The Телки. Повесть о ненастоящей любви 17 страница

Некоторые из сидящих на диване приветственно ма­шут руками, некоторые представляются в ответ. Боль­шинство даже не оборачивается в нашу сторону.

— Катя, — робко подает голос моя студентка.

— Что? — переспрашивает Леха.

— Катя, а не Даша.

— Конечно, Катя, а я как сказал? — Леха потирает переносицу.

— Вы сказали — Даша. Маша, Даша и Андрюша.

— Да?! Странно! Ну, не будем ссориться по мелочам, правильно? — Он картинно протягивает руку Кате. — Если тебе нравится, можешь называть меня Сигизмунд. Или еще как-нибудь. Если тебе нравится.

— Я буду называть вас по имени, можно? — злится Катя. — И вы меня тоже, окей?

— Окей! — соглашается Леха. — Какая она у тебя строгая, Дрончик!

— Да уж, это тебе не нефтетрейдерство. Тут серь­езные расклады, — смеюсь я. Маша смеется вместе со мной. Катя вспыхивает.

— Ну, девушки, располагайтесь, угощайтесь, будут обижать — звоните 911 или на мой сотовый, а мы с ва­шим спутником вернемся через минуту. — Леха картин­но кланяется, обнимает меня за плечо, выводит из гос­тиной и заговорщицки шепчет: — Мы сейчас на кухню сходим, по жирной. А?

— Ага, — киваю я. — Слушай, Лех, спасибо тебе за десятку. Я тебе верну до конца недели. Очень ты меня выручил!

— Говно вопрос, брат! — улыбается он. — Я тя про­шу, давай без базаров о деньгах.

— Слушай, я вот еще чего спросить хотел. А что это за аббревиатура на твоем пригласительном? «МБХ» — это чо, типа пати, посвященное Ходору?

— Нет, это значит малобюджетная хуйня. Для знаю­щих — значит, на вечеринке никаких там салютов, час­тной перевозки гостей на «джете» в Монако и прочих понтов.

— Для тех, кто в теме. В дней пене, ночью в третьей смене — кого не увидишь никогда на измене, — с ходу импровизирую я, развожу в стороны мизинцы и указа­тельные пальцы, затем скрещиваю указательные так, чтобы получилась буква «W». — Вест-Кост Лигалайз Бразерс ин да хауз.

— Да-да. Что-то типа того, — кивает Леха, изобра­жая озабоченность. — Западное Дегунино Стайл!

На кухне, сияющей блеском стиля хай-тек, первым, что бросается в глаза, оказывается длинная барная стой­ка красного цвета, вокруг которой стоя курят несколько человек. Два практически одинаковых парня в чем-то рвано-джинсовом обсуждают, кажется, новинки авто­индустрии. За ними, прислонившись спиной к подокон­нику, девушка в коротком розовом платье и высоких ро­зовых сапогах. Молнии на сапогах почему-то расстегну­ты, что рождает в моей голове два вопроса: у нее устали ноги (давно здесь?), или это последняя модная тенден­ция (неужели я что-то пропустил?). На голове у девуш­ки большие диджейские наушники, а на поясе — i-Pod. Она качает головой в такт музыке и довольно громко подпевает. Хотя на кухне играет Mika, очевидно, девуш­ка слушает другую мелодию. Вероятно, не особенно-то она доверяет музыкальным вкусам хозяина, раз припер­лась со своим музыкальным центром. С другой стороны, возможно, в наушниках ничего и не играет, потому как глаза у девушки совершенно стеклянные, что говорит о том состоянии, когда музыка рождается непосредствен­но в голове индивидуума. Налицо технический прогресс XXI века: много легких наркотиков, и никаких проводов. «Drug Stereo: Play your own music!!!» — приходит мне в голову отличный слоган. Надо будет продать дилерам, которые барыжат МДМА.

У другой стороны стойки стоит Влад из журнала «Афи­ша», сутенер Сережа и дилер Стаc. Я по очереди здоро­ваюсь со всеми, подхожу к девушке представиться, и в ответ на мое «Андрей», она смотрит куда-то сквозь меня и говорит: «На стойке». Я переспрашиваю ее, и, пони­мая, что добиться вразумительного ответа не удастся, оборачиваюсь и смотрю на стойку. Во всю длину сто­лешницы, ровными, как из азбуки, буквами выведено:

С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ!

