный бред? Все эти лажовые старперские пословицы? Гены что ли?

— Да, фаталистка. Зато умру молодой и краси­вой. — Рита долго смеется, откинув голову, затем резко принимает обычное выражение лица и говорит серьез­но: — Знаешь, я чего-то в последнее время плохо себя чувствовать стала.

— Это погода, — киваю я, — я тоже на нее реаги­рую. — Хотя вообще-то ни на что я не реагирую.

— Ты не понял, это не погода, — Рита отрицательно качает головой. — Последний месяц или два какая-то слабость, вялость. Вроде не курю, хожу в зал…

«Интересно, зачем ты мне все это рассказываешь? Я что, доктор Курпатов?»

— Может, пора подвязывать с ночной жизнью? — Я разливаю по бокалам воду. — Знаешь, мы стоим на пороге кризиса тридцатилетних. Здоровье, карьера, дети. Как подумаешь, что скоро тридцать лет, а еще ни­чего толком не сделал, становится страшно.

— Самое страшное — это родить неполноценного ребенка, — говорит Рита, поежившись.

— Типа дауна, что ли? — переспрашиваю я, тыча вилкой в спагетти.

— Господи, у меня даже руки похолодели. — Рита внимательно оглядывает свои растопыренные паль­цы. — Ты такая грубятина!

— Чего сразу грубятина?

— Ничего. Знаешь, в последнее время, как подумаю о будущих детях, просто страшно делается. — Эти слова Рита произносит с колхозной озабоченностью, подобно свахе в «Женитьбе Бальзаминова». — Экология ужас­ная, иммунитета никакого, с этой чертовой карьерой до тридцати родить не успеешь, а после тридцати риск родить дауна увеличивается. Потом, я читала, что такие дети получаются, если у отца с матерью несовместимые гены или что-то в этом роде.

— А если будущая мать жрет МДМА, такие дети не получаются? — осведомляюсь я.

— Можно подумать, ты не жрешь! — раздражается Рита. — Если хочешь знать, с твоим образом жизни во­обще перед тем как рожать, надо год чиститься.

— А с твоим образом жизни чиститься вообще не надо, можно подумать!

— Конечно надо. Я же не отрицаю. Просто я это принимаю нормально, а у тебя подобные разговоры вы­зывают только раздражение и агрессию.

— Рита, а к чему вообще ты заводишь подобные раз­говоры? — Я закашливаюсь. — Ты собралась в ближайшее время беременеть?

— Нет, но дело не в этом… то есть, я бы заберемене­ла, если б ты был готов к серьезным поступкам. — Рита поворачивается вполоборота и начинает рассматривать через окно улицу.

Опять начинается!

— Рит, а что ты называешь серьезными поступками? Устроиться на работу министром правительства Москвы, в первый месяц заработать десять миллионов евро и увезти тебя рожать на Ибицу?

— Почему сразу на Ибицу? — обижается Рита, не поворачиваясь ко мне.

— Чтобы без отрыва от производства. — Я бросаю вилку в тарелку. — Родила и опять на танцпол. Пост министра правительства Москвы, вкупе с миллионами, противоречий у тебя не вызывают, как я посмотрю?

— Ты хочешь поругаться? Ты за этим меня сюда вы­тащил? — наконец-то она соизволила повернуться.

— Я тебя никуда не вытаскивал. По-моему, это ты хотела пасты, зайка!

Парадоксальное сознание. Почему нужно обязательно выворачивать все наизнанку, перевирать, раздувать скан­дал из-за пустяка? Нет, положительно, пора ее сливать.

— С тобой вообще нельзя серьезно поговорить! — Рита опять отворачивается и промакивает глаза салфет­кой. — Ты либо отшучиваешься, либо не врубаешься, либо быкуешь.

Какое там «сливать»! А десятку простить, что ли?

— Нет, не быкую, просто не понимаю, к чему вести разговоры о детях, тут же пенять мне на мою несерь­езность, и все такое, если никаких детей в плане нет. Давай с таким же успехом поговорим об имплантантах, которые мы будем использовать в старости.

— ТАК ПОЭТОМУ И НЕТ НИКАКИХ ПЛАНОВ, неужели ты не понимаешь! — истерит Ритка. — Какие могут быть планы, если я говорю: «Я люблю тебя, слышишь? Я хочу жить с тобой», а ты говоришь: «Круто, зайка», как будто речь идет о совместном походе в кино!

— Не передергивай! — завожусь я. — Я просто задумался в тот момент, это… это было слегка неожи­данно»

— Это ты передергиваешь. — Рита неловко дви­гает локтем и опрокидывает бокал с водой. Я смотрю, как пятно растекается по скатерти, и почему-то думаю о нефтяных пятнах, возникающих при крушении тан­кера. Интересно, нефть так же быстро разливается по поверхности моря, как вода по скатерти? Рита, кажется, не обращает внимания на пятно и продолжает взвиз­гивать: — Ты за все это время даже не предложил мне познакомиться с твоими родителями! Не говоря уже о том, чтобы познакомиться с моими!

Да нахуй мне твои колхозные родители!

— Послушай, дорогая, ты тоже не горела желанием знакомить меня со своими родителями, разве не так?

— Да, так! Потому что я сама тебя вижу пару раз в неделю, и мне просто обидно тратить это время на роди­телей. Мы и так каждый раз встречаемся наскоками, как любовники!

Лихо завернула!

— Вот ты сама и ответила на вопрос о родителях. Меня тоже ломает куда-то ехать, в то время как мы мо­жем вдвоем куда-то сходить. — Я посылаю ей очарова­тельную улыбку. Свою коронную.

— «Ломает»! Именно что тебя «ломает», а мне тебя не хватает! Чувствуешь разницу?

«Девочки, уймите вашу мать! — только это и прихо­дит мне на ум. — Да, я смотрю, ты сегодня решительно настроена поругаться». Тем не менее я молча утыкаюсь в тарелку.

— Кстати о кино, — продолжает Рита на повышен­ных тонах. — Тебе было необходимо сливать меня в пятницу, да?

Неужели запалила?! Черт, какой же момент для слива! Просто исключительный!

— Ты не представляешь, как я хотела просто сходить с тобой в кино. На любой фильм. Еще лучше на мультик. Потом прогуляться по Тверскому, поесть мороженого. Мне иногда хочется этого, понимаешь?

Нет, не запалила. Жаль… Чего жаль? Слава богу, что не запалила, тогда бы — прощай, бабло…

— Я как дура звонила тебе три раза, сначала: «Андрюш, пригласи меня в кино» — Андрюша не врубает­ся, потом: «Андрюша, пойдем в кино» — Андрюше по фигу, в конце концов: «Андрюша, я тебя приглашаю в кино» — Андрюша не может!

— Я действительно не мог!

— Правда? Я заметила, что когда мне от тебя что-то очень сильно нужно, ты никогда не можешь!

Напомнить тебе про десятку грина, сучка?

— Я боюсь строить планы на будущее, понимаешь? Я боюсь, что сообщу тебе важную новость, а ты просто не сможешь. Или это снова окажется слегка неожидан­но. А я буду стоять, глупо хлопать глазами и нести…

— Ты уже несешь, зайка. Ты такую ахинею несешь! Знаешь, вчера в «Кофемании» я слышал разговор за со­седним столом…