Студопедия.Орг Главная | Случайная страница | Контакты | Мы поможем в написании вашей работы!  
 

Условия развития историографии. Две вехи выделяются в развитии советской историографии второй половины XX века - середина 50-х и вторая половина 80-х гг. 7 страница



В 1959 г. на основе журнала было образовано историческое общество. Его главной задачей провозглашалось обсуждение фундаментальных проблем исторической науки, а также популяризация результатов конкретно-исторических исследований по социально-экономической и культурной тематике, организация публикаций этих материалов.

Центральное место в деятельности "Past and Present" заняла социальная история. На конференциях общества в 70-80-е гг. обсуждались такие темы, как "История, социология и социальная антропология", "Труд и досуг", "Социальная мобильность", "Наследование и семья", "Народная религия" и др. Историки разрабатывали социальные сюжеты революций ХVII века, промышленной революции в Великобритании, рабочей истории и народной культуры ХVIII-XIX вв. (семья, быт, социальная структура, материальное положение, поведение, сознание, социальный протест работников по найму). На конференциях и в журнальных дискуссиях неоднократно ставились вопросы о тенденциях и перспективах современной историографии, рассматривались ее теоретико-методологические аспекты.

На новую социальную историю в Великобритании оказала заметное воздействие работа Общества изучения истории рабочего класса, созданного в Шеффилде в I960 г. С 1962 г. началось издание Бюллетеня общества и журналов по "рабочей" истории. Возникновение этой организации объяснялось неудовлетворенностью части британских историков состоянием "рабочей" историографии. До середины XX в. она ограничивалась в основном изучением истории лейбористской партии и профсоюзов, исследованием институциональных и политических сторон рабочего движения. Социальные процессы внутри рабочего класса, особенности культурной жизни отдельных его групп долгое время оставались вне сферы внимания историков.

Члены общества значительно расширили рамки "рабочей" истории. Объектом их исследований стали проблемы зарождения и формирования рабочего класса, особенности его материального положения и форм протеста, внутриклассовые и межгрупповые отношения, быт и культура рабочих. На конференциях общества обсуждались такие проблемы, как История рабочей семьи", "Влияние миграции рабочей силы", "Ранний этап британского тред-юнионизма", "Религия и народ", "Рабочая история в музеях", и др. В 80-е гг. тематика обогатилась за счет включения в сферу внимания вопросов, касавшихся положения и социальной активности других групп работников по найму.

Во второй половине 70-х гг. в новой социальной истории обозначились кризисные явления. К тому времени в ее составе оформились многие "истории" (новая "рабочая" история, "городская" история, "история снизу", народная культура, "семейная" история и пр.), на которые распространялись подходы и язык объяснения, свойственные этой суб-дисциплине "новой исторической науки".

Новое направление поиску придало введение в 70-е гг. в социальную историю подходов из культурной антропологии, психологии, социо- и психолингвистики. В итоге внимание историков стало смещаться от изучения социального поведения, активности человека в группе и коллективных представлений к исследованию индивидуального сознания, поведения и его мотивации. Задача конструирования культурного мира человека актуализировала исследовательские возможности микроанализа человеческого бытия, воссоздания тотальной истории средствами локальной истории и микроистории.

Социальные историки, создавшие эту суб-дисциплину, первыми стали сознавать пределы ее открытости. Их беспокойство выражалась в том, что процесс фрагментации суб-дисциплины и ее "расползание" становились все менее контролируемыми академическим сообществом. В то же время базовая категория социального в исследованиях многих социальных историков приобретала "культурное измерение": анализ социальных структур, процессов, действий смещался в область "образа жизни", "ментальности", "культурных значений". Эти тенденции в социальной истории выражали общее состояние британской "новой" историографии второй половины 70-х - 80- х гг., которое можно определить как кризис сциентистски-ориентированного социального историзма.

Разрастание новой социальной истории вширь обусловило размывание традиционно понимаемой "социальности" и переосмысление приоритетов в рамках изучения истории человеческого опыта (практики, деятельности). В процессе внутренних преобразований содержания социальной истории возникла мутация - "социокультурная история" или "новая культурная история".

Культурная история. В последней четверти XX в. новая культурная история стала доказывать свою самостоятельность и выступать в виде автономной суб-дисциплины профессионального исторического знания. Постепенно складывалась ее предметная область, в которую входило целостное исследование социокультурных форм, процессов и коммуникаций, культурных значений, коллективных представлений и символов, различных стилей мышления в историческом прошлом.

В Великобритании новая культурная история создавалась в основном либеральными и марксистскими историками, такими как А. Бриггз, П. Берк, А. Макферлейн, К. Томас, Э. Томпсон, Р. Сэмюэл и др. В своих работах по проблемам истории народной культуры, истории чтения и письма, истории коллективных представлений, индивидуального восприятия мира и пр. они открыли новые проблемные поля и обновили инструментарий и язык исторических исследований[333][1].