И, в общем-то, ничего примечательного эта надпись из себя не представляет, если не принимать во внима­ние то, что от двух последних букв остались только кон­туры, а сама здравица написана… кокаином…

Леха, заметив мои округлившиеся глаза, подходит ко мне, кладет руку на плечо и запросто, словно речь идет о новом телевизоре, спрашивает:

— Нравится, Андрюх?

— Ну да… — выдавливаю я. — Ничего так у вас… чистенько. Аккуратненько. И кто автор полотна?

— Да вот, друзья постарались, оформители, — сме­ется Леха.

— У них хорошо получается, — продолжаю я. — Им бы буквари издавать или детские учебники орфографии и грамматики.

Леха заливисто хохочет. За ним начинают гоготать Влад и Сережа. Два джинсовых парня, услышав смех юбиляра, прерывают свои «майбахо-поршевые» темы и так же подобострастно смеются, поднимая бокалы. Только девушка продолжает подпевать и пританцовы­вать. Мне становится прикольно оттого, что моя шутка вызвала дружный смех коллектива, а главное — понра­вилась Лехе. Чтобы закрепить статус героя вечеринки и друга олигарха, развиваю тему:

— Интересно, где на такое учат? Отчего у некоторых такие таланты? Врожденное?

— «Отчего, сынок? Да оттого, что я жизнь учил не по учебникам, — поет в ответ Леха, — просто я работаю… Там-парам-парам-парам-пам. Просто я работаю волше-е-е-е-бни-ко-ом». Была такая песня в моем детстве, ты не помнишь, молодой еще.

— Типа рэп? — пытаюсь сострить я.

— Типа диско, — спокойно отвечает он. Затем де­лает сниф, передает мне свернутую трубочкой банкно­ту, смотрит на меня несколько усталым, но вместе с тем удивительно добрым взглядом и этак запросто говорит полувопросительно:

— Уберешь буковку?

В этот момент между нами идет обмен эмоциями. Мы оба настраиваемся на волну доверия друг к другу и бесконечного радушия. И я понимаю, что в этой вол­шебной атмосфере, принимая из его рук банкноту, мне, типа, нужно чего-то сказать в ответ. В голове вихрем проносятся варианты. От простого «С днем рождения» до усложненных «За процветание нефтяной отрасли», или «Молодое поколение готово принять эстафету у старших товарищей». Наконец, когда я почти уже соб­рался удачно сострить «Дай дорогу молодым», девушка у окна внезапно поднимает правую руку вверх, изгибает спину в очередной танцевальной позе, и с криком «she's a superstar» падает лицом вниз, как срубленная сосна. Внимание аудитории переключается на нее.

— Сногсшибательный звук! — только и остается мне выговорить. И сделать сниф.

— Круто… — говорит сутенер Сережа.

Еще пару секунд все рассматривают лежащую на полу, затем снова возвращаются к своим беседам. Ку­хонное пространство наполняется словами «Майбах», «выбрали всю российскую квоту», «переработка», «сы­рец», «сардиния», «телочки из Ростова», «форум в Лон­доне» и «перелетели "джетом"».

— Пойду я к гостям, — вполголоса произносит Леха и выходит из кухни.

Я, Сережа и Влад следуем за ним. В коридоре я обо­рачиваюсь и вижу, как один из джинсовых парней пе­реступает через лежащую девушку, чтобы налить себе воды из стоящего у подоконника аппарата. «Все-таки на кухне нужно побольше пространства», — отмечаю я про себя. Еще мне кажется, что трек «she's a superstar» игра­ла на каком-то из фестивалей «Fortedance» симпатичная английская диджейка Lottie. «Дай дорогу молодым» я решаю запомнить, чтобы потом продать какому-нибудь клубу в качестве промо-слогана.

— Лех, а где у тебя тут туалет? — интересуюсь я.

— Зачем? Там же на кухне есть, — не понимает Леха.

— Туалет. В хорошем смысле этого слова, — повто­ряю я.

— А! — хлопает себя по лбу Леха. — До конца, по­том за угол. В него и упрешься.

Я прохожу по коридору мимо комнаты с арочным входом. Из нее слышится «Lift me up» Moby и чей-то подпевающий голос. Стараясь не мешать уединившимся там людям, проскальзываю мимо, поворачиваю за угол и вижу дверь огромного совмещенного санузла.

