Студопедия.Орг Главная | Случайная страница | Контакты | Мы поможем в написании вашей работы!  
 

Раздел 11



Направляясь на юг по «Миле за минуту», я старался убедить себя, что не должен переживать за Каролин Пулен. Уверял себя, что это был эксперимент Эла Темплтона, а не мой, а его эксперименты, как и его жизнь, уже закончились. Я напоминал себе, что дело той девочки, Пулен, очень отличается от дела Дорис, Троя, Тугги и Эллен. Каролин будет парализована ниже пояса и, конечно, это ужасно. Но стать парализованной из-за пули — это не то же самое, что быть забитым до смерти кувалдой. Хоть в инвалидном кресле, хоть без него, перед Каролин Пулен лежит плодотворная, интересная жизнь. Я говорил себе, что это было бы сумасшествием — рисковать теперешней моей миссией, которую мне еще надлежит выполнить, вновь дразня жестокое прошлое, готовое прыгнуть, схватить меня и сожрать.

Все это было напрасно.

Я был намерен свою первую ночь странствий провести в Бостоне, но вновь и вновь в моем мозгу выныривал образ Даннинга на могиле его отца, с раздавленной корзиной цветов под ним. Он заслуживал смерти — черт побери, его нужно было убить, — но, по состоянию на 5 октября, он еще ничего не сделал своей семье. Второй, по крайней мере. Я мог говорить себе (и так оно и было!), что он многое сделал своей первой семье, что на 13 октября 1958 он уже стал дважды убийцей, что одна из его жертв фактически была еще грудным ребенком, но в подтверждение этого у меня были только слова Билла Теркотта.

В конце концов, у меня возникла догадка, что я хочу уравновесить действие, от которого мне теперь плохо (неважно, насколько оно было необходимым), другим действием, которое наградило бы меня хорошими чувствами. Итак, вместо того чтобы направиться в Бостон, я съехал из автомагистрали в Оберне и повел машину на запад, в озерный край Мэна. Прежде чем упала ночь, я прибыл к берегу, где когда-то жил Эл. Самый большой из четырех приозерных коттеджей я снял за смехотворную внесезонную плату.

Те две недели были, вероятно, самыми лучшими в моей жизни. Я не видел никого, кроме пары, которая посещала местную лавку, где я дважды в неделю покупал себе еду, а также мистера Винчела, которому принадлежали коттеджи. Каждое воскресенье он наведывался, чтобы удостовериться, что у меня все в порядке, и мне хорошо. Каждый раз я утвердительно отвечал на эти его вопросы, и это не было враньем. Он дал мне ключ от бокса со снаряжением, и каждое утро и каждый вечер, когда вода была спокойной, я доставал оттуда каноэ. Помню, в один из таких вечеров я смотрел, как полная луна всходит беззвучно над деревьями, как она проторивает серебряную тропинку через озеро, как зеркальное отражение моего каноэ висит подо мной, словно утонувший двойник. Где-то прокричала гагара, ей ответил друг или, может, кавалер. Вскоре и другие гагары присоединились к разговору. Я положил весло и просто сидел там, в трехстах ярдах от берега, смотрел на луну и слушал разговор птиц. Помню, я еще подумал: если где-то существует рай и он не похож на это место, то мне туда вовсе не хочется.

Начали расцветать прощальные цвета — сначала стыдливый желтый, далее оранжевый, потом бесстыже-кокетливый огненно-красный, в то время, как осень сжигала очередное мэнское лето. Там в картонных коробках было полно уцененных книжек без переплетов, и я, вероятно, прочитал их дюжины три, а то и больше: загадочные истории Эда Мак-Бейна, Джона Д. Мак-Доналда, Честера Хаймса и Ричарда С. Пратера; слезливые мелодрамы наподобие «Пейтон Плейс» и «Надгробие для Денни Фишера»; вестерны без счета; и один научно-фантастический роман под названием «Охотники на Линкольна», в котором путешественники во времени старались записать «утраченную» речь Абрахама Линкольна[289].

Когда не читал и не плавал на каноэ, я гулял в лесу. Долгими осенними днями, по-большей части, туманными и теплыми. Пересыпанные золотистой пыльцой, косые лучи солнца сквозь деревья. Ночью такая безграничная тишина, что казалось, она дрожит эхом. Мало машин проезжали по дороге №114, а после десяти вечера совсем ни одной. После десяти эта часть мира, где я нашел себе отдых, принадлежала только гагарам и ветру в соснах. Мало-помалу образ мертвого Фрэнка Даннинга на родительской могиле начал стираться, и я понял, что все реже невольно вспоминаю, как в усыпальне Трекеров накинул все еще тлеющую сувенирную подушку ему на открытые глаза.

