Правовая деятельность личности

1. Деятельность личности завершает и одновременно обнаруживает все процессы (механизм) воздействия на нее. Самоопределение и самоутверждение личности в обществе есть ее материальная деятельность, а ее «тео­ретическое бытие» — деятельность «всеобщего сознания». Деятельность таким образом возможно интерпретировать как отношение личности к объективной действительно­сти. Она определяет характер отношения личности к миру и дает характеристику личности: «Какова жизне­деятельность индивидов, таковы и они сами» ³.

В теории правового воздействия на личность деятель­ность — завершающий элемент механизма воздействия права, наиболее непосредственный реализатор содержа­ния правового воздействия, средство его реализации и индикатор действенности правовой программы. Принци­пиально верна позиция ученых, считающих, что юриди­ческая наука должна все в большей степени становиться наукой о социальном поведении человека в правовой сфере общества, и рассматривающих поведение в каче-

¹ См.: Л ен и н В. И. Полн. собр. соч., т. 33, с. 91.

² См.: Л е н и н В. И. Полн. собр. соч., т. 36, с. 200.

М а р к с К. и Энгельс Ф. Из ранних произведений, с. 590, 591; Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т, 3, с. 19.

стве конечного результата осуществляемого или осуще­ствленного права '. По внешним проявлениям человече­ской деятельности — поведению личности—решающим образом определяется практическое отношение личности к праву (позитивное, негативное, индифферентное), эффективность воздействия права на структурообразую­щие свойства личности на правовом уровне ее существо­вания *. А деятельно-поведенческая характеристика личности должна быть связана, обусловлена проявле­ниями этих свойств, прежде всего социально-правовой активности личности.

Однако в юридической лексике категория активности и связанные с ней понятия деятельности и поведения применяются редко. А в случаях применения смысловое их назначение либо недостаточно определенно, либо сме­щается к более устоявшимся в юридическом языке поня­тиям действия, бездействия, деяния, поступка, проступка. Правовая деятельность как самостоятельная категория специально не исследовалась наукой. Вообще понятие «деятельность» употребляется в литературе неоднознач­но, смысл его «является крайне неопределенным», оно не приобрело, по мнению некоторых исследователей, категориального значения². Против категории правового поведения возражал С. Ф. Кечекьян, обративший внима­ние на несогласованность этого понятия с действиями юридических лиц, государственных органов³. С. Ф. Ке­чекьян прав в том смысле, что в общественной науке это понятие носит личностный характер. Он более точен, чем те ученые, которые склонны, определять поведение как действие коллективных субъектов. Однако при этом следует учитывать, что право, регламентируя функцио­нирование коллективных лиц, непосредственное воздей­ствие оказывает не на материальные предметы, вещи, процессы, а на людей, занимающих ролевые позиции в

¹ См.: Чхиквадзе В. М. Правовая наука и общественная
практика.—«Коммунист», 1965, № 1, с. 33; Н и ж и ч е к В. И. Совет­
ское право в системе нормативного регулирования социалистических
общественных отношений, с. 178.

* Здесь подчеркивается практическо-поведенческий аспект. В целом оценить воздействие права на сознание человека только по внешним его проявлениям нельзя.

² См.: К а г а н М. С. Человеческая деятельность, с. 3—4.

³ См.: Кечекьян С. Ф. Правоотношения в социалистическом
государстве. М., Изд-во АН СССР, 1958, с. 57.

системе коллективного лица. Предельность, потенциал права рассчитываются не непосредственно на процессы функционирования субъектов права всех видов и не на внешние поведенческие акты (за исключением физиче­ского принуждения человека), а на внутреннюю «пове­денческую» структуру, на свойства личности, ее внутрен­ние функциональные характеристики, предопределяющие ее поведение.

В литературе обычно указывается на внешнюю и внутреннюю стороны поведения лица, на действие как внешнее проявление поведения и на структуру поведе­ния, включающую его внутренние детерминанты. Неко­торые авторы в качестве поведения отмечают ту сторону деятельности человека, импульсы которой субъективны, выражают отношение человека к окружающей действи­тельности '. Другие отличают социальную (социально-значимую) деятельность личности от личной деятельно­сти ². Е. М. Пеньков считает, что поведение включает «общественную деятельность» индивида и его «личную жизнь». На этом основании, признавая существование поведения, не детерминированного социальными норма­ми, автор предлагает различать «личные поступки» («сугубо индивидуальные поступки, непосредственно не детерминированные общностью») и «общественное или социальное поведение» личности («система действий — поступков, непосредственно регулируемых системой об­щественных идей, принципов и норм») ³. Наконец, встре­чаются представления о поведении как активности животных. Этому способствовали успехи этологии — биологической науки, занимающейся преимущественно изучением генетических основ поведения животных. Ряд исследователей приходит, в частности, к выводам о том, что животным присущи не только стереотипное инстинк­тивное поведение, но и преднамеренные действия, фикси-

¹ См.: Табунов Н. Д. Влияние научных знаний на поведение
личности.— «Вопросы философии», 1973, № И, с. 50.