Вернувшись в гостиную, я застаю Катю и Машу с бока­лами шампанского в руках в окружении трех возрастных кексов и тюнингованной блондинки, которой хорошо за сорок. Один из кексов похож на Марата Сафина в пять­десят три года (плюс живот, минус цепочки на шее и гус­тые волосы). «Теннисист» что-то рассказывает, сопро­вождая свой прогон уморительной мимикой. Окружаю­щие периодически разражаются взрывами хохота. Катя также подхихикивает и прикладывается к бокалу — ви­димо, уже освоилась.

— Ну как вы тут, девушки? — говорю я, ввинчиваясь в ряды хохотунов. — Привет всем, я — Андрей!

— Ринат, — протягивает мне руку «теннисист», — очень приятно!

«Практически Марат», — думаю я. У Рината приятный бархатный голос и немного влажная ладонь.

— Лера! — подставляет мне щеку для поцелуя «воз­растная». — А вы тот самый знаток ночной жизни? Мо­лодой гений, как вас описывает Алешка? Взяли бы меня как-нибудь покататься!

«Спасибо, я не ебу животных», — я целую ее в щеку.

— Непременно возьмем. А то мы как школьники, вдвоем катаемся.

— Да, действительно, — продолжает она, но ее пе­ребивает мужик, стоящий рядом с Ринатом:

— Виктор, — представляется он, поправляя очки.

Отдаленно он напоминает Вуди Алена. Очень отда­ленно.

Третий, накачанный лысый тип с мясистым носом и пронзительным, колючим взглядом, руки не протяги­вает.

— Антон, — говорит он, чуть разжимая губы, и ки­вает.

«Тоже мне, индюк», — киваю я ответно.

— А что дальше было? — встревает Маша. — Вы за­нимались нефтью, а вы — лесом. Или наоборот? Впро­чем, это не имеет значения. Что-то вы меня запутали совсем. — Она прыскает со смеху.

«Не торопись, тебя еще не запутали», — ухмыля­юсь я.

Маша удивительно быстро накидалась. Или в закосе под бухую? Какие стремительные теперь студентки!

— Я тогда только начал заниматься нефтью, — про­должает Ринат, — а Витя приехал ко мне в офис конт­ракт оформлять. Была зима, а он в белом костюме. Ну чистый курортник. Только шляпы не хватало.

Все снова смеются.

— Пойдем покурим? — предлагаю я Кате на ухо.

— А здесь нельзя? — Катя поднимает на меня удив­ленные глаза.

— Здесь и так накурено, и потом, тут не поговоришь, все галдят. — Я делаю повторный заход. — Заодно дом посмотрим!

— Подожди, сейчас Ринат закончит, он так интерес­но рассказывает, — отвечает она шепотом. — И потом, Леша сказал, что вы с ним сейчас играть будете.

— Играть? На чем? — не врубаюсь я. — На пустых стаканах?

— Почему? На вертушках,— уверенно говорит Катя.

— А-а-а… только и остается…

— Шепчетесь, — подходит к нам сзади Леха. — Чего-то тебя долго не было. На кухню ходил?

— Не-а. В туалет.

— Ясно. Тогда пошли покурим, а потом поиграем? — предлагает Леха.

— Пошли! — Я поворачиваюсь к Кате: — Я сейчас вернусь.

— Ага, — кивает она.

Выходя из комнаты, я замечаю появление новых действующих лиц. На кухне уже нет девушки в розовом, джинсовых парней и Влада, зато присутствуют мои ста­рые знакомые, промоутеры Игорь и Костя:

— Сто лет тебя не видел, чувачок, — обнимается со мной Игорь.

— Жора, где ты был? — хлопает меня по плечу Костя.

— Менты прихватили, я все слил! — смеюсь я. — А вы давно здесь?

— Да уже часа два, — отвечают они хором.

— А чего я вас не видел, хотя уже полчаса как при­ехал? — недоверчиво спрашиваю я. — Может, вы, чувачки, потерялись во времени?

— Лех, скажи, что мы давно здесь, чего он тупит! — призывает Костя.

— Они на втором этаже чего-то жрали, — меланхо­лично замечает Леха.

