Условия развития историографии. Две вехи выделяются в развитии советской историографии второй половины XX века - середина 50-х и вторая половина 80-х гг. 5 страница

В период кризиса реальная заработная плата падала, промышленные и торговые предприятия закрывались, росла безработица, начинались социальные волнения, и в результате "кризис, явившийся следствием неурожая, приобретает общий характер"[311][25]. Самый острый из таких кризисов и положил, по мнению Лябрусса, начало Великой французской революции.

В последующие годы Лябрусс продолжил свои исследования на материале истории XIX века. Он был организатором и одним из авторов коллективного труда "Аспекты кризиса и депрессии французской экономики в середине XIX века", а затем вместе с Броделем, стал организатором и редактором фундаментальной "Экономической и социальной истории Франции" в 4-х томах (1977-1982).

Объясняя причины революции 1848 г. и других кризисных ситуаций, Лябрусс продолжал исходить из своей теории "кризиса старого типа". С его точки зрения, в кризисе 1847 года, явившемся прологом революции 1848 г., "проявляется неоспоримое капитальное сходство как с более ранними кризисами XIX в., так и с предшествующими кризисами ХVIII в."[312][26]. Подчеркивая сходство кризиса 1847 г. с предшествующими "кризисами старого типа", Лябрусс отвлекался от таких важных процессов как промышленный переворот, изменение структуры населения, развитие капитализма, хотя теоретически не отрицал необходимости комплексного подхода к изучению истории, с учетом всех важнейших исторических факторов. Он призывал историков "продвинуться в новые области, выяснить взаимовлияния, существующие между экономической жизнью и жизнью религиозной, национальной, семейной, нравственной, интеллектуальной, иначе говоря, между экономической и человеческой общностью, рассмотренной в совокупности ее представлений и ее самооценки"[313][27].

На развитие послевоенной французской историографии Лябрусс повлиял не только своими научными трудами, но и активной препода­вательской и организационной деятельностью. Занимая кафедру экономической и социальной истории в Парижском университете, он подготовил множество учеников, и в немалой мере определил направление исследований целого поколения французских историков. С деятельностью Лябрусса связано создание ряда исследований по истории буржуазии; региональных и отраслевых исследований по истории банков, промыш­ленности, прибыли и т. д. Лябрусс активно содействовал развитию исследований истории социальных движений, истории социализма и рабочего движения. Он был одним из председателей Международной комиссии по истории социальных движений и социальных структур, председателем Общества по истории революции 1848 г., и ряда других научных организаций. По инициативе или при участии Лябрусса были созданы Центр по изучению истории синдикализма, Французский институт социальной истории, журнал "Социальное движение".

Среди историков, сформировавшихся под воздействием Лябрусса, были специалисты различных методологическим тенденций и различной, но, в целом левой ориентации. Большой вклад в изучение истории французского капитализма внес ученик Лябрусса профессор Ж. Бувье (1920-1987), автор докторской диссертации о банке "Лионский кредит" (1961) и ряда других работ по истории французской экономи­ки. Вслед за Бувье, историк В. Жилль опубликовал диссертацию по истории банка Ротшильдов (1965), а М. Леви-Лебуайе диссертацию о роли европейских банков в процессе индустриализации Европы в первой половине XIX века (1965). Появились специальные монографии по истории автомобильных заводов Рено, железнодорожных компаний, развитию крупной промышленности в различных регионах, коллективные исследования, целью которых было вычисление индекса промышленного производства и платежного баланса Франции в XIX веке.

К началу 60-х годов экономическая и социальная история заняла центральное место в трудах французских историков. В 1961 г. 41% всех подготовлявшихся к защите диссертаций (в том числе 55% диссертаций по новой истории) был посвящен этой проблематике. На долю политической истории тогда приходилось лишь 20% диссертаций, на историю международных отношений - 12%[314][28].

К 60-м годам относятся первые французские попытки создания "количественной" ("квантитативной") истории, прежде всего в применении к экономической истории и исторической демографии. Следуя зa американскими учеными, группа французских экономистов во главе с Ж. Марчевским выступила с идеей количественного исследования истории французской экономики. Главная мысль Марчевского состояла в том, чтобы использовать для оценки развития общества баланс народного хозяйства, включающий сведения о численности населения, состоянии сельского хозяйства, промышленности, торговли, уровне потребления и т. п. Марчевский полагал, что, сведя такие сведения в статистические серии и изучив их изменения на протяжении воз­можно более длительного периода времени, можно будет нарисовать картину исторического процесса, в которой, - по его собственным словам, - не будет "героев" и "отдельным фактов", а будут серии цифр, резюмирующие "историю масс в их главных проявлениях на протяжении периода большой длительности"[315][29].