² См.: Исторический материализм как теория социального позна­
ния и деятельности. Под ред. В. Эйхгорна и др. М., «Наука», 1972,
с. 50; Лапина Т. С. Этика социальной активности личности. М.,
«Высшая школа», 1974, с. 30—32.

Пеньков Е. М. Социальные нормы — регуляторы поведения личности. М., «Мысль», 1972, с. 44—46.

руется внимание на элементах рассудочной деятельности животных и т. д.'

Приведенные позиции не могут быть восприняты пра­воведением. Представление о внутренней стороне, струк­туре поведения не дает возможности четко разграни­чить детерминанты поведения (внешние и внутренние) от его структурных элементов и связей между ними (напри­мер, действия и бездействия). Отграничение личной деятельности (поведения) от социальной или «личных поступков» от «социального поведения» имеет смысл только применительно к правовому регулированию. Воз­действие права осуществляется как в отношении «соци­ального поведения», так и в отношении «личных поступ­ков». Конечно, как верно замечает Е. М. Пеньков, «обще­ство не может предписать личности (урегулировать — М. О.), кого ей следует полюбить, какой выбрать вид спорта для занятий, скольких детей иметь, как их на­звать и т. п.». Но общество, в том числе при помощи правовых средств, может воздействовать на все виды ценностно-ориентационной деятельности личности. Фак­тически автор это признает, подчеркивая, что «и эти виды поведения, хотя и не могут непосредственно регу­лироваться социальными нормами, опосредованное влия­ние на свою направленность от социальных норм все же получают»². Но тогда «личные поступки» также социально детерминированы, испытывают воздействие закона как определенного требования, мотива деятельно­сти и способа оценки этого мотива и самого поведения. Вряд ли целесообразно также использовать поведенче­ские аспекты теории активности к животным. Здесь создается опасность унификации подхода к поведению человека и животного. Но, как уже отмечалось в совет­ской литературе, сопоставления в связи со сходством в поведении животных и человека должны иметь в виду„ что одни и те же модели поведения имеют как правило' глубоко различное содержание. Это предопределяет

¹ См.: Панов Е. Н. Организация и эволюция популяционных систем.— «Вопросы философии», 1973, № 11; Крушинский Л. В. Роль элементарной рассудочной деятельности в эволюции групповых отношений животных, там же; Шишкин А. Ф. Этология и эти, ка.— «Вопросы философии», 1974, № 9. * Пеньков Е. М. Социальные нормы — регуляторы поведения личности, с. 45.

необходимость различных понятий, отражающих различ­ное содержание.

В этом отношении привлекает внимание система онтологических категорий, определяющая место деятель­ности в объективном мире, которая предложена в рабо­тах М. С. Кагана. Автор кладет в фундамент указанной системы «движение» материи, «активность» жизни, «жизнедеятельность» животного. Венчает систему «дея­тельность» человека. При этом предполагается возмож­ность применения понятий более низкого уровня для определения форм движения более высоких уровней, как частных случаев форм, расположенных ниже. На этой основе «деятельность» интерпретируется как наиболее адекватно отражающая активность человека, которая призвана обеспечить его биологическую жизнедеятель­ность и его социальную жизнь '. Эти убедительные рас­суждения следует дополнить представлениями о поведе­нии как внешнем проявлении активности личности и деятельности, охватывающей «как внутреннее состояние системы, так и во вне проявляемую ею активность, выра­женную в сответствующих действиях (или бездейст­виях)» ².

В правоведении эти представления могут быть ис­пользованы для определения правовой деятельности как социальной активности, направленной на достижение опосредованного правом результата. В этой связи актив­ность рассматривается как реализация способности функционирования личности в правовой сфере и как сте­пень интенсивности правовой деятельности, что не согла­суется с принятым в современной социологии представ­лением об активности, основным признаком которой является действие на благо людей, комбинация действий, направленных на увеличение общественных ресурсов, вовлечение людей в решение общественных проблем³.