— А вам кухни мало? — Я обвожу рукой барную стойку. — Или западло со шведского стола?

— Мы не по этой теме. Мы потом в «Гауди» поедем, на танцульки, — поясняет Игорь. — «Хочешь, я отдам весь "Первый", для тебя отдам весь "Первый" я», — па­родирует он Земфиру.

Я внимательно оглядываю этих пациентов — поч­ти одинаковые ядовито-зеленые спортивные костю­мы, кроссовки на липучках, Игорь в плотно связанной шапке с надписью «I'm clean». Как я ее сразу не заме­тил?

— А труп убрали? — интересуюсь я.

— Владку-то? На втором этаже отдыхает, — поясня­ет Игорь. — Главное — не будить, а то бычить начнет.

— Ну что, молодежь? — Леха пытается сгрести нас всех в охапку. — По жирной, и в школу не пойдем?

Первым убирает хозяин, потом передает мне, я пере­даю Игорю.

— За тех, кто не дожил! — говорит он, перед тем как принять сниф.

— За тех, кто не должен! — поправляет его Костя. «Это точно», — мысленно присоединяюсь я.

— А вы ща играть пойдете? — спрашивает Игорь, оторвавшись от стойки.

— Ага. Сначала я, потом Дрончик. У-у-у-х-х, — Леха выкатывает глаза и замирает. — Хороший стафф все-таки.

— А ты чего играть будешь? — продолжает приста­вать с расспросами Игорь. — Опять попсу?

— Нет, жесткое минимал-техно. Питерское. Ща знакомые бутиратов подгонят, для полноты картины, и свистков.

— Для чего? — не понимает Леха.

— Чтобы свистеть. На рейвах всегда все прыгают и свистят! — Я делаю идиотское лицо, высовываю язык, приставляю к ушам растопыренные пальцы и прыгаю в танце, изображая объебоса.

Все начинают дико хохотать, видимо, каждый вспо­минает свое. На меня накатывает сентиментальная вол­на позитива. Хочется со всеми обниматься и всех лю­бить…

— Дрончик, может, первым отыграешь? — предла­гает Леха.

— Говно вопрос,— улыбаюсь я.

— Дамы и господа! — кричит Леха с порога гости­ной. — Объявляется перерыв на танцы! Я только что уговорил восходящую звезду мировой музыки гражда­нина Миркина исполнить свой зажигательный сет!

Народ начинает свистеть, топать ногами и всячески выражать одобрение. Краем глаза я вижу, что Катя стоит в той же компании. «С ней через полчаса начнем», — решаю я. Меня переполняют чувства, как если бы я вы­ходил играть сет на открытии клуба «Мост». Прет, одним словом.

Я подхожу к вертушкам, поднимаю с пола коробку с дисками, минут десять копаюсь, пытаясь понять, в ка­кой последовательности возюкать. Отбираю штук двад­цать — первым лежит русская попса восьмидесятых, вторым Глория Гейнор. Я заряжаю вертушки, наливаю стакан «Dewars», отрубаю музыкальный центр и медлен­но вывожу первый трек, импровизируя по ходу:

— Рома Жуков — «Первый»… в смысле, «первый снег», — присутствующие понимающе смеются. — Дис­котека в Доме культуры имени Рыбалко. Это вам не говносвалка! Все танцуют!

Через сорок минут комната наполняется смесью запахов алкоголя, различных парфюмов, пота и похоти. Одним словом — пахнет клубом. Вся компания дрыгается, не попадая в такт под Гейнор, «Кровосток», Mika, Madonna, «АВВА», Benassi, Элвиса Пресли, «Basement Jaxx», «Pulp», разбавленный откровенным говном типа «Виа-Гры», Димы Билана и «Блестящих». Я с удовлетворением отмечаю, что Катя потрясающе двигается, выделяясь на фоне окружающего мяса. Еще я замечаю, что эта падла Ринат начинает откро­венно подкатывать к ней, но ему, по счастью, мешают трясущиеся Игорь с Костей, танцующие между ним и Катей. Маша пытается выдавать соблазнительное (в ее понимании) латино на пару с Витей. Выглядит это довольно пошло, но в целом Маша тоже ничего. Смесь алкоголя и наркотиков делает меня чрезмерно отважным, поэтому я решаю «дать мачо» и обломать мазу Ринату. Я подзываю Леху, который меняет меня за пультом, и подхожу к Кате сзади. Я прижимаюсь к ней, обнимаю за талию и начинаю двигаться в такт ее телу, исподлобья бросая косяка в сторону Рината. Тот отворачивается и начинает танцевать с возрастной Лерой.