Под конец октября, когда последняя листва кружила вниз с деревьев, а ночная температура начала падать до тридцати[290], я начал заезжать в Дерам, чтобы получить представление об окраинах Бови-Хилла, где через две недели должны были прозвучать выстрелы. Удобным ориентиром оказался тот Дом собраний друзей, о котором упоминал Эл. Недалеко от него стояло наклоненное над дорогой мертвое дерево, вероятно, то же самое, с которым боролся Эл, когда туда подъехал уже одетый в свой оранжевый охотничий жилет Эндрю Каллем. Я также задумал найти дом этого случайного стрелка и отследить его вероятный путь оттуда в Бови-Хилл.

Мой план на самом деле не был планом; я просто двигался по прежде протоптанных Элом следах. Я отправлюсь в Дерам рано утром, поставлю машину возле упавшего дерева, потолкаю его, а потом, когда подъедет и включится Эндрю Каллем, сымитирую сердечный приступ. Однако после того как я вычислил дом Каллема, мне захотелось остановиться в полумилях оттуда и попить чего-нибудь холодненького в магазине Брауни и там, в витрине я увидел плакат, который вдохновил меня идеей. Идея была сумасшедшей, но в каком-то смысле соблазнительной.

Сверху на постере шел заголовок: РЕЗУЛЬТАТЫ ЧЕМПИОНАТА ПО КРИББИДЖУ ОКРУГА АНДРОСКОГГИН[291]. Ниже был список приблизительно из пятидесяти имен. Победитель турнира, из Западного Майнота[292], набрал десять тысяч «колышков» — неизвестно, что это такое. Вслед за ним шел другой, со счетом девять тысяч пятьсот. Третье место, с 8722 колышками — это имя было обведено красным, что и привлекло, прежде всего, мое внимание — занял Энди Каллем.

Случайные совпадения происходят, но я привык верить, что на самом деле так бывает очень редко. Что-то чем-то руководит, не так ли? Где-то во вселенной (или вне нее) работает какая-то огромная машина, вращая свои непостижимые колеса.

На следующий день я вновь приехал к дому Каллема, на этот раз где-то около пяти вечера. Поставил машину сразу позади его «Форда» - универсала с деревянной кабиной и подошел к двери.

На мой стук открыла миловидная леди в фартуке с рюшами, на сгибе локтя она держала ребенка, мне хватило одного взгляда на них, чтобы понять, что я все правильно делаю. Так как пятнадцатого ноября жертвой должна была стать не только Каролин Пулен, просто она была единственной, кому судилось оказаться в инвалидном кресле.

— Слушаю?

— Мое имя Джордж Эмберсон, мэм, — дотронулся я до краешка шляпы. — Разрешите поинтересоваться, могу ли я поговорить с вашим мужем?

Конечно же, я получил такую возможность. Он уже появился позади своей жены и обнял ее за плечи. Молодой парень, которому не исполнилось еще и тридцати лет, с выражением вежливого любопытства на лице. Ребенок потянулся к его лицу, Каллем поцеловал ему пальчики, и она засмеялась. Потом он протянул мне руку, и я ее пожал.

— Чем могу вам помочь, мистер Эмберсон?

Я показал доску для криббиджа.

— Я узнал у Брауни, что вы незаурядный игрок. У меня есть к вам предложение.

Миссис Каллем заволновалась.

— Мы с мужем принадлежим к методистской церкви, мистер Эмберсон. Турниры — это просто развлечение. Он выиграл этот приз, и я его всегда полирую, чтобы хорошо выглядел на каминной полке, но если вы хотите играть в карты на деньги, вы посетили не тот дом. — Она улыбнулась. Я увидел, что ей это стоило усилий, но все равно, улыбка у нее была доброй. Мне нравилась эта женщина. Они оба мне нравилась.

— Она права, — Каллем заговорил извинительно, тем не менее, твердо. — Когда-то я играл по пенни за колышек, когда еще работал в лесу, но это было еще до того, как я встретил Марни.

— Я же не сумасшедший, чтобы с вами играть на деньги, — возразил я, — так как я вообще не умею играть. Но хочу научиться.