Значительная роль в формировании новой культурной истории принадлежала историкам-женщинам, участницам феминистского движения. В многочисленных конкретно-исторических исследованиях 70-80-х гг. по проблемам народной культуры, коллективных представлений и общественных движений нового и новейшего времени феминистки разрабатывали "женскую" и, позже, "гендерную" тематику, которая заметно изменяла предметную область не только социальной истории, но и историографии в целом. Тому же способствовало их участие в дискуссиях в научных журналах на темы: "Психоанализ и история", "Язык и история", "Феминизм и женская история" и пр. В 60-е - начале -70-х гг. труды историков-феминисток, посвященные положению женщины в истории общества и государства, еще вполне укладывались в профессиональную норму исторического нарратива. В конце 70-х - 90-е гг. существенно изменилась стилистика мышления феминистских историков, расширились их представления о возможностях написания "пост­новой" истории женщин и гендерной истории. Усвоение многими из них новейших исследовательских подходов обусловило вхождение феминисток в новую культурную историю.

Институционально новая культурная история выражала себя менее определенно, чем другие суб-дисциплины. В основном ее изучение и преподавание осуществлялось в рамках тех департаментов, факультетов и центров университетов и институтов, которые обеспечивали базу новой социальной истории. Заметнее были изменения в проблематике ведущих британских профессиональных журналов. Так, в 80-90-е гг. произошел "культурно-исторический" сдвиг в тематике и лексиконе журналов "Past and Present", "History Workshop Journal", "Social History", "History Today" и др. Новые культурные историки активно заявляли о себе на научных конференциях и симпозиумах 80-90-х гг.

В процессе становления новая культурная история усваивала подходы из социальной и культурной антропологии, исторической психологии, психоанализа, социолингвистики, семиотики, информатики. Исследователи, работавшие в этой области, назвали общий подход к изучению прошлого "культурным" и междисциплинарным. Новая культурная история открыто выказывала свою приверженность методологической и концептуальной эклектике. В нее активно вводились новые понятия и переиначивались понятия, которые она заимствовала из других дисциплин.

История представлялась культурными историками как нелинейный процесс. Тем самым они стремились к преодолению сциентизма, телеологии и экономического детерминизма. Вместе с тем, в этой суб-дисциплине оставался приоритетным постулат объективистской историографии – изучать историю такой, какой она была, хотя эта мысль выражалась в обновленном виде как "диалог историка с источником". Новая культурная история оставалась социальной: в содержании ее базовой категории "общество" была запечатлена идея целого, доминировавшая над принципом стратификации.

Вместе с тем, в структуру новой культурной истории вполне укладывались и такие области как новая локальная история и микроистория. Микроисторию 80-90-х гг. определяло стремление исследователей изучать уникальное, отдельное, выделяющееся из общего. В конечном счете, это намерение сопрягалось с желанием достигнуть целостности, нового исторического синтеза: через постижение малого, единичного обрести полноту исторической реальности. Описание отдельного средствами аналитической историографии содержало холизм, но выраженный другими средствами, через признание фрагментарности и многообразия единства. Британские "культурные" историки открыли новые "измерения" традиционных тем и ввели новую проблематику. Обращение в 60-е гг. к изучению быта, поведения и умонастроений "простых людей" в прошлом проблематизировало привычные методики работы с историческими свидетельствами и стимулировало постановку принципиально новых вопросов к ним. В итоге, сущностные перемены произошли в одной из самых перспективных областей новой социальной истории - "истории снизу". Включение в инструментарий опыта интерпретативной антропологии К. Гирца позволило историкам 70-80-х гг. перевести проблематику "истории снизу" из социальной плоскости в социокультурную, акцентировать внимание на аспектах обыденного мышления, бытового поведения массы людей, слабо поддававшихся социальному структурированию в процессе исторического исследования.

Народная культура определялась как "неофициальная культура, культура не элиты". Традиционный подход, даже в тех редких случаях, когда обращалось внимание на народную культуру, имел тенденцию рассматривать ее сверху и, в основном, как продукт вульгаризации идей элиты. В 70-80-е гг. изучение народной культуры уже включало в себя не только историко-бытовые ее аспекты, но, главным образом, предполагало социокультурный анализ содержания внутри- и межгрупповых отношений, нормативного и ненормативного поведения индивидов в семье и локальном сообществе, труда и досуга, морали и преступлений в британской истории XVI-XIX вв.