— Ты потрясающе двигаешься, — шепчу я Кате на ухо, одновременно целуя ее.

— А ты так играешь! — Она поворачивается ко мне, обнимает меня за шею и разворачивает в противопо­ложную от Рината сторону.

— Я хочу тебя, — шепчу я Кате.

Она прикладывает палец к моим губам, глядя на кого-то поверх моего плеча.

— Пойдем наверх? — Я притягиваю ее ближе.

— Давай еще потанцуем? — Она отстраняется, и я на какую-то секунду чувствую себя абсолютно потерянным. Брошенным один на один с намечающейся эрек­цией.

— Я от тебя с ума схожу, зайка! — говорю я ей.

— Здесь так весело, правда? — отвечает она.

— Издеваешься? — Я опускаю руки ниже ее талии.

— Вы часто такие вечеринки устраиваете? — улыба­ется она.

— Я тебя умоляю! Я только ради тебя это устро­ил! — Я тянусь к ней губами. — Ты у меня в крови.

— О, моя любимая песня! — Она поднимает руки вверх, закрывает глаза и начинает подпевать: «О-о-о-о, зеленоглазое такси». — Ее в «Дягилеве» часто ставят.

— Пойдем на кухню, проветримся! — умоляю я.

— Ой, пять сек, эсэмэсочку проверю, — хихикает она, хватаясь за передний карман джинсов.

В это время музыка внезапно умолкает, и я вижу, что Леху кто-то сменяет за пультом, а Катя отходит к дивану, где пересекается с Машей, и они вдвоем утыкаются в эк­ран Катькиного мобильника.

Я, злой как черт, залпом хлопаю виски, отваливаю к окну и смотрю вниз, на редкие машины, проносящиеся по Остоженке.

— Сначала по одной, потом по половинке, — разда­ется шепот сзади.

— По «круглой» — и на танцпол, чувачок! — вторит другой голос.

Обернувшись, вижу Игоря и Костю с расплывшимися, словно пластилиновыми, лицами.

— Демоны, вы все еще тут? — хмыкаю я. — Вы же должны были в клуб отвалить!

— Кто?! Мы?! — хором удивляются они. — В ка­кой?

— Нет, я, — передразниваю я этих клоунов. — Вы же на кухне трещали, что собираетесь в «Гауди»!

— Да? — Игорь вопросительно смотрит на друга. — Костян, мы разве собирались?

— Ну… ну, в принципе могли… — таращится на него Костя. — Дрон, и как ты все запоминаешь?

— Профессия — репортер, — тупо отшучиваюсь я, глядя мимо них на Катьку, уже без мобильника и Машки, зато с Ринатом. Сука, это она так со мной кокетничает, типа?

— А ты тут с кем? — интересуется Игорь.

— С девушкой, — показываю я на Катьку.

— Хорошая, — соглашается Игорь.

— Красивая, — подтверждает Костя.

— Ага, спасибо, — натянуто улыбаюсь я.

— А мы вообще-то решили не ехать. Чего в «Гауди» зря время палить? — говорит Костя, глядя на Игоря.

— А мы вообще-то еще не решили, оставаться тут или нет, — согласно кивает Игорь.

— Вы бы определились уже, братцы! — Я раздра­женно раздвигаю этих обдолбанных баранов в стороны, стараясь пройти. — Хотя бы между собой!

— Не, точно не поедем, — отрицательно мотает го­ловой Игорь.

— Не поедем ни за что! Чо мы, студентки, что ли? — поддакивает ему Костя. — Останемся здесь. В тихом до­машнем уюте.

— Какие молодцы! — Я понимаю, что в данный мо­мент с ними лучше говорить как с четырехлетними де­тьми. — Просто хорошие ребята. В тихом уюте. Дейс­твительно. И почему говорят, что наркоманы — отбросы общества, ума не приложу. Правда, чуваки?

Ага!

— Ну чего, по «круглой»?