¹ См.: Каган М. С. Человеческая деятельность, с. 38—40, 43, 48.

² Маркарян Э. С. Системное исследование человеческой дея­
тельности.— «Вопросы философии», 1972, № 10, с. 81.

³ См.: Яснньска А., Семиньска Р. Социальная актив­
ность как важнейшая черта социалистического типа личности.—
В сб.: Активность личности в социалистическом обществе. Ред. кол.
3. Суфин и др. Изд-во АН СССР, Польской АН. Москва — Варшава.
1974, с. 225—226; Values and the Active Community. Ed. P. E. Jakob.
New Jork, 1971, p. 242.

В юридической литературе влияние этой позиции сказа­лось на определении правовой активности как активной деятельности по реализации правовых предписаний'. Но, во-первых, степень интенсивности деятельности (активность) не является критерием ее правовой приро­ды. Во-вторых, при сопоставлении с законом деятель­ность может получить положительную или отрицатель­ную оценку.

Независимо от ее характера правовая деятельность проявляется в отдельных юридически значимых дейст­виях, поведенческих актах. Отсюда познавательные функции категории «поведения» ограничиваются опреде­лением внешней стороны правовой деятельности, прояв­лением вовне правовой активности личности. Правовое поведение — внешнее проявление активности личности, урегулированное правом, оцениваемое по социально-пра­вовой программе (общественная полезность, правомер­ность), осуществляемое деликтоспособным (способным нести ответственность за избранный вариант поведения) лицом. С этих позиций необходимо решить ряд научно-практических вопросов о соотношении правовой актив­ности, поведения, деяния, действия, акта, поступка. Все эти понятия характеризуют деятельно-поведенческую сторону логики теории правовой активности. Но связи их неоднозначны. На одном уровне соотносятся «актив­ность— деятельность», на другом — «деятельность — по­ведение», на третьем — «поведение — деяние, действие, акт, поступок». Так каждое понятие соотносится с дру­гим и имеет «поле своей конкретизации в понятийном ряду следующего уровня. Каждое следующее по уровню юридическое понятие отражает не только меньшую степень абстрагирования, но и более ограниченную сферу возможностей влиять на общественные отношения». Поэтому, различая деяние и акт поведения (действие), «внешнее поведение» и деяние, нелогично акты, дейст­вия, поступки соотносить непосредственно с активностью,

См.: Покровский И. Ф. О правовой активности личности и формировании ее правосознания.— «Вестник Ленингр. ун-та. Серия: экономика, философия, право», 1971, № 17, с. 143.

² Васильев А. М. Диалектическая -связь категорий общей теории права, с. 15—16; В а с и л ь ев А. М. Категории теории права,

С.

они должны получить деятельно-поведенческую характе­ристику '.

2. В этой характеристике правовой активности, ее проявлений (в действиях, деяниях, поступках) правовое поведение личности приобретает значение самостоятель­ной категории, требующей определенности содержания, За пределами этого содержания остаются внешние про­явления активности личности, имеющие несоциальную (например, физиологическую) природу. На этом основа­нии из известных четырех видов поведения (рефлектор­ные, инстинктивные, импульсивные, волевые) правовым может быть только волевое и импульсивное, ибо они подвержены социальному (внешнему и внутренне-лично­стному) контролю. Рефлекторные действия, основанные на непосредственно неосознанных реакциях человека на влешние раздражения, а также инстинктивное поведение, связанное с врожденными его формами или проявления­ми, подчиненными условно рефлекторным реакциям, не могут быть отнесены к правовому поведению. Поэтому в дискуссии о возможности признать противоправными рефлекторные действия, поведение неделиктоспособного лица (душевнобольного, несовершеннолетнего) более обоснованной представляется позиция И. С. Самощенко,' считающего, что душевнобольные и дети — недееспособ­ны и «оценивать их поведение, как-неправомерное (в частности преступное) поэтому нельзя» ². Действительно, право не регулирует поведение таких лиц, не способно оказывать на него воздействие. Отсюда это поведение не может быть признано правовым, правомерным или неправомерным, оно вообще неправовое.

Право способно действовать, воздействовать на воле­вое или импульсивное поведение личности. Но степень их подконтрольности правовым предписаниям неодина­кова из-за различия соотношения социального и несоци­ального в детерминации этих видов поведения. В воле­вом поведении предвидение последствий, осознание цели, управление (самоуправление) деятельностью составляет всегда переходное состояние от побуждения, намерения действовать к самому действию. При этом в побуждении

¹ См.: О р з и х М. Ф. Личность и право, с. 53—54.