Несколько по-иному входили в новую культурную историю "женская" и гендерная области историографии. Первые исследования по "женской" проблематике, содержали всебе сильный феминистский заряд, в соответствии, с которым историки делали упор на констатации неравноправного положения женщин в семье и на производстве (в британской истории нового времени), описании различных форм сопротивления угнетению и дискриминации. Позднее, примерно с середины 70-х гг., тон и стиль исторических работ изменились, поскольку основное внимание женщины-историки стали уделять изучению "женского" образа жизни, "женского" восприятия мира, "женских" ценностей и стереотипов. В 80-90-е гг. они актуализировали в историографии категорию "гендер".

Перенесенное из социологии в новую социальную и новую культурную историю, это слово приобрело функцию важного концепта, позволявшего изучать не только особенности социальных ролей мужчин и женщин в истории общества, но и, главное, - био-социокультурную взаимообусловленность полов и их культурные взаимосвязи в историческом контексте. Идея о культурном конструировании "женщины" и "мужчины", "женственности" и "мужественности", ставшая лейтмотивом гендерных исследований, придала "женским" исследованиям новый характер, так как основное внимание историков сосредоточилось на изучении процесса порождения культурных значений и их закреплении в общественной жизни.

Одной из приоритетных областей новой культурной истории стала история ментальности. Следует отметить, что слово "ментальность" входило в британскую историографию с трудом. Тем не менее, в 70-80-е гг. оно стало употребляться социальными и "культурными" историками при изучении коллективных представлений, верований, стереотипов сознания в историческом прошлом. Разработка историками проблематики "ментальной" истории средних веков и нового времени (страх перед магией в период гонений на ведьм; особенности сознания крестьян, подвергавшихся "огораживаниям"; ментальные основания борьбы луддитов с машинами) способствовала расширению познавательного горизонта академического сообщества.

В британской историографии интеллектуальная история как история идей занимала периферийное положение. Практически единственной заметной новацией в интеллектуальной истории 60-90-х гг. стали исследования Дж. Покока, Дж. Данна и К. Скиннера по истории политической мысли в Великобритании нового времени. В них предлагался социолингвистический подход к изучению политической риторики с целью проследить ее воздействие на сознание и поведение отдельных общественных и политических группировок.

Между тем, новые культурные историки, широко толковавшие задачи и границы интеллектуальной истории, видели в ней историю сознания как такового, в том числе, историю невысказанных предположений, незаявленных верований и установок, скрытых мнений, чувств, состояний мышления, коллективных ментальных процессов. Аргументом в пользу такого подхода служил тот факт, что во французской историографии и историческом знании США интеллектуальная история претерпевала сходный процесс обновления. Основанием для него служило активное использование частью историков познавательных процедур, заимствованных из новой литературной критики, лингвистики, семиологии.

Разрастание и обогащение структуры исторического знания в Великобритании обусловило усложнение внутридисциплинарных отношений между отдельными его частями. Сложившиеся ко второй половине XX в. исторические суб-­дисциплины - политическая, экономическая, социальная, культурная история - переживали в 60-90-е гг. состояние качественного переопределения; это состояние приобретало перманентный характер в связи с живостью восприятия академическим сообществом познавательных "поворотов" в социально-гуманитарном знании. В процессе такого переопределения в историографии возникли гибридные и смешанные предметные области, для которых не всегда и не сразу находилось название. Ведущие суб-дисциплины, остро ощущая их конкуренцию (в выборе подходов, языка, проблемных полей), вынуждены были, тем не менее, сосуществовать с ними в новом дисциплинарном конгломерате.

Теоретико-методологические основы британской историографии. В середине XX в. состояние британской историографии в значительной мере определялось действием факторов, внешних для исторического знания. Разрушительность и жестокость второй мировой войны, годы "холодной войны", возрастание угрозы применения ядерного оружия в первые послевоенные годы порождали пессимистические настроения в среде интеллектуалов. Многие из них ощущали острое чувство вины за происходившее в Европе и мире. Этот период отмечен усиленными этическими исканиями историков, их стремлением заново осмыслить прошлое и настоящее.

На рубеже 40-50-х гг. А. Тойнби завершил свой грандиозный труд "Постижение истории". Глобальные культурно-исторические построения А. Тойнби оказали огромное воздействие на направление историографического процесса в середине ХХ в. Работа "Постижение истории" высветила богатые возможности модификации ортодоксального позитивизма и его использования в новых условиях исторической наукой.