Где чья реплика, мне уже неясно. Протиснувшись между ними, я решаю пойти умыться, а потом увезти Катьку отсюда.

Дверь ванной комнаты заперта. Дернув пару раз ручку, я прислоняюсь к стене, достаю сигарету и за­куриваю. Вдруг мое внимание привлекает странное поскрипывание или сопение. Осмотревшись, обнару­живаю неприметную дверь справа от туалета, там, где заканчивается коридор. Решив, что это скрытая спаль­ня хозяина, я подхожу ближе, чтобы послушать, кто из знакомых там исполняет? Приложив ухо к двери, пони­маю, что в комнате кто-то всхлипывает, причем доволь­но громко. Тихонько толкнув дверь от себя, смотрю в щелку и вижу, что в комнате, за столом, сидит мужик. Он обхватил голову руками, его спина сотрясается от рыданий, а на столе перед ним бутылка и стакан. Сом­нений нет — Леха.

— Брат, ты чего? — я прикрываю дверь, подхожу к нему и сажусь рядом на свободный стул.

— А? — Леха оборачивается. Он выглядит то ли аб­солютно пьяным, то ли абсолютно удолбанным. Слезы текут по его щекам, в общем, он себя мало контролиру­ет. — Дрон? Ты чего… ты чего здесь делаешь?

— Я услышал, что кто-то плачет, и… зашел, — тихо говорю я.

— Зачем? Зачем ты зашел? — Он захлебывается в рыданиях и почти хрипит. — Какого черта ты тут дела­ешь?! Тебя сюда звали?! Тебе кто-то сказал, что ты здесь нужен?!

— Брат, все окей, — пытаюсь я остановить эту немо­тивированную агрессию, — если хочешь, я уйду. Просто я подумал, что… ну, типа, тебе нужна помощь…

— Мне не нужна… понимаешь… ик… — Леха смот­рит на меня широченными зрачками, а я сижу и думаю, что надо бы резко валить, иначе этот рыдающий лось забьет меня насмерть. Да еще и отмажется потом, со­славшись на психическое расстройство. Внезапно он опускает свои красные веки и продолжает:

— Мне не нужно ничего. Все. Плохо все. До тошноты плохо.

— Что случилось-то? — спрашиваю я миролюбиво.

— Да ничего… все… все они… — он резко притя­гивает меня за шею, наклоняется к моему уху и начинает жарко шептать, обдавая парами алкоголя и химии: — Ты понимаешь, что все они здесь пидорасы? Мрази конче­ные, твари, ублюдки, шлюхи, скоты, сволочи! В квартире нет ни одного нормального человекам. НИ ОДНОГО, ВРУ­БИСЬ!

Я врубаюсь в то, что он сошел с ума, и сейчас приду­шит меня своими стальными ручищами.

— Лех…

— Молчи! Молчи, я тебе говорю! — Он слегка ос­лабляет хватку. — Слушай меня! Мне сегодня тридцать девять, и на моем дне рождения нет ни одного друга! Ты представляешь?! За тридцать девять лет я заработал денег, создал несколько бизнесов, приобрел дома, ма­шины, квартиры — И НИ ОДНОГО ДРУГА. Их нет, понима­ешь?! Одни пришли сюда, потому что со мной работают, другие потому что от меня зависят, третьи — потому что боятся. С кем-то я просто тусуюсь, с кем-то пью, этот продает мне наркотики, тот подгоняет телок. Они при­шли, навалили мне кучу барахла — пошлые часы, какие­-то мудацкие картины, уродские вазы, ручки, которыми я не пишу, компьютеры, которые я даже не знаю как включать. Они пришли и исполнили, понимаешь? Засви­детельствовали! Даже те, кто меня ненавидят, пришли, потому что зассали не прийти. Прикинь?!

— Угу, — мычу я, стараясь не вдыхать Лехиных испа­рений, дабы не усугублять собственное состояние.

— Тебе выпить налить?

— Нет, мне хватит уже, наверное.

— Значит, налить! — Он наливает водку в свой стакан и дает мне. — Пей, потом я…

Я послушно делаю пару глотков. Водка, которую я в обычной жизни не пью, резко обжигает гортань.

— Нет, ты подумай! — Леха допивает стакан. — Они все с собой принесли: наркотики, бухло, подарки, цветы, даже телок привели, «за уважуху»!