— Ну, в таком случае, заходите, — пригласил он. — С удовольствием вас научу. Это не отнимет более пятнадцати минут, а у нас еще целый час до того времени, когда мы обычно садимся ужинать. И если вы умеете прибавлять до пятнадцати и считать до тридцати одного, вы уже умеете играть в криббидж.

— Уверен, что там есть кое-что побольше, чем просто счет и добавление, так как иначе бы вы не заняли третье место в турнире округа Андроскоггин, — сказал я. — Фактически, мне и нужно кое-что побольше, чем просто научиться правилам игры. Я хочу приобрести у вас один день вашего времени. Пятнадцатое ноября, если быть точным. Скажем, с десяти утра до четырех после полудня.

Теперь на лице его жены отразился испуг. Она прижала ребенка к груди.

— За шесть часов вашего времени я заплачу вам двести долларов.

Каллем насупился:

— Что за игру вы задумали, мистер?

— Надеюсь, только криббидж. — Этого, впрочем, не было достаточно. Я видел это по их лицам. — Послушайте, я даже не буду стараться вас убеждать, что в моем предложении нет ничего другого, кроме его самого, но если бы я попробовал все объяснить, вы бы решили, что я сумасшедший.

— Я уже так думаю, — произнесла Марни Каллем. — Энди, скажи ему, чтобы уходил отсюда.

Я повернулся к ней.

— В этом нет ничего плохого, ничего незаконного, это не какое-то мошенничество, тут нет скрытой угрозы. Клянусь. — Тем не менее, сам я уже думал, что ничего не выйдет, хоть буду клясться я, хоть нет. Глупая оказалась идея. Подозрения Каллема должны еще и удвоиться, когда он увидит меня пятнадцатого числа около Дома собраний друзей.

Тем не менее, я не прекратил нажима. Это было то, чему я научился в Дерри.

— Всего лишь криббидж, — сказал я. — Вы учите меня игре, мы играем несколько часов, я даю вам две сотни баксов, и мы расходимся друзьями. Что на это скажете?

— Откуда вы, мистер Эмберсон?

— Из северной части штата, приехал недавно из Дерри. Занимаюсь коммерческой недвижимостью. Сейчас, перед тем, как отправиться дальше на юг, отдыхаю на озере Себаго. Желаете услышать какие-то имена? Рекомендации, так бы сказать? — Я улыбнулся. — От людей, которые подтвердят вам, что я не сумасшедший?

— В охотничий сезон он каждое воскресенье ходит у лес, — сообщила миссис Каллем. — Это единственный день, когда у него есть такая возможность, так как всю неделю он работает, и возвращается домой, когда уже так близко до сумерков, что и ружье заряжать не следует.

Смотрела она так же недоверчиво, но теперь я заметил в ее взгляде еще кое-что, что-то такое, что дарило мне надежду. Когда ты молодая и у тебя есть ребенок, а твой муж занимается ручным трудом, на что указывали его мозолистые, потресканные ладони, двести баксов — это немало продуктов. Или в 1958 году — две с половиной ежемесячные выплаты за дом.

— Я мог бы и пропустить один день охоты, — заметил Каллем. — Рядом и так уже все подчищено, Бови-Хилл — единственное место, где еще можно ухлопать этого чертового оленя.

— Следите за своим языком возле ребенка, мистер Каллем, — сказала его жена. Тоном резким, но, когда муж поцеловал ее в щеку, она улыбнулась.

— Мистер Эмберсон, мне надо поговорить с женой, — сказал Каллем. — Вы не против постоять, подождать на крыльце пару-тройку минут?

— Я еще лучше сделаю, — сказал я. — Я поеду к Брауни и заряжусь. — Зарядом большинство Деррийцев называли содовую. — Могу привезти вам попить чего-нибудь освежающего.

Они, поблагодарив, отказались, и Марни Каллем закрыла дверь перед моим носом. Я поехал к Брауни, где купил себе «Апельсиновый крэш»[293], а для маленькой девочки лакричных ирисок, которые, как я думал, ей должны понравиться, если, конечно, ей уже можно такое кушать. Каллемы меня выставят, подумал я. Деликатно, с извинениями, тем не менее, твердо. Я для них чудак с чудаческим предложением. У меня была надежда, что изменение прошлого на этот раз будет происходить легче, так как Эл тут его уже дважды изменял. На самом деле, все оказалось совсем не так.