² Самощенко И. С. Понятие правонарушения по советскому
законодательству. М., «Юридическая литература», 1963, с. 8.

ложно зафиксировать разные (по степени осознан­ности и подверженности внешним воздействиям) этапы его эволюции: от влечения (характеризующегося край-ней неопределенностью представлений о необходимости изменения данного личностного состояния) через жела­ние (конкретизацию цели, в которой идеально отражает­ся желаемое изменение данного состояния) к хотению (сознательная целеустремленность, направленность по­буждения действовать для достижения цели) '. В импуль­сивном поведении невозможна подобная дифференциа­ция. Но полностью отрицать его целенаправленность, субъективно-психическое к нему отношение со стороны личности нельзя. Импульсивное поведение действитель­но характеризуется сравнительно малой степенью сознательного контроля. Импульс почти мгновенно переходит в действие, но и в этом случае человек сохраняет определенные возможности самоконтроля. Поэтому, в частности, «совершение преступления под влиянием сильного душевного волнения, вызванного не­правомерными действиями потерпевшего», советский закон относит к обстоятельствам, не исключающим, а смягчающим уголовную ответственность (ст. 40 УК УССР). При этом основанием смягчения ответственности является не только состояние человека, но и условия возникновения этого состояния, степень подконтрольно­сти, самоуправляемости личности².

Волевая и импульсивная деятельность всегда способ­на, хотя и в разной степени, воспринимать внешний правовой контроль — социально-правовую программу поведения, описанную в законе. Она подконтрольна и «внутренним нормативам», субъективированным, глубо­ко усвоенным нормам, превратившимся в «собственное самозаконодательство» (О. Г. Дробницкий), но по свое­му генезису, природе не потерявшим свойств социально­го (внутреннего) контроля.

Социальная деятельность личности, не опосредован­ная правом, а равно мыслительная активность, не на-педшие внешнего проявления мысли, намерения, эмоции

¹ См.: Шавгулидзе Т. Г. Аффект и уголовная ответствен-
юсть. Тбилиси, 1973, с. 15—24; Тарарухин С. А. Преступное
юведение. М., «Юридическая литература», 1974, с. 53—55.

² См.: «Бюллетень Верховного Суда СССР», 1974, № I, с. 9—12.

или вообще субъективное состояние личности остаются за пределами правового поведения. Эти проявления активности личности безразличны для права, могут включаться в правовую действительность только как события — явления, не детерминированные волей лиц, участвующих в данном правовом общении, они не имеют юридико-поведенческого значения. Но в теории правово­го воздействия и практической организации его осуще­ствления эти явления не могут игнорироваться.

Во-первых, некоторые аспекты бытия личности, дан­ные ей до включения ее в государственно-правовую жизнь (пол, возраст и т. п.) получают отражение в пра­ве, учитываются в процессе организации правового воз­действия. «На эти обстоятельства объективного поряд­ка,— пишет И. Сабо,— не может распространяться то, что характеризует обстоятельства субъективные с точки зрения их возникновения. Но и такие обстоятельства объективного порядка не вполне «бессознательны» хотя бы потому, что они являются элементами правоотноше­ния» '.

Во-вторых, несоциальная программа функционирова­ния личности органически «встраивается» в воспринятую личностью социально-правовую программу. В частности, на выбор варианта правового поведения, на формирова­ние отношения к праву и интенсивность правовой дея­тельности не могут не влиять тип нервной системы человека, неполноценность нервно-психического состоя­ния вменяемой личности, пограничные состояния вменяе­мости, так называемая уменьшенная вменяемость, спе­циальная вменяемость и др. ²

В-третьих, поведение состоит из множества действий, большинство которых не урегулировано правом и потому выпадает из поля зрения юриста. Это ведет к искусствен­ному вычленению из единого по смысловой связи, целям, мотивам поведения отдельных поведенческих актов, образующих простой или сложный фактический состав,

¹ С а б о И. Основы теории права, с. 239.

² См.: Житарь Г., Щерба С. Ошибки следствия по делам
лиц, страдающих психическими недостатками.— «Социалистическая
законность», 1973, № 10; Т а р а р у х и н С. А. Преступное поведение,
с. 86, 173—174; Гринберг М. С. Психофизиологические возмож­
ности человека и уголовная ответственность.— «Советское государ­
ство и право», 1974, № 12, с. 74—75.

простое, длящееся, продолжаемое, сложное преступле­ние, идеальную и реальную совокупность правонаруше­ний и т. д. Каждый из актов поведения действительно I может быть автономным эпизодом, иметь самостоятель­ные цели. Но верное их понимание и оценка наряду с другими субъективными характеристиками поведения возможны только с учетом всей системы действий, в том числе безразличных для права актов. В качестве приме­ра можно сослаться на «балашовское дело»'. Фабула дела, как и установление фактических обстоятельств, квалификация деяний, не представляла особой сложно­сти: группа подростков изготавливала оружие, соверша­ла кражи, грабежи, убийства. Однако вскрыть мотивы преступления было весьма затруднительно. Это не было местью, корыстью, «низменными побуждениями». При ближайшем рассмотрении мотивами преступлений ока­зались самоуверенность одного, стремление к самоут­верждению другого, желание обратить на себя внимание третьего, тяга к «несозерцательному» поведению, само­му процессу незаурядного, необычного поведения и тому подобные мотивы, сами по себе не являющиеся преступ­ными. Таким образом, только исследование не имеющих правового значения действий, совершенных при подго­товке к преступлению и их мотивов обеспечило выясне­ние целей и мотивов самого преступления. Это особенно важно подчеркнуть в настоящее время, когда, по свиде­тельству юристов-практиков, довольно часто встречается «безмотивное» поведение, вернее — правовое поведение, мотивацию которого невозможно определить при помощи юридического, закрепленного в законе «набора» моти­вов, которое нередко вообще не поддается определению в индивидуально-личностном плане. Так, по данным Института социологических исследований АН СССР 98% правонарушений подростков совершается не по индиви­дуальным и корыстным соображениям, а под влиянием группы, которая создает мотивационную основу пове­дения ².

¹ См.: Слагаемые одного преступления.— «Литературная газета», 1972, 21 июня.

См.: Мансуров Н. С. Теоретические предпосылки прогнози­рования развития личности и ее активности.— В сб.: Активность лич-йости в социалистическом обществе, с. 61.

Конечно, при классификации правонарушений (об­ласть правового регулирования) необходимо «оставать­ся» в пределах мотивов, установленных законом, исполь­зуя при этом весь мотивационный арсенал закона *. Но в процессе организации правового воздействия в целом необходим выход за пределы указанного законом «набо­ра» мотивов, юридических средств анализа правового поведения и соединение личностной (индивидуальной) и социально-групповой мотивировки деятельности челове­ка. Не случайно действующее советское законодатель­ство предусмотрело новый институт — специалиста в уголовном процессе (законодательство УССР с 1971 года предусматривает возможность привлечения специалистов ко всем процессуальным действиям). Использование знаний социологов, психологов, педагогов и других спе­циалистов безусловно будет способствовать не только улучшению качества расследования, судопроизводства, но даст новый материал для теории правового воздей­ствия.

В-четвертых, психологическое определение волевого поведения как поведения сознательного, направленного на определенную цель, предполагающего продуманность целей и возможных последствий требует уточнения в том смысле, что поведение человека может привести к ре­зультату, который не был им предусмотрен в качестве цели. «Действие человека,— пишут О. С. Иоффе и М. Д. Шаргородский,— далеко не всегда приводит к тем целям, на осуществление которых оно было направ­лено, и сознательное действие человека, направленное на достижение другой цели, не исключает ответственно­сти лица не только за последствия, к которым он не стремился, а лишь сознательно их допускал, но и за последствия, которые не только не являлись целью субъекта, но которых он даже не предвидел, хотя мог и должен был предвидеть»'. Так последствия, точнее результат действий оказывает решающее влияние на определение поведения в качестве правового. Это, одна-

С. А. Тарарухин допускает неточность, считая необходимым и достаточным для квалификации преступления установления «доми­нирующего мотива» (См.: Тарарухин С. А. Преступное поведе­ние, с. 122).

¹ Иоффе О. С., Шаргородский М. Д. Вопросы теории права. М., Госюриздат, 1961, с. 333.

I ко, не дает оснований вводить результат и последствия в содержание самого поведения. Детерминация резуль- тата действий определяется их характером, составом, но не определяет внутреннюю структуру правовой деятель- ности. Результат в виде идеального образа— цели вклю­чен в деятельность и зависит от этого идеального обра­за, но для осуществления цели необходимы действия и реальные средства. Поэтому «результат является про­дуктом не самой цели и воли лица, а его практических действий» ' и находится результат за пределами право­вого поведения личности. Причинная связь между действием и результатом не включается в структуру правового поведения и отлична от тех связей, про­цессов, явлений, которые детерминируют поведение личности.

Таким образом, правовая деятельность может рас­сматриваться как проявление активности личности, спо­соб ее существования в правовой сфере общества, способ овладения правовой действительностью, как внутренняя сторона поведения личности, его внутренний механизм. В теории правового воздействия деятельность приобре­тает категориальное значение во взаимосвязи со смеж­ными понятиями. Она получает определенное содержание и характеристику конечного этапа правового воздейст­вия. Деятельность завершает все процессы воздействия права на личность.

При этом деятельно-поведенческая характеристика личности не только обеспечивает возможность определе­ния уровня достижения целей законодателя, но дает более полное представление о личности как деятеле, субъекте правовой деятельности, социальном и личност­ном потенциале права и его действии на различных стадиях развертывания правовой активности (в процессе принятия решения, осуществления правового действия, его правовой оценки). На этой основе возможны теоре­тическое и конкретно-социологическое изучение интен­сивности правовой деятельности личности, определение ее меры, степени в условиях демократического полити­ко-правового режима, разработка рекомендаций по ее интенсификации. Но для решения таких задач в полном

¹ Петелин Б. Я. Психологический анализ преступного поведе­ния.— «Советское государство и право», 1973, № 5, с. 77.

объеме недостаточно фиксирования и описания содержа­ния правовой деятельности в качестве завершающего этапа правового воздействия на личность. Необходимо объяснение механизма самой правовой деятельности, системы ее детерминации. В этой области остается нере-шенным ряд важных научно-практических вопросов, В частности, не сложилось единого мнения о детермини­рующей роли сознания в отдельных видах поведения (которое может выступать в форме правового), об основ-ны'х-.и подчиненных детерминантах деятельности, об их характере и возможностях социально-управленческого воздействия, «вмешательства» в развитие деятельности личности, о составе стадий развития человеческой дея­тельности. Одной из таких проблем является определе­ние возможностей (пределов) формализации, моделиро­вания и прогнозирования индивидуального поведения, скоррелированного с типовыми особенностями личности: Правовое воздействие на личность, обеспечение пра­вомерного поведения каждого человека, профилактиче­ское направление советского права вызывают необходи­мость предвидения поведения отдельного человека, про- I гнозирования индивидуального поведения. Поэтому в одинаковой степени неверны утверждения о недоступно-; сти - для науки причин человеческого поведения, ее некомпетентности в этой области, отрицание возможно­сти индивидуального прогнозирования², так и мнение о точном и безусловном предсказании индивидуального поведения. Советские криминологи, основываясь на современных достижениях науки, убедительно доказы­вают теоретическую возможность индивидуально-пове­денческого прогноза, если он будет строиться в вероят­ностном аспекте. «Принципиальная возможность пред­сказать поведение конкретного лица зависит от того; знаем ли мы все факторы, которыми оно определяется, а также «программу», по которой оно развертывается вовне. Такого полного знания мы еще не имеем, но нет сомнения, что оно будет достигнуто»³.

¹ См.: Шибутани Т. Социальная психология. М., «Прогресс»,
1969, с. 27. Ср.: Грюнбаум А. Свобода воли и законы человече­
ского поведения.— «Вопросы философии», 1970, № 6, с. 62.

² См.: Коган Л. Н. Социальное планирование: работа, образо­
вание, быт. М., Политиздат. 1970, с. 5.

³ Кудрявцев В. Н. Причинность в криминологии, с. 162—163.

Решение этих проблем основано на исследовании закономерностей социальной активности людей в право­вой сфере, идеологических и социально-психологических факторов действия права в сопряжении с личностными свойствами человека, выявлении всех факторов, обус­лавливающих правовое поведение личности, определении закономерностей повышения социально-правовой актив­ности людей, их правомерного поведения. Но эта пробле­матика выходит за пределы теории правового воздей­ствия, является фундаментальной задачей самостоятель­ного раздела общей теории права — научно обоснованной теории правовой активности (деятельности). Логически и методологически эта теория связывает теорию право­вого воздействия с отраслями общественной науки, предметом которой является человек в межличностных отношениях и в качестве главного компонента социаль­ной организации социалистического общества.