Это я, что ли? Я вообще-то с двумя только пришел, одна из которых моя.

— Лех, ну чего ты так все воспринимаешь? — Мне наконец-то удается выскользнуть из его могучего зажи­ма. — Может, люди от чистого сердца хотят тебе празд­ник устроить?

— КТО?! ЭТИ?! ПРАЗДНИК?! Ты их рожи видел?

— А что? Девушек тебе привели, знают, что ты хо­лостой, может, познакомить хотят. Вдруг ты влюбишься, женишься? — Я понимаю, что он скорее всего прав, но тем не менее стараюсь сгладить ситуацию и поскорее отчалить из комнаты.

— Ха-ха-ха! На ком? На одной из этих тварей? — Леха сплевывает на ковер густую, абсолютно белую слю­ну. — Я должен влюбиться в одну из тех, кого привели? А потом жениться? Я те ща расскажу за брак, пять сек!

Он идет к шкафу, долго роется в нем, а я думаю о том, что фразу про «пять сек» только что говорила Катя. Ин­тересно, этот ублюдок Ринат от нее отстал? Леха возвра­щается и бухает об стол тремя альбомами.

— На, посмотри! — Из альбомов выпадают какие-то женские фотографии, анкеты. — Полюбуйся на этих те­лок. Красавицы! Богини! Кино можно снимать, «Девчата-2».

— Красивые девушки, — говорю я, перелистывая страницы альбома. На каждой по три-четыре професси­ональные фотографии очень красивых женщин. — Да тут модельное агентство можно открывать!

— Агентство, ага. Точно, — Леха наливает себе еще стакан. — Я год назад решил жену себе найти. Зарядил пару московских агентств, одно украинское. Даже Листермана подключил. Каждому объявил сотку гонорара и по десять тысяч аванса отдал. Они мне этих богинь каж­дую неделю по паре штук присылали. На первый взгляд, девушки потрясающие. Не шлюхи, не модели — я про­сил только из провинции и только из интеллигентных семей, но чтобы красивых.

С одной такой скромницей проведешь красивый уикенд, потом начинаешь по своим каналам проби­вать — оказывается, у тебя пол-Москвы молочных брать­ев. И эта скромная дочь учительницы из Брянска в свои двадцать три года уже прилетала в Москву и к этому, и к тому, и еще бог знает к кому. Паша ей подарил «Land Rover», Саша — кольцо, Гриша — квартиру. И на самом деле ниоткуда она не прилетала. Она в своем Брянске последний раз пять лет назад была, а из Москвы дальше Франции не выезжает.

— То есть все шлюхи? — Я отпиваю из его стакана уже ощущая его проблему своей. Удивительно, как быстро передается на таких вечеринках чувство брат­ства. — Лех, тебе в метро надо ездить. Или в Киев пе­реехать. Я там был в прошлом году, там еще не все ссучились.

— Киев? — Леха разражается истеричным хохо­том. — Киев — это да! Мать городов русских! Там-то, конечно, все другие.

— А чего, нет?

— Последнее агентство как раз было из Киева. При­ехала ко мне его владелица, мы с ней до четырех утра анкету с требованиями составляли. Я думал, у меня всего пятнадцать пунктов требований к будущей жене, а оказалось — тридцать семь. — Леха снова разража­ется нездоровым смехом. — К утру уже до резус-фак­тора дошли. Какой у моей жены он должен быть? Во вопрос, да?

— Это важно на самом деле, — серьезно говорю я. — С отрицательным аборты нельзя делать.

— Не суть. Эта баба мне и говорит в шутку: «Да сда­лись вам такие девки, еще и деньги на них тратить! Вот у меня дочь растет, 19 лет. Тихая, скромная, красивая!» В общем, пошутили и разошлись.

— Невест-то присылает? — переспрашиваю я.

— Присылает… присылает. — Леха замолкает и за­куривает сигарету. Я повторяю маневр. Некоторое вре­мя сидим молча.

— А месяца три назад меня друзья познакомили в Киеве с девушкой, — снова оживает Леха. — Моло­денькая, чистенькая, умная, учится в институте. Не мер­кантильная. Я влюбился как мальчишка — всю Европу с ней объехал, засыпал ее подарками — она каждый раз краснеет, отказывается, еле уговаривал. Хотел ей квартиру в Киеве купить.