Меня ждал сюрприз. Каллем сказал «да», и его жена разрешила мне самому дать конфетку малышке, которая приняла ее с радостным угуканьем, начала сосать, а потом, словно гребешком, чесать ею себе волосы. Они даже предложили мне остаться поужинать с ними, от чего я отказался. Я предложил Энди Каллему задаток пятьдесят долларов, от чего отказался он … но его жена настояла, чтобы он взял эти деньги.

Назад до Себаго я вел машину с радостным сердцем, но когда вновь ехал в Дерам утром пятнадцатого ноября (белые поля были покрыты таким толстым слоем инея, что ряженные в оранжевое охотники, которых там бродило уже видимо-невидимо, оставляли на них следы), мое расположение духа изменилось. «Он позвонил по телефону в полицию штата или местному констеблю, — думал я, — и пока меня будут подвергать допросу в ближайшем полицейском участке, стараясь выяснить, какого сорта я псих, Каллем отправится на охоту в лес Бови-Хилл».

Но на подъездной аллее не стояло полицейской машины, только «Форд» - деревяшка Энди Каллема. С моей новенькой доской для криббиджа в руках я подошел к двери. Открыв мне, он спросил:

— Готов к обучению, мистер Эмберсон?

— Да, сэр, готов, — улыбнулся я.

Он повел меня на заднюю веранду; не думаю, чтобы его хозяйка хотела видеть меня в доме вместе с собой и ребенком. Правила были простые. Колышками выставлялись очки, за игру надо было сделать два круга по доске. Я узнал, что такое правильный валет и двойные ряды, что значит застрять в яме и о «мистическом числе девятнадцать», как его называл Энди, или иначе — невозможная взятка. Потом мы играли. Я сначала следил за счетом, но бросил, когда Каллем вырвался вперед на четыре сотни пунктов. Раз за разом, когда откуда-то слышался выстрел какого-нибудь охотника, Каллем смотрел в сторону леса, который начинался за его маленьким задним двором.

— В следующее воскресенье, — произнес я в один из таких моментов. — Вы точно будете там, в следующее воскресенье.

— Может задождить, — ответил он, но тут же и рассмеялся. — На что жаловаться? Я развлекаюсь и одновременно зарабатываю деньги. А у вас все лучше получается, Джордж.

В полдень Марни подала нам ленч — большие сэндвичи с тунцом и по чашке домашнего томатного супа. Ели мы в кухне, а когда закончили, она предложила перенести нашу игру вовнутрь, в дом. Решила, что я не опасен, в конце концов. От этого я почувствовал себя счастливым. Хорошие они были люди, эти Каллемы. Красивая пара с красивым ребенком. Я вспоминал их иногда, когда Ли и Марина Освальд кричали один на другого в их мерзкой квартирке... или когда видел, по крайней мере, однажды так было, как они вынесли свои дебаты на улицу. Прошлое стремится к гармонии с собой; оно старается найти внутреннее равновесие и преимущественно делает это успешно. На одном конце качели-балансира находились Каллемы, на противоположном — Освальды.

А Джейк Эппинг, известный также как Джордж Эмберсон? Он был переломным моментом.

Под конец нашего марафонского турнира я выиграл первый раз. Через три игры, за несколько минут до четырех часов, я уже обыграл его буквально вхлам, и даже засмеялся от удовольствия. Маленькая Дженна засмеялась вслед за мной, а потом наклонилась со своего высокого стула и по-дружески потянула меня за волосы.

— Ты смотри! — всхлипывал я, хохоча. Троица Каллемов смеялась вместе со мной. — На этом я и остановлюсь! — Я достал портмоне и положил на застеленный клеенкой стол три пятидесятки. — Это было достойно каждого цента!

Энди пододвинул деньги ко мне.

— Положите их назад в свой кошелек, где им и место, Джордж. Я получил очень большое удовольствие, чтобы еще брать с вас за это деньги.

Я кивнул, словно соглашаюсь, и тогда пододвинул банкноты к Марни, которая их тут же забрала.

— Благодарю вас, мистер Эмберсон, — укоризненно взглянула она на своего мужа, а потом вновь на меня. — У нас есть на что их израсходовать.

— Хорошо, — я встал и потянулся, услышав, как затрещало в позвоночнике. Где-то — милях в пяти отсюда, а может, и в семи — Каролин Пулен с отцом садились сейчас в свой пикап с надписью на дверце: ПУЛЕН: СТРОИТЕЛЬНЫЕ И СЛЕСАРНЫЕ РАБОТЫ. Может, подстрелили они оленя, а может, и нет. В любом случае, верил я, они прекрасно провели этот день в лесу, наговорились обо всем, о чем могут говорить отец с дочерью, ну это и хорошо.