Сотрудники руководимого Марчевским "Института прикладной экономической науки" проделали немалую работу по сбору и публи­кации статистических сведений о промышленном и сельскохозяйственном производстве Франции в XVIII-XIX веках, а также о движении населения. Однако попытка Марчевского и его сторонников заменить историю своеобразной "исторической эконометрией" встретила крити­ческое отношение со стороны ряда французских историков. Они указывали, что метод Марчевского применим лишь к экономической истории и лишь к периоду существования статистики (т. е. главным образом, к XIX и XX векам); к тому же он страдает многими произ­вольными допущениями и неточностями[316][30].

В конечном итоге, идеи Марчевского остались достоянием срав­нительно небольшой группы ученых и не были приняты большинством французских историков.

Пьер Ренувен. Изучение истории международных отношений. Ведущей фигурой традиционной университетской науки, от­личавшейся от школы "Анналов" и от направления Лябрусса, был профессор Парижского университета академик Пьер Ренувен (1893-1974). В 50-60-е годы он вместе с Броделем и Лябруссом входил в "триумвират" наиболее влиятельных французских историков: участвовал в работе всех главных правительственных научных учреждений, определявших направление исторических исследований, являлся директором самого крупного французского исторического журнала "Ревю историк", возглавлял комиссию по изданию дипло­матических документов, руководил подготовкой множества диссерта­ций. В послевоенное время Ренувен развивал свою идею о необходимости перехода от традиционной "дипломатической истории", изучав­шей, по преимуществу, внешнеполитическую деятельность прави­тельств, к более полной и широкой "истории международных отноше­ний". В законченном виде его взгляды были выражены в коллективной восьмитомной "Истории международных отношений", изданной под руководством Ренувена в 1953-1958 гг., и в книге "Введение в историю международных отношений" (1964), которую он написал совместно со своим учеником Ж. -Б. Дюрозелем.

Ренувен и Дюрозель доказывали, что самое важное в междуна­родных отношениях - это "история отношений между народами", а она объясняется, в первую очередь, "глубинными силами"[317][31], которые, во многом, предопределяют деятельность государств и правительств.

"Географические условия, демографические процессы, экономи­ческие и финансовые интересы, особенности коллективной психологии, главные течения общественного мнения и настроений –вот какие глубинные силы определяют рамки отношений между группами людей и, в значительной степени, их характер"[318][32], - писали авторы. Однако, признавая, как и Бродель, огромное значение процес­сов "большой длительности", Ренувен решительно возражал против пренебрежительного отношения к "событиям". Вопреки Броделю, он видел в событиях политической жизни и в деятельности историческим личностей не "пыль мелких фактов", но "важный, а иногда и основной фактор" развития международных отношений[319][33]. Ренувен и Дюрозель считали, что на международные отношения влияет множество факторов, причем, в зависимости от обстоятельств, то один, то другой из них могут сыграть "решающую роль"[320][34]. В соответствии с этим в "Истории международных отношений", наряду с изложением главных событий политической и дипломатической истории, приводились данные о развитии науки и техники, социально-экономическом положении, национальных движениях и коллективной психологии в различных странах. Вопреки прежней практике, исследованию подвергались не только Европа и США, но и другие части света. Впервые для таких изданий изложение доводилось до 1945 года, захватывая значительную часть периода новейшей истории.

Начатое Ренувеном обновление прежней "дипломатической истории", особенно признание важнейшей роли "глубинных сил", повлек­ло за собой сближение двух ранее далеких друг от друга дисциплин: социально-экономической истории и истории международных отноше­ний. По мнению одного из учеников Ренувена, "в этом отношении двойное влияние школы "Анналов" и марксистской идеологии являлось решающим"[321][35].

В 60-е и 70-е годы под руководством Ренувена был подготовлен ряд докторских диссертаций, посвященных экономическим и финансовым взаимоотношениям Франции с другими государствами в конце XIX - начале XX века, в том числе исследования Раймона Пуадевена о фран­ко-германских экономических отношений, Рене Жиро о "русских займах" и французских капиталовложениях в России, Жака Тоби о французских капиталовложениях в Османской империи. В их работах на основе богатого архивного материала впервые были проанализированы многие важные аспекты становления и развития французского империализма, в том числе влияние банков и промышленных монополий на внешнюю политику.

Первую попытку исследовать проблемы менталитета применительно к истории международных отношений предпринял известный историк Рене Ремон. В своей докторской диссертации "Соединенные Штаты в глазах французского общественного мнения (1815-1852)", опубликованной в 1962 г., он выяснил, как и под влиянием каких событий, в различных слоях населения Франции формировались представления об Америке и американцах.

Появление этих работ открыло новые перспективы исследований в области истории международных отношений и внешней политики.

Жорж Лефевр. Изучение истории Великой французской революции. Очень большую роль в развитии послевоенной французской исто­риографии сыграл Жорж Лефевр (1874-1959).Подобно ученым школы "Анналов", с которыми он нередко сотрудничал, Лефевр считал необходимым обновление методов исторических исследований и расши­рение их проблематики. В статьях по вопросам теории и методологии истории, собранных в сборнике "Размышления об истории" (1978), Лефевр подчеркивал важность изучения экономической и социальной истории, положения народных масс, социальной психологии. К числу первоочередных задач исторической науки он относил применение количественных методов, изучение географических и биологических факторов эволюции общества. Так же как основатели школы "Анналов", Лефевр призывал историков "мыслить проблемами", указывал, что "история это синтез", но предостерегал от скороспелых и недостаточно обоснованных обобщений, подчеркивая, что "без эрудиции нет историка"[322][36].

Посвятив свою жизнь изучению одного из крупнейших событий нового времени - Великой французской революции, Лефевр, естес­твенно, не разделял свойственного школе "Анналов" пренебрежи­тельного отношения к "событиям" и "короткому времени"; к полити­ческой истории, революционному движению и биографии исторических деятелей. В своих конкретно-исторических работах написанных в послевоенный период: "Директория" (1946), "Французская революция" (1951), "Орлеанские этюды" (изданы посмертно в 1962-1963 гг.), Лефевр продолжил исследования борьбы классов, столкновений партий и революционных деятелей.

Будучи бессменным председателем "Робеспьеристского общества" и редактором журнала "Исторические анналы французской революции", Лефевр возглавил группу французских и зарубежных историков, которые придерживались различных политических и методологическим взглядов, но высоко оценивали историческую роль революции, и деятельность якобинцев. Представители этого направления, именовав­шего себя "якобинским", уделяли главное внимание выдвинутой Лефевром задаче: исследованию революционного процесса "снизу"; т. е. прежде всего с точки зрения положения и борьбы народных масс.

Крупный вклад в ее решение внес ученик Лефевра, выдающийся французский историк-марксист Альбер Собуль (1914-1982). Если Лефевр изучал положение, настроения и действия крестьян, то Собуль предпринял исследование другой важнейшей массовой силы революции - народных масс города, объединяемых понятием "санкюлоты".

В своей докторской диссертации "Парижские санкюлоты во 2-м году республики" (1958)[323][37] и в ряде других работ Собуль на основе громадного архивного материала исследовал социальную структуру трудового населения Парижа в революционную эпоху, изучил его орга­низацию, устремления и чаяния. Впервые в историчес­кой литературе он всесторонне показал роль санкюлотов в развитии революции. По его мнению, "точно так же, как и самостоятельное крестьянское движение, в рамках революции существовало и развива­лось специфическое движение санкюлотов"[324][38], которое требовало "эгалитарной и народной республики"[325][39]. Благодаря действиям санкю­лотов "была свергнута Жиронда и либеральная республика", а затем создано Революционное правительство во главе с Робеспьером, опиравшееся на союз "монтаньярской буржуазии и парижских санкюлотов". Пока перед революционной Францией стояла угроза военного поражения, этот союз обеспечивал устойчивость и силу Революционно­го правительства, но после первых крупных военных побед революции "основное противостояние между буржуазией и парижскими санкюлотами" вышло на первый план; их союз распался и произошел термидо­рианский переворот. В конечном счете, санкюлотам "не удалось достигнуть своих собственных целей", но их движение, тем не менее, способствовало историческому прогрессу благодаря решающей помощи, которую оно оказало буржуазной революции"[326][40].

В последующие годы Собуль обратился к исследованию проблем ликвидации феодальных отношений в аграрном строе. Критикуя утвер­ждения историков, отрицающих антифеодальный характер француз­ской революции, Собуль доказывал живучесть феодальных отношений и роль революции в их уничтожении. Работы, посвященные этим сюжетам, объединены в книге "Крестьянские проблемы революции. 1789-1848." (1977). Он создал также получившие широкое распространение общие труды по предыстории и истории революции, в том числе "Очерки истории французской революции" (1962), "Первая республи­ка" (1968)[327][41], "Цивилизация и французская революция" (3тт., 1970-1982). Вокруг Собуля объединилась группа более молодых историков, (К. Мазорик, М. Вовель, Г. Лемаршан и др.), предпринявших исследование революции с марксистских позиций.

После смерти Лефевра Собуль занял пост генерального секретаря Общества робеспьеристских исследований и вошел в руководство журнала "Исторические анналы французской революции". В 1967 г. он возглавил кафедру истории Французской революции в Парижском Университете, а затем и вновь созданный Институт истории Французской революции при Парижском Университете. В 1982 г. Собуль был избран почетным доктором Московского Государственного Университета.

Иное течение в изучении Французской революции представлял профессор Тулузского университета Жак Годшо (1907-1989). Автор широко известных трудов, "Учреждения Франции во время революции и Империи" (1951),"Контрреволюция. Доктрина и действие" (1961), Годшо в течение многих лет разрабатывал проблему международного влияния Французской революции 1789 г., а также историю ее восприятия в странах Европы и Америки. Этим проблемам был посвящен его капитальный труд "Великая нация. Революционная экспансия Франции в мире от 1789 до 1799" (1956 г., второе переработанное издание – 1983 г.).

На основе своих исследований Годшо (совместно с известным аме­риканским историком Р. Палмером) выдвинул концепцию, по которой многочисленные революционные движения, происходившие в последней трети XVIII в. в Западной Европе и Америке (в том числе Война за независимость в Северной Америке и Французская революция) представляют собой в совокупности объединенную общим содержанием "атлантическую революцию". Итогом ее явилось утверждение по обе стороны Атлантики существующей до наших дней Западной или Атлантической цивилизации.

Выдвинутая впервые в 1955 г., в обстановке "холодной войны", эта концепция, - по словам самого Годшо, - многими была воспринята как попытка "историческими аргументами обосновать необходимость Североатлантического пакта"[328][42].Тем не менее, рассмотрение Французской революции в широком контексте близких по типу революционных движений имело серьезное научное обоснование; оно открывало путь к разработке сравнительной истории революций[329][43].

Изучение "старого порядка" и народных движений XVII-XVIII вв. Ролан Мунье и его полемика с Б. Ф. Поршневым. Значительное место во французской историографии 40-60-х годов заняло изучение дореволюционного "старого порядка" и народных движений XVII-XVIII вв. Ведущую роль в этих исследованиях играл известный историк профессор Ролан Мунье, возглавлявший "Институт по изучению западных цивилизаций в новое время" при Парижском университете. Докторская диссертация Мунье "Продажа должностей при Генрихе IV и Людовике XIII", опубликованная в 1945 году, ввела в науку громадный, тщательно обработанный материал, показывающий связь продажи должностей с изменениями в социальной структуре и государственных учреждениях французского общества. В дальнейшем Мунье расширил проблематику своих исследований, занимаясь, главным образом, историей "институтов", то есть государственных и иных учреждений. Итогом его многолетних исследований в этой области стала монография "Учреждения Франции при абсолютной монархии" (т. 1-2, 1974-1980). Полемизируя с историками-марксистами, Мунье утверждал, что дореволюционное общество "старого порядка" состояло не из классов, которые тогда еще не сформировались, а из более мелких и разнородных слоев - "страт". По его теории "социальной стратификации", в основе социальной иерархии общества лежат не столько экономические производственные различия, сколько "система ценностей" то, что в каждой социальной группе или "страте" считается истинным, хорошим, красивым, следовательно, желанным. Общая система ценностей, осознание своей принадлежности к определенной общности людей, степень почтения, которой та пользуется в обществе - главные и непременные признаки социальной гpyппы. Именно на этой основе, считал Мунье, следует изучать и воссоздавать социальную структуру общества - от системы ценностей к социальной структуре, а не наоборот. По мнению Мунье, лишь применительно к XIX веку можно говорить о социальных классах, основанных на экономических различиях, но и в этом случае ведущую роль играли представления о системе ценностей. Разница лишь в том, что в сознании людей XIX века, в отличие от XVII-XVIII вв., "социальное почтение, социальное превосходство, честь, достоинство "переместились в область производства материальных благ[330][44].

Давая общую характеристику общества "старого порядка", Мунье отказывался считать его феодальным. Он исходил из юридического понимания феодализма как системы взаимоотношений вассалов и сеньоров, и доказывал, что в XVII-XVIII веках такой системы во Франции уже не существовало. Народные восстания того времени не были, по мнению Мунье, классовой борьбой против феодалов, ибо нередко их зачинщиками являлись фрондирующие аристократы или буржуа, главным побудительным мотивом которых был протест против налогов, а не против феодальной системы. Мунье не усматривал в таких восстаниях какого-либо прогрессивного содержания и считал их реакционными.

С этих позиций он вступил в спор с известным советским историком Б. Ф. Поршневым, - доказывавшим, что народные восстания XVII-XVIII вв., были проявлением классовой борьбы между народными массами и их эксплуататорами; борьбы, которая расшатывала и ослабляла феодально-абсолютистский строй.

Продолжавшаяся несколько лет их полемика получила широкую известность и привлекла внимание французских историков не только к проблеме характера народных восстаний, но и к более крупным вопросам о типе французского общества и государства "старого порядка". Не появись книга Поршнева, "во Франции не начался бы острейший спор между историками, приведший к появлению новых исследований"[331][45], - вспоминал Бродель.

Видные историки, первым из которых был Пьер Губер, занялись изучением социальной истории "старого порядка". В опубликованной в 1958 г. и ставшей классической книге "Город Бовэ и его жители с 1600 по 1730 г." Губер впервые подробно исследовал общество "старого порядка" в одном из районов Франции на протяжении целого века, проанализировал движение населения, развитие экономики, взаимоотношения различных общественных групп, систему управления, состояние культуры. Несколько учеников Мунье опубликовали монографии о народных восстаниях, и эта тема надолго вошла во французскую историографию.

Изучение рабочего и социалистического движения. Одной из характерных черт послевоенной французской историографии был интерес к истории рабочего и социалистического движения, порожденный возросшей ролью рабочего класса и коммунистических партий; появлением государств Европы и Азии, объя­вивших о строительстве социализма. В 40-60-е годы были переизданы старые и появились новые работы А. Зеваэса, П. Луи, М. Домманже, Ж. Брюа и некоторых других историков, которые начали изучение ра­бочего движения еще в межвоенный период, но не принадлежали к официальной университетской науке. В 1947 г. Александр Зеваэс опубликовал две новые работы: "История социализма и коммунизма во Франции с 1871 по 1947 год" и "О проникновении марксизма во Францию", где благожелательно освещалось развитие марксистских идей и деятельность французских коммунистов. Поль Луи кратко охарактеризовал положение рабочих во Франции за 100 лет, с 1850 по 1950 г. Марксистскую концепцию истории рабочего движения как истории классовой борьбы отстаивал Жан Брюа, написавший рассчитанную на широкого читателя "Историю французского рабочего движения" (1952)[332][46], и "Очерки истории Всеобщей конфедерации труда" (1958, совместно с М. Пиоло). Активную научную деятельность продолжал Морис Домманже, создавший первое во Франции специальное исследование о "бешеных" и их вожде Ж. Ру (1948), многотомную биографию Бланки, специальные исследования о деятельности рабочей организации "Французские рыцари труда" (1967) и о распространении марксизма во Франции (1969).

В послевоенный период Домманже первым из французским историков обратился к изучению праздников, традиций и символов, которое позднее развилось в особое направление. Его новаторские работы, недооцененные при их появлении, были посвящены истории праз­днования 1 мая и истории красного знамени.

Изучение рабочего движения продолжал видный историк неопрудонистского направления Эдуард Доллеан, опубликовавший в послевоенные годы совместно с Ж. Деов "Историю труда во Франции" (т. 1-2, 1953-1955).

С конца 40-х годов история рабочего движения, к которой раньше обращались лишь немногие авторы, стала самостоятельной научной дисциплиной. Рабочим и социалистическим движением занялись многие профессиональные историки, появились первые докторские диссертации на эту тему, возникли специальные научные журналы и исследовательские центры.

Глава 4

Историческое знание в Великобритании второй половины XX века:

пути "новой социальной истории"

Современное состояние британской историографии во многом обусловливается изменением места Великобритании в послевоенном мире, ее преимущественной ориентацией на Европу, замещением концепции Британской империи идеей "островного" европейского государства. В интеллектуальных кругах страны по-прежнему сохраняется вера в непреходящую значимость британских демократических институтов и социального опыта для судеб мировой цивилизации.

Ведущие направления исторической науки страны в целом согласуются с современными тенденциями социально-гуманитарного знания стран Европы и Америки. В то же время британская историография обладает устойчивыми, характерными чертами, которые формируют ее неповторимый облик.

Организационные основы британской историографии. Сообщество историков в Великобритании складывается из профессионалов, работающих в системе высшей школы, исследовательских учреждениях, исторических обществах и других объединениях. Подготовка кадров профессиональных историков осуществляется через университеты, политехнические институты и высшие колледжи.

Основными центрами образования историков остаются Оксфорд и Кембридж. Эти университеты сохранили статус привилегированных высших учебных заведений, высокий престиж дипломов и научных степеней.

В послевоенный период значимость старых университетов для подготовки специалистов в области истории оспаривает Лондонский университет. Действующий при этом университете Институт исторических исследований приобрел функции ведущего центpa по координации направлений научной работы профессионалов.

В 50-е гг. статус университетов получил ряд университетских колледжей (Саутгемптон, Гулль, Эксетер, Лестер). В 60-е гг. в Киле, Эссексе, Йорке, Сассексе, Ланкастере, Кенте, Уорике, Восточной Англии, Стирлинге были открыты новые университеты. В тот же период ведущие технологические колледжи были преобразованы в университеты, составив группу так называемых технологических университетов (Бат, Брадфорд, Бранел, Сэррэй, Сэлфорд и др.).

В последней четверти XX в. монопольное положение университетов стало оспариваться политехническими институтами и технологическими колледжами. Значительное место в их учебных планах и исследовательских программах заняло преподавание и изучение истории.

Во второй половине XX в. в разряд интенсивно разрабатываемых областей исторического знания в Великобритании выдвинулись проблемы новой и новейшей (современной) истории. Подготовка студентов и аспирантов по этим дисциплинам велась как на исторических отделениях, так и на отделениях и кафедрах политической науки.

В середине 60-х гг. открылся Институт современной истории, который начал издавать "Журнал современной истории" ("Journal of Modern History"). В 1967 г. на базе Лондонской школы экономики и политической науки была создана Ассоциация современных историков. Ее задачей провозглашалось всестороннее исследование проблем истории ХХ в. С 1990 г. Лондонский университет и Оксфорд стали издавать журнал "Двадцатый век британской истории" ("Twentieth Century British History").

Новым явлением в организации исторического знания стали региональные и страноведческие центры при высших учебных заведениях и научных институтах. В число приоритетных направлений научных изысканий и подготовки кадров вошли европейские исследования (университеты в Эдинбурге, Данди, Кардиффе, Кенте, Уорике, Сассексе и пр.; политехнические институты в Манчестере, Шеффилде, Лидсе и др.). В 60 - 70-е гг. были введены специализации по истории и культуре скандинавских стран (Кембридж, Лондон, Абердин, Гулль, Шеффилд, Ньюкасл, Ливерпуль и др.). В ряде университетов (Бристоль, Гулль, Лидс, Манчестер, Сент-Эндрюс, Глазго, Стирлинг и др.) и политехнических институтов начались разработки проблем испанской истории и культуры.

Самостоятельное значение в 60-80-е гг. приобрело исследование истории славянских народов, балканских стран, а также русской и советской истории. Ведущее положение среди научных центров по-прежнему занимала Школа славянских и восточноевропейских исследований при Лондонском университете. Аналогичный учебный и научный центр по изучению истории СССР, России и Восточной Европы был создан в 1963 г. при Глазговском университете. Центр начал издавать журнал "Soviet Studies". В 60-70-е гг. крупными центрами в тех же областях стали также Бирмингемский, Серрейский, Кильский университеты.

После войны в исторической науке повысилось внимание к американской и латиноамериканской проблематике. В 60-70-е гг. в ведущих университетах страны была открыта специализация американистики. При Даремском университете с середины 50-х гг. стала работать Британская ассоциация американских исследователей, выпускающая журнал "Journal of American Studies" и серии монографий. Функции координатора научных разработок осуществлял Институт США, открытый в 1965 г. при Лондонском университете.