— А чего не купил? Типа рано?

— Типа поздно ы-ы-ы-кхы-ых-х! — Леха сильно за­кашливается, я стучу его по спине, он отстраняется. — Это алкашка на сигареты наложилась, сейчас выдохну… уф. В общем, звонит мне однажды эта баба, владелица агентства, и начинает истерить: «Алексей, оставь мою дочь, я тогда неудачно пошутила». Говорю: «Какую еще дочь?» Она мне: «Алину мою. Я, мол, знаю, ты с ней три месяца встречаешься». Я и говорю: «Да я ж не знал, что это твоя дочь! Я в нее влюбился, буду ей предложение делать!» А эта стерва не унимается: «Ты — плейбой, за­гуляешь от нее, и она в твоей Москве будет сидеть, как в золотой клетке, ждать, пока ты нагуляешься. А ты не на­гуляешься никогда! Я же… она же… не знает… я же… тоже… она бедная девушка… ты сделаешь ее несчаст­ной!» Короче, такой бред гонит!

— Фантастика! — честно удивляюсь я. — Бывает же такое совпадение!

— Ага. Не знала она, какой я. Как телок мне подго­нять по десятке, это она знала. Их я, значит, несчастны­ми не сделаю, а ее дочь непременно сделаю!

— Ну, она, типа, мать, — предполагаю я.

— Именно что «типа». В общем, лечу на прошлой не­деле в Киев, встречаюсь с Алиной и во всем ей призна­юсь. Что искал жену в агентстве ее матери, что теперь мать узнала о наших отношениях, я не знал, что она — дочь, и прочее. Люблю, трамвай куплю, хочу жениться, и непременно чтобы сразу детей. Много.

— А ты до самого звонка этой бабы ничего не знал? Не пробивал, что ли? — сомневаюсь я.

— Нет, конечно! Я ж тебе говорю — влюбился! ВЛЮБИЛСЯ! В общем, я ей начинаю рассказывать, а она так внимательно на меня смотрит (куда только робость делась) и говорит: «Леш, ты не парься, я знаю, что мать в курсе, не обращай внимания, она просто в долю хочет упасть!»

— В смысле?! — не понимаю я.

— В ПРЯМОМ! Сука-мать хочет упасть в долю на квартиру к суке-дочери! — Леха отпивает водки прямо из горла. — Алина мне говорит: «Ты же в своем репер­туаре, да? Ты же — "кальмар"?»

— Это кто?

— Мужик, который одновременно поддерживает от­ношения с несколькими девушками без серьезных на­мерений.

А…

— «Ну, ты же не жениться на мне собрался, правда? Пока кольца и поездки шли, мать молчала, а как квартира всплыла, решила выступить, чтоб цену набить. Не обра­щай внимания. Она просто жадная очень!» — И все это сообщает мне любимая девушка, моя будущая жена…

— Ужас, — тихо говорю я.

— Ужас, — кивает Леха. — Раньше женщины пиздой брали города, а теперь — квартиры. Чувствуешь разницу?

Он снова начинает плакать.

— Андрюша, кругом одна падаль, такие дела! Любви нет, ничего нет, бабы стали телками, а мужики — каль­марами. Все фальшь, кидалово…

— Левый расчет, — дополняю я строчкой КАЧ.

— Левый расчет… послушай, что я тебе скажу,— всхлипывает Леха, — послушай меня. Ты эту девушку, с которой пришел, уводи отсюда. Вставай прямо сейчас и уводи. И никогда не появляйся с ней в местах, в которых мы с тобой обычно тусуемся. Не показывай ей все это. Она молодая, хорошая, у нее еще есть шанс. Главное — не испортить. Ты молодой еще, ты ничего не понимаешь. Береги любовь, если она есть. Не говори о ней никому. Спрячь за пазуху. Держи все в тайне, всем ври, расска­зывай, что ты такой же ублюдок, как и остальные. Иначе они разорвут твои чувства. Растащат, превратят в свое обычное блядство. ИХ ВЫВОРАЧИВАЕТ, ЕСЛИ КТО-ТО НЕ ПОХОЖ НА НИХ! Им страшно становится оттого, что они когда-то были другими, но все просрали… беги… беги отсюда. Бери ее и беги…