— Оставайтесь ужинать, Джордж, — пригласила Марни. — Я приготовила бобы с сосисками.

Ну, я и остался, а потом мы смотрели новости по маленькому настольному телевизору Каллемов. Во время охоты случился небольшой инцидент в Нью-Хэмпшире, но, ни одного в Мэне. Я разрешил Марни уговорить себя на вторую порцию ее яблочного пирога, хотя был уже такой переполненный, что едва не лопнул, а потом встал и искренне поблагодарил их за гостеприимство.

Энди Каллем протянул мне руку:

— В следующий раз мы сыграем бесплатно, согласны?

— Будьте уверены. — Не будет у нас следующего раза, и мне казалось, он и сам это понимает.

И его жена тоже это понимала, как оказалось. Она перехватила меня в тот момент, когда я уже садился в свой автомобиль. Ребенка она закутала в одеяло и нацепила ей на голову шапочку, но самая Марни была без пальто. Я видел ее дыхание, видел, как она дрожит.

— Миссис Каллем, возвращайтесь в дом, пока не простудились до смер…

— От чего вы его спасли?

— Не понял?

— Я знаю, что вы ради этого приехали. Я молилась об этом, пока вы с Энди играли там, на веранде. Господь дал мне ответ, но не весь ответ. От чего вы его спасли?

Я положил ладони ей на дрожащие плечи и посмотрел в ее глаза.

— Марни…если бы Господь хотел, чтобы вы знали все, Он бы, наверное, вам все поведал.

Вдруг она обхватила меня руками и сжала в объятиях. Удивленный, я тоже обнял ее. Зажатая между нами крошка Дженна радостно захохотала.

— Что бы это ни было, я признательна вам, — прошептала Марни мне в ухо. От ее теплого дыхания меня обсыпало морозом.

— Иди домой, дорогуша. Ведь насквозь замерзнешь.

Приоткрылась передняя дверь. На крыльце с жестянкой пива появился Энди.

— Марни? Марн?

Она отступила. Глаза большие, темные.

— Господь привел к нам ангела-хранителя, — произнесла она. — Я не расскажу никому, я буду держать это в душе. Я поразмыслю об этом в своем сердце. — И она поспешила по дорожке туда, где ее уже ждал муж.

«Ангел». Я услышал это уже второй раз и взвешивал это слово в сердце, лежа в ту ночь в своем котеджике, ожидая сна, и на следующий день, когда дрейфовал в каноэ по тихому воскресному озеру под холодным синим небом, которое склонялось в сторону зимы.

Ангел-хранитель.

В понедельник семнадцатого ноября я увидел, как завихряются первые снежинки, и воспринял это как знак. Я собрался, поехал в поселок Себаго и нашел мистера Винчела, тот пил кофе с пончиками в кафе «Лейксайд» (в 1958 году народ ел много пончиков). Я отдал ему ключи, сказав, что чудесно провел время, восстановил свои силы. Лицо его просветилось.

— Это хорошо, мистер Эмберсон. Так оно и должно быть. Вы заплатили до конца месяца. Дайте мне адрес, по которому я могу выслать вам остаток за две неиспользованные вами недели, чек я положу в конверт.

— У меня нет никакой уверенности, где именно буду находиться, пока начальство в центральном офисе не решит этого своим корпоративным умом, — ответил я. — Но я обязательно вам напишу. — Путешественники через время часто врут.

Он протянул мне руку.

— Приятно было вам помочь.

Я ее пожал.

— Мне у вас было не менее приятно.

Я сел за руль и отправился на юг. В ту ночь я ночевал в бостонском «Паркер-хаусе»[294], предварительно побывав в знаменитой «Боевой зоне»[295]. После недель мира на Себаго неон резал мне по глазам, а толпы гуляк – по большей части молодых, преимущественно мужчин, немало из них в военной форме — породили во мне агорафобию, но вместе с тем и ностальгию по тем мирным вечерам в западному Мэне, когда магазины закрываются в шесть, а после десяти прекращается всякое движение на дорогах.

Следующую ночь я провел в отеле «Харрингтон», в Округе Колумбия[296]. Через три дня я уже был на западном побережье Флориды.





Дата публикования: 2014-11-03; Прочитано: 230 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!



studopedia.org - Студопедия.Орг - 2014-2024 год. Студопедия не является автором материалов, которые размещены. Но предоставляет возможность бесплатного использования (0.013 с)...