В последних томах историк обратился к размышлениям о человеке во времени, о судьбах ушедших цивилизаций и опасностях, которые обнаружились в современной Западной цивилизации. В представлении Тойнби "ритмы социального распада и роста цивилизаций" согласовывались с "новой постановкой драмы Вызова-и-Ответа". Вызов человечеству со стороны Бога фокусировался, по мнению историка, в судьбе отдельного человека, в выборе им своего жизненного пути. "В этом мире вся духовная реальность, а значит, и все духовные ценности сосредоточены в людях, - писал Тойнби. - Поэтому социальное наследство, которое отчуждает души от Бога и ведет их к катастрофе через идолопоклонство самим себе, лишь в той мере законно и обладает подлинной ценностью, в какой оно посвящено добродетельной службе на благо краткой земной жизни человека". В конечном счете, критерий исторического прогресса выражается в "духовном непокое, который является внутренним стимулом новшеств, достижений".

Эти рассуждения А. Тойнби были созвучны умонастроениям части британских гуманитариев, разделявших идею о том, что христианская вера способна дать человеку надежду на обновление цивилизации, оказавшейся в кризисе. Так, Г. Баттерфилд, в работах конца 40х - начала 50-х гг., ясно выразил существо христианского подхода к истории. Не принимая философию истории Тойнби, он, тем не менее, сформулировал близкие по смыслу представления об истории, которые строились на теологических основаниях. По убеждению Баттерфилда, вся история человечества определялась Божественным Провидением. Социальные катастрофы в прошлом и настоящем проистекали из морального несовершенства людей и были проявлениями Божьего Суда. Понятия прогресса и порядка Баттерфилд считал спекулятивными конструкциями, порожденными рационалистической культурой ХVII-ХIХ вв. Обращаясь к своим читателям, историк предупреждал о пагубности веры в "идею прогресса в истории", в особенности, если она не подкреплялась "доктриной личности".

Приверженность Г. Баттерфилда идее защиты индивидуализма от "коллективистских" и "холистических идеологий" вполне согласовывалась с его методологическим индивидуализмом. Историк сознавал себя неотъемлемой частью английской традиционной историографии, которая тяготела к нарративной форме и открывала прошлое в его конкретности, особенности. Он подчеркивал значимость интуитивного, художественного способа постижения истории, важность творческого воображения для того, чтобы отобразить все то, что свободно и непредсказуемо в действиях индивидов. По его убеждению, понятия "закон" и "необходимость" не должны были употребляться в лексиконе профессионала-историка.

Подобно Баттерфилду, поборники индивидуализирующей историографии полемизировали с авторами философско-исторических работ (безотносительно-идеалистического или материалистического толка), содержавших теоретические построения исторического процесса, абстракции, генерализации. Их объединяла идея защиты "чистоты" истории от познавательного и идеологического релятивизма.

Однако в своей критике "генерализации" прошлого историки не были едины в воззрениях на природу исторического факта, существо исторического объяснения, границ интерпретации, содержание понятий, употребляемых в историческом исследовании. Большая часть историков, разделявших индивидуализирующий подход, допускала право исследователя на интерпретацию, использование некоторых генерализаций при описании прошлого и ограниченное применение методов социальных наук (главным образом, при изучении экономической и социальной истории). Эта позиция в первые послевоенные годы обосновывалась в трудах видного британского мыслителя М. Оукшотта.

Еще в 30-е гг. М. Оукшотт сформулировал основы концепции, согласно которой детальное описание исторических событий представляло собой самодостаточную и единственно возможную форму исторического объяснения. Эта позиция была подтверждена им в работе "Активность историка" (1955). В ней характеризовались различные способы изучения историками прошлого: "практический" - поиск причин настоящего в прошлом, моральные суждения о ходе истории; "научный" - познание прошлого ради него самого; "созерцательный" - история рассматривалась как совокупность образов, служащих пониманию настоящего. Автор отдавал предпочтение иному подходу: "история" не осуждает и не оправдывает прошлое, она нейтральна. В истории как "мертвой реальности" нет смысла. Она никуда не ведет. Однако изучение истории из мира настоящего не освобождает профессионала от сбора исторических свидетельств и их интерпретации, от частичной реконструкции прошлого в соответствии с опытом своего времени.

Подобным же образом строились рассуждения К. Поппера, крупного европейского философа и историка науки, который оказал огромное воздействие на послевоенную британскую историографию. В работе "Нищета историцизма" (1957) Поппер по существу поддержал мысль Оукшотта о том, что ход истории человечества невозможно предсказывать или конструировать в соответствии с умозрительными теориями закономерностей развития, как это стремились доказать сторонники холистического подхода к истории. Генерализирующий, "синтетический" метод, критически проанализированный автором, заключался в попытках реконструировать "весь процесс", "всю конкретную социальную действительность", что, с его точки зрения, было совершенно невозможно.






Глава 5





Дата публикования: 2014-11-02; Прочитано: 666 | Нарушение авторского права страницы | Мы поможем в написании вашей работы!



studopedia.org - Студопедия.Орг - 2014-2024 год. Студопедия не является автором материалов, которые размещены. Но предоставляет возможность бесплатного использования (0.01 с)...