Глава 11. Земский собор 1598 г. ва в середине февраля: «Со всех сторон в Псков постоянно приходят письма, что помещики, горожане и крестьяне уже вынуждены были при­сягнуть новому великому

ва в середине февраля: «Со всех сторон в Псков постоянно приходят письма, что помещики, горожане и крестьяне уже вынуждены были при­сягнуть новому великому князю, но некоторые от нее уклонились; про­столюдины весьма недовольны Году­новым и его шайкой, которую он по­ставил во главе людей при принесе­нии присяги». В Пскове утверждали, что присяга на имя правителя не имела законной силы, поскольку в столице «важнейшие не захотели при­знать Годунова великим князем». Примечательно, что московский оче­видец событий 12 января вскоре убе­дился в том, что неверно истолковал их, и вычеркнул строки о «воцаре­нии» Бориса³⁰.

Современников возмущала бесце­ремонная поспешность, с которой Борис рвался к трону и старался уч­редить правление вдовы царицы. При жизни Федора имя Ирины нередко называли подле имени ее мужа, после его смерти вдову охотно именовали «великой государыней». Но такое звание было не равнозначно царскому титулу. До Лжедмитрия и после него цариц не только не короновали, но и не допускали к участию в царском венчании. На коронации Федора Ирина Годунова не присутствовала. Ей позволили наблюдать за церемо­нией из окошка светлицы ³¹. Не бу­дучи коронованной особой, Годунова не могла ни обладать властью, ни передать ее своему брату.

Православный люд был изумлен, услышав в церквах многолетие цари­це. Летописцы отметили этот факт как неслыханное новшество. «А пер­вое богомолие [было] за нее, госуда­рыню,— записал один из них,— преж того ни за которых цариц и великих

кнеинь бога не молили ни в охтень-ях, ни в многолетье». Дьяк Иван Ти­мофеев пояснял, что до Бориса мно­голетие пели за одних только цар­ствующих особ и первопастырей, а Борис велел петь ему многолетие вместе с женой. До Марии Скурато­вой такой же чести сподобилась одна Ирина. Как истинно православный человек, Тимофеев назвал такое но­вовведение бесстыдством, нападением на святую церковь. Его гнев разде­ляли многие современники.

Правление Ирины и Бориса Году­новых продержалось недолго. На третий день после присяги царица объявила о своем пострижении в при­сутствии многочисленной толпы. На площади перед дворцом, повествует официоз, собрался весь «многочело­вечный народ царствующего града Москвы и всеа Русскиа земли с же­нами, и с детми, и с сущими младен­цы». Годуновская канцелярия ста­ралась изобразить дело так, будто толпа в порыве верноподданнических чувств слезно просила вдову принять царство. Однако неофициальные на­блюдатели отмечали, что после смер­ти Федора в России сложилось на­пряженное положение. В Москве «из-за нового царствования возникла великая смута», произошло «великое замешательство», «по всей стране было неспокойно». И. Масса в таких выражениях описал беспорядки по случаю смерти Федора: «Простой на­род, всегда в этой стране готовый к волнению, во множестве столпился около Кремля, шумел и вызывал ца­рицу»; та вышла на Красное крыль­цо, «дабы избежать великого несча­стья и возмущения», и объявила, что хочет исполнить «волю покойного царя и свое обещание о